Душа

И вот я снова одна. Это немного радует. Снимаю с головы наушники и закидываю на диван. Стягиваю мокрые варежки и лосины и небрежно бросаю туда же. Мою голову не покидают слова Папируса: «Я ведь так и не рассказал, как устроено ПОДЗЕМЕЛЬЕ!» То есть я попала куда-то, непонятно куда. А эти люди — некие подземные существа, или как? Но в одном я уверена точно: меня защитят. Как минимум Папирус не даст меня в обиду. А Санс… Его можно понять. Я помню, как знакомая навестила нас со своим новорождённым ребёнком, тогда мама ни на минуту не отходида от него. Мне было лет шесть или семь, и я не понимала, почему все обращают внимание на какого-то карапуза, а не на меня? Даже брат не стремился утешать. Решаю, наконец, подняться с пола. Схватила за одно бумажный пакет и сомкавала, чтобы было удобнее выбросить. Вдруг живот начинает урчать. Долго, непрекращаясь. Появляется тянущая скрипучая боль. Я из-за неё сгибаюсь и обхватываю себя руками. А ведь правда, последний раз я ела и пила только вчера. Удивительно, что я ещё не упала от обессилия. Пробираюсь на кухню, и снова журчит живот. Нагибаюсь, чтобы притупить боль. Ступаю к раковине, наполняю стакан и полностью его опустошаю. Как начало этого может хватить, дабы забить пустоту в желудке. В холодильнике оставались вчерашние спагетти. На нижних полках так же были чипсы и газировка — не самое полезное питание. Но больше всего меня удивил ряд баночек с кетчупом. Штук десять тут точно есть. Для двух парней это довольно много! Рядом с ними висит записка: «Не трогать кетчуп, человек». Я их ещё плохо знаю, однако могу предположить, что это написал Санс. Не шибко-то и хотелось. Поев, я почувствовала прилив сил. На столе были свежие головоломки, и снова путаницы. Благодаря им моё настроение улучшилось. Среди слов было такое, как «медальон», и я тут же вспомнила про свою находку, которую спрятала в башмаке. Снимаю обувь и вытряхиваю. Подвеска падает на ковёр. Грязь слегка отшелушилась, и стала проявляться золотая цепочка. Я беру вещицу и иду к раковине. На удивление, чистка не заняла много времени, затвердевшая земля сама отпадала под струёй тёплой воды. Теперь можно нормально осмотреть найденный предмет. Это золотой медальон в виде сердца на тонкой цепочке. Он покрыт лёгкими царапинам. Выглядит так, будто эта вещь намного старше меня. Замечаю, что медальон можно открыть. Ковыряю кое-как ногтём, крышка не сразу поддаётся. Внутри чёрно-белая размытая фотография. Там изображены два силуэта, но развидеть лица невозможно. На внутренней части крышки выцарапано слово. — Чара? — произношу вслух. — Это имя хозяина? После этих слов медальон начинает светиться алым светом и греться. Он обжигает мне пальцы, и я рефлекторно бросаю его. Металлический предмет звонко ударяется о керамическую плитку. Я моргаю. Всё вокруг пропадает. Остаётся лишь тьма. Я обеспокоенно оборачиваюсь и зову Папируса и Санса. Мой голос уходит в пустоту. Тишина здесь настолько давящая, что звук учащённого сердцебиения сводит с ума. Меня охватывает паника, я заглатываю воздух, как в последний раз. Привествую. Детский мягкий голос прозвучал за моей спиной. Резко поворачиваюсь. На меня смотрит знакомая пара красных глаз. Она широко улыбается. Однако эта улыбка не совсем искренняя. «Это же та самая девочка!» — ахаю я. Прошу прощения, если я тебя напугала. Её вежливый тон дурманит. Она прикладывает ладонь к груди и делает реверанс. Я — Чара. Вижу, ты нашла мой медальон. Эта вещь очень важна для меня, буду очень польщена, если ты её сохранишь. Я хотела ей ответить, но голос не шёл. Улыбка Чары становится мягче, она слегка щурит свои большие глаза. Я очень удивилась, когда ты не только услышала меня, но и увидела. Можешь не задавать вопросов. Я уже как давно умерла, и предстаю пред тобой в виде духа. Пока во мне есть РЕШИМОСТЬ, я не покину этот мир. — Это печально, — молвлю, не подумав, и поднимаю с пола подвеску. Почему же? Чара удивляется. Я смотрю на золотое сердце и протираю его большим пальцем. — Ты вроде жива, а вроде нет. Ты видишь всё, но ни к чему не можешь прикоснуться. Никто не может тебя увидеть или услышать. Как давно ты так существуешь? — поднимаю глаза на Чару. «Существуешь» — хорошее слово. Могу предположить, что около ста лет, хотя кто считает? Девочка пожимает плечами. Чем больше нахожусь здесь, тем больше удивляюсь. Фриск, да? Я киваю головой, думая про себя: «Как она узнала моё имя? Или она следила за мной?» То, куда ты попала, — это опасное место. Для начала тебе стоит поладить с этими братьями. Они помогут в трудную минуту. И не спеши, спешка не приведёт ни к чему хорошему. Взгляд Чары стал серьёзнее. Это моё напутствие тебе. Прислушаться к нему или нет — твоя воля, я не заставляю. А сейчас мне нужно откланиться. Ещё увидимся, Фриск. Я невольно моргаю. Теперь снова нахожусь на кухне. Сжимаю медальон в кулаке. В голове стоит невыносимый шум. Перед глазами всё плывёт, а ноги кажутся ватными. В таком состоянии я кое-как добираюсь до гостиной и плюхаюсь на диван. Хороший сон мне бы сейчас не помешал. Какое-то время я лёжа тихонько смотрела к одну точку. С улицы слышались радостные крики детей, не разборчивая речь и скрипучие звуки чистки снега. В комнате становится всё темнее. Прижимаю медальон ближе к груди. Медленно дышу с приоткрытыми глазами. У меня столько вопросов… Столько мыслей… Но так не хочется о них думать. Голова слишком тяжёлая. Я не замечаю, как закрываются веки и всё перестаёт быть реальным.

***

Провожу языком по зубам в попытках избавиться от липкой карамели и рыскаю в карманах ключи. Отпираю дверь. Внутри темно, ничегошеньки не видно, однако я замечаю, что человек спит. Из окна на лицо девочки падает холодный белый свет. Не мне судить, но цвет её кожи стал бледнее. Пробираюсь на кухню и щёлкаю переключателем. Внезапная яркость заставляет меня поморщиться. Заглядываю в холодильник. Все бутылки на месте. Я беру одну и снимаю крышку. Густая, мягкая жидкость, которая и сладкая, и пряная, прохладой растекается по рту. Благодать! Когда Папирус не работает, на посту без него скучно. Количество спагетти уменьшилось — значит, человек пообедал. Не сказать, что я прям рад этому, просто… не в восторге. Выходя с кухни, замечаю на столе утренние листовки с головоломками. Все путаницы были решены. Скука — она такая. Подхожу к человеку, почёсывая живот, и делаю глоток кетчупа. Этот ребёнок так спокойно спит, что бесит. Она чувствует себя в безопасности. Хочется от неё избавиться. Человек своим присутствием портит мою идеальную обыденность. За последние два дня я раздражался больше, чем за последний год! Внутри всё закипает. Но я опускаю руки. Я не могу ничего сделать, потому что Папс этому не обрадуется. На вид и правда обычный ребёнок. Она попала в подземелье через лес и первым встретила меня, поэтому вряд ли ей доводилось вступать с кем-то в битву. Это дитя ещё просто не понимает, как тут всё устроено. Её брови дрожат. Она поджимает губы и морщит носом. Прищурив глаза, я молча наблюдаю. Девочка выгибается в спине и всхипывает. По щекам скатываются слезы. Пальцы сжимают одеяло, на котором она лежит. «Кошмары снятся?» — вскидываю подбородком. Пускай и дальше корчится, мне нет до неё дела. — Не ухо… ди, — сходит к её уст. — Оста… нь… ся… Я выдыхаю и наклоняюсь к ней. Указательным пальцем смахиваю тёплую слезу. Лицо девочки расслабляется, губы расплываются в улыбке. — Если бы всё сложилось иначе… Не будь ты угрозой… Возможно, мы бы подружились. После этих слов я ухожу в свою комнату. Это беззащитное дитя заставляет меня испытывать жалость и переживать за неё. Но я не собираюсь привязываться. Если Папирус хочет почувствовать себя нянькой, флаг ему в руки. Пусть это будет на его ответственности. Сейчас нужно всё обдумать до прихода брата. Я должен решить, что скажу и как отреагирую. А ведь это не первый человек, с которым мне доводилось иметь дела...

***

Папирус вернулся уставшим и выжатым как лимон. Он уже было хотел плюхнуться на диван, как заметил спящего ребёнка, прокрутился на сто восемьдесят градусов, запнулся об свою ногу и упал. На громкое возвращение выходит Санс и таращится на брата, свисая на полтуловища с балкона. Младший неловко улыбается ему, от чего старший выдыхает. Разбудить Фриск Папирус не решился, поэтому разговор пришлось перенести на утро следующего дня, как раз в выходной для обоих братьев. Санс хотел вновь удостовериться в решении младшего, однако последний настолько устал, что не стал есть и поднялся в свою комнату. Ещё бы чуть-чуть и он бы уснул прямо на полу.

***

Утро начинается со спокойной ноты. Фриск приподнимается и притирает глаза. Её накрыли одеялом, но она не придала этому значения. Она замечает в своей руке золотой медальон и убирает его в карман шорт. С кухни исходит приятный запах блинчиков, и девочка сползает с дивана и медленно движется на источник аромата. В домашней оранжевой кофте с коротким воротником и тёмно-коричневых широких штанах стоит Папирус и перебрасывает с помощью лопаточки готовый блин со сковородки на стопку из других таких же блинов. У девочки скапливаются слюни во рту, а живот неприятно урчит. На тихие шаги Папирус оборачивается и широко улыбается. — Доброе утро, человек, ты наверняка голоден? Не переживай, я скоро закончу! — парень искусно заливает половником жидкое тесто на горячую плоскую сковороду. — Можешь пока сложить свои постельные принадлежности и умыться. Фриск качает головой в ответ и возвращается в гостиную. Она делает всё, как сказал Папирус: складывает одеяло, поправляет подушку. В это время по лестнице спускается Санс, зевая во весь рот. Он не обращает внимание на человека, шаркает тапочками и направляется на кухню. Фриск чувствует себя неловко от его прихода. Она мнётся на месте, не зная, куда себя деть. Санс подходит к дивану, падает на него и протяжно выдыхает. Дитя быстро уходит. — Ты успуган, это из-за Санса? — озирается назад Папирус. Девочка садится у стены и прижимает ноги к груди. — Всё нормально, — не перестаёт улыбаться, — он тебя не обидит. Я обещаю! Но она даже не посмотрела в ответ. Завтракать начали в тишине. Фриск боялась прикоснуться к еде на глазах этих братьев, её трясло от волнения. Папирус вопросительно смотрел на ребёнка, однако решил, что слова будут излишне. Санс продолжал делать вид, будто человека нет в доме, и читал свежую газету. Пока его взгляд был спрятан за бумагой, девочка запихивала в себя блинчики. От большого количества сиропа у неё сводило зубы, а рот не закрывался из-за еды. Она кое-как пережёвывала, отвернувшись от братьев. Это вызывало улыбку у Папируса, в конце концов, дитя слишком голодна, чтобы отказаться от предложенной еды. В свою очередь Санс пытался не вбросить тупую шутку и не засмеяться. Он так сильно сжал края газеты, что она дрожала из-за напряжения. Это немного расшатало всех присутствуюших. Младший быстро навёл порядок вокруг. Братья поставили стулья напротив Фриск и сели. — Кхм, — кашляет в кулак Папирус, чтобы настроиться. — Я обещал рассказать об этом месте. Дитя кивает. Она помнит про слова Чары. И сейчас ей нужно больше информации. — Санс! — вдруг восклицает. — Расскажи Фриск о нашей истории! — А? — хмурится старший. — Почему я что-то должен рассказывать? Это ТЫ обещал. — Но у тебя лучше получается! — Папирус делает щенячие глазки и хлопает ресницами. Санс морщится на это, но выдыхает и начинает с натянутой улыбкой: — Давным давно, поверхностью правили две расы: ЛЮДИ и МОНСТРЫ. Всё жили в мире и покое, пока одни не решили устроить войну. Так уж вышло, что душа человека во много раз мощнее души монстра, и если монстр поглотит душу человека, то он станет чем-то на подобие бога. Это не устраивало людскую расу. В войне монстры проиграли, тогда семь могучих магов сгинули наш народ в ПОДЗЕМЕЛЬЕ и запечатали с помощью несокрушимого БАРЬЕРА, — зрачки Санса пропали, и теперь улыбка кажется ужасающей. — Ага! — дополняет Парирус. — И чтобы разрушить его, нужна сила семи человеческих душ. Пока что у нас только шесть. — Гора Эботт, возле которой ты ошивалась, — продолжает Санс, — буквально притягивает к себе слабых духом, в основном это дети или подростки, на взрослых, состоятельных личностей повлиять практически невозможно. К тому же с годами влияние горы распространилось на лес, поэтому ты попала в ПОДЗЕМЕЛЬЕ через него. Обычно все в яму падают, прямиком в РУИНЫ, однако ты не упавший ребёнок. Такие дети называются брошенными, лес легко воздействует на них, и они не замечают, как оказываются в подземелье. — Но… как? — тихо молвит Фриск. — Вероятнее всего, — парень откидывается на спинку стула, — когда ты пересекала барьер, особая магия подействовала на тебя и телепортировала на пути в Снежнеград. Ты, наверно, почувствовала сначала какое-то жжение в груди, а потом резкий прилив сил? — Наверно, — сжимает кофту девочка. — Можно вопрос? — поднимает взгляд на братьев. Санс прикрывает глаза и едва заметно кивает. — Получается, вы — МОНСТРЫ, не ЛЮДИ? — Так точно, — отвечает Папирус. — Люди и монстры очень похожи внешне, хотя у многих могут быть явные отличия, — хохочет. — Однако внутри мы очень разные. Монстры состоят из магии и любви, надежды и сострадания, когда люди лишь из плоти и крови. — Из любви? — удивляется дитя. — В отличае от людских, — вдруг подаёт голос Санс, — души монстров чистые как свежий снег, их нельзя испортить, однако они и слабее. Только вот, если человек внутри как мусор, то и его душа будет иметь грязный окрас, если не чёрный вовсе. Фриск сглатывает слюну. Слова Санса звучат как угроза. — Санс, — протягивает Папирус, — ты его пугаешь, хватит рассказывать страшилки. — Правда есть правда, — закидывает руки за голову. — Насчёт правды, ты знал, что этот человек — девочка? — Девочка? — не веря, хмурится младший. — Но прям и не скажешь, — переводит взгляд на Фриск. Дитя вопросительно наклоняет голову в бок. — Поверь, это девочка, — гаркает Санс. — Ладно, — подозрительно шурится Папирус. — Есть ещё вопросы? — Когда я могу вернуться домой? Этого не ожидал никто. Гримассы обоих братьев исказились. Папирус втягивает воздух через зубы и отводит взгляд, а Санс упирается руками в бёдра. — Ну, я не знаю… — произносит на выдохе Папирус. Ему очень сложно дались эти слова. — Если тебе будет лучше, ты можешь считать ЭТОТ дом своим, — выдавливает из себя улыбку. Санс молчит, понимая, что перечить — это последние, что нужно делать в данной ситуации. — Но я хочу к себе домой! — не унимается Фриск. — Послушай, — всё же говорит старший, — чтобы пересечь барьер, нужно добраться до КОРОЛЕВСКОГО ЗАМКА, а путь к нему опасен. Не все монстры будут рады чужаку, — проникновенно смотрит на дитя, в этом взгляде читается некое переживание. Дитя поджимает губы, она не хочет сидеть у них на шеи, не собирается быть в заперти. Фриск обхватывает себя руками. «Я не обязана делать всё, как они хотят,» — она встаёт и показательно уходит. — Эм, человек, Фриск! — поднимается Папирус и обходит стол. — Я понимаю, всё это может быть для тебя новым и запутанных, но я обещаю, что найду способ, как безопасно провести тебя через подземелье. В этом не стоит торопиться. Фриск толком не слушает его, примечает место между диваном и стеной и садится туда. В любом случае деваться ей некуда. Папирус не отбросил свои попытки подбодрить её. Парень подходит к ней и сгибается в коленях. — Хочешь я покажу тебе все комнаты? Фриск отворачивается от него. — Это да или… нет? Вообще молчание принято считать знаком согласия, — хохочет парень. Дитя до сих пор не собирается отвечать, но в душе прям всё скрипит. Папирус садится рядом и выдвигает ноги вперёд, когда девочка забивается плотнее в угол. — Тогда я составлю тебе компанию! — улыбается как можно шире. — Прошло два дня, но ощущается как ВЕЧНОСТЬ. Тебе было скучно одной? — он вытягивает и наклоняет шею, чтобы взглянуть человеку в лицо. — Этот дом довольно маленький, будь моя воля, я бы поселил тебя в отдельную комнату. Возможно, ты хочешь побыть в одиночестве, но я от чего-то чувствую, что не могу осуществить этого. Искренняя доброжелательность Папируса, его приятный голос и милая улыбка наполняют глаза Фриск слезами. Она буквально тронута. Дитя не может долго держать все эмоции в себе. Она резко разворачивается и вцепляется в кофту парня. Горькие слёзы тут же впитываются в ткань. Дыхание девочки прерывистое, поэтому она дрожит всем телом. Папирус принимает её в свои объятия и в качестве утишения гладит по волосам.

***

Когда ребёнок успокоился, Папирус показал всё в доме. Он сказал, что она может всегда посещать его комнату. Дальше по коридору были ванная и комната Санса, в которую тот запретил заходить, да и Папирус уверил дитя, что там ужасный беспорядок. Потом они сели на диван смотреть телевизор. Фриск привыкла к компании Папируса. Она даже улыбнулась, стоило понять, что это хорошие монстры. — Ваушки! — удивляется парень. — Ты улыбнулась — это так мило! Фриск не придала этому особого значения, у неё толком не было причин свободно улыбаться. По телевизору шло странное телешоу, где квадратной формой робот с светящимися пикселями готовил пироги. Он говорит осмысленно, будто живой. Фриск указывает на робота, вопросительно глядя на Папируса. — Интересно, кто это? — уточняет парень, дитя кивает. — Это Меттатон, местная теле-звезда. Его шоу одни из самых удивительный, но мне больше нравится кулинарное. Я знаю, что его создала доктор Альфис — королевский учёный, но как Меттатон действует и говорит так, будто это не просто искуственный интеллект? — загадка. Девочка делает вид, будто поняла. Она берёт подушку и крепко обнимает. Это действие её успокаивает. Папирус замечает, как Фриск прижимает подушку, словно любимую игрушку. «Человек точно хочет домой, ей тут не место,» — задумывается парень. — Ничего если я оставлю тебя? — вежливо спрашивает и медленно уходит с дивана. Фриск утвердительно кивает и одновременно смотрит так, будто задаёт вопрос. — Надо на ужин чего-нибудь сделать, — гладит по голове и отдаляется. Фриск чувствует себя смешано: ей вроде и нравится такие прикосновения и добрые улыбки, а вроде внутри всё переворачивается снепривычки. Она хочет доверять этим братьям, но что-то не даёт ей покоя. Через ткань девочка нащупывает медальон. Сейчас бы поговорить с Чарой. От полученной информации и капошившихся мыслей голова у дитя разболелась. Папирус завязывает на талии фартук и закатывает рукава. — Чего бы приготовить? — задумывается парень. Он не знает предпочтений Фриск, это затрудняет всё, а также внезапный уход Санса. Старший исчез в тот момент, когда Папирус принялся успокаивать человека, и до сих пор не возвращался. Младший беспокоится, что и сегодня он пропустит ужин. Чтобы отвлечься, монстр решает полистать свою тетрадку с рецептами. Все записи разделены на определённые категории: супы, каши, выпечка, горячие блюда, салаты. Похоже, Папирус серьёзно увлекается готовкой. Он взмахивает страницами и открывает первую попавшуюся. Это был рецепт яблочного пирога. Яблок, как на зло, не было, однако парня это не расстроило. Он откладывает тетрадь, распахивает холодильник и берёт полупустую баночку с ягодным джемом. «Сойдёт,» — пожимает плечами, потупив взор на банку. Всё это время дитя продолжало смотреть телевизор. Шоу Меттатона её завлекло. Сейчас показывают конкурс талантов, где робот, у которого монитор вместо нормального лица с галстуком, судит участников. Проигравшие со смешным звуком падают в пропасть, а на следующем кадре они приземляются на мягкую большую подушку. Безопасность — это главное. У Фрикс начинают слипаться глаза, и она клюёт носом в подушку. День выдался тяжёлым, сон ей не помешает.