Рождественские слезы

— Ну пожалуйста!— девушка с короткими волосами едва не плакала от обиды. — Нет.— шатенка, казалось, еще сильнее уткнулась в свои бумажки, хотя и так была окружена ими по горло. — Ну пожалуйста-препожалуйста! — Я занята, Пэнс. — Ну Гермиона! Ты же знаешь, как я люблю Рождество. Эта атмосфера праздника, запах корицы и очищенных мандаринов, уют..— Пэнси мечтательно прикрыла глаза, позволяя себе перенестись в детство, когда она, будучи маленькой девочкой, бегала вокруг елки, показывая домовикам места, куда вешать стеклянные шары. Из воспоминаний девушку вырвал упрекающий голос Гермионы. — Нет, Пэнси. Ты же знаешь, что каждое Рождество я бываю жутко занятой. Конец квартала, как-никак.— прервала мечты Грейнджер, посылая своей девушке прохладный взгляд с толикой.. жалости?извинения?некоторого осуждения? Слезы предательски навернулись на глаза. Ну вот опять. Опять эти бумажки Министерства отстраняют ее такую родную и веселую Миону от радостей жизни. По комнате пронесся тихий всхлип. — Ну нет, не начинай раскачивать эти свои «качели ревности». Мне хватило прошлого раза.— закатила глаза Гермиона, не чувствуя как потихоньку закапывает себя. Да, тот день закончился особо эпично, учитывая тот факт, что тогда все закончилось тихими стонами и сорванными от наслаждениями голосами. — Ты даже не попыталась хоть раз сказать мне да с первого или второго раза! Тебя надо обязательно вывести на эмоции, прежде чем ты сможешь взвесить все «за» и «против»! Такая же упрямая, как гиппогриф!— вспылила Паркинсон, отвернувшись от своей девушки. Вдох. Выдох. «Она просто обиделась, и я не хочу кинуть в нее Экспеллиармус»— успокаивала себя бывшая гриффиндорка. — Эй, ты обиделась?— аккуратно спросила Гермиона, дабы убедиться. Но этим вопросом она полностью закопала себя, окончательно выводя Паркинсон на эмоции. — Нет, блин, мне очень весело! А ты сама не видишь!? Как ты не понимаешь: мы с тобой честно пахали весь год и сейчас заслуживаем отдых! Но ты!— тут она ткнула в девушку пальцем,— Ты продолжаешь работать, хотя у тебя вообще отпуск, тем самым переставая обращать на меня внимание! У тебя только работа на уме! Да пойми уже наконец! Я твоя работа! И ничто другое!— слезы Пэнси лились рекой. Как ни обидно признавать, но она права. Как только дело доходит работы, Гермиона полностью забывает про всех и вся. — Хотя знаешь..— проговорила Пэнси, резко остановив свою яростную тираду,—если тебе на меня наплевать, то и мне на тебя тоже!— она топнула ногой и, развернувшись, ушла в сторону ванной, хлопнув дверью и убедительно дав Гермионе понять, что прощать не собирается. >>> Спустя полчаса Пэнси вылетела из ванной и, зайдя в комнату, подлетела к шкафу. Открыв его, взяла дорожную сумку и также улетела в обратном направлении, предварительно притормозив у двери и остановив свой взгляд на сидящей у стола Гермиона. Та, казалось бы, и не замечала грядущей бури в виде своей девушки и продолжала возиться с документами так, как будто ничего между ними не произошло, и это не они крупно поссорились каких-то жалких полчаса назад. Что-то стукнуло в соседней комнате. Затем послышалась отборная ругань на немецком в исполнении Пэнс. Гермиона решила заглянуть, что тут творит девушка, и.. лучше бы не видела. Пэнси перебегала от одного стеллажа с одеждой к другому, швыряя с полок всю одежду, которую видела, в сумку. — Пэнс!— ноль реакции,— Пэнси!— не слышит,— Пэнси, драккл-тебя-задери, Паркинсон! — Ein abscheuliches Arschloch! Damit das Ministerium mit ihr und ihren Papieren verbrannt wird! "Nancy, du weißt, dass ich an Weihnachten beschäftigt bin. Ende des Jahres, irgendwie.» Was für eine Taktlosigkeit! Undankbares Mädchen! Zuerst würde ich die Papiere mit unserem Familienbudget studieren. Ja, ich habe 70% des Gewinns! Ich habe dieses Haus gekauft, während sie im Atrium des Ministeriums saß und darauf wartete, dass sie von den Schränken in der kostüme! «Fang nicht an, Eifersucht zu schwingen! Ich bin beschäftigt, Pence! Bist du beleidigt?" Nein, ich lache verdammt noch mal! Diese Schlampe versteht nicht, wen sie verliert!— передразнила девушку разъярённая шатенка, продолжая кидать в сумку вещи, предварительно кинув в нее Заклинание Незримого Расширения. — Wie weit bist du gekommen?— деловито поинтересовалась Гермиона, пытаясь унять дрожь в голосе и сделать равнодушное выражение лица. Не то чтобы Гермиона в совершенстве владела немецким, но за годы жизни вместе с Паркинсон она преуспела в изучении этого «рычащего» языка. Обычно они болтали на своем родном английском, прибегая к немецкой речи лишь в случаях тяжелых конфликтов. Тут было без него не обойтись. — Weg von jemandem wie dir. Ignoriere es, ich werde bald gehen.— безэмоционально ответила Пэнси, понимая, что ее все равно заметили. — Wie ich, Parkinson? Ich frage mich, welcher. Sei nett, beschreibe es.— начала язвить Гермиона, мысленно принимая стойку. Если бы их спор можно было бы описать как драку, то это было бы похоже на избиение за школой. Пока один бьет, решительно и непоколебимо, другой даже и не думает защищаться. — Egoistischer.— прошептала Пэнси, осознавая, что не может отпустить. Не может забыть этот вечно вздернутый нос, эти едва заметные веснушки, эту улыбку. Ну и глаза. Глаза. Эти медовые океаны не имели себе равных. В них можно было тонуть, им можно было сочинять серенады. Бесконечно. Глаза предательски защипало и заволокло пеленой той самой соленой влаги, несущей с собой лишь боль. Гермиона пересекла комнату чередой бесшумных шагов, оказавшись непозволительно близко к девушке. — Schieb mich weg. Schieb mich weg, sonst kann ich es nicht ertragen.— прошептала Грейнджер в ответ, теряя контроль над собой. Если девушка напротив не оттолкнет ее, желательно стукнув ее по лицу, то она окажется в плену тех спасительных объятий, которые так хочет подарить ей Гермиона. — Ich nie.. ich werde es nicht wegstoßen.. dich!— прокричала Пэнси, с рыданиями кидаясь на плечо Гермионы. Та сжала девушку в объятиях, успокаивая. Рука Гермионы взяла плачущую Паркинсон за подбородок и подтянула к губам, которые, в свою очередь, мягко и трепетно сцеловывали слезинки одну за другой с лица возлюбленной. Вскоре они добрались до губ Пэнси, сминая их в поцелуе. — Прости меня, Пэнси. Я не обращала на тебя внимания, которого ты так заслуживала. Я считала, что работа — это единственное, что может быть важно в жизни, но благодаря тебе я поняла, что ты — важное, и ничто более. Спасибо.— прошептала Гермиона, прервав поцелуй. Она чувствовала искреннюю вину перед любимой, которая была ни в чем не виновата. Но вместо ответа она почувствовала чужие губы на своих. — Так значит, я прощена? — Определенно.