Ослепший

      Отрывок из дневника:       «Слепой. Не привыкший видеть окружающие объекты, перспективу, пропорции, соизмерять и сопоставлять величины.       Задумавшись, а что ждет тебя в следующей комнате? За поворотом? Как устроен внутри тот дом на холме? На сколько выше небоскрёб обычного коттеджа, что даже получил столь напыщенное название? И каков тот небосклон? Где на нем Солнце? Какое оно? И чем похоже на Луну? А не похоже? И насколько же далеко находятся звезды?       А «обычный» коттедж — это какой?       Ты затруднишься с ответом. Не сможешь представить пространство. Не сможешь представить предметы в нём. Потому что оси координат для тебя — не более чем пустой звук, такой же как «линия горизонта» или «угол зрения». Тебе не дано предугадать структуру, форму, наполненность, схему или проекцию. Не дано — «предсказать пространство».       Ты не знаешь шаблонов. Им неоткуда взяться в твоей голове. Большинство слов для тебя, таких как: вектор, плановость или тональность — всего лишь свист ветра, ничего не значащие термины. Внушительный перечень объектов ты никогда не сможешь осознать, потому что они несоизмеримо больше тебя и далеко от тебя. Не получится осязать их целиком, чтобы на самом деле достоверно представить их. Даже если тебе дадут в руки макет чего-либо, наказав вообразить, что оригинал просто больше. Потому что ты никогда на самом деле не поймешь, как это — «больше»? Во сколько раз? В тысячу? А сколько это?       Сколько окружающей тьмы он бы поглотил?       Мир вокруг — всего лишь иллюзия. Кратковременная фантазия. Пока ты касаешься чего-либо — оно существует. Пока ты слышишь что-либо, обоняешь — оно дразнит тебя обещанием существования.       Пока это — продолжение тебя, оно реально. А обратное — всего лишь ничто.       Иногда кажется, что на слепых не должна распространяться сила гравитации. Это просто кощунственно. Ведь они живут в непроглядной тьме. Она везде. В ней нет низа и верха, севера и юга, угла относительно горизонтали. Потому что для них просто не существует пресловутой горизонтали. Так почему она должна их притягивать?       Они живут в бессчётных перспективах и направлениях, которых зрячим никогда не представить. Вокруг лишь вечный космос, в котором окружающие — «внешние» — предметы лишь возникают. Неожиданно, непредсказуемо, по волшебству, создаются каждый раз заново, в тот самый краткий миг осязания и обоняния. И исчезают, умирают, стираются начисто, будто и не было, как только прекращается касание, развеивается запах. Как бесконечные звезды, пролетающие мимо на скорости света — света, который настолько быстр, что они никогда не смогут увидеть его.       Не будь для слепых гравитации, и они смогли бы ходить по стенам, потолку и отвесным скалам, не ощущая неправильности и невозможности, странности и дискомфорта. Ведь для них нет четкого, зацементированного понятия вертикали или направления. Последнего у них и вовсе в переизбытке — бесконечное множество. Потому что они живут в абсолютной сфере тьмы.       Так зачем им пресловутое притяжение, когда они могли бы летать?       Даже время объектов для слепых — иное. Оно действует, пока предмет у них. И не существует, когда он не рядом. Время ускоряется в их руках, течет непрерывно, изнашивает. Но замедляется с увеличением расстояния. Пока вовсе не останавливается. Подобранный повторно камень будет новым камнем, его время начнется заново. И окончательно остановится сразу, как только его вернут на обочину, к таким же как он.       Слепые бредут в остановившейся вселенной. Потому что она для них не существует в отличие от их шарфа и перчаток.       Им абсолютно неважно — круглая Земля или плоская. Ведь существует ровно столько «земли», сколько умещается под их стопами, ладонями, телом. Важна лишь точка в «космосе», удерживающая их в нём. Единственная доступная координата для навигации. Единственный антипод бесконечности. Единственный приют в их путешествии. Единственно нужное для следующего шага.       Слепые сами двигают свою вселенную. Сами определяют её время. Удивляясь и пугаясь, разочаровываясь и радуясь неожиданно врывающемуся в их тьму внешнему миру. Они — вечные первооткрыватели с самым ярким и бесстрашным желанием познания. Их «предвидение» слишком близоруко и кратковременно. Каждая встреча или прощание, каждое узнавание — это чудо.       Постель, покинутая утром, исчезает и престаёт быть «землёй». Первый шаг в космическую пустоту нового дня создает тёплый паркетный пол под ступнями, мгновенно переопределяя его новой «землёй». Портал двери кратко вспыхивает небрежным контуром во тьме от прикосновения к деревянному косяку, на миг обрамляя текучие изгибы человеческой фигуры, силясь придать ей своей шаблонной выверенностью определенную форму. И также быстро тухнет, предсказав напоследок вход в новый «мир» после себя.       Кожа сминается под тугими струями воды, льющейся из чернильной темноты. Под ногами неспешно согревается изогнутый чугун новой «земли». Яблочный запах целиком заполняет космос.       Халат мягко обнимает плечи, становится пушистой оболочкой, отделяющей тебя от холодной вселенной. Ещё пара дверных порталов и непостоянная «земля» снова решает поиграть, исчезая под ногами, чтобы в последний момент поймать новые шаги на деревянные ступеньки. Остаётся быстро перебежать их, направляемый волшебным запахом, растревожившим чуткое обоняние, опережающим «предсказания» очередных порталов.       На край плоской «псевдоземли» удобно опираться бедром, подхватив с неё горячую кружку — ограниченный источник бодрящего напитка — что горько-сладким вкусом взрывается на языке, говоря сам за себя: «кофе», и прокатывается жаром по внутренностям.       В волосах запутывается легкий ветер — лучший друг в пути по бесконечному статичному космосу. Его время никогда не останавливается. Он всегда рядом, сопровождает каждый твой шаг. Обволакивает, приносит с собой запахи и одаривает звуками. Манит за собой и подтверждает, что «внешний» мир вокруг ещё существует.       Разбойник тянет за собой аромат летних цветов, заставляет шуршать ткань занавесок, «предсказывает» открытую дверь на веранду, в которую он нагло вломился. Приглашает присоединиться к нему там, где есть настоящая земля, где он может шелестеть листвой деревьев. Обещает поделиться теплом далекого солнца.       Стопы щекочут травинки, космос вокруг овевает ласковым теплом, пустота полнится звуками.       Сначала земля напоминает о своих размерах, что не принадлежит кому-то одному, передавая приближающиеся шелестящие шаги. Затем ветер уступает место позади и перестает задувать в спину. Отличное от солнечного тепло согревает шею. Талия оказывается захвачена новой силой, обрамляясь в пространстве, замыкается в кольцо ладоней, получая свою ось. Разбуженные горячим дыханием мурашки поднимают волосы на затылке. — Доброе утро, — новая мелодия ложится на слух.       Краткий укол страха не может удержать от соблазна падения в неизвестность за спиной, что в следующий миг оборачивается твердой грудью под лопатками. В космосе появилась новая координата. А земля под ногами поменяла свой угол наклона.       Кольцо рук поворачивает вокруг тебя вселенную. Под собственными ладонями возникают маленькие пуговицы; плечи, обтянутые тканью; изгибы воротника-стойки; нежная кожа шеи; колючая щетина на подбородке. Подушечки пальцев щекочут длинные ресницы. Хвойный запах постепенно завладевает космосом, вытесняя всё собой.       Кольцо на талии распадается, поделившись на два обруча, обхвативших запястья. Мягкие губы ловят кончики пальцев. Ласкают тонкую кожу кисти. Исчезают, вновь появляясь уже на губах.       Возвращают в твой мир поцелуи.       И снова пропадают, оставляя после себя зыбкое воспоминание с горьким привкусом терпкого кофе. И ощущение потери.       Решаясь отправиться на поиски новых поцелуев, легко проститься с землёй. Руки ловят в пустоте широкие плечи. Короткий шаг в бездну, чтобы взлететь носочками на своды стоп, обтянутых тонкой замшей домашних туфель. Тело вытягивается в струну, чтобы постичь собой как можно больше. Притереться бедром к грубой ткани брюк, отбросив мешающие полы халата. Зацепиться махровым поясом за острый язычок застежки ремня. Прижаться теснее грудью, ловя на ребра чужой ритм сердца. Улыбнуться вновь возникшему кольцу рук на пояснице. Потянуться носом за теплом, словно ищейка, чтобы уткнуться в щеку. Подарить ей поцелуй, слизать сладковатый вкус кожи. Зарыться пальцами в густые волосы. Утонуть в хвойном аромате. Проложить губами путь по острой скуле, чтобы в конце считать пульс на виске, нежно провести по подрагивающим векам, нарисовать горбинку на спинке носа. Пока наконец не исполнится мечта — попасть в плен родных мягких губ.       Но даже этого уже мало. Поцелуи привносят в твой мир ненасытность.       Тебе хочется, чтобы он стал твоей Землей. Твоим Ветром, который дарил бы тепло и прохладу, силу и нежность, надежность прикосновений. Звуковой волной, на которой пел бы твой чернильный космос. Светом, который удалось поймать.       Чтобы он поглотил собой всю твою бесконечную тьму. Чтобы цвет его глаз остался единственным неизведанным и манящим во вселенной. Чтобы взгляд, блуждающий по коже, стал всем «внешним» миром, взрывающим чёрную холодную пустоту, разгоняя статичную вселенную до скорости света, сделав возможным иные цвета…       Слепые очень хотят, чтобы в их мире существовали не только они. И мечтают овладеть Временем любимых, навсегда оставив их продолжением себя.»