Link it to the world
Link it to yourself
Stretch it like a birth squeeze
The love for what you hide
The bitterness inside
Is growing like the new born
When you've seen, seen
Too much too young, young
Soulless is everywhere
Muse, New Born
Когда он проснулся, совсем рядом шумело море. Мангетсу лежал, слушая шум воды, глядя на низкие, зеленоватые потолки. Он не у себя дома, но и на тюрьму это совсем не похоже. Где он?.. Мир был бы в большей безопасности, если бы ты и Забуза никогда не встретились… Мангетсу сел на футоне, и огляделся, ища взглядом Кисаме. Но того в комнате не было. Рядом с постелью стоял целый кувшин воды, и Мангетсу принялся пить прямо из него, игнорируя стакан, чтобы заглушить отвратительную сухость в горле. Рот был грязным, на зубах противно скрипел песок. Он утер его тыльной стороной ладони, заметив, что на коже остался черный след. Уголь. Дешевый абсорбент, которым можно нейтрализовать простейшие яды. Похоже, Кисаме перенес его сюда, и пытался привести в чувство, после того, как он надышался в тюрьме отравленным газом. Вот только что это за «сюда», что это за место?! Кожа стала сухой и стянутой, Мангетсу был сильно обезвожен. У него началась нервная чесотка из-за того он потерял контроль и не управлял ситуацией. Он поскреб ногтями локтевые сгибы, когда заметил что вместо привычной одежды на нем выцветшая юката, с чужого плеча. Мангетсу вскочил с футона, юката волочилась по полу, ее прежний владелец был выше него и шире в плечах. Хлопанье дверей, и вскоре он выбежал на улицу. От свежего воздуха закружилась голова, он едва устоял на ногах. Деревянные мостки возвышались над плещущимися волнами, вдали, сквозь пелену тумана проступали каменные утесы. Было пасмурно, ветер трепал волосы, полы юкаты развевались, как паруса. Мангетсу ожидал увидеть рыбацкий поселок, но вокруг было пусто. Низкая лачуга, расположенная у воды была единственным зданием на многие мили вокруг. Мангетсу сделал несколько шагов по деревянному настилу, и в тумане проступили очертания знакомой фигуры. Кисаме сидел на краю причала и ловил рыбу. Мангетсу растекся, скорее по привычке, скрывать свое присутствие было бессмысленно. Он переместился в нужную сторону, и материализовался сбоку от Кисаме. — Отрадно видеть тебя в добром здравии, — Кисаме снял с крючка пойманную рыбу, и снова забросил удочку. — Сколько я здесь? — спросил Мангетсу. — Почти три дня. — Что это за место? — разговор все больше походил на допрос, но Мангетсу не мог заставить свой голос звучать более приветливо. Да и сам Кисаме едва ли сейчас заинтересован всеми эти социальными играми. — Здесь жил мой дед, — Кисаме смотрел на поплавок, покачивающийся в темной воде. — Как ты мог заметить — он не любил людей, и в старости хотел только одного: покоя, умиротворения и вот этой гармонии, — он махнул рукой, показывая на туманный морской пейзаж. — Моей родне не нужен этот дом на отшибе, поэтому за ним присматриваю я. — Что с моей одеждой? — задал Мангетсу насущный вопрос. Его беспомощное положение открывало перед Кисаме массу перспектив, но он не верил, что тот мог ими воспользоваться. — Ты все заблевал, — спокойно ответил он, без брезгливости в голосе. — Сохнет на кухне, — Кисаме повернулся к нему. — Переполох в тюрьме улегся, но в деревне все еще не спокойно. Ищут шпиона, как я понял, в Кири все же проник посторонний. Мангетсу задумался. Сейчас все отряды Ангобу и Анбу заняты поисками чужака. Нужно воспользоваться ситуацией, и разузнать о «Бездне», пока взгляд Мизукаге направлен в другую сторону. Он дернул пояс юкаты, та распахнулась, и сползла к его ногам. Ветер подхватил ее, и вскоре юката прилетела Кисаме в лицо. — Ты всегда так раздеваешься в гостях? — спросил Кисаме, игнорируя дергающийся в воде поплавок, и не сводя пристального взгляда с его обнаженного тела. — Я здесь не по своей воле, — хмыкнул Мангетсу. — И я не помню, чтобы ты меня приглашал. Так что, я не твой гость, — он бросился в воду, с наслаждением погружаясь в темную пучину, впитывая влагу каждой клеткой своего тела. — У тебя странный способ говорить «спасибо», — заметил Кисаме, когда Мангетсу вынырнул из воды. — «Спасибо»? — он подплыл ближе, чтобы видеть лицо сидящего на мостках Кисаме. — Ты считаешь благодарностью то, что я минуту постоял перед тобой голым? — он дернул бровью, Кисаме осклабился. Мангетсу был не прав, решив, что Кисаме не интересуют все эти социальные игры. Они уже в них играют. Начали их на охранной вышке и продолжают играть до сих пор. Мангетсу растекся, поднялся по балкам и перекрытиям к месту, где сидел Кисаме. Кисаме был старше, и стал шиноби задолго до того, как Мангетсу выпустился из академии. Он работал с разными подразделениями Ангобу и Анбу, исполнял личные поручения Ягуры и старейшин. У него определенно имелись связи там, куда Мангетсу не сможет попасть, несмотря на всю свою изворотливость. — А я ведь могу отблагодарить тебя по-настоящему, — Мангетсу материализовался у Кисаме за спиной, как тогда, на вышке, и приобнял за плечи. — Если ты кое-что для меня сделаешь, — не стоило так откровенно себя предлагать, но Мангетсу видел, что Кисаме заинтересован в более близком общении, хоть и не говорил об этом прямо. Ты не такой, как я, Мангетсу. Помни об этом. Тебе не нужен мужик, чтобы выжить. Он зажмурился, мысленно велел матери заткнуться. Ему, нужна, правда. И он докопается до сути любыми доступными средствами, его самолюбие от этого не рассыплется. К тому же, это будет выгодно им обоим. В конце концов, против регулярного секса Мангетсу ничего не имел, и Кисаме был вполне в его вкусе. — Тебе не кажется, что нормальные люди ищут партнера несколько иначе? — Кисаме скосил глаза в его сторону. — Начинать отношения с постели — мы же не в квартале красных фонарей, — он покачал головой. — Пожалуйста, уважай себя. И меня тоже. Я могу помочь и без подобной «сделки». — И тебя устроит быть использованным? — глаза Мангетсу сузились. Ему не нравилось то, что его отшили, и приходилось торговаться. Он не любил и не умел общаться с людьми, договариваться с ними — этим всегда занимался Забуза. Его ужасно злило чувствовать себя беспомощным и несостоятельным без него. — Хозуки, — вздох. — Перед тем как лечь в одну постель, люди обычно знакомятся, разговаривают друг с другом, проводят время вместе. Я хочу лучше узнать человека, который предлагает мне пропустить все эти шаги, и сразу, извиняюсь за выражение, порезвиться. Поэтому предлагаю следующее: ты оденешься, и мы спокойно поговорим, как взрослые люди. Мангетсу отпрянул от Кисаме, и, растекшись на мостках, направился в сторону дома. Только что он осознал другую сторону Забузы: темную, безжалостную, суровую и неотвратимую, как водяная пуля, угодившая ему прямо в сердце. Он, Забуза, убил всех других мужчин и женщин для него, он не видел с ними никакой другой близости, кроме постели. Не нужно влезать в новые отношения, если пытаешься кого-то забыть. — Иди к черту, мама, — прошипел Мангетсу, натягивая свою майку. Прямо сейчас ему хотелось пробить себе голову водяной пулей, чтобы не слышать в голове ее голос, чтобы не признавать того, что она права. — Так о чем ты хотел меня попросить? — появившийся на кухне Кисаме отвлек его от мыслей о саморазрушении.***
Возвращаясь к себе, домой, Мангетсу заметил, что шиноби, патрулирующих улицы стало больше, поиски шпиона, о котором говорил Кисаме, продолжались. Дома было непривычно тихо и чисто. С чего бы мамаша затеяла вдруг уборку среди недели?.. — Явился, — ее голос был непривычно резким. — А ну, подойди, — мать сидела на кухне. Мангетсу проигнорировал ее слова, и хотел уйти к себе, когда она возникла перед ним в коридоре. Он уже давно не видел ее так близко, при хорошем, дневном свете. В уголках глаз появились морщины, темные, отдающие синевой волосы, были собраны в неаккуратный пучок. Зеленое кимоно было кое-как подвязано поясом, Мангетсу видел в вырезе ключицы, перечеркнутые шрамом, и грудь, которая уже давно не была двумя упругими мячами под кожей. Она старела, и пыталась скрыть это одеждой и косметикой. Жалкое зрелище. Когда ее ладонь с красным лаком на ногтях потянулась к его лицу, Мангетсу перехватил ее руку и стиснул запястье, намереваясь его сломать. Эта женщина с каждой секундой все сильнее его раздражала. Его бесили ее одежда, ее сиськи, то, что она стояла так близко к нему, и смотрела на него с таким видом, будто ей о нем все наперед известно. Он ненавидел ее за то, что он появился на свет из ее чрева, за то, что она привела его в этот чертов мир. Во всей деревне не было человека, к которому бы он относился хуже. — За домом следят Анбу, — произнесла она на грани слышимости. — Поэтому сделай вид, будто мы счастливая семья, — он разжал руку, и она обняла его с фальшивой улыбкой на лице. — Идем в спальню, — шепнула она ему на ухо. Мангетсу послушно шел за ней, пытаясь уловить в доме присутствие брата, но его не было. Седзе задвинулось с тихим скрипом, мать сложила печати одной рукой, и по стенам растеклись кандзи — техника шумоподавления. То, что они скажут здесь — не выйдет за пределы этой комнаты. — Сядь! — она выдвигала из комода ящики, склянки в них тихо позвякивали. Мангетсу сложил руки на груди и остался стоять. — Кто бы ни заботился о тебе все это время — медик из него весьма посредственный, — она закатила глаза. Мать заметила его, почерневшие от угля зубы, и быстро поняла, что случилось. — Как будто ты — лучше, — хмыкнул он. — До сих пор на джонина не сдала за столько лет. — Если бы захотела — давно бы повысилась, — она подошла к нему, и с силой надавила на плечо, заставляя опуститься на пол. — Тогда бы мои миссии стали сложнее и дольше, а мне это абсолютно не нужно, — Мангетсу скривился от этих слов. Он понимал, что мать не хотела покидать деревню надолго не из-за него с братом. — Как только Суигетсу станет генином — я уйду со службы. — Из дома тоже уйдешь, — Мангетсу не церемонился. После смерти отца он стал главой семьи, дом и прилегающий участок перешел к нему по наследству. Если бы он был единственным ребенком, то давно бы выставил мать за дверь. Но она «заботилась» о несовершеннолетнем Суигетсу, пока брат не станет генином — закон будет на ее стороне. — Не волнуйся, не задержусь, — она наклеила ему на спину лечебную печать, холод пробежал вдоль позвоночника. — Хватит с меня вашего клана, я нормальной жизни хочу, без детей из кровавого тумана и мужа-убийцы, — она отбросила покрывшуюся зеленым налетом печать на пол, и наклеила чистую. — Зачем тогда за отца вышла? — огрызнулся Мангетсу. — Сразу бы нашла себе гражданского и кувыркалась с ним сколько влезет! — Я не хочу портить вам, помять об отце, — она косо усмехнулась. — Он не был плохим человеком. Но и хорошим тоже. Ты не допускал мысль, что даже монстрам бывает одиноко, и они нуждаются в том, кто будет смотреть на них и говорить с ними… после? Мангетсу не ответил, подумав о Забузе. — Я видел, как в их глазах гаснет огонь, но даже сквозь него проступало их желание жить, — неожиданно поделился с ним Забуза после очередной резни на миссии. А потом его голос стал похожим на рычание взбешенного хищника, пальцы сжались стальным капканом, оставляя синяки на скулах Мангетсу. В этот момент Забуза увидел в его взгляде не отвращение или сочувствие, а нечто большее. Понимание. Встреча их внутренних монстров не была ни судьбоносной, ни роковой и больше походила на смертоносное столкновение двух комет, одиноко вращавшихся по орбите. А потом снова была боль, но эта боль была желанной. Они погружалась в нее с головой и плавилась, как исчезающие звезды в фиолетовом рассветном зареве. Во время оргазма они будто поднимались над землей и над собственным естеством, а потом падали на землю россыпью перегоревших метеоритов, оставляя после себя выжженные кратеры. Им было так хорошо после… очередного кровавого убийства. Их близость была кульминацией, последней точкой свершившегося насилия, возможностью продлить и разделить друг с другом ощущение пережитой схватки. — Уж не знаю, чем ты там занимаешься, но мне не нужны проблемы, — не озвученное «от вас» повисло в воздухе. Мать скомкала последнюю печать и бросила ее на пол. — Суигетсу ушел в Мглистые горы, я сказала Анбу, что ты тренируешься вместе с ним. Поэтому прямо сейчас тебе нужно забрать вещи, «за которыми ты вернулся», и отправляться к нему! — И ты отпустила его одного?! — возмутился Мангетсу. В Мглистых горах полно опасных тварей, к тому же сейчас весна, многие становятся особенно агрессивными в период размножения. — Да, отпустила, — спокойно отозвалась она. — Он не ребенок уже, генином через месяц станет! — Тебе будет только на руку, если он там погибнет! — Мангетсу поднялся с пола, яростно глядя на мать. — Так ты быстрее освободишься от обременения перед кланом и сбежишь к своему любовнику! — Не стоит тут словами разбрасываться, — она сощурилась.- После смерти отца — это я вас на ноги поставила, никакой клан мне не помогал! — Да ты каждую свободную минуту к мужикам бегала, не нужно строить из себя героиню! — Мангетсу стремительно вышел из комнаты, понимая, что самая малость отделяет его от того, чтобы свернуть ей шею. Нужно было убить ее в тот день, когда она привела сюда чужака. Тогда он сделал бы матери одолжение — она не стала бы полным ничтожеством. — Ты многого не знаешь, Мангетсу, — донеслось ему в спину. — Думаешь, моей зарплаты чунина хватило бы, чтобы вас содержать?.. — он зашел в ванную, и включил воду. Вода заглушала голос матери, но не мысли у него в голове. Сын шлюхи. Мангетсу с отвращением уставился на свое отражение в зеркале: по факту именно им он и был. Он тер зубы щеткой, до тех пор, пока изо рта не потекла кровавая пена. Мангетсу уперся в края раковины и долго смотрел на розовые, схлопывающиеся пузыри, пытаясь унять пульс, подскочивший от вспышки ярости. Бесполезно. Мангетсу отодвинул треснувшую кафельную плитку в полу и вытащил свою заначку. Вдыхая смесь солей, которую они с Амеюри достали через контрабандистов из Суны, он, наконец, почувствовал, как пружина из голосов мамаши и Забузы, ввинчивающаяся ему в мозг, наконец, остановилась. Позже надо будет выкурить косяк, чтобы закрепить этот эффект. А лучше два. Тогда он точно придет в норму и не будет хотеть убить первого встречного. Он затолкал в рюкзак сменную одежду, и покинул дом, больше не пересекаясь с матерью, чтобы не сорваться. В конце концов Анбу должны увидеть «счастливую семью».***
Он покинул деревню, не ощутив при этом никакой слежки. Мангетсу миновал пролесок, перешел через видавшие виды мост, который во время сильной грозы обрушится прямо в расщелину, через которую он был перекинут. Мглистые горы были покрыты хвойным лесом, который тянулся прямо к заснеженным вершинам. Там было сыро, но туман к полудню развеивался. Мангетсу остановился и прислушался: было тихо. Брат наверняка обустроился в одной из пещер, коих тут было полно. Нужно было узнать, в какой именно. Он вдохнул влажный воздух: прогулка по безлюдным местам его успокоила. Гнев ушел, оставив зыбкое чувство неудовлетворенности. Мангетсу склонился к земле, зарылся ладонью во влажный мох. От его пальцев отделились тончайшие струйки воды, которые как паутина стали пронизывать лес. С помощью влаги в почве, он сможет получить информацию об обитателях леса на много километров вокруг. Вскоре ему удалось засечь чакру брата, и он направился в нужную сторону. Суигетсу обустроил стоянку в одной из пещер, которая, судя по внушительным царапинам на камнях, раньше была прибежищем какого-то хищника. На нескольких деревьях были сломаны ветки, на стволах брат нарисовал мишени для метания кунаев и сюрикенов. Пахло костром, похоже, сейчас у него был обед. Мангетсу прошел в пещеру, пригнувшись под низкими сводами. Костер догорел, Суигетсу спал, склубочившись на своем спальнике. Похоже, все время, что Мангетсу отлеживался у Кисаме, брат провел здесь. — Я хотел сегодня вернуться, — Суигетсу проснулся, когда Мангетсу погладил его по щеке. Он сел рядом, брат устроил голову у него на коленях. — Но мама прислала свою куницу, и велела мне ждать тебя здесь. — Куницу? — Мангетсу не знал, что у мамаши была техника призыва. Если бы захотела — давно бы повысилась. Похоже, он неверно оценил ситуацию: в бою мамаша ему точно неровня, но она определенно сильнее, чем пыталась казаться. Стоит быть осторожнее с ней. — Да, пушистая такая, — подтвердил брат. — Кусается правда, как гадюка из гадючьих голов! — он показал свою ладонь с алой отметиной от укуса. — Я ее погладить хотел, а она… А она такая же, как наша мамаша: если попытаться с ней сблизиться сразу оттолкнёт и побежит к другому. Мангетсу не сказал об этом вслух, чувствуя, как потухшая ярость вновь начала плескаться в его приглушенном солями сознании. — Ещё я видел тут бельчат, они вот такие маленькие, — Суигетсу показал расстояние между пальцами. — Надеюсь, эта тварь их не съела… Суигетсу любил животных, и если бы была возможность, он завел бы в доме кошку или собаку. Но животные это шум и грязь, а Мангетсу не переносил ни то, ни другое. Его разбудил повторяющийся скребущий звук, в углу, возле шкафа с одеждой послышалось копошение. Кунай лежал далеко от постели, и Мангетсу просто швырнул туда свой сандаль, который судя по сдавленному писку, угодил куда нужно. — Что ты делаешь?! — возмутился Суигетсу, сидя на коленях перед шкафом. — Этот мышонок — мой друг! — Он разносит заразу и ворует нашу еду, — отрезал Мангетсу, абсолютно не раскаиваясь. Он видел, что брат расстроился. Суигетсу собрал в ладони мышиные останки, и выбежал из комнаты, бросив обиженно: — Ты убил моего друга! Он закопал мышонка в саду, под цветущими сорняками. Мангетсу задумчиво смотрел из окна на эти «похороны». Что он чувствовал? Сожаление? Жалость? Вину? Нет, ничего подобного. Внутри него обитала завивающаяся кольцами ядовитая темнота. Мангетсу не понимал, почему некоторые люди так чувствительны к боли и одержимы своими переживаниями и страданиями. Его эмоциональный фон отличался от других всегда, с раннего детства. Он искренне пытался найти способ взаимодействия с окружающим миром и обществом, но каждый раз заходил в тупик и неосознанно причинял кому-то новую боль и страдания. Это происходило неспециально, ненамеренно. В своих помыслах он был предельно прямым и откровенным, и его жестокость была такой же честной, как неспособность других понять, кто он такой. Мангетсу и сам не знал. Хотел бы узнать, но так и находился в постоянном поиске. Но однажды поиски закончились. Встреча с Забузой и вступление в отряд мечников изменила все. И когда стало понятно ему, обществу стало больно и страшно. Мангетсу чувствовал, что никогда не узнает свой истинный потенциал, пока не появится кто-то, позволяющий открыть и увидеть его во всей красе. Или мерзости. Забуза заставил его открыть глаза и увидеть то, как чертовски глубока дыра у него в душе, и насколько длительным и завораживающим может быть полет до сокрушительного дна, на котором он встретил настоящего себя. Демон скрытого тумана — Момочи Забуза выпустил наружу второго демона. Мангетсу Хозуки. Киджин но Сайрай. И сейчас Мей со своими реформами не давала ему быть самим собой. Миссии больше не были такими кровавыми, как раньше, резня осуждалась, за чрезмерную жажду крови можно было угодить в тюрьму. Мангетсу чувствовал себя безликим манекеном, втиснутым в форменный жилет. Миссии были для него скучны и унылы, они не задействовали его навыки убийцы, и в основном состояли из разведки и сопровождения ценных грузов. Иногда он думал, что нужно было сбежать вместе с Забузой или присоединиться к Райге — он покинул Кири сразу, как только исчез Ягура. Но потом вспоминал о родительском доме, о брате, который, оставшись один, тоже будет искать себя. Он не хотел, чтобы эти поиски привели Суигетсу туда же, куда и его. Брат — единственный человек в Кири, который ему дорог. — Так… что будем делать? — спросил Суигетсу, усевшись рядом. — Тренироваться, — ответил Мангетсу, выдавив из себя улыбку. — И вот что, Суигетсу, — продолжил он уже серьезнее. — Если кто-нибудь спросит: «где твой брат был последние три дня?», говори, что здесь, с тобой, хорошо? — Хорошо, — легко согласился он, не требуя дальнейших объяснений.***
— Уклоняйся! Быстрее! Выше! Сильнее! Мангетсу недовольно смотрел на результаты тренировок брата. В реальном бою его давно бы прихлопнули: скорость реакции у него была никакая, он не успевал разжижаться прежде, чем клинки достигали его тела. Он понимал, что при Мей генинов не отправят в самое пекло, но в условиях перманентной войны ситуация меняется быстро. И миссия по прополке травы ранга D могла стремительно перерасти в А. — Это никуда не годится, — он покачал головой, после очередного неудачного маневра Суигетсу. — Контроль чакры у тебя хороший, но тебе не хватает скорости, — он растворился, и материализовался рядом с братом. Тот не успел отскочить, и Мангетсу уложил его на лопатки, лишний раз, подтверждая свои слова. — Работай над этим, кендзюцу подождет. — Я хочу стать мечником, как ты! — Суигетсу поднялся, вытряхивая из волос опавшие листья. — Без кендзюцу — это невозможно! — Это будет невозможно, если ты погибнешь, не успев уклониться от простейшей атаки в лоб! — огрызнулся Мангетсу. — Какой толк от твоего уровня владения мечом, если ты с ним неповоротливая каракатица! Ты не станешь мечником, потому никаких мечников кровавого тумана больше нет. — Сам ты — каракатица! — Суигетсу поднялся, и бросил в Мангетсу сюрикен, но тот со свистом вонзился в дерево. Мангетсу засмеялся над промахом, щеки Суигетсу покраснели от возмущения. Сейчас он ему покажет! Он растворился, и перетекая по земле приблизился к брату. Когда он материализовался рядом с ним, готовый атаковать, то почувствовал, как что-то изменилось. Лицо Мангетсу стало неподвижной маской, он застыл, как статуя. Даже не взглянув на него, Мангетсу выполнил захват, и шея Суигетсу оказалась зажата в сгибе его локтя. — Чужак на два часа, — прошептал он ему на ухо, и отпустил. Суигетсу сжал в кулаке кунай, и приготовился к нападению. Затрещали ветки растущих вблизи деревьев, кто-то перемещался по ним прямиком к их лагерю. Мангетсу растекся, и оказался в том месте, куда спустился чужак одновременно с ним. Он сложил пальцы, собираясь пробить незваному гостю голову, когда увидел знакомое лицо. — Полегче, я к вам с добрыми намереньями, — Кисаме примиряюще вскинул руки. Мангетсу отступил на шаг, озадаченный внезапной встречей. Шиноби уровня Кисаме отыскать их в лесу несложно, да они ни от кого и не пряталась. Суигетсу удивленно загалдел, и начал приставать к Кисаме с вопросами. Раньше он точно также доставал Забузу, когда тот наведывался к ним на такие стоянки. — Зачем ты здесь? — спросил Мангетсу, когда они расселись на камнях в пещере. Кисаме развязал свой вещевой мешок, и вытащил оттуда кулек конфет, который тут же перекочевал к Суигетсу. Мангетсу отметил про себя, что Кисаме правильно начал: задобрил и отвлек его младшего брата, сразу расположил к себе. Снова эти социальные игры. — Есть информация, — ответил Кисаме, кивая в ответ словоизлияниям Суигетсу, рассказывавшему ему о подготовке к выпускным экзаменам. — По поводу? — По интересующему тебя вопросу. Они замолчали, Мангетсу отправил в рот конфету, которой поделился с ним брат. Раньше сладости его радовали своим вкусом, и поднимали настроение. После ненавистной рыбы они вообще долгое время были деликатесом. Теперь же кондитерские изыски давно не справлялись со своей задачей, и на смену им пришли другие «радости». Приторно-сладкое послевкусие пришлось закурить, Мангетсу выдохнул дым, заставляя Суигетсу покинуть пещеру — ему не нравился запах табака. — Так что ты выяснил? — напомнил Мангетсу, делая над собой усилие, чтобы не поморщиться. Забуза всегда сразу переходил к сути, отсекая все лишнее. Он не любил тянуть кота за хвост, и Мангетсу тоже. — В официальных источниках о «Бездне» нигде не упоминается, — Кисаме смотрел, как Суигетсу метал сюрикены в мишень на дереве. — Но еще во времена моей юности ходили слухи, что есть еще одна, неофициальная, подводная тюрьма. Думаю, это и есть «Бездна». — Где она находится? — Мангетсу повернулся к Кисаме, разглядывая его профиль. Снова потекли минуты напряженного молчания. Кисаме выдержал его препарирующий взгляд, Мангетсу раздавил окурок, и носком сандалии подтолкнул его к кострищу. — Где-то на восточном побережье, — ответил Кисаме. — Этот режимный объект засекречен, никто не оставил точных координат. Но я нашел способ их выяснить, — пауза. Мангетсу не отреагировал, и Кисаме продолжил. — Не знаю, известно тебе это или нет, но в моем клане помимо шиноби есть еще и выдающиеся морские инженеры. В силу наших генетических особенностей мы можем выполнять длительные строительные работы под водой, — Мангетсу остановил свой взгляд на жабрах Кисаме. — Подводная тюрьма — это сложный проект, я уверен, что построить ее без участия кого-то из Хошигаки — невозможно. — Теперь нужно найти инженера в вашем клане, ответственного за строительство «Бездны», — Мангетсу нахмурился, Кисаме еще не закончил. — Никого искать не придется, — он осклабился. — Через две недели одна из моих троюродных сестер выходит замуж. Организуют большое застолье, соберется весь клан. Будет много выпивки, много разговоров, и ничего святого. Ты можешь прийти к середине вечера: все будут настолько нетрезвыми, что им будет все равно кто ты, и из какого клана. — Собираешься разговорить кого-то из пьяных родственников? — Мангетсу отзеркалил улыбку Кисаме. — Именно так.***
Пещера оказалась слишком тесной для троих, и Кисаме предложил другое место для ночлега. — Если подняться чуть выше в горы, то там можно будет найти заброшенную бумажную фабрику. Иногда я останавливался там во время миссий. Хорошее место, и рядом есть скважины с чистой водой. Уже смеркалось, они вышли к широкому полю заросшему изумрудной травой, в конце которого виднелось здание из красного кирпича. Мангетсу никогда не бывал на этой стороне, но выбранное место пришлось ему по вкусу — безлюдно и тихо. Вскоре они добрались до здания. Суигетсу побежал вперед исследовать незнакомое место. — Эхей! — крикнул он в большую, широкую трубу, брошенную посреди огромного зала, где раньше стояли станки. Эхо разлетелось по фабрике, Суигетсу стал кричать в нее в разные слова, пока Мангетсу его не одернул. Здание было пустым, всю технику отсюда вынесли подчистую. Кисаме отвел их на второй этаж — там было обложенное камнями кострище, и несколько бревен. Суигетсу бросил свой рюкзак и убежал исследовать оставшиеся помещения. Мангетсу вдыхал знакомые запахи сырого здания, вспоминая о том, как Забуза трахал его на похожей заброшенной мануфактуре среди мышиного дерьма, окурков и мусора, и его меньше всего заботило отсутствие санитарных условий. — Не смотри, тебе это не понравится — Забуза закрыл ему глаза ладонью, и вел в слепую по коридорам какого-то здания. — Это что, свалка? — под ногами разлетался мусор, скрипела крошка битого стекла, а неприятный запах вызывал у Мангетсу все большее желание развернуться и уйти. — Почти, — не стал увиливать Забуза. — Осторожнее, тут ступенька, — предупредил он. — Мы пришли, — он убрал ладонь от лица Мангетсу. Они стояли во внутреннем дворе старого здания с выбитыми окнами. Прямо посередине росло дерево с растрескавшимся, шероховатым стволом. Всюду был разбросан строительный мусор, ветер кружил в воздухе обрывки газет. А сакура невозмутимо продолжала цвести посреди этой свалки. Ее побеленные луной лепестки осыпались как снег, Мангетсу почувствовал знакомый сладковатый аромат. Было в этом что-то чудовищное и прекрасное одновременно. У него перехватило дух от такого контраста. Он смотрел в распахнутые бездны темных глаз Забузы, и ощущал себя, словно перед прыжком в ад, который, несомненно, заслужил. Когда они, утомленные, лежали на расстеленном на полу плаще, ощущая впивавшиеся в кожу острые осколки, в легких почти не осталось воздуха, а сердце билось так, как будто проживались последние минуты. Говорят, что у людей с пустыней внутри нет чувств, но в тот момент, Мангетсу понял, что это ложь. Они у них были. У Забузы своеобразное чувство прекрасного, и обычные люди его не поймут. А он понял. И их отношения похожи на это место — среди битого стекла и арматуры распускались цветы любви. После ужина Суигетсу быстро заснул, измотанный тренировками и длинным днем. Кисаме сидел на подоконнике в соседнем зале, и в свете лампы читал старый, потрепанный свиток. Мангетсу подошел к нему вплотную, устав от томительного ожидания и некстати нахлынувших воспоминаний. — Однажды ты захочешь меня убить, — сказал он, забираясь к нему на колени. — Будет за что? — Кисаме дернул бровью, отложил свиток, и ухватил его за бока. — Конечно, — Мангетсу кивнул. — Но ты не сможешь. Кисаме не такой, как Забуза, и Мангетсу понял это сразу. В нем было куда больше человеческого, чем сам Кисаме о себе думал. Мангетсу закрыл Кисаме глаза ладонью, чтобы тот не заметил разочарования на его лице. — Значит, сможет кто-то другой, — выдохнул Кисаме ему в губы. Они поцеловались, но Мангетсу так и не понял, что же он в этот момент почувствовал. Он будто разучился чувствовать, утратив того, что заслонил собой весь мир.