Метаморфозы

      Ужасная боль разрывала его на части.       Миртл лежала на полу уборной с открытыми остекленевшими глазами. − Ты похож на неё, − произнес отец перед тем, как упасть. − Том, Том, зачем ты это делаешь? – заклинала Хепзиба Смит, корчась от боли, когда яд проник в её кровь. – Пожалуйста, остановись! Пожалуйста!       Бездомный мужчина кричал в агонии.       Молодая ведьма в чужом городе молила пощадить её мужа, прежде чем испустила последний вздох. − Убей меня вместо него, − кричала Лили Поттер и тянула к нему руки, заслоняя собой маленького сына.       Тихо всхлипывала Берта Джоркинс.       Волдеморт находился в незнакомом темном месте, у него не было тела, не было голоса. Все, что он мог испытывать, – это боль. Он ощущал все, что чувствовали его жертвы. Их страх, их ужас. Он чувствовал, как душа раскалывается на части. Семь раз. Вновь и вновь, по кругу. ***       Он медленно пришел в себя.       После темноты свет ослеплял. Он видел лишь смутные очертания, но боли не было.       Он дышал, легкие наполнял сладкий воздух.       «Смерть не так уж плоха, подумал он. − Это… это потрясающе. Знал бы, давно бы умер».       Боль исчезла. Волдеморт не помнил, когда не испытывал того или иного неудобства. Это было…       Он не находил слов описать, как это было приятно.       Конечно, это не могло быть правдой. Он не заслуживал Рая. Он продолжал моргать, но боялся того, что увидит. Может, ему даровали лишь несколько мгновений облегчения, а потом его отправят обратно в Ад или где он был прежде… − Том? Слава Мерлину! Вот, выпей воды. Дай-ка я тебя помогу.       Ласковая рука приподняла его голову. Холодное стекло у губ.       «Это не может быть вода», − подумал он, сделав глоток. Никогда вода не была на вкус такой освежающей.       Наконец, комната обрела форму. Он все еще ничего не понимал, а потом увидел рыжие… рыжие волосы… и вспомнил.       Он пристально смотрел на Альбуса, совсем не похожего на последнее воспоминание Волдеморта. Там он казался скорее неземным смертоносным существом, нежели человеком.       Сейчас Альбус выглядел усталым, испуганным, но в то же время в добрых голубых глазах можно было разглядеть облегчение.       Волдеморт с силой пихнул Альбуса, тот аж упал на пол. − Ты… − начал Волдеморт и осекся, заметив, что кольцо вновь у него на пальце.       Перед кроватью не было никаких рун. Тисовая и Старшая палочки лежали на прикроватной тумбочке, в пределах его досягаемости.       «Неужели мне это все приснилось? Что произошло?»       Альбус поднялся, но приближаться к Волдеморту не стал.       Волдеморт взял свою палочку. Тисовую. − Неужели я… Дары, три брата? – неуверенно произнес он. – Это было?       Альбус опустил взгляд, сцепив руки. − Да.       Хорошо. Надо было получить подтверждение, прежде чем освежевать Альбуса заживо. Было бы нехорошо наброситься на него из-за ночного кошмара или другой ерунды.       Он вновь отвлекся на отсутствие боли, но решил сосредоточиться на рыжем предателе. − Ты накачал меня зельями! – возмутился Волдеморт, приближаясь к Альбусу.       Тело казалось таким легким, ничего не болело.       Альбус не отступил. − Ты… − начал Волдеморт, но не знал, что сказать.       Альбус накачал его зельями, прочитал сказку, а потом… вернул его душу?       Такое себе обвинение, решил он. Но он был зол, надо же было что−то сказать. − Ты никогда не рассказывал мне о Дарах! Ты обманул меня!       Вот! Он знал, что есть веская причина сделать из Альбуса лепешку.       Альбус молчал. − Где мантия? – Волдеморт огляделся.       «Почему он вернул мне кольцо? Почему Старшая палочка на тумбочке, а не у него?»       Волдеморт нахмурился, но попытался взять себя в руки, чтобы не уступать злости. − Там, где и должна быть. Я… э-э-э… одолжил её. Но теперь вернул.       Он покраснел, и Волдеморт сообразил: владелец мантии не знал, что она пропала.       «Как, черт побери, он может стоять и краснеть из-за кражи после того, что со мной сотворил?»       Что сотворил, кстати? Помог, как и поклялся.       «Без моего согласия, − спорил он с собой. – Я мог умереть!»       Зато… до него дошло окончательно. К нему вернулась душа.       Что бы ни сделал Альбус, это сработало.       Он замер не в силах думать.       В голове все перемешалось: Дары, боль, воспоминания о семи смертях. Семи. Не шести.       Семи.       Лили Поттер.       «О боже!»       Гарри Поттер был крестражем!       Волдеморт вновь резко сел.       Конечно, был. Как же еще он смог заговорить на парселтанге? И мысленная связь у них имелась.       Волдеморт моргнул. Он никогда особо не задумывался, почему Поттер говорил на парселтанге и смог связаться с Волдемортом, находясь за сотни миль.       Теперь многое стало ясно. − Что? Что такое? – Альбус подошел ближе, глядя на Волдеморта сверху вниз.       Он расхохотался, ведь… он, сам того не ведая и не желая, превратил ребенка в крестраж.       Он не мог определиться, то ли это здорово, то ли на редкость тупо.       Дамблдор наверняка знал. Тот Дамблдор. И Поттер.       «Затем-то он и пришел ко мне в Лес».       Они знали, что Поттер должен умереть – последний крестраж должен быть уничтожен.       Гребаный Дамблдор. И Дары… Он позаботился о том, чтобы они попали к Поттеру. Вот как несносный мальчишка воскрес из мертвых.       Очутившись в прошлом, Волдеморт так и не занялся решением проблемы своей смертности. Он был слишком занят Альбусом, Меропой, преподаванием – он откладывал в долгий ящик, а теперь решение само упало ему в руки.       Он взмахнул рукой, с пальцев сорвался луч. Альбус врезался в стену. Его палочка левитировала к Волдеморту, но он не обратил на неё внимания, и она упала на кровать.       Палочка Альбуса его не интересовала. А вот Старшую у него отняли, пока он был без сознания. Но теперь, когда он обезоружил Альбуса, она вновь стала его.       В самом деле стала. Волдеморт взял её с прикроватной тумбочки и почувствовал с ней связь.       Альбус встал на ноги. − Я не скажу тебе, где мантия, − вызывающе заявил он, вздернув подбородок.       Волдеморт это уже и так знал. У Флимонта. Не просто же так он мог передвигаться по замку, оставаясь незамеченным. Волдеморта злило, что он не мог его поймать, даже зная, что Флимонт не в постели после отбоя.       Разумеется, не мог, ведь Флимонта скрывала от посторонних глаз мантия самой Смерти.       Поттер… Гарри Поттер… должно быть, её унаследовал. Он нахмурился. Почему же тогда Джеймс Поттер не воспользовался ею в ту ночь на Хэллоуин?       Может, у него не было мантии. Может, её «позаимствовал» Дамблдор.       У старика была волшебная палочка, была мантия…       «Так вот почему он так пялился на мое кольцо, когда я пришел в школу». Том боялся, что Дамблдор почувствовал в кольце крестраж. Но нет… Старый козел знал или подозревал, что это Воскрешающий камень. − Никто не должен объединять их вновь, − заговорил Альбус. – Я… еле заставил себя вернуть мантию. На мгновение у меня возникло искушение… просто оставить все это себе, − он покачал головой с выражением отвращения на лице.       В будущем у Дамблдора была такая возможность. Перед смертью он уже завладел кольцом Волдеморта. У него была волшебная палочка. И все же он выбрал смерть вместо того, чтобы забрать у Поттера мантию и овладеть силой Повелителя Смерти.       Конечно, Волдеморт не знал, что дает это звание, кроме бессмертия, но наверняка огромное могущество, ведь Альбус смог восстановить его душу, собрать её воедино из осколков, утраченных в далеком прошлом. Или в далеком будущем.       Альбус провел сотню лет, терзаясь из-за того, что натворил за пару месяцев в юности.       Долгие годы, годы одиночества, он растрачивал впустую свой потенциал, запершись в школе и боясь себя, из-за совершенной в детстве ошибки.       Трудно было злиться, глядя на него, на его лице читались печаль и отчаяние. Какую ужасную жизнь прожил Дамблдор.       Волдеморту никогда не было легко, но он хотя бы жил на полную катушку. Он поддавался всем своим порывам, шел на поводу у мечты, исследовал свою силу, купался в завоеванной славе. Волдеморт сталкивался со множеством врагов, но ему хотя бы не приходилось бесконечно противостоять самому себе. − Ты так себя принижаешь, − возмутился Волдеморт. – Ты гораздо сильнее.       Они замолчали. Альбус продолжал на него смотреть, поникнув. Волдеморт встал, но подошел не к Альбусу, а к окну.       Знакомый вид. Эта извилистая улочка на протяжении многих лет преследовала его в снах. Дорога к дому Поттеров.       Он стоял и думал, как быть. По крайней мере, пытался. Светило солнце, Волдеморт прислушивался к новым ощущениям – теперь он мог чувствовать, как кожа греется под лучами.       Новые ощущение и отсутствие боли мешали строить планы. Он так давно не чувствовал солнечного тепла.       Сердце билось в груди ровнее и сильнее, чем он помнил. − Сколько тебе лет? – голос Альбуса вернул его к реальности. − Что? − Твое лицо… изменилось.       Волдеморт призвал зеркало.       Лицо в отражении немного отличалось от того, к которому он привык.       Он вновь был красив – черты его лица стали даже острее, нежели были во времена Тома Реддла.       У него полные губы Гонтов.       Блестящие, здоровые волосы с пробивающейся сединой. Вокруг глаз залегли морщинки.       Для волшебника, которому хорошо за восемьдесят, он выглядел прекрасно. Волшебники стареют гораздо медленнее магглов. − Чуть за сорок, − ответил Волдеморт. Он поднес к лицу Старшую палочку, глядя, как лицо приобретает прежний облик.       Было больно. Очень. Он не собирался наводить красоту, ему требовалась постоянная внешность. Человеческий облик. Он не ожидал такой боли.       Это означало лишь одно: рун на его теле больше не было.       Они не устояли перед чистой, цельной душой.       Он едва не вскрикнул от изумления, вместо этого вырвался стон. − Почему ты так склонен к саморазрушению? – медленно произнес Альбус. − Как, по-твоему, я смогу на работе объяснить другое лицо?       Он отогнал зеркало. − На работе? Так ты возвращаешься в Хогвартс? – с робкой надеждой спросил Альбус.       Волдеморт развернулся и взглянул на него. − А куда мне еще идти? Я же тебе говорил, у меня больше ничего не осталось.       Альбус сглотнул. Выглядел он ужасно, будто несколько дней толком не спал и не ел. Видимо, так и было, пока он искал Волдеморта на континенте.       Но он был одет иначе, чем тогда, когда накачивал Волдеморта зельями.       Сколько времени прошло? − Я всегда знал, что ты необычайно одарен, но никогда не отдавал себе отчета, насколько. После того, что я увидел, после того, как ты так легко расправился с Геллертом… Ты просто вернешься в школу? Ты хоть представляешь, что теперь ты невероятно знаменит? Ты мог бы сделать все, что угодно… − Я хочу вернуться домой.       Он хотел этого всю свою жизнь. Обрести место, которое он мог бы назвать домом. Пары приходили в приют Вула за сыновьями и дочерями, Том стоял в веренице детей и молился: «Выберите меня, выберите меня», но его так и не выбрали.       Он не понимал почему. Он был мальчиком, их всегда выбирали чаще, чем девочек. Он был красив, вежлив, умен.       Но крылась в нем червоточинка, и магглы её чувствовали в его слишком горделивом взгляде, в распрямленных плечах, не сломленных нищетой и сиротским приютом. Упрямство. Он пугал их, даже сам того не желая.       Альбус снова сглотнул. − Домой?       Альбус не понимал, что для Волдеморта значит «дом». − В Хогвартс, − уточнил он. − Ох, Том.       Плечи Альбуса расслабились, выражение лица смягчилось, в глазах блеснули слезы. Он подошел ближе, но Волдеморт поднял руку, и Альбус в нерешительности замер. − Ты никогда не станешь расспрашивать о моей жизни до нашей встречи.       Альбус открыл рот, но Волдеморт тут же подошел вплотную, крепко сжал его лицо, заставив запрокинуть голову. − Никогда. Ты потерял это право, когда обманул меня и накачал зельями… − Ради твоего же блага! − Вот для твоего же блага ты не станешь расспрашивать о том, что было. Я тебе никогда не расскажу. И тебе не придется с этим мириться. − Я не могу спросить даже о том, почему, когда я восстанавливал твою душу, то нащупал семь осколков? Семь, Том! − Ты никогда не узнаешь, − Волдеморт пристально смотрел на него сверху вниз. – Я готов простить тебя, но ты должен сделать то же самое. − Я… − У тебя нет выбора. Ты мой, и будешь со мной, хочешь ты того или нет. – В конце концов, у Волдеморта тоже не было выбора. Раз у него не было желания запытать Альбуса за то, что он с ним сделал, он и впрямь был безнадежен. Не было на земле силы, которая могла бы между ними встать. Он крепче сжал лицо Альбуса, коснулся лбом его лба. – Либо ты забудешь обо всем, что было, и мы возвращаемся в Хогвартс, либо поднимаешь шум, тогда я тебя свяжу и мы оба исчезнем.       Альбус выглядел одновременно обеспокоенным и обрадованным. − Не самый здоровый подход к отношениям, тебе так не кажется?       Волдеморт отпустил его, но Альбус не отступил. − У меня нет отношений. Это… − он жестом очертил их. – Это не отношения.       Все было гораздо глубже. Альбус был его постоянным спутником. Альбус всегда был рядом с тех пор, как Волдеморту исполнилось одиннадцать лет. Мир без него попросту не имел смысла. − Потребуется время для исцеления твоей души, − терпеливо произнес Альбус. – Все в порядке, со временем твой разум восстановится. Уверен, тогда ты поймешь… − Я был таким до крестражей, − оборвал Волдеморт. – Знаю, твой наивный разум не в состоянии этого постичь, но я не стал таким потому, что расколол свою душу. Я таким родился. Едва научившись ползать, я боролся за то, чего хотел, достигал любым способом. И крепко держал.       Дамблдор заставлял его возвращать игрушки, украденные у других детей, но Волдеморт их вновь воровал. В будущем появилась хижина, в которой хранились все вещицы, которые Том украл из сиротского приюта, из Хогвартса, из «Горбин и Бэркес», из поместий своих последователей.       Все было аккуратно разложено по полочкам, чтобы он мог с удовольствием на них смотреть и напоминать себе о том, что он всегда может взять все, что захочет. − Теперь я хочу тебя. Я не Гриндевальд, бросивший тебя после дуэли. Я – не ты. Я не уйду от тебя и тебя не отпущу.       Ясно, что Альбус не воспринял его слова всерьез. Он все еще надеялся, что со временем Волдеморту «станет лучше», восстановленная душа его исцелит.       Но и спорить он не стал. − Мы вернемся в Хогвартс, − согласился он, не отводя взгляд от Волдеморта. − Да. После суда, который устроит Сириус Блэк… − Процесс уже состоялся, − сказал Альбус. – Прошло две недели, − пояснил он, прикусив губу. – Тебя заочно оправдали.       Две недели. Его терзали две недели… Неважно, тут же сказал он себе. С этим покончено. − Тебя признали невиновным. Придется заплатить штраф за незаконное пересечение австрийской границы, но темная магия, использованная на дуэли, была расценена как самооборона.       Волдеморт фыркнул. Самооборона, надо же. − Обязательно пошлю Блэку корзину фруктов, − сказал он. – А что насчет Гриндевальда?       Альбус отвел взгляд. − Процесс еще не завершен, но вероятнее всего – пожизненное заключение.       Волдеморту придется вынести ему смертный приговор. Ради них всех. Альбусу будет неприятно знать, что Гриндевальд чахнет в тюрьме. Это будет на него давить, Волдеморт хотел избавить его от этой тяжести.       Надо будет несколько лет выждать, чтобы Альбус ничего не заподозрил, но он освободит Гриндевальда. Это в самом деле будет милосердием. ***       Он никогда не видел так много писем. − Каждый студент написал, − пояснил Альбус, когда они вошли в маленькую гостиную. – И бывшие студенты тоже.       Но это лишь малая часть. Сотни людей со всего мира написали ему, непонятно как раздобыв адрес.       Волдеморт даже не вскрывал конверты.       А вот подарки сохранил. Он был уверен, что почти все выбросит, но сперва их требовалось разобрать. Кто знает, какие там притаились жемчужины? − Министр наградил тебя еще одним орденом Мерлина, − продолжил Альбус. – А Международная федерация – высшей медалью за отвагу и…       Волдеморт раздраженно застонал. − Мне это не интересно. − Ты не можешь игнорировать такой масштаб. Это никуда не денется, это не побежденная химера и не несколько спасенных детей, Том. Это… − Это раздражает, и это пройдет. Я не хочу иметь с этим ничего общего. Вообще не хочу иметь ничего общего с людьми. ***       Еда на вкус была совсем другая. Не плохая. Просто… вкуснее. Больше вкуса, текстур, больше всего.       Остаток дня Волдеморт провел за дегустацией.       Фрукты сделались такими сладкими, с таким сильным вкусом, что привыкнуть было сложно.       Осязание тоже изменилось. Он знал, что дело не в восстановлении души.       Это потому, что с его тела исчезли руны.       Он будто заново познавал окружающий мир и учился с ним взаимодействовать. Он мог просто проводить пальцами по страницам книги, наслаждаясь ощущениями.       Он лучше стал чувствовать ароматы, теперь его на каждом шагу преследовали всевозможные запахи.       Ванну принимать приходилось осторожнее, чтобы не обжечься. Раньше он принимал обжигающе горячие ванны. Ну, обжигающие для любого человека. Ему они казались едва теплыми.       Теперь его кожа мгновенно краснела, воду нужно было остужать.       Альбус ходил за ним по пятам, глядя оленьими глазами и тревожно наблюдая. Он без конца спрашивал у Волдеморта, как тот себя чувствует.       Слишком. Самое точное слово.       «Я к этому привыкну», − твердил он себе. В конце концов, он всегда привыкал ко всем сюрпризам, которые преподносила ему жизнь.       Он исследовал дом, в котором прошло детство Альбуса. Читал его старые книги, смотрел на его старые игрушки. Это так завораживало, что Волдеморт даже ненадолго отвлекся от новых ощущений.       Альбус полностью избегал лишь одной комнаты. Она единственная так и осталась пыльной, с заколоченными окнами.       В этой комнате умерла Ариана, предположил Волдеморт. − Он убил её, − сказал ему Волдеморт, когда эльф из Хогвартса принес им горячий шоколад.       Эльф и еду им носил. Все знали, что Альбус не способен готовить даже ради собственного выживания.       Альбус вздрогнул, свернувшись в своем кресле, как кот-переросток. − Я применил к нему легилименцию, − соврал Волдеморт. – И видел, как это случилось. Его заклинание поразило её.       Альбус шмыгнул носом и уронил голову в ладони. Волдеморт смотрел на его слезы сожаления, пролившиеся лишь спустя столько лет. Из-за несчастного случая.       Волдеморт не сожалел ни о чем. В каком-то смысле он сожалел о том, что создал крестражи, но лишь потому, что они причинили много боли, однако сейчас он просто не мог раскаиваться.       Ведь именно благодаря этому пути он очутился здесь.       Новые – скорее, старые – ощущения с каждым днем все сильнее удивляли, напоминая, как все было прежде, во времена его молодости.       Но сожаления не было. Как и угрызений совести. Он не мог чувствовать то, чего не ощущал прежде.       Он радовался каждой отнятой жизни, каждому принятому решению, ведь все это привело его к Альбусу. В Хогвартс.       Ведь все это в итоге помогло ему обрести покой. ***       На протяжении следующих дней Альбус чувствовал облегчение, печаль, страх и радость. Волдеморт не мог понять, как один человек может чувствовать столько всего одновременно и не взорваться. − Если ты хочешь, чтобы я остался с тобой, − сказал Альбус, еще не осознав полностью, что здесь не может быть никаких «если», – то ты должен пообещать мне, что никогда не пойдешь в политику. Что мы будем довольствоваться жизнью в школе. Ты слишком опасен, чтобы править. − Меня не интересует политика. − Блэк ввел тебя в Визенгамот… − Я передам кому-нибудь пост, − сказал Волдеморт. – Если, конечно, ты тоже пообещаешь не лезть в политику. Не только я опасен.       Если уж на то пошло, Альбус был гораздо опаснее. Намного эгоистичнее уж точно, это Волдеморт знал наверняка. И он это сам признавал.       Альбус прикрывался праведностью. Если его не держать в узде, он будет считать себя ответственным за благо для других и вести себя соответственно, даже если другие не согласятся с его представлениями о благе.       Волдеморт действительно пообещал Арктурусу держать Альбуса подальше от Министерства, и теперь у него появилась возможность сдержать слово. Если Альбус полезет в политику, Волдеморт ему пригрозит, что сделает то же самое.       Пусть они горят, живут мирно или втягивают страну в войны. Ему все равно. Пока он живет в Хогвартсе с Альбусом, мир может катиться хоть в ад, хоть на небеса. Ему было все равно.       Шли дни, и он решил, что привык к отсутствию рун на теле.       Он ошибался. Занимаясь сексом с Альбусом, он кончал меньше, чем за минуту, каждая клеточка его тела стала безумно чувствительна к прикосновениям.       Удовольствие накатывало безумное, как когда-то давно, в забытой юности.       Альбуса это явно радовало.       Они провели в Годриковой Впадине еще неделю и вернулись в Хогвартс.       Ему потребовалась пара дней, чтобы заставить студентов понять, что для них он все тот же строгий профессор, а не какой-то герой или знаменитость. Он снял так много баллов и назначил так много отработок, что вскоре дети перестали расспрашивать его о дуэли.       Учителям хватило нескольких многозначительных взглядов. За все эти годы с большинством из них он едва перекинулся парой слов и ясно дал понять, что не хотел бы менять привычный ход вещей. − Ты слишком скромный, − пробормотал Слагхорн.       Волдеморт хохотал добрую минуту. ***       Меропа была глотком свежего воздуха. Она не знала, кто такой Гриндевальд, её это попросту не интересовало. Единственный человек в волшебном мире, не знавший о случившемся.       Ну, если быть точным, она была не из волшебного мира. Она жила в своем собственном.       Волдеморт сидел рядом с ней, и они вместе спокойно смотрели на маггла.       Она сплела себе венок из цветов, а потом сплела еще один и протянула ему.       Это было глупо, но он его принял. А вернувшись в Хогвартс, наложил мощные охранные чары и спрятал его в кабинете за стопкой книг. ***       Он нашел мантию в сундуке Флимонта. Он стоял в башне Гриффиндора, сжав её в руке.       «Альбус устроит скандал».       Если Волдеморт украдет мантию, скрыть это от Альбуса не удастся, по крайней мере, надолго.       Волдеморт вернул мантию на место. Он украдет её потом, когда мальчик закончит учебу в Хогвартсе и будет вне поля зрения Альбуса.       Волдеморт уже смирился с тем, что не станет убивать мелкого вредителя, но завязал узелок на память убить его сына, когда сможет. В будущем. Он будет внимательно следить за Поттерами и их мантией. ***       Когда Волдеморт принялся посылать в ответ сов с особыми сюрпризами, люди перестали ему писать.       Но все еще пытались подойти и заговорить, когда они уехали в Штаты в отпуск.       После того, как нескольких любопытных Волдеморт наградил пренеприятными древними проклятиями, Альбус вдруг решил, что хватит с него больших городов, и попросил Волдеморта составить ему компанию в путешествии по Амазонке. − Тебе там не понравится. Это джунгли, − заранее веселился Волдеморт. − Понравится, − спорил Альбус. − Там много надо будет ходить на своих двоих… − Я умею ходить, − искренне оскорбился Альбус.       Эту часть мира Волдеморт так и не успел исследовать в прошлой жизни. В джунглях Амазонки насчитывалось несколько волшебных мест, скрытых даже от волшебников. Отдаленных, древних, где правили волшебные создания.       Альбусу там и в самом деле понравилось. Он терпеть не мог пешие прогулки, но ему нравились приключения, найденные руины, опасные растения и существа, которых им пришлось избегать.       Он не дал Волдеморту никого убить, невзирая на опасность. − Мы опытные волшебники, есть масса других способов подавить угрозу. Пусть это будет для тебя вызов.       Волдеморт согласился лишь потому, что Альбус перестал посещать свои обожаемые соревнования. Он с ними покончил, верный их уговору жить в Хогвартсе скромными профессорами.       Они покинули Амазонку сильно загоревшими. Какой кошмар! − Это нечестно, − пробормотал Альбус, когда его кожа покрылась волдырями и покраснела и лишь потом потемнела, в то время как кожа Волдеморта сразу приобрела оливковый оттенок.       Волдеморту нравилась изоляция, возникало ощущение, что кроме них с Альбусом в мире больше никого нет.       И он ничего не имел против, когда они вернулись в сентябре в Хогвартс.       Он вспомнил, как его беспокоил шум, когда он только начал преподавать. Дети громко болтали в Большом зале, носились по коридорам, играли во дворе – от этого у Волдеморта прежде безумно раскалывалась голова.       Но это было давно. Теперь он даже не замечал окружающего шума. А если в замке становилось слишком тихо, он отправлялся выяснить, в чем дело, ведь дети никогда не молчали.       Когда пожилая профессор, преподававшая Заклинания, вышла на пенсию, Волдеморта вместо неё назначили деканом Рейвенкло. − Отлично, теперь мы больше никогда не выиграем Кубок, − пожаловался Слагхорн Альбусу. − Я напоминаю, что я беспристрастен и намерен таковым оставаться. − Это было раньше, − сказал Альбус. – Вот увидишь. Теперь рейвенкловцы твои, ты ничего не сможешь с этим поделать. − Ерунда.       Что-то в самом деле изменилось. Из-за своего положения он стал гораздо теснее связанным с рейвенкловцами. Если в Общей гостиной кто-то ранился, обращались они именно к нему. Если умирал кто-то из родителей, именно на него ложилась ответственность проинформировать об этом студента. Если кто-то проваливал экзамен по любому предмету, именно он должен был разобраться.       К этому пришлось привыкнуть, но в конце концов, он хорошо натаскал старост, передав им как можно обязанностей.       Он доходчиво объяснил новым подопечным, что не придет в восторг, если его вызовут посреди ночи потому, что два идиота решили устроить дуэль или одиннадцатилетний ребенок увидел кошмар и зовет мамочку.       Он был полон решимости держать этих детей на расстоянии вытянутой руки и общаться с ними только во время уроков по Защите от Темных Искусств.       Учебный клуб – это другое. Как минимум, они были взрослыми, ну или почти взрослыми. И он сам их выбирал.       Ликорис покинула Хогвартс, её заменил Регулус. Иногда Волдеморту казалось, что ему будет не хватать Блэка в клубе, когда мальчик тоже закончит школу. − Ликорис отказалась выходить замуж, − сказал Регулус. – Отец винит вас. Он сказал, это вы научили её всяким глупостям, независимости какой-то.       Покинув Хогвартс, Ликорис отправилась путешествовать. Они часто переписывались, и Волдеморт советовал ей держаться подальше от различных опасных мест, которые так её манили.       Следующий год он сражался с Диппетом и Биннсом и победил – они разрешили девочкам факультета Волдеморта играть в квиддич. − Это пустая трата времени, − сказал он, обращаясь к рейвенкловцам в Общей гостиной. – Бессмысленный вид спорта… как и любой другой, но этот в особенности. Иногда травматичен, а порой и смертелен. А наблюдать за этим частенько невероятно скучно. Но если любая девушка по какой-то причине захочет присоединиться к команде, у вас есть такая возможность.       Дети знали: волнение или возмущение словами лучше не выражать, но смотрели на него с сияющими лицами. − Если вы присоединитесь к команде, какого бы пола вы ни были, − добавил он, строго взглянув на капитана, – лучше вам быть хорошим игроком. Если факультет лишится Кубка, наказаны будут все. Даже те, кто не играет.       Так вышло, совпадение, наверное, что в том году Кубок по квиддичу выиграл Рейвенкло с девушкой-ловцом.       Пара семикурсников нашли заклинания, которые можно было счесть мошенничеством. Чары были предназначены для улучшения зрения и помогали незаметно отражать бладжеры.       Волдеморт притворился, что не видел, как они обучали им игроков сборной по квиддичу.       В конце года Альбус и Слагхорн с завистью смотрели, как Волдеморт пристраивает на столе у себя в кабинете оба Кубка. ***       Дары Смерти часто упоминались в разговорах.       Волдеморт не пользовался Старшей палочкой – она ему не нравилась. Он предпочитал собственную.       Альбуса это впечатляло, и он не упускал случая это отметить. − Я все еще хочу заполучить их, − сказал Волдеморт. – Не ради власти на земле, − добавил он.       В глазах Альбуса промелькнуло нечто, похожее на жалость. − Нам не суждено жить вечно, − тихо произнес он, взяв Волдеморта за руку. – Это противоестественно. − Магглы считают противоестественной магию, как и гомосексуальность. Только мы решаем, что естественно. − Том… Вряд ли ты когда-нибудь об этом задумывался. Ты можешь представить, как ужасно потерять всех, кто тебя окружает, и продолжить жить? А все, кого ты знал, мертвы.       В другой жизни Волдеморт уже терял все, так что это его не беспокоило.       Конечно, он с нежностью вспоминал Беллу и Рудольфуса, иногда Абраксаса, но воспоминания не вызывали ни грусти, ни сожаления.       «Но каково это – потерять Альбуса?» − поздно ночью спросил внутренний голос, не дав ему уснуть.       Нет, этого не произойдет. Если потребуется, Волдеморт найдет способ сделать бессмертными их обоих.       Он медленно развернулся, чтобы не разбудить Альбуса. Тот выглядел таким умиротворенным во сне, раскинув руки и ноги.       Волдеморт перебирал пряди его волос. Они сильно отросли: Альбус перестал стричься с тех пор, как познакомился с Волдемортом.       Его рыжие волосы были такими мягкими.       Он не хотел видеть, как они поседеют.       При этой мысли его охватила паника. Альбус превратится в старца из его воспоминаний: испещренное морщинами лицо, седые волосы, дряблая кожа.       Дамблдор лежал в гробу со Старшей палочкой в руке. Его кожа была холодна, как лед, когда Волдеморт забрал у него палочку. − Том? – хриплым от сна голосом позвал Альбус, уткнувшись лицом в грудь Волдеморта. – Том, я задыхаюсь!       Волдеморт его отпустил. Он был так потрясен, у него дрожали руки, он даже не помнил, как схватил Альбуса и крепко прижал к себе, будто желая защитить от беспощадного течения времени. − Что такое? – потер глаза Альбус.       Волдеморт не ответил. Лишь вновь обнял Альбуса, правда, на сей раз убедившись, что тот может дышать. Ему просто нужно было почувствовать тепло его тела, биение его сердца, запах его рыжих волос. − Том? – снова позвал Альбус, успокаивающе гладя Волдеморта по спине. − Если ты умрешь, я спалю мир дотла, − угрожающе произнес Волдеморт.       По крайней мере, он подразумевал это как угрозу. Но прозвучало как отчаянная мольба. ***       Вернувшись летом в Литтл-Хэнглтон, Волдеморт увидел, что Меропа уже почти женщина. И до сих пор ходит в одном из своих детских платьиц, давно ставшем коротким.       Он пытался дать ей одежду впору, но, видимо, Марволо обвинил её в том, что она сделала покупку на украденное у него золото, и избил ее. − Ты можешь переехать жить ко мне, − предлагал он последние два года.       Она так и не согласилась.       Она была диким созданием, обитательницей лесов, в её волосах всегда путались листья и веточки. На коленях краснели ссадины, пальцы были зелены от трав.       В последнее время она начала носить с собой волшебную палочку. Это была палочка её матери. Она так и не соглашалась говорить о магии, но палочка у неё имелась. Иногда она доставала из внутреннего кармана какую-нибудь магическую траву и принималась рассказывать Волдеморту о её свойствах.       Когда ей на глаза не попадался Томми. Если рядом случался Томми, ей было не до Волдеморта.       Голод в её глазах сменился иным чувством. Невинное стремление к дружбе с Томом, к его родителям и дому захлестнула волна желания.       Его отец был постоянно зол и недоволен. Похоже, ему не хватало имеющихся богатств и привилегий. Он жаждал большего и кричал на собственного отца.       О жажде большего Волдеморт знал все и даже чуточку больше.       Волдеморт и Меропа брали что хотели. Но его отец в конце концов уступил требованиям семьи, согласился исполнить свои обязанности – жениться на женщине, которую они выберут, и остаться в Литтл-Хэнглтоне, хоть ему этого и не хотелось.       Волдеморт выяснил, какая у его отца репутация в деревне.       Он был гуляка и не обходил вниманием привлекательных крестьянок. Это возмущало, но в ряде случаев вызывало страх и порождало слухи, ведь с девушками происходили подозрительные несчастные случаи.       Одна упала с дерева, собирая яблоки, и переломала все лицевые кости.       Другая, горничная в местной гостинице, пролила на себя кипящее масло, и навсегда осталась обезображена.       Еще одну девушку покусали змеи, и она до сих пор лежала в больнице в соседнем городе. − Бог наказал их за грех сладострастия, − безмятежно ответила Меропа, когда Волдеморт спросил её об этом.       Сесилия, невеста его отца, оставалась здоровой как лошадь. Девушка из хорошей, богатой семьи, она берегла свою нравственность. Его отец не питал к ней ни малейшего интереса, разве что катал верхом, когда Сесилия приезжала в гости, чтобы их семьи были довольны. − Интересно. Очевидно, бог забыл наказать Томми. Он ведь тоже виновен, − насмешливо произнес Волдеморт.       Она пожала плечами. − Мужчины слабы, − пояснила она. – Им свойственно поддаваться искушению. – Она ясно улыбнулась, но в глазах её горел ужасающий огонь. – Мы обвенчаемся в церкви, − сказала она, указав на едва различимое здание. – Тогда он больше не будет грешить.       Волдеморт вздрогнул.       И скрылся. Он не был слаб, но ему было не по себе смотреть на беспечно разгуливающего маггла, не знавшего, что над его головой уже занесен меч. ***       Альбус настоял, чтобы отправиться во Францию в одиночестве – навестить бывшего наставника. Волдеморт согласился. Он воспользовался опустевшим замком – ему понадобилась лаборатория Слагхорна. Он приготовил смертоносное зелье, которое невозможно отследить. Одно из изобретений Снейпа. Его никак нельзя было обнаружить.       Он едва успел закончить и убрать следы приготовления, когда вернулся Альбус.       Он привез с собой подарок. Он развернул его в их постели и передал Волдеморту. − Мы можем им воспользоваться. Если захочешь, − он прикусил губу. – Если не примиришься с неизбежным ходом вещей.       В свете свечей поблескивал Философский камень.       Он улыбнулся иронии судьбы. − Однажды, − произнес он, так и эдак вертя камень в руке, − я пошел на многое, чтобы его украсть.       Дамблдор приподнял бровь. − В самом деле? Странно, что у тебя не получилось. Николас его хорошо охранял, но при твоем мастерстве это не проблема. − Я пошел по другому пути, − неопределенно ответил он.       Альбус вздохнул. − Гораздо хуже. Потому я и вручаю его тебе. Чтобы ты не искал иных возможностей.       Конечно, решение было временным и недостаточно хорошим, но оно даст Волдеморту время убедить Альбуса в том, что им суждено жить вечно.       Волдеморт ежедневно готовил для них эликсир. Он должен был остановить старение.       А еще спустя год он ночью улизнул из Хогвартса и отправился в Нурменгард. Он подлетел к окну самой высокой башни.       Гриндевальд мгновенно проснулся. Их глаза встретились. − Хороший трюк, − произнес он, подойдя ближе, чтобы оценить левитацию. − Полезный, − согласился Волдеморт. И протянул флакон с ядом. – Он безболезненный, − пояснил он.       Быстрый побег.       Гриндевальд в этой ужасной тюрьме уже постарел лет на десять. Таким людям нельзя сидеть взаперти.       Он рассмеялся, повертев флакон. − В конце концов, Альбус от тебя отвернется. Он всегда так делает.       Волдеморт позволил ему это заблуждение. Он стал милосерднее. Он уже победил, заполучил желаемое. В таком положении легко быть милосердным.       Он улетел, не сказав больше ни слова, и появился в Хогвартсе как раз к пробуждению Альбуса. − Доброе утро, − сказал тот, прижавшись к Волдеморту.       Фоукс смотрел на него осуждающе. Осуждающе, но смирившись. После того, как душа Волдеморта исцелилась, а руны исчезли, Альбус хотел, чтобы Фоукс принял Волдеморта. Он был убежден, что только это отталкивало Фоукса.       Но не только. Фоукс ненавидел его потому, что Волдеморт был темным созданием. Его душа стала целой, но не светлой.       Но все же Фоукс желал Альбусу счастья, поэтому притворялся, что симпатизирует Волдеморту, когда они были вместе.       Но, оставшись с Волдемортом наедине, он просто свирепел, шипел, а иногда клевал до крови. − Ты в хорошем настроении? – лениво рассмеялся Альбус, когда Волдеморт развернул его к себе, снял ночную рубашку и принялся покрывать поцелуями покрытое веснушками тело.       Волдеморт был в очень хорошем настроении. Ночь выдалась успешная.       Несколько дней спустя Гриндевальда нашли в тюрьме мертвым. Альбус будто воскрес, хотя и настаивал на том, чтобы поехать, забрать тело и похоронить в Венгрии, как, очевидно, того хотел бы Гриндевальд.       На похоронах Волдеморт стоял в стороне, не мешая Альбусу. Ненадолго он остался один у могилы, к нему подошла женщина, одетая в черное. Пожилая женщина с голубыми глазами.       Она выглядела обычной. Не такой уродливой, как Меропа. И на сумасшедшую не походила, а просто на несчастную женщину, прижимавшую к груди несколько цветов.       Волдеморт знал: у Гриндевальда тоже был отец из рабочего класса, отец-волшебник, который присутствовал в его жизни.       «Некоторые люди просто рождаются плохими», − подумал он, вновь обретя уверенность в том, что не только такие, как Меропа, могут родить монстра. *** − Моя бабушка умерла как раз перед моим поступлением в Хогвартс, в сентябре, − сказал мальчик, глядя куда угодно, только не на Волдеморта.       Его голубые глаза были устремлены на Кубок Факультета, выставленный в кабинете Волдеморта.       Кубок стоял там уже семь лет, и Волдеморт не собирался его отдавать. Ему нравилось, как завидуют Слагхорн и Альбус. − И? – нетерпеливо переспросил Волдеморт. Он с января был на взводе и со временем становился все более дерганым. Он не мог дождаться окончания семестра. «Осталась неделя», − подумал он. − И… − мальчик сглотнул. – Я не знаю, что со мной будет, когда я вернусь домой. Если у меня вообще теперь есть дом. Она была моей единственной семьей, сэр.       На скулах Волдеморта заходили желваки. Ну почему именно в этом году. − Наверное, меня отправят в сиротский приют. Можно я… Сэр, можно я останусь здесь на лето? Обещаю, я никого не побеспокою! Я могу помогать завхозу или домовым эльфам, или… − Замолчи.       Мальчик закрыл рот и опустил взгляд.       Один из самых трудолюбивых студентов Волдеморта. Что ж, все его рейвенкловцы были трудолюбивыми. Волдеморт ждал от них только лучшего.       И за последние четыре года ни разу не переступил черту. − Я спрошу директора, − сказал Волдеморт, и мальчик вновь поднял глаза. – Хотя лучше бы вы сказали об этом прежде, а не в последнюю неделю. Вы рейвенкловец, а не гриффиндорец. Вы все планируете заранее. − Я… − он осекся. − Вы что? Говорите громче. − Я пытался с вами связаться, но в этом году вы были заняты, сэр. Больше, чем обычно.       Занят. Он хотел сказать, что Волдеморт был вспыльчивее обычного.       Он отослал мальчика прочь. − Армандо не согласится, − сказал Альбус за ужином. – Несколько лет назад у меня была аналогичная проблема с одним из моих гриффиндорцев. Я очень старался, но Армандо ясно дал понять, что исключений не будет.       То есть это Диппет не разрешил Тому Реддлу остаться в Хогвартсе на лето? Волдеморт всегда был уверен, что виноват Дамблдор. − Мне он не откажет, − заверил Волдеморт.       Диппет отказал. − Это создаст прецедент, − заявил он. – Я не могу проявлять фаворитизм. Все в порядке, Том. У магглов есть учреждения, где заботятся о сиротах.       Волдеморт заставил Диппета согласиться.       Это было тяжело, и действовать пришлось быстро. Империус не подходил – Альбус его тут же обнаружит.       Поэтому Волдеморту пришлось изменить намерения Диппета, внедрить ему решения, которых бы он сам никогда не принял.       После этого он стер последние десять минут из памяти портретов. Никогда бы не подумал, что это понадобится.       А потом Диппет моргнул. − Думаю, мы можем сделать исключение, − произнес он, поскребывая подбородок. – Бедный мальчик, ему больше некуда идти. Хорошо, он может остаться, но я надеюсь, вы ему объясните, что нужно соблюдать секретность. Его ровесники не должны узнать о его привилегии.       Альбус был потрясен, когда Волдеморт сказал, что Диппет согласился. − Я же тебе говорил, что при желании могу быть неотразимым, − улыбнулся Волдеморт, и Альбус, довольный и ни о чем не подозревающий, улыбнулся в ответ. ***       Когда он приехал в Литтл-Хэнглтон, Меропы уже не было. И маггла тоже.       И Гонтов.       Лачуга стояла пустая, пыльная. На кухонном столе лежала книга по Зельеварению, открытая на главе об Амортенции.       От котла рядом слабо пахло книгами и властью. Запах, напоминавший об Альбусе.       Невероятно мощный, если даже спустя месяцы Волдеморт его учуял.       Он попытался разыскать их в Лондоне, но не смог. Наверное, он плохо старался. Он не хотел их видеть. − Моя племянница пропала, − объяснил он Альбусу несколько дней спустя, когда тот заметил, что Волдеморт последнее время слишком уж вспыльчивый. – Я не знаю, где она. Я не могу её найти.       Альбус знал, что в летние и зимние каникулы Волдеморт навещает «племянницу». Он думал, у них близкие отношения.       Даже зная, что до декабря ничего не произойдет, Волдеморт отказался покидать страну. Очень уж сильно ему было не по себе.       Он ночами не спал, думая сперва о бедном маггле и о том, через что ему, должно быть, пришлось пройти. А когда обрушилась осень, он задумался о своей матери и о том, через что, должно быть, пришлось пройти ей.       В первые выходные сентября защитные чары, которые он наложил на поместье Реддлов, вспыхнули, и Волдеморт понял, что маггл её бросил. Сбежал.       Она осталась одна. Совсем одна. ***       Медальон уже попал к Берку, когда Волдеморт отправился на поиски.       Он убил его. Это его успокоило, пусть и ненадолго. Дало кратковременное облегчение, выход бушующим внутри чувствам.       Он положил медальон в карман и вернулся в Хогвартс. ***       Он не находил себе места, бродил по территории Хогвартса, будто помутившись в рассудке.       Небо посветлело, солнце должно было вот-вот показаться из-за Великого озера, возвещая о последнем дне года.       У него был план. Выждать еще день, поехать в Лондон и забрать мальчика. Он уже купил хибарку у черта на куличках и ее зачаровал.       Арктурус сказал, что подарит ему домовика.       Волдеморт позаботится о мальчике, сохранит ему жизнь, но жить он будет взаперти.       План у него был, но со временем его тревога росла. У него в памяти без конца вставал её образ. Он видел её ребенком, вспоминал её улыбку, когда он протягивал ей еду.       Вот она обрадовалась, когда он пристально посмотрел ей в глаза.       Вот она потирала синяки и разбитую губу.       Вот она вручила ему венок из цветов.       Вечером он наложил на себя чары невидимости, аппарировал к приюту Вула и принялся ждать. ***       Она была, как обычно, в платье, хотя вроде в новом. Погода была ужасная, на улицы обрушились снег, дождь и лед одновременно. Деревья пригибались к земле, стекла в окнах дребезжали от сильного ветра.       Её волосы разметались на ветру, но она упорно брела сквозь метель, опираясь рукой о стену. Другой рукой она держалась за живот.       Она была такая же худая, как прежде, даже еще сильнее. Призрак. Её руки и ноги были хрупче и тоньше веточек.       От неё остался лишь живот.       Волдеморт смотрел, затаив дыхание. Он никогда ничего подобного не видел, и у него не было слов, чтобы описать происходящее.       Её кожа приобрела синюшный оттенок, почти трупного цвета губы потрескались. Под глазами залегли черные круги. Её глаза были уже мертвы, смотрели вперед без искры жизни.       Мокрые, отросшие волосы прилипли к коже, беспорядочно развеваясь по прихоти ветра.       Её платье насквозь промокло от снега и дождя.       За ней по тротуару тянулся кровавый след.       «Она прекрасна», − подумал он, и внутри все сжалось от этой мысли.       Он подошел к ней, и она тут же сфокусировала взгляд на нем.       Волдеморт сбросил чары невидимости.       Она улыбнулась. Что-то сказала, но очень тихо, за воем ветра он ничего не услышал.       Он коснулся её руки – холодной, как лед. Она упала, но он подхватил её. Она вцепилась ему в плечи. − Я знала, что ты придешь за ним, − прошептала она. От её дыхания веяло холодом, в каждом слоге звучала смерть, у него мурашки побежали по спине. – Он будет чудесным. Я уже видела его в своих снах. – Он сквозь мантию ощутил её пальцы. – Красивый мальчик. С красными глазками. – Он положила руку ему на плечо. Она впервые обняла его, он впервые держал её в объятиях. – Я думала, он будет таким, как его папа, но нет. Он похож на тебя. Как тебя зовут? – спросила она.       Он молчал. − Том, − прошептала она, медленно отстраняясь. Она смотрела на него мертвыми глазами снизу вверх. Её пальцы были холоднее, чем много лет его кожа. Она взяла его за подбородок. – Том, − повторила она с улыбкой. – Я знала, что это я создала тебя.       Его план рухнул.       Волдеморт аппарировал их в Больницу Святого Мунго. − Мне нужен целитель, − крикнул он первому, кто попался на пути.