Луперкал

«Если лицо Фонтейна и будет испорчено, то лишь изнутри. Так, чтобы невооруженным глазом невозможно было разглядеть и малейшей царапины.» Юдекс Невилетт ненавидит Флев Сандр. Грязь – единственное слово, которым можно описать этот подземный город. Вопрос случая. Если тысячелетнему дракону приходится пачкать свои начищенные до блеска сапоги в канализационных трубах – значит случай вопиющий. — Юдекс Невилетт, как хорошо, что вы пришли! — мелюзина выбигает из-за угла. — В доме на самом конце улицы происходит что-то очень-очень нехорошее! — Моя дорогая Надия, — судья смотрит на существо сверху, встречается с ее удивленным взглядом. — Если происходит что-то «очень-очень нехорошее», в первую очередь об этом должны знать жандармы. — Жандармы плохие. Жандармы все разрушают. — маленькая мелюзина кивает сама себе. — В этом доме живут дети, которых мы очень любим… О приюте мадам Долорес Невиллет наслышан. Обычный сиротский приют, основанный бездетной семейной парой. Чистое досье, их лица время от времени мелькают на светских мероприятиях. Внутри приюта юдекс не был ни разу. Детей из приюта он также ни разу не видел. Он подходит ближе, стучится в дверь — ответа нет. Через пару минут стучится вновь. Ответа нет. Изнутри доносятся хрипы и лязганье когтей. Как от животных… неужто дикие звери забрались в такую даль? Дергает ручку – дверь с легкостью поддается. Стоит запах гнили и плесени. Повсюду раскиданы старые номера новостей из Паровой птицы. Комната перевернута вверх дном. На стенах – следы от когтей, Невилетт проходит дальше, оборачивается, шепчет мелюзине, чтобы та осталась снаружи. Звуки стихли. Тишина кажется напрягающей. Свист сбоку – по инерции судья выставляет трость. Нападавшее животное отлетает на пол. Волк. Точнее, волчонок. С окровавленной пастью, шерсть выдрана. Юдекс наступает носком сапога на горло хищника — тот скулит. По закону Фонтейна любое дикое животное, причастное к убийству — в чем судья еще не был уверен — должно быть убито в момент обнаружения. Никто не хотел иметь дело с бешеными собаками, тем более — со стаей бешеных собак. Зверь жалобно скулит. Невилетт вытягивает трость, вертит морду животного. Ничего удивительного, кроме… глаз. У него – человеческие глаза. — Сын Люпуса, раз ты таковым являешься, — Невилетт освобождает волчонка от тяжести сапога. — Прими свою истинную форму и предстань перед судом. Волчонок озирается по сторонам, испуганно убегает за ближайший диван. Внутри стоял запах крови. Этот едкий, бессмысленный запах. Юдексу хотелось поскорее разобраться с возникшей проблемой – чтобы покинуть порог Флева Сандр. Его неимоверное желание поскорее смыть с себя проточную грязь пульсировала в голове. Он может все закончить быстро – закон позволяет. Выдать убитое животное за дикое, приказать жандармам выбросить щенка в сточные воды и навсегда забыть о случившемся. Любопытство взяло верх. Оборотни давно не появлялись в землях Фонтейна. Настолько давно, что и мелюзины забыли об их существовании. Бумажная волокита, бумажная волокита… сколько бумаг придется перебрать, чтобы найти прецедент. Невилетт выжидает. Размеренно бьет тростью о пол, отсчитывая мгновенья, как по таймеру. Животное не показывается. Юдекс направляется к укрытию беженца. — Я никого не трогал, — сжавшись в углу, поджимая ноги к груди, на полу сидит мальчишка. Он прячет взгляд за отросшими волосами. Худощавый, мокрый, изнеможденный. Его безразмерная рубаха порвалась от постоянных перевоплощений. Не знает, куда себя деть. Кусает ногти. Шея исполосована кровоточащими ранами. — Я не детский психолог, чтобы решать твои проблемы, — юдекс смотрит на часы. Время полуденного чая. Как глупо, что вместо отборного Эрл Грея он стоит посреди обветшалого жилища под городом. — Объяснишь все Сумеречному Двору. — Нет, постойте! — мальчишка кидается к ноге мужчины, когда тот уже разворачивается. Сжимает сапог, не отпускает. — Постойте, не надо Сумеречного двора! — Если ты никого не трогал, в чем проблема? — Они это заслужили! Они все это… — О Фокалорс, за что мне все это. — юдекс озирается по сторонам. Никого. Жаль отряд патрульных, которым придется разгребать этот беспорядок. Странно, что никому из жандармов не пришло в голову последовать за судьей. Не каждый день приходится забираться в болотные пучины. — Итак. Если на счет «три» я все еще буду видеть твой затылок, ты пойдешь со мной. Раз… Мальчишка скрывается в коридоре. Слышно, как под весом тела проседает деревянный пол. Усталость накрывает голову Невилетта. Вечные мигрени у берега моря не кажутся настолько сильными, как сейчас – в апофеозе беспросветной грязи. Изнутри дом выглядит внушительнее, чем снаружи. Юдексу не хочется тратить свое драгоценное время на осмотры и исследования, он выходит из поместья, просит мелюзину позвать Особый патруль. Кто-нибудь из их людей обязательно шляется в ближайших подворотнях. Они все пытаются и пытаются распутать клубок постоянных преступлений, убийств и заговоров внутри этого болота – но даже Верховный судья Фонтейна понимает, что ничего не выйдет. Место, где правят гнилые люди, не излечится чисткой. Внутри его кабинета витает особый аромат чистоты. Если бы этой неимоверной чистотой можно было окутать весь Фонтейн, будни не казались бы столь утруждающими. По сравнению с его привычным местом обитания судья чувствует себя грязным. На его синем пальто осела пыль Флева Сандр. Мужчина фыркает. Участь гидро-дракона скользить по водной глади, омывая безобразную скверну потоками моря. Никак не ходить по мерзости, сотворенной человеческими руками. За долгие годы жизни среди людей привить себе привычку человечности в ее физическом смысле Невилетт не смог. Не пересекая порог кабинета, тот закрывает дверь на ключ. Проходит мимо стойки администрации. «Попроси кого-нибудь открыть окна в моем кабинете, пожалуйста». Направляется в сторону жилого крыла. Юдекс снимает с себя одежду, внимательно осматривает руки. Кажется, еще немного – и они покроются волдырями. Все зеркала в душевых он приказал свесить еще несколько лет назад. Не выдерживал собственного отражения. Включает воду. Самое главное – горячую. Настолько горячую, чтобы верхний слой кожи, подобно чешуе, слез с его тела. К сожалению, это невозможно. Долго намыливает шею, случайно царапает себя своими же ногтями – настолько сильно сжимает мочалку в собственных руках. Ладони дрожат от злости. В первую очередь от злости на самого себя. Мочалка выскальзывает из его рук. Мужчина наклоняется за предметом гигиены, но что-то не так. Взгляд цепляется за голень. На ней расцветает яркий след от когтей. Руки дрожат еще сильнее. Этот мальчишка не просто позволил себе дотронуться до неприкосновенного Невилетта, но и оставить на нем свой след. Первая мысль, мелькающая в голове – нужно было убить его сразу же, как только зверь выскользнул из своего укрытия. Он совершил преступление в любом случае. Вторая мысль – убийства во Флев Сандр считаются обычным делом, за них не берутся ни Особый патруль, ни Жандармы. Но только не в случае важных господ, что случайно оказались на территории ворья и преступников. Он выскальзывает из душа, обматывается полотенцем. Сразу же выбегает в коридор. Его длинные волосы оставляют за собой мокрый след. — Кто-нибудь, в срочном порядке позовите Синджвин ко мне! — раздается на весь административный зал. Мелюзины краснеют от такого вида судьи, пытаясь закрыться бумагами и книгами. Посетители удивленно провожают взглядом озлобленного юдекса. Полотенце настолько некрепко держалась на бледных бедрах, что, казалось, вот-вот откроет зевакам все самое сокровенное. Быстрым шагом тот залетает в собственный кабинет. В древних свитках ходили предания, что оборотни передают собственное проклятие через шрамы и укусы. Вряд ли, конечно, тысячелетнему дракону грозит какая-то нелепая магия умерших шаманов. Проклятие – не важно, но зараза? Кто знает, какие заболевания переносит четырехлапый сирота под собственными когтями. Можно ли уже прощаться с собственной ногой или придется искать лекарство под землями Сумеру?  Невилетт располагается на диване в ожидании маленькой мелюзины. Она прибегает быстро. Перед этим скромно стучит в дверь, неуверенно дергает за ручку. Ее навыки врачевания почти плачевны, но в вопросах иных существ она разбирается лучше любого знахаря Спина-да-Росула. Малышка подбегает к дивану со своим чемоданчиком, располагается на полу. — Господин Невилетт, — она тихонько кивает в знак приветствия. — Что-то страшное случилось? — Да, — его голос на удивление спокоен. — Осмотри рану у меня на ноге, пожалуйста. Он указывает пальцем на небольшой шрам. Мелюзина пристально всматривается в небольшой след на коже, трогает лапкой. Принюхивается. — Это просто маленькая случайная царапина, — вопрошающе смотрит на судью. — В ней нет ничего страшного. — Она была сделана оборотнем, — судья вздыхает. — Повезло же мне напороться на такую историю посреди бела дня… — Уууу, оборотнем? — Синджвин дергает ушками. — В Фонтейне никогда не было оборотней. Синджвин о них не знает. А этот оборотень еще малыш, да? — Не совсем. Скорее, подросток. — Но царапины очень маленькие. Очень маленькие. Ручки, как у Синджвин. Невилетт смеется. Впервые за целый день. Действительно, ручки, как у Синджвин. Детская наивность и чистота мелюзин располагали к себе. Они обладали особым зрением, особым вкусом и особым нюхом – но все еще продолжали видеть этот мир, как маленькие дети. — Ты не видишь никакой заразы или чужеродных элементов на поверхности? — Не вижу, юдекс Невилетт. — мелюзина пожимает плечами. — Только запах мыла. Мужчина фыркает себе под нос. Зря переживал. Благодаря зрению мелюзинов, ученые из Исследовательского Института смогли спастись после нападений гончих Разрыва. Мелюзины видят яд, видят инородные вещества и элементы. Как – тот не понимал. Говоря языком совсем честным, Невилетт даже не был уверен в том, что он тоже видит нормально. Он просто не знал, в каком цвете и форме нормальные люди видят реальность. — А какой он был – этот оборотень? — Синджвин вырывает судью из размышлений. — Там было темно, я не сильно вдавался в детали, — мужчина задумывается. — Небольшой, черный мех, глаза серые, морда волчья, длинные когти. — А как вы поняли, что он оборотень, а не обычное животное? Или собачка? — По глазам, малышка. — Невилетт ласково похлопывает мелюзину по голове. — У оборотней своеобразные глаза. — А почему вы не позвали его на чай? Он же, наверное, голодный, раз так кидается. — наклоняет голову вбок. — Синджвин… ситуация тяжелая. Лучше иди отдохни и… если можешь, попроси, пожалуйста, кого-нибудь из персонала принести еще один комплект моей формы. По личному указанию господина Невилетта подотряд Особого Патруля исследовал место преступления. Хотелось бы, чтобы вы как можно скорее пришли в эту область, господа. Знаете, справедливость – это вопрос суда, но никакая справедливость невозможна без веских причин и доказательств. Стол юдекса заполнили бумаги и выписки из детского приюта мадам Долорес. По всему городу их оказалось не так много, хотя некоторое время назад ее громкие заявления по поводу счастливых детей гремели, казалось, на весь Курт-Де-Фонтейн. «Сиротские дома иных государств Тейвата позволяют себе выращивать психологически сломанных людей – наша же задача заключается в обратной цели. Мы ухаживаем за малышами, брошенными всеми! Они знают ласку, заботу, а что самое главное – материнские руки.» В те недалекие времена уровень преступности скакал с неумолимой скоростью. Никому из вышестоящих инстанций не приходило в голову даже заглянуть в столь популярное и расхваленное место. Юридический адрес ее приюта значился неподалеку от Пассажа Вазари. Уютный особняк, построенный еще задолго до жутких предсказаний и наводнений. Карты начали не сходиться сразу же – все факты и аргументы разваливались с каждым выданным сертификатом, выпиской и папкой. Во-первых, непосредственный адрес приюта мадам Долорес давно перевоплотился в светский клуб для модных дам и их ухажеров. Закрытый вход, дорогое членство. Владельцем здания все еще числился пропавший незадолго до инцидента муж госпожи – однако его имени не слышал ни управляющий данного заведения, ни бухгалтерия. Шеврез в срочном порядке выслала проверку на заведение – но все оказалось более, чем прозаично. Домик посреди Курт-де-Фонтейна сдавался в аренду под высокие проценты и, видимо, владелец выплачивал все налоги строго в срок. Внутренние архивы модного клуба для богатых и красивых оказались пустыми. Во всяком случае, никакой информации о детском приюте там не нашлось. Юридического адреса во Флев Сандр не нашлось. В таком месте не было смысла регистрировать бараки и полуразваленные палатки. Все же жители подземного города хорошо знали этот самый домик. На вопрос «Не подскажите, где располагается детский приют?» большинство указывало на то самое место. О Мадам Долорес многие предпочитали умалчивать. В этом месте ее не любили и, возможно, остерегались. Шеврез лично пыталась распутать клубок невнятных фактов о личности женщины среди населения – получила небольшие отрывки. Говорили, что видели напыщенную даму с ее мужем ежедневно. Они заглядывали в приют строго по расписанию, примерно с восьми до девяти вечера. В их компании часто встречали нелицеприятного вида людей, более похожих на телохранителей или наемников. О детях из приюта отзывались с трепетом в сердце. Имен назвать отчего-то не мог никто, но каждый знал внешнее описание. То рыжеволосая милая девчушка, то два близнеца с глазами разного цвета, то абсолютно чудный, совсем еще маленький мальчик из Натлана с красивым бантом под шеей. Непосредственно дом окутали красной лентой и нехотя обследовали помещения. Людей там не нашлось. Ни детей, ни взрослых, ни подростков. Документация велась на инвентаризацию продуктов, закупку одежды и мебели для приюта. В личном кабинете Мадам Долорес нашли все сертификаты и выписки из банков с дарственными на ее имя. Расхваленный сиротский приют получал немало дотаций ежегодно. Только вот… не складывалось с одним фактом. Никакой информации о детях найти так и не смогли. Не было ни документов, ни личных дел, ни свидетельств о рождении или усыновлении. Нашли потрепанную бумагу в камине. Огонь разжечь не успели – скомканный список сохранился. На первый взгляд ничего интересного. Десять номеров, десять имен. Рядом с именами – другие номера. Выглядело это так: Номер 1 – Спаркл – 1212, 2501, 2608, 2708. Внимание патруля список не привлек, но стоило его вручить Невилетту – тот сразу повесил мятый листок на доску. Туманный день сменила туманная ночь – а подсвечник на столе юдекса все еще тлел. Мужчина упорно смотрел во все эти бумаги и пытался хоть немного понять, как все это связано. Красные ниточки должны пронизывать каждое слово – но их след отчего-то терялся, стоило положить на стол следующую папку. Он прерывался на чашку черного чая. Задумчиво смотрел в окно. Чистота и свежесть, запах ромаринов и радужных роз, букет из легких парфюмов и открытых книг. Невилетт водил ложкой по краям чашки и все думал. В сиротском приюте не найдено ни одного ребенка, следы крови ведут вникуда и обрываются у самого потолка, на юридическом адресе приюта располагается светское заведение, а авторитет сердобольной и до приторности милой Мадам Долорес разбивался о стену, стоило жителям Флев Сандр упомянуть ее имя. Кстати об этой женщине… ее давно не видно. Пару дней назад ее провожали друзья с благотворительного ужина. Златовласая красавица не пропускала ни одного мероприятия, поэтому ее резкий уход взбудоражил немногочисленную публику. Ее муж, странноватый и грозный в хорошем смысле джентльмен, редко появлялся в компании супруги. Неразговорчивый, он больше выполнял роль хорошего партнера и манекена для показа в обществе. Они оба испарились в воздухе – и никто более не слышал их имени. И все же за целый день обыска не было найдено ни одного трупа. В навыках Особого Патруля не приходилось сомневаться. Мимо их глаз не пролетала и муха – не говоря уже о двух телах или трупах. Паззл будто пытался сложиться, но лишние шестеренки не давали ему это сделать. Мешали отсутствующие детали, чтобы картина начала хотя бы обретать форму. Раздается тихий стук. После полуночи администрация Дворца Мермония закрывает двери на замок и уходит по домам. В такое время только персонал может остаться на ночь по непредвиденным обстоятельствам. Персонал и Невилетт. — Да, войдите. Створки приоткрываются. Из темноты зала ожидания показывает совершенно незнакомая фигура. На вид – среднестатистический житель Фонтейна. Ухоженный, не имеющий при себе оружия, элементальных знаков или формы. Голова судьи настолько сильно переполнена узлом из догадок и несостыковок, что вопрос нахождения незнакомца в такое время не всплывал. — Юдекс Невилетт, премного извиняюсь, что нарушаю ваш покой в такое время, — мужчина приветствует судью поклоном. — Я выжидаю аудиенции в коридоре уже около пяти часов, поэтому смел предположить… смел предположить, что о моем визите вы забыли. — Чем могу помочь, господин… — Господин Делавар, не утруждайте себя моим именем. — мужчина входит внутрь, закрывает за собой дверь. — Я бы мог прийти завтра, но смею предположить, что эта информация, которой я могу поделиться… нужна в кратчайшие сроки. — Продолжайте. — Около пяти лет назад замечательная семья Делавар забрала меня из приюта Мадам Долорес, — незнакомец присаживается на край дивана. Тусклый лунный свет скользит по его бледной коже. — Сегодня мне удалось узнать, что в этом удивительном месте произошло что-то нехорошее. Более того, мадам Долорес очень резко пропала из поля зрения, что не могло меня не напрягать. Зрачки юдекса расширяются. Выходит, скрытый приют не такой уж и скрытый, и дела Особого Патруля разносятся быстрее, чем горячие пирожки. Все же данный визит судья счел даром несуществующих Богов. Невилетт приглашает господина Делавара за стол, протягивает руку для знакомства. — В таком случае, если позволите, — юдекс садится на свое законное место. — Вопросы буду задавать я. — Отвечу на все, что смогу. Все же прошло уже пять лет, а за это время… за это время, как вы знаете, многое могло поменяться. — Конечно. Не переживайте. — Невилетт подливает чай себе в кружку. — Что вы можете сказать о Мадам Долорес и ее муже? — Я их помню хорошими людьми. Что бы о них ни говорили, в них действительно было нечто… как бы сказать, светлое и доброе. — Далавар задумывается. — Не отрицаю, что их способы ведения бизнеса и в том числе детского дома могли казаться странными и вопиющими для общественности, но все эти странности приносили только наилучшие результаты! — О каких странностях вы говорите, мсье Делавар? — Мадам Долорес не разрешала нам называть ее матерью, но при всем этом относилась наиболее мягким и ласковым образом. — Я не о вопросах этики. — Что же… все дети были разделены на группы. Имели собственный рейтинг. — В каком смысле «рейтинг»? — Знаете, это было так давно, мне этого уже не упомнить. Однако же я помню, что там был некий рейтинг. В голову приходит скомканный лист с нумерацией. Числа были чрезмерно большими, чтобы считать их за порядковые числа – но для баллов или очков данные суммы подходили более всего. Мужчина встает со своего кресла, подходит к доске. Снимает скомканный список, протягивает мужчине. — Вы не знаете, что это? Господин Делавар вдумчиво всматривается в бумаги. — Это рейтинг. — Опишите. — Я попытаюсь вспомнить, но… но многого не обещаю, — мужчина потирает голову. — Смотрите, Спаркл, за ним – Беата, после – Кервилль, Сангин и Репо. — Красота, ум, кровь, спокойствие… — Я же говорю, это был крайне умный рейтинг! — Делавар чуть ли не хлопает в ладоши. — Спаркл – ребенок, сочетающий в себе все качества. Это были дети, которых всегда первыми показывали и их первыми выбирали. Место Спаркла менялось на постоянной основе… — Вы хотите сказать… что дети были распределены по их личным характеристикам в эти группы? — Это не группы. Это рейтинг. Каждое место – один ребенок. На каждое место выбирался лучший по характеристике. Когда его забирали – выбирался новый. — Хорошо, допустим. — судья всматривается в список. — Что значат цифры? Делавар смотрит на лист. — Я не имею ни малейшего понятия. — Расскажите поподробнее о данной системе. Как можно было получить данное место? Что было с детьми, которые не попадали в рейтинг? — Мсье Невилетт, я не всесилен. Но этот рейтинг – это спасение из рук нищенства. Некоторые дети могли вылететь из рейтинга за неподобающее поведение или поступки. Они продолжали жить в приюте, пока снова не попадали в рейтинг. — Не уходите от ответов, господин Далавар… относились ли к детям вне рейтинга иначе? — О, что вы, юдекс Невилетт! Дети внутри дома Мадам Долорес всегда были равны между собой. — следующую фразу мужчина добавляет шепотом. — Но некоторые дети более равны, чем другие. Мадам Долорес убили, ведь так? Все внутри судьи холодеет. — Если ее убили, я знаю, кто это был. — Продолжайте. — Что мне за это будет? — господин Далавар складывает руки на груди. — Если информация подтвердится… вероятно, личное попечительство Дворца Мермония и премия. — Что же чудно-чудно… — тон собеседника резко меняется на более громкий. — Бедная и добрая Мадам Долорес пала от лап Одиннадцатого. — Простите, от лап? — От лап оборотня, мсье Невилетт! — мужчина наклоняется чуть ближе. — Тогда он был совсем малышом, однако… однако уже при мне обзавелся прозвищем sang sale. Одиннадцатый! — Одиннадцатый? — Это его рейтинг, который… — Далавар чуть посмеивается. — Который, вероятно, не менялся с тех пор. Шкодник, проказник, во время полной луны мы и остальные дети запирали его в шкафу, чтобы он не причинял нам вреда. — И с чего вы так уверены, что этот одиннадцатый был оборотнем? — Более, чем уверены, мсье Невилетт. Мадам Долорес принесла на руках не ребенка, а волчонка. Представляете, какая оплошность! Какая глупая-глупая оплошность – пострадать из-за собственной сердобольности… — Без лишних эмоций, господин Далавар. Убийство еще не доказано. — Вам нужно искать Одиннадцатого, юдекс Невилетт. — мужчина встает из-за стола. — Под должным давлением он выдаст ой как многое… ой как многое. А теперь, если позволите… если позволите, я удалюсь. Время позднее. — Конечно. Картина начала проясняться. За дверьми слышится размеренный голос мелюзины, провожающей ночного гостя до дверей. Все же привкус пластиковой странности не спадал с языка. Копаться в делах приюта – последняя вещь, которую юдекс планировал воплощать в жизнь. Ему было не суть как интересно узнать, какие колыбельные Мадам Долорес пела на ночь своим сиротам и в каких условиях растила детей. Более того, судьи не занимаются вопросами расследования. Их непосредственная работа заключается исключительно в вынесении приговора. Все детали дела должны лежать на столе юдекса во время судебного процесса, но что-то словно нашептывало Невилетту, что без его личного вмешательства приговор будет вынесен неверный. За столетия, просиженные на этом месте, лицом справедливости и чести стал именно Невилетт. Не система, не Жандармы – но он. Высокий бледный мужчина, предпочитающий посещать постановки в опере Эпиклез, любящий горячую воду и неприличную, отодранную до блеска, чистоту. Он осматривается. На этих бесконечных полках пылятся миллионы вынесенных приговоров и прецедентов – но не один из них даже близко не приближается к тому уровню неизвестности. «Прошу простить, на сегодня двери господина Невилетта закрыты. Все вопросы и предложения оставьте в порядке очереди у административной стойки.» Данную табличку юдекс использовал редко. Его выходные дни знал каждый житель Фонтейна лучше, чем биографию собственной семьи – и все же порой даже в рабочие часы уважаемого судью невозможно было встретить на его месте. По древнему правилу расписания работа должна оставаться работой, но это закрученное вихрем дело никак не могло вылезти из головы. В срочном порядке Невилетт прикажет осмотреть ближайшие стоки канализации Патрулю и Жандармам – того и глядишь чего-нибудь найдут. Ближайший день судья планировал провести внутри своей резиденции, наслаждаясь холодными лучами солнца. Он еще раз осматривает кабинет, предвкушая долгожданный отдых. Более того, придется навестить старых знакомых в крепости Меропид. Все, что невозможно найти на суше – находится под водой. Ему кажется, будто он что-то упускает из виду. Мужчина подходит к столу, еще раз осматривает список. Не просто список, но список, что оказался не самым лицеприятным рейтингом – буквы плывут перед глазами. Вздохнув, он складывает лист в дипломат, и уходит. За стойкой администрации его ожидает Седен. Бедной мелюзине пришлось ждать до самой полуночи, когда господину Невилетту все же заблагорассудится окончить рабочий день. — Седен, дорогая, как здорово, что вы все еще здесь! — Невилетт передает ключи от кабинета за стойку администрации. — Завтра меня не будет, табличка подготовлена на моем столе. — Господин Невилетт, у вас все хорошо? — мелюзина осматривает судью. — Этот мужчина был такой странный. — Вы про господина Далавара? — Да, — мелюзина кивает. — Он так осматривался подозрительно. Когда он из вашего кабинета вышел, я думала, он с вами что-то сделал. — Не переживайте, дорогая, я в состоянии постоять за себя, — судья тепло улыбается. — Как закроете мой кабинет, в срочном порядке отправляйтесь доме. Позаботьтесь о своем режиме. — Доброй ночи, господин Невилетт! Слова Седен крутились в мыслях. Этот господин такой странный. По своей природе мелюзины крайне доверчивы и не станут называть людей странными без причин. Прокручивая в голове действия и повадки ночного посетителя, Невилетт действительно стал подмечать пару странностей. Мужчина крайне часто моргал, дергал ногой, стучал ногтями по столу. Такое поведение для людей весьма обоснованно в условиях стрессовой ситуации – и все же никакой стрессовой ситуации судья не наблюдал. Глаза мсье Далавара казались в какой-то степени пустыми – и все же это все еще нормальная реакция организма на нервную составляющую. Только вот его фамилия… Далавар. Эта фамилия казалась знакомой. Откуда – Невилетт так и не смог вспомнить. Ступая по лестнице вниз он все повторял про себя эту фамилию. Далавар, Далавар, Далавар… Вероятно, не последние люди, если решились на усыновление ребенка. Приют мадам Долорес был оформлен на частное лицо – поэтому органами опеки невозможно было проследить все процессы и формальности. Глупость со стороны закона – настолько наплевательски относиться к сиротским приютам. Однако в Фонтейне не запрещалось вести благотворительную деятельность в частном порядке, даже если этот частный порядок – процесс усыновления или удочерения. Трость размеренно стучала в такт шагам юдекса. Этот стук – более похожий на метроном – приводил бурю догадок в относительный порядок. Первым делом стоит разыскать причину возбуждения уголовного дела – тела или, так было бы даже лучше, живые и здоровые фигуры мадам Долорес и ее мужа. В обоих случаях уголовное дело будет возбуждено – если не за убийство, то, как минимум, за наплевательское отношение к детям в приюте. Без причин нет смысла разбираться внутри беспорядка. Если беспорядок рабочий, и его минус заключался исключительно в спятившем с катушек оборотне – дело закрыто. Если беспорядок орошен кровью и грязью, то волчонок становится всего лишь бомбой замедленного действия или шестерней в молотилке. Второй вариант юдексу казался непривлекательным. Ему нравилось вести чистые дела, ему не хотелось орошать личность замечательной Мадам Долорес клеветой. И все же что-то стучалось в заднюю дверь мозга. Здесь все не так просто, правда? Простота граничит либо с безумием, либо с ясностью – безумие здесь присутствует. Но ясности нет. Ни в одной детали этой большой машины не было и намека на ясность. Вопреки ожиданиям и предвкушению долгого сна, юдекса будит гул толпы под окнами. Несомненно, иметь приличных размеров резиденцию в историческом районе Фонтейна – удовольствие далеко не дешевое, но у каждой идеальной обертки есть свои недостатки. Встречая утро по обыкновению на пять часов раньше, Невилетт не замечал весь масштаб трагедии. В обычные дни он не торопясь шел на работу, заходил за утренним кофе в только-только открывшиеся заведения, наблюдал за редко пролетающими птицами в небе. Его окружала тишина и нега. Забавно, что в рабочие дни тишина и нега испаряются ближе к полудню. Мужчина нехотя встает с кровати, подходит к окну. Здание почты перекрыто Жандармами, люди толпятся. Странно. Судья медленно надевает форму, подходит к двери. — Позвольте поинтересоваться, — стоит Невилетту открыть входную дверь, он пересекается взглядом с капитаном. — Что привело вас в такую рань в это место? — Мелочь, юдекс Невилетт. Я бы посоветовал вам дальше спать! — с некой долей сочувствия отвечает мужчина в форме. — Какой-то подросток попытался стащить неотправленные посылки. Нарушение общественного порядка, сами понимаете. — Какая глупость… — судья закрывает лицо руками. — И долго вы не можете поймать обычного подростка? — Полчаса, — капитан пожимает плечами. — Мальчишка будто испарился, хотя мы думаем, он спрятался где-то внутри. Ждем, пока выйдет.  Внутри дома слышится шорох. Юдекс закрывает дверь на замок, медленно направляется в сторону кухни. За гулом с улицы и металлическим лязгом роботов он не слышит собственные шаги. Вместо тарелки с фруктами у открытой форточки сияют осколки фарфора. Яблоки и персики раскиданы по полу. Мужчина глубоко вздыхает. Стоит ему наклониться за фруктами, сбоку снова слышится непонятный шорох. Какой бред. Интересно, сколько лет гниения в Меропиде Оратрис может дать за незаконное вторжение в дом судьи? — Снова ты! — вместо нелепых оправданий и пряток существо, покрытое шерстью, ускользает на второй этаж. Вероятно, скрывался в кладовке. Окна юдекса Невилетта с другой стороны выходят на общий двор со служебным входом на почту. Неудивительно, что утренний воришка решился забежать в первое попавшееся здание. Невилетт облокачивается на тумбу, глубоко вздыхает. Ему не нравятся случайности и цикличные действия. Он привык жить в спокойствии и дзене, не обращая внимания на круговороты проблем и нелепых ошибок. С одной стороны, он может просто открыть дверь, впустить жандармов внутрь – и больше половины его проблем решатся в одно мгновенье. С другой стороны, этот некто вряд ли может расколоться служителям закона в форме. Слишком много «но» летало вокруг сиротского приюта Мадам Долорес. Поразмыслив, юдекс направляется наверх вслед за незваным гостем. — Я не сдам тебя жандармам, просто выйди. Выйди и поговорим. — Невилетт был более, чем уверен, что зверь вновь спрятался в потайном месте и выжидал, пока ситуация станет более-менее размеренной. Видимо, надеялся, что многолетний стаж в уголовном судопроизводстве не работает на руку судьи и тот не чувствует присутствие посторонних в собственной крепости. Ответа не последовало ни через пару шагов, ни через пару минут, ни дольше. Дверь в личную комнату юдекса всегда закрыта на ключ после его ухода. Соответственно, в комнату волчонок забраться не мог. Остаются гостевая зона, гардероб и терраса. От мысли, что животное забралось в личные вещи Невилетта и оставляет на них свой запах, леденели руки. Меньше всего на свете юдексу хотелось устраивать большую стирку в небольшой и вынужденный выходной. Мужчина садится в кресло, закидывает ногу на ногу. Пытается вспомнить, как странный ночной посетитель Мермония обозвал предполагаемого убийцу. — Одиннадцатый, именем закона высунь свою морду. — Не называйте меня так. — голос раздается из гардеробной. — Так вылези наконец из моего шкафа и назови мне свое имя. Дверь в гардеробную приоткрывается. Оттуда показывается лохматая юношеская голова. На вид – самый обычный мальчишка. Среднестатистический житель Фонтейна – ни дать, ни взять. Единственное, что сразу бросалось в глаза: шрамы, разрезающие его бледную шею. Незваный гость сторонится. Он садится около дверного косяка, прижимая колени к груди. — Я слушаю. — Невилетт все еще не сходит с кресла. — Как тебя зовут, юноша? — У меня нет имени, юдекс Невилетт. — шепотом отвечает тот. Странная деталь, которая бросалась в глаза с первого документа из дома Мадам Долорес. Нашлись сертификаты, нашлись листы инвентаризации, даже нашелся престранный рейтинг – но нигде не было свидетельств о рождении, бумаг на детей и даже их имен. Юдекс встает с кресла, подходит ближе. От мальчишки пахнет собакой. Запах, который у судьи всегда ассоциировался с грязью. Он присаживается на корточки, поднимает лицо юноши за подбородок. На него смотрят серые глаза. Испуганные, чуть ли не наполненные слезами. — Расскажи мне об этом подробнее, волчонок, — юдекс Невилетт настолько привык обращаться к людям по их фамилии или имени, что перед лицом безымянного человека чувствовал себя неловко. — Только… только для начала прими душ. Личная просьба.