Сверхурочные

      Усевшись на край письменного стола, Уильям гордо вздёрнул подбородок и скрестил ноги.       «Снова работаешь допоздна?» прозвучал сквозящий недовольством и даже некоторым разочарованием полушёпот. «Ты обещал, что сегодня у нас останется время на то, чтобы побыть наедине без всех этих бумажек.»       Он чуть склонил голову вбок, впиваясь взглядом в сгорбившуюся над очередным отчётом фигуру. А едва чужие очки мягко сверкнули, когда их обладатель поднял голову, он и вовсе презрительно прищурился.       «Я помню, прости,» едва разборчиво пробормотал Генри. Его тусклые глаза словно бы невидяще упёрлись в лицо напротив, после чего вновь опустились.       «Помнить мало, сладкий,» проворковал Афтон с наигранной нежностью, не сдерживая, однако, и какой-то тяжёлой, почти пугающей нотки в своём голосе. «Обещания нужно исполнять…»       Он раздражённо вздохнул, потирая переносицу, на мгновение жмурясь, а после произнёс, уже мягче, стараясь в очередной раз втолковать Генри, словно малому ребёнку, одну простую вещь.       «Я по тебе скучаю. Ты совсем пропал в этой работе…» его взор пал на документ перед чужими глазами, а ещё через миг тот оказался выдернут прямо из-под ручки, напоследок прочертившей по бумаге кривую полосу.       «Афтон, блять,» прошипел Генри. Он ругался крайне редко, но сейчас, очевидно, одним этим действием Уильям неимоверно его взбесил — карие глаза сверкнули багровым, а губы искривились, обнажая оскал. «Мне нужно будет заново печатать этот бланк, твою мать. Ты хоть знаешь…»       «Тихо,» послышалось в ответ, и Эмили повиновался. Негромкое, но чёткое указание замолкнуть заставило его моментально выпрямиться с содроганием, и это просто не могло не вызвать у Уильяма ухмылку. «Хороший мальчик.»       Он потянулся через стол, цепко хватаясь за ворот чужой тускло-зелёной рубашки, и потянул на себя. Генри податливо наклонился, издавая невнятный звук, похожий на хныканье, и его дрожь отдалась приятным тянущим чувством в груди Афтона.       Как же он любил чувствовать, что всё под его контролем.       «Посмотри на меня,» скомандовал он мягко, будто бы не отдавал приказ, а всего лишь просил о какой-то незначительной мелочи. И, как только тот был исполнен, он перешёл на полушёпот. «Прямо сейчас ты отвлекаешься от всей этой возни с бумажками, и отдыхаешь. Понял? А я тебе в этом помогу.»       То, как звучно Эмили сглотнул, заставило Уильяма ухмыльнуться шире. Каждый раз, когда капля давления с его стороны срабатывала, как надо, он был готов ликовать. Особенно если тем, кого он заставлял повиноваться, был Генри.       Он разжал пальцы, и его партнёр устало опустился обратно в кресло, вздыхая с усталой тяжестью. Но так просто ему было не отделаться, нет… решено.       Уильям со всё той же усмешкой на устах шмыгнул под стол, на что реакцией последовал вздох, полный смеси удивления и раздражения.       «Давай, скажи, что не хочешь этого,» он вскинул брови, мягко укладывая ладони на чужие колени. Его ухмылка слегка померкла, но не погасла полностью, и, когда в ответ донеслось что-то невнятное, он самодовольно хмыкнул. «А даже если так, заткнись и получай удовольствие. Выбора у тебя особо нет…»       Ладони скользнули выше, заставляя Генри содрогнуться, а Уильяма — нетерпеливо прикусить губу. Но что сказать у первого появилось только тогда, когда худые руки уже крепко ухватились за пряжку ремня.       «Я не в настроении сейчас, Уилл,» пробормотал он, кладя свою тёплую, широкую ладонь поверх. Моментально Афтон нахмурился — его кольнуло смесью чувств из вины, странной теплоты и, внезапно, искренней злости. Смахивая чужие руки, он гневно сверкнул глазами, отчего его партнёр издал судорожный вздох. Так-то лучше…       «Значит сейчас я это настроение задам,» прошипел он, рывком расстёгивая ремень, принимаясь за брюки. Нетерпение росло, и даже у самого Уильяма в паху приятно потянуло. «Помогу тебе немного отвлечься…»       Почти сразу, как он расправился с ширинкой, носом он уткнулся в чужой пах. Тяжёлый запах наполнил его ноздри с первым же мгновением, не успел он даже хорошенько вдохнуть. Так мягко и жарко…       «Мне вдруг стало любопытно,» проворковал он, поднимая взгляд, касаясь пальцами резинки белья. Вид с его места, безусловно, захватывал дух — по привычке прижимающий ко рту ладонь Генри, такой сейчас беззащитный и чувствительный, с раскрасневшимися кончиками ушей и этим тревожным блеском в глазах… казалось, это могло заставить любого почувствовать трепет в груди, и даже Уильяма, чьё сердце промёрзло насквозь. «Ты трогаешь себя, когда меня нет рядом?»       «О-о, Господи,» чуть заикаясь, забормотал тот, и Афтон сразу понял, что прямого ответа он так легко не добьётся. «Что ты такое говоришь, я-я…»       «Генри,» промурлыкал Уильям, не скрывая угрожающего подтона, покуда стягивал ткань, служившую последним препятствием. «Я хочу услышать чёткое и однозначное 'да' или 'нет.' Здесь нечего стесняться, говори.»       Холодным взглядом он впился в глаза над собой; он прекрасно знал, что Генри это пугало. Но и это не сработало — тот лишь дёргано мотнул головой, то ли давая нечёткий, возможно даже лживый отрицательный ответ, то ли вовсе так отказываясь говорить.       «Будь по-твоему,» с притворным прохладным равнодушием фыркнул он, наконец опуская взор обратно. Пожалуй, ему нужно было приступать к делу, а ответ он мог выжать позднее.       Афтон вновь склонился ближе к чужому паху, касаясь губами расслабленного органа. Тот, показалось, едва дрогнул, но этого было недостаточно. Вовсе нет…       Он провёл языком по всей длине — медленно, стараясь выдавить хоть какую-то реакцию. Над головой донёсся задушенный полустон, и Уильям не смог удержаться от того, чтобы не хмыкнуть с самодовольством. Всё так же неторопливо, дразнясь, он продолжил, а пальцами одной из рук и вовсе мягко обхватил самое основание. Так он лучше чувствовал, как чужая плоть потихоньку твердеет… вместе с его собственным органом, которому становилось слишком тесно в зауженных брюках.       «Уильям,» с плохо скрываемой мольбой произнёс Эмили, и тот всё понял моментально. Он был готов.       В этот раз решив обойтись без очередной нахальной фразы, он без малейшего промедления обхватил головку члена губами. И всё же, сразу же глотать целиком он не стал, пускай обычно так и делал. Слишком много времени прошло с последнего раза, и он опасался, что у него попросту не удастся.       Чуть втягивая щёки, он провёл кончиком языка по уретре, поднимая цепкий взор к чужому лицу.       Пылающая алым мордашка, прикушенная губа; а глаза такие, будто сейчас он вот-вот расплачется — таким Генри был особенно красив. Ему так шло это невероятное смущение, эта растерянность на грани слёз. Хотелось бы Уильяму увидеть ещё, и даже больше, но он пока и сам не был готов переступать грань и откровенно ломать свою бесценную игрушку. Она ему ещё нужна относительно целой.       Наконец, он осмелился опустить голову чуть ниже. Прикрывая глаза, он завёл орган за щеку и глухо простонал от ощущения натянутой кожи. Казалось, тяжёлый вкус партнёра наполнил всё его существо, и оттого голова шла кругом, а напряжение в нижней части живота становилось всё невыносимее.       Однако, в чём будет заключаться веселье, если он позволит себе расслабиться и поддаться желаниям собственной плоти сейчас?       В один миг выпуская член изо рта, он вытянул из Генри новый стон — в этот раз чуть более смелый, что не могло не вызвать улыбки. Такой милый, проходил это десятки раз, и всё равно хныкал и смущался… Может, до сих пор не мог привыкнуть к тому, каким жадным и требовательным был в этом плане Афтон. Каким он стал после того, как…       Неважно.       А может его просто постоянно сбивала с толку крайняя уверенность (и самоуверенность тоже) партнёра.       «Может, стоит прекратить быть такой размазнёй?» едко хмыкнул тот самый партнёр, потираясь щекой об орган. «Я не кусаюсь, да и вроде дело своё знаю. Не откушу же я тебе ничего.»       Времени на ответ Генри он отводить не собирался — ему не хотелось слышать дрожащий голос, с запинками невнятно бормочущий оправдания. Сразу же он снова взял в рот, уже гораздо смелее, позволяя органу проскользнуть наполовину.       Возможно, дело было в долгом перерыве, и, следовательно, отсутствии всякой практики, но сейчас Эмили казался ему просто громадным; казалось, даже при максимальной осторожности Уильям всё равно рисковал в любой момент задохнуться.       Он аккуратно подался ещё немного вперёд, небрежно заправляя спавшие на лицо волосы свободной рукой, покуда другая направляла член любовника. Немного терпения, несколько рассчитанных движений, и он смог, наконец, принять в глотку весь ствол.       С некоторым вызовом во взгляде он вновь поднял глаза, но каково же было его разочарование, когда он понял, что на него и не собираются смотреть в ответ.       Окончательно ошеломлённый Генри отвёл взор куда-то в сторону, зажимая рот ладонью, щурясь в попытке собрать свою волю в кулак. Каждый раз он реагировал так же, и каждый раз оказывалось, что эти попытки совершенно ничего не стоят — в итоге он всегда сдавался, уходил с головой в ощущения, и только потом сожалел. И то, как сожалел — стеснялся до слёз, боясь поднимать эту тему вновь.       Но в последнее время всё было иначе. После того, что случилось, Генри словно бы стал осторожнее — даже ставший заметно менее регулярным секс, казалось, не вызывал у него ничего.       И оттого текущая его реакция, пускай и была давно привычной, казалась сейчас особенно ценной. Впервые с той трагедии он был таким… щедрым на реакции. И, определённо, что бы Уильям не говорил, где-то там, внутри, он ликовал, видя, как постепенно контроль над любовником — начиная с действий, заканчивая чувствами — возвращался к нему.       Он зажмурился, издавая гортанный стон, мелко содрогаясь и сам от ощущения переполненности в глотке — толщина партнёра распирала её, лишая даже возможности сглотнуть набежавшую слюну. И всё же, он не жаловался — сам знал, на что шёл, да и в какой-то мере его очень манил этот своеобразный риск задохнуться или подавиться.       Его ладонь скользнула по собственному телу, опускаясь к ширинке брюк. Чуть трясущиеся пальцы судорожно ухватились за пуговицы, едва ли не отрывая их в попытках расстегнуть, покуда головой Уильям подался назад. Теперь он мог сделать вдох — влажно поблёскивающий в тусклом свете офиса член выскользнул из его рта, и лишь головка оставалась меж его губ.       Как бы он хотел, чтобы Генри был хоть немного на него похож. Чтоб он схватил Афтона за волосы, грубо толкнулся ему в рот, вжимая носом в густо поросший лобок, чтобы вытрахал его до потери сознания от удушья… Но он никогда так не сделает, ведь он не более, чем бесхребетная дрянь, которая лишь единожды в жизни проявила характер, и то не в постели. Сколько его ни провоцируй, не пытайся заставить взять процесс в свои руки хоть ненадолго — без толку.       От этих мыслей он невольно поморщился.       Он двинулся вперёд вновь, в этот раз резче, агрессивнее, и, кажется, где-то ошибся — член, грубо уткнувшийся в заднюю стенку его горла, заставил его поперхнуться. Он зажмурился, двигая головой плавнее, пытаясь исправить ситуацию, покуда на глаза навернулись предательские слёзы, а над головой тревожный голос произнёс его имя.       «Умоляю, не подавись только,» добавил этот же голос уже стыдливо, и Уильям едва сдержался, чтобы не сомкнуть со злобы челюсти, вместо этого лишь слегка, почти что с нежностью прикусывая плоть в качестве предупреждения. Этого хватило, чтобы выдавить из Генри испуганный всхлип, после которого в груди Афтона разлилось мерзкое тепло.       Каким же он был жалким, бояться и плавиться в руках того, кто даже не смог бы дать ему достойный отпор.       Наконец, он начал двигаться ритмично, но пока неторопливо. Вновь прикрывая веки, он постарался сосредоточиться на единственном, что сейчас было важно — удовлетворить партнёра, а заодно и свою грязную нужду. Его пальцы наконец скользнули под резинку его белья, обходя шрам, оставшийся после того случая даже на лобке, и коснулся самыми кончиками органа, а тот, реагируя на лёгкую прохладу, заинтересованно дрогнул. Эта дрожь прошлась выше, отдавая в позвоночник, вышибая из Уильяма всхрип, и он сомкнул ладонь.       Ощущения были, кажется, совершенно иными, нежели когда он занимался этим в одиночестве. На глазах у того, кого он презирал и боготворил одновременно, как убогая тварь, с толстым членом в глотке, он не мог не думать о том, каким, должно быть, отвратительным выглядел в этот момент; и именно это его заводило ещё больше.       А Генри даже не догадывался, на что ещё он способен.       Он грубо провёл по собственному стволу, в этот раз крепко жмурясь. Всё его естество слегка потряхивало от нетерпения, от желания большего. Нет, конечно, сейчас ему ни за что не удастся уломать Генри на продолжение вечера, учитывая, что он и без того не сильно-то желал даже текущих событий…       Он сам должен был справляться, как умел. А тяжёлое чувство в нижней части живота всё нарастало, болезненными пульсациями отдаваясь в орган.       Может, хоть когда-нибудь Эмили захочет его по-настоящему. Как тогда, в колледже, по глупости обоих — молодые, неразумные, своему первому разу они отдали всё. И этот самый раз стал последним, в который всё ощущалось так ярко, страстно. Всё, что было потом, превращалось во что-то неловкое, о чём они оба стыдились даже вспоминать, а затем и вовсе словно бы Генри потерял к нему всякий интерес. Конечно, это было уже после всего, что произошло, а за последние пару лет произошло немало; но как смел он так обходиться с Уильямом? С последним, кто у него остался?!       Механически совершая одни и те же движения, погружённый в мысли, он не заметил, как ускорился; даже неприятный щелчок в носу остался практически без внимания. И лишь раздавшийся через, казалось, вечность испуганный полувскрик заставил его очнуться и раскрыть глаза.       «О Господи, Уилл!»       Вместе с прочими ощущениями окружающего мира, хлынувшими ему в голову, он почувствовал, как ноздри переполнил знакомый запах. Что, снова?!       Он отстранился, морщась от боли, горячо уколовшей начавшую затекать шею, и опустил взгляд. На лицо сам собой просился оскал, и сдерживаться Афтон не намеревался — его искренне забавляло, как из-за одной-единственной досадной вещи всё мигом стало походить на место преступления.       И, вдохновлённая этим зрелищем, лишь на одно мгновение в его голове зародилась и тут же угасла больная, сумасшедшая идея. Но, всё же, он успел чётко разглядеть вспыхнувшую перед глазами картину, которая ему определённо нравилась.       Бледный, словно снег, Генри смотрел с неё своими невидящими, остекленевшими глазами, навеки застывшими без движения. Его грудная клетка была раскрыта, словно бы он сам напоказ выставлял своё сердце, пронзённое фамильным охотничьим ножом, мирно покоящееся за любовно, одно за другим выломанными рёбрами.       Уильям от одной только мысли о том, чтобы однажды совершить подобное, был готов потерять голову…       Но он не мог позволить себе пойти на такое. Его любимая игрушка была нужна ему живой и сравнительно невредимой. До поры до времени.       «Ты так испугался пары капель крови?» проворковал он, ухмыляясь. «Не волнуйся, я могу продолжить…»       «Ну уж нет,» фыркнул в ответ Эмили, ёжась от одной только мысли. «Ты называешь это парой капель?!»       Уголки губ Уильяма дрогнули, и он презрительно сощурился, стискивая зубы. Едва хотевший что-то добавить партнёр тут же притих, словно бы стыдясь, и оно было к лучшему — у него не было никакого настроения слушать весь этот бред. Особенно сейчас, когда он был так… вдохновлён.       Он не стал бы слушать в любом случае, желая вернуться к делу и закончить начатое. Едва чужой орган вновь оказался во рту Афтона, он не смог сдержать нового стона, ощутив на языке собственную кровь.       Он пытался вернуться к тому, что увидел. Всё, что он пытался представить себе сам, было близким… но всё ещё не тем. Перебирая в голове десятки кровавых сцен, он всё резче, всё быстрее двигал рукой по собственному стволу. Какой же он отвратительный человек… нет, не человек даже — мерзкое животное, которое заводится от одной только мысли о том, чтобы убить самое ценное, что у него есть. Да он в аду гореть должен, ха-ха..!       «Уилл, пожалуйста- я скоро.!» Всхлипы Генри не заставили его затормозить; лишь наоборот, он с большим усердием принялся обслуживать свою игрушку, вновь поднимая взор, наигранно-невинно пялясь на Эмили широко раскрытыми глазами. «О, боже, т-ты… ах-!»       Он хлопнул ресницами, приподнимая уголки губ, когда в горло брызнуло теплом; словно довольный кот, он испустил гортанное урчание, и, лишь убедившись, что точно получил всё до последней капли, отстранился.       «А ты ломался,» хмыкнул он, напоследок лениво проводя по чужой головке языком, вызывая у Генри дрожь. «Посмотри на себя… тебе ведь понравилось, не так ли?»       Несмотря на похотливую ухмылку, он не чувствовал завершённости. Не было того удовлетворения…       Негромко цокнув языком, он всё-таки отпустил собственный член и спешно застегнул свои брюки.       «Уилл,» словно бы несколько стеснённо окликнул его Генри, когда тот поднялся.       «М?» он улыбнулся настолько обворожительно, насколько мог, но, кажется, партнёра это не впечатлило.       «Подай салфетки,» проговорил тот, после чего опустил глаза и тише, нерешительнее пробормотал: «и сходи в туалет, умойся. Пожалуйста.»