Что-нибудь между

      Когда Ане впервые говорят, что на китайских шоу ей придётся делать элементы парного катания, Аня традиционно пугается.       — Я не умею, — говорит она напряжённо, как делает всегда, когда ей предлагают встать в пару. И торопливо перебирает в голове: а кто из парников вообще вписан в эти шоу? С кем её могут поставить? Так, чтобы можно было более-менее выдохнуть, успокоиться и не опасаться того, что она окажется в руках такого же точно неумелого партнёра. Вариантов как будто совсем-совсем мало. А потом ей говорят, что на закрытие её поставят с Петей Гуменником, и у Ани сердце окончательно уходит в пятки. Агрессивнее прежнего она возражает: — Я не умею! — и отчаянно опасается репетиций. Петя отличный спортсмен, замечательный просто — но одиночник. Парное для него — примерно такой же дремучий лес, как и для самой Ани.       Как будто этого мало, от Пети веет стойким ощущением, что ему всё равно. Что вот собственные сольные номера его волнуют, там он на тренировках вкалывает по полной программе, отполировывая, улучшая и оттачивая. А общие номера на открытии и закрытии для него так, что-то среднее между разминкой и лишним перфомансом: тренировать их он тренирует, раз уж надо для общего дела, но не заинтересован в них ни на йоту. Пока им с Аней нужно просто раскатывать параллельно друг другу или вокруг друг друга — ладно, это всё ерунда, Аня и сама не рвёт жилы на этих шагах, полагая, что в этом нет большого смысла. Всё равно на общем номере будет не особенно видно, кто чеканит шаг искромётнее других, так что действительно имеет смысл сосредоточиться на сольных выступлениях. Но там же есть ещё и поддержка. Да, совсем не сложная, очень щадящая. Ане всего только и надо, что, картинно вытянув руки над головой, завалиться спиной на Петины ладони и, опираясь на него, несколько секунд в этой позе удержаться. Даже ноги ото льда отрывать не придётся. Выглядит действительно просто. Но у Пети такое равнодушное, глубоко не заинтересованное выражение лица, что Ане даже такие вещи делать с ним в паре страшно. Её преследует неотступное ощущение, что она вот-вот просеется песком сквозь Петины пальцы, и поэтому на репетициях ей никак не успокоиться. Она всё время напряжённая, клонится к Пете на руки неловко и недоверчиво, всё время думает, как бы ей саму себя подстраховать на случай падения, и в итоге о красивой поддержке речи не идёт вообще. Постановщики сперва уговаривают их приложить усилия, потом начинают угрожать, что попросту снимут обоих с финального номера. И, в общем, как будто всё-таки надо друг с другом договариваться — а как? Аня себе даже начало такого разговора не представляет.       Ну, и пока она сомневается и колеблется, Петя сам берёт быка за рога.       — Что у тебя за проблемы? — терпеливо спрашивает он, подъезжая к Ане между прогонами. — Чего тебе не можется с этой поддержкой?       — Не могу заставить себя нормально в неё лечь, — честно говорит ему Аня. — Мне всё время кажется, что ты меня уронишь.       Петя вздёргивает одну бровь. Его лицо от этого всё пронизывается лёгкой асимметричностью и становится прямо-таки маской вежливого недоумения.       — Я хоть раз давал тебе повод так думать? — уточняет он. — Что я, тебя не держу?       — Не держишь!       — Да ладно! Вот так новость!       Они сшибаются взглядами, и в красивых зелёных глазах напротив Аня видит что-то, очень близкое к раздражению и даже похожее на злость. Это плохо: разругаться с Петей сейчас будет последним делом. Аня торопливо нашаривает слова, чтобы объясниться.       — У тебя каждый раз лицо такое, словно ты не держишь, — старается донести она. — Как будто тебе вообще всё равно, упаду я или нет. Ты бы хоть немножко делал вид, что тебе это интересно. А то мне всё кажется, я мимо твоих рук упаду, а ты и не заметишь.       — Обижаешь, — возражает Петя. — Мне и правда не слишком интересны все эти парные приседания — но не настолько, чтобы бить тебя затылком об лёд. Удержу уж, не переживай.       — Сложно не переживать, когда по тебе вообще не видно, что тебя это волнует, — не удерживается Аня. И просит: — Ну хоть немножко сделай вид! Притворись чуть-чуть! Разве это так сложно? Пожалуйста!       — Страсть я на премьере дам, — шутливо говорит Петя. Как будто явно что-то цитирует, но Аня не узнаёт, что именно.       — Так ты и на репетиции тоже дай. Вполглаза хотя бы, — настаивает она. — Иначе никакой поддержки не будет, потому что я не смогу себя заставить, и нас тогда выгонят с закрывающего номера вообще.       — Невелика потеря, — фыркает было Петя. Но тут же делает глубокий вдох, берёт себя в руки и кивает: — Вполглаза, говоришь? Ладно. Сделаю, что смогу.       Аня очень надеется на его ответственность. И на то, что он всё-так хоть как-нибудь да сможет. Пусть даже это будет совсем плохая имитация. Остальное она переживёт.       Где-то примерно после этого разговора Аня начинает замечать, что Петя на неё как-то странно смотрит. Раз, и другой, и третий — он непонятно косится, вглядывается вдумчиво, словно хочет в ней что-то разглядеть. Ане жарко под этим взглядом. Она не понимает ни причин, ни возможных последствий, и всё время неуютно отворачивается, вздёргивает плечи, закрываясь. Да что же… что же от него столько проблем, от этого Пети? Почему нельзя просто по-человечески отработать поддержку?       Она даже отваживается сунуться к постановщикам и попросить их сделать какую-нибудь рокировку, поменять партнёров, поставить её с кем-нибудь другим, попроще. Петя, очевидно, прекрасен в своей недоступной сложности, но не менее очевидно, что Аня к такой сложности не готова. Она согласна не претендовать ни в каком смысле, а наоборот, во всех смыслах уступить. Увы, ей не внимают. И говорят, что ничего менять уже не будут, потому что поздно, так что надо взять себя в руки и как-нибудь справиться. С не самой сложной — это подчёркивают неоднократно — поддержкой. Подчёркивают так настойчиво, что Ане становится стыдно. Она послушно обещает всё исправить и наладить, но вообще не понимает, как быть с Петей, с которым у них как будто ни общего языка, ни вообще хоть чего-нибудь общего.       Петя же, тем временем, со своей стороны как будто что-то находит. Его взгляд по-прежнему цепляется за Аню внимательнее прежнего. И на ближайшей репетиции — о чудо из чудес! — Аня наконец-то чувствует, что Петя на неё смотрит. Правда, делает он это как-то по-своему. Это не очень похоже на взгляд человека, который по-житейски беспокоится о сохранности затылка своей партнёрши.       Но, по меньшей мере, теперь ей проще поверить в то, что Петя её действительно удержит. У неё наконец получается заставить себя нормально опуститься в поддержку. Она ложится к Пете на руки, рассеянно скользит взглядом по потолку, потом по Петиному лицу — и в обращённых к ней зелёных глазах вдруг видит странные искры, отголоски непонятного пламени. Они обжигают и тревожат, и Аня от неожиданности захлёбывается воздухом.       Вот было бы глупо, если бы она совсем подавилась и умерла. Но нет, обходится. Вместо этого Аня остаток номера пребывает в странном, жарком смятении, докатывает, словно в полусне — и, едва прогон заканчивается, пытается ухватить Петю за грудки.       — Ты что делаешь! — возмущается она.       — Ах ты ж, опять неправильно держу, что ли? — ворчит Петя. — Ты же сама просила проявить интерес! Я проявляю. Теперь что не так?       — Интерес выглядит не так! — пищит Аня. — Ты теперь таращишься, как Ромео на Джульетту! Как насчёт того, чтобы выдать какой-нибудь промежуточный вариант? У тебя есть что-нибудь между абсолютным нулём и температурой кипения?       У Пети — не глаза, а газовые горелки, и, кажется, даже черти в них пляшут среди языков пламени.       — Есть. Предел терпения, — огрызается он. — Ты определись: тебя держать или не держать? Хватит меня настраивать туда-сюда. Я тебе не радиоприёмник.       — Да лучше б ты был радиоприёмником. Было бы хоть понятно, как тебя с волны на волну переключать, — бормочет Аня и вздыхает.       — Нежно, — с уверенностью говорит ей Петя. Не бей по тумблеру молотком. Сломаешь только.       Аня зажмуривается. Что значит нежно? Как она вообще должна это делать? И почему такая будоражащая паника внутри?       — Сломаю тумблер или молоток? — слабо спрашивает она, с трудом соображая, что несёт. Петя вздыхает.       — Мозг ты мне сломаешь, — почти стонет он. И в последний раз припечатывает: — Слушай, ты попросила — я стараюсь. Как могу. Хватит меня дёргать, ладно?       Аня задумчиво смотрит ему вслед. Кажется, он чуть ли не целый актёрский этюд себе придумал, чтобы отыграть этот несчастный интерес. Даже как будто что-то, похожее на влюблённость, у него во время поддержки в голове.       Ох, только бы не позволить себе этим обмануться, не поверить всерьёз. Это всё мираж, условность, фикция.       К сожалению.