Форма благодарности.

      Как это бывает обычно – всего не предусмотреть. И какая-то мелочь обязательно будет упущена, запустив собой невероятную карусель событий.       Особенно в канун Нового года.       Перерыв все полки холодильника, Е Байи заглянул даже в шкафчики, втайне надеясь обнаружить там чёртов майонез. Ну, вдруг найдётся.       Не нашёлся. По всему выходило, что выбираться на улицу всё же придётся.       Е Байи выглянул в окно – на улице тоскливо завывала метель.       Закупаясь перед праздниками, он надеялся, что ему не придётся выходить на улицу как минимум пару дней после Нового года. Не хотелось видеть чужие довольные рожи, все эти счастливые парочки и семьи. Он даже глупому ученику своего ученика запретил ему звонить и уж тем более приходить с поздравлениями.       Новый год – семейный праздник, да? А что тогда делать тем, у кого семьи нет?       Е Байи для себя знал ответ. Хорошенько поесть и выпить, а потом лечь спать.       Поэтому и старался весь день, стряпая самые разные блюда. Даже родной китайской кухни наготовил. Блюд было столько, что стол ломился. Е Байи любил хорошо поесть, поэтому и готовил сам себе отменно.       Если бы не чёртов майонез!       Проведя ревизию холодильника и решив захватить ещё бутылку шампанского, Е Байи решительно выдвинулся на улицу. К холоду он был привычен, довелось жить в горах долгое время, но утеплился всё равно – огромная тёплая шуба была застёгнута на все пуговицы, на голове устроилась шапка-ушанка. Из-под высокого ворота виднелись одни только тёмные глаза.       Магазин был недалеко – и всё же когда Е Байи до него добрался, он сам был похож на заметённую снегом гору.       Только хмыкнув нелюдимо на щебечущее пожелание продавщицы «С наступающим!», Е Байи молча закинул продукты в авоську, не отказав себе в желании взять пару коробок любимых конфет, и побрёл обратно домой.       Ветер выл, теряясь в вершинах многоэтажек. Наверное, танец метели был по-своему красивым, да только Е Байи совсем дела не было до красоты. Хотелось уже вернуться домой, нырнуть ногами в теплые домашние угги, сделать себе глинтвейна и бахнуть оливье под какой-нибудь мыльный новогодний фильм.       Снег задувало в глаза. Е Байи щурился, пытаясь разглядеть дорогу. Он уже подходил к дому, когда на скамейке у подъезда увидел сгорбленный силуэт.       Е Байи даже шаг замедлил и прищурился сильнее, не доверяя своему зрению. Но оно его не подводило.       На скамейке, верхом на спинке, и вправду устроился какой-то подросток. Да и бог с ним, решил бы Е Байи в любой другой день. Ну, может, согнал бы его и обругал, чтоб скамейку не пачкал. Сейчас-то, конечно, пачкать было нечего, вся скамейка была похожа на один неравномерный сугроб.       Да только на улице бушевала метель. Ветер задувал под тонкую, явно не зимнюю куртку, трепал длинные чёрные косички.       Девчонка, что ли?       Она куталась в ворот курточки, дрожала, но упрямо вглядывалась куда-то вверх, в окна.       Е Байи сам поёжился от такой картины. Он бы тут ни минуты сидеть не захотел.       — Придатки отморозишь, — буркнул он, возникая словно ниоткуда, из вороха метели, прямо за спиной девицы.       Та дернулась, видимо, только заметив его, и, потеряв равновесие, полетела спиной вниз в сугроб.       И только когда из сугроба раздался явно не девчачий голос, злобно шипящий маты, Е Байи понял – не девчонка, пацан. Длинноволосый просто и худой как спичка.       — Из-за тебя я, блять, всё на свете отморожу, — прошипел парень, забираясь обратно на скамейку. После купания в снегу его колотило ещё сильнее, но он упрямо уселся в прежнюю позу, зарывшись носом в ворот тонкой курточки.       — Ты чего тут расселся? Дома нет? — Е Байи нахмурился. Непохоже было, что пацан собирался куда-то уходить. Но на бездомного он не был похож – наметанный глаз подсказывал, что вещички были явно брендовыми. — С родителями поссорился?       — Тебя ебёт, дядь? Пиздуй куда шёл.       Наглые слова, наверно, должны были прозвучать грубо, но звучали откровенно жалко. Голос парня дрожал, а зуб на зуб явно не попадал. Оттого злости не возникло – Е Байи только цыкнул раздраженно, закатывая глаза.       — Не хами, мелочь. Отвечай, когда спрашивают.       — Ну поссорился, тебе-то что? — огрызнулся пацан, отворачиваясь. — Отчим выгнал. Легче стало? Вот теперь и уебывай.       Е Байи снова цыкнул сердито. Ну что за подростки пошли – не язык, а скорпионье жало!       — Тебе бы с мылом рот помыть, пацан. Да замёрзнет, — он покачал головой, метнув взгляд на дверь подъезда. До нее оставалось совсем рукой подать – казалось бы, бери да уходи, плюнь на хамоватого пацана.       Да только хватило одного взгляда на хрупкую фигурку, трясущуюся от холода, чтобы злость внутри унялась.       — Ко мне пойдешь? — предложил он внезапно даже для самого себя.       Пацан вскинул на него глаза – тёмные, злые.       «Скорпионье жало» — повторил про себя Е Байи. И знал заранее, словно чувствовал, что сейчас парень еще что-то спизданет.       На тонком лице зазмеилась такая же злая, как и взгляд, улыбка.       — А что, дядь, проститутки уже не вставляют? За педофилию знаешь сколько дают, а?       Е Байи только выругался и сплюнул, в сердцах отворачиваясь. Хамло мелкое. За шкирку бы потрясти как следует, да руки заняты.       — Не язык, а помело, — бросил он сердито. — Да ты хоть сдохни тут от холода! Мне-то что!       Снег хрустел под ногами, пока Е Байи сердито шагал к подъезду.       А из-за спины донёсся тихий смех.       Е Байи остановился резко – словно на стену наткнулся. Истеричный смех перешёл в кашель – тяжелый, громкий. Е Байи не видел, но словно чувствовал, как худое тельце от этого кашля трясётся лихорадочно.       Дверь подъезда уже близко – заходи, поднимайся в квартиру, и не думай о глупом подростке.       Но что-то внутри Е Байи не давало просто так уйти.       Зубы скрипнули, когда Е Байи тяжело развернулся, возвращаясь к парню.       — Я же говорил, не пойду с тобой никуда, — огрызнулся тот, едва заметив приближающегося мужчину.       Но Е Байи и не думал его переубеждать. Даже если пацан вознамерился тут сдохнуть, что ж – сам он будет знать, что сделал всё, что мог.       Пакеты с едой грузно опустились в снег – Е Байи освободил руки, поднимая их. Толстые пуговицы поддавались с трудом – и всё же расстёгивались. Пацан смотрел на него настороженно, непонимающе – а после его глаза и вовсе округлились, как у совёнка, когда на его тонкие плечи опустилась огромная тяжёлая шуба.       — Что вы…       Е Байи не слушал – укутав парня в свою шубу, он стащил с головы шапку-ушанку и нахлобучил её на чужую дурную голову.       Ветер тут же нырнул под свитер с оленями (подарок дурной четы Кэсин-Чжоу), пробирая мурашками, растрепал длинные белые волосы, и Е Байи подтянул шерстяной ворот повыше на лицо. Он, конечно, закалённый, но даже ему в такую погоду тут же стало не по себе.       — Если передумаешь умирать от холода – я живу в этом подъезде, — он махнул рукой за спину. — В сто пятнадцатой квартире. Приходи, если совсем задубеешь.       Мальчишка, в кои-то веки, молчал – только смотрел на него удивлённо. Глаза под побелевшими от инея ресницами выражали вселенское изумление. Ещё бы. Е Байи и сам бы удивился, если б какой-то старый придурок перед ним разделся и вещи свои отдал.       Чувствуя себя до странности неловко (он? неловко? Вэнь Кэсин со смеху бы подох) и чертыхаясь про себя, Е Байи развернулся и, подобрав пакеты, ссутулившись побрёл в дом. Вот теперь он сделал всё, что мог. Не силком же ему к себе упрямого засранца тащить?       Дома батареи работали на полную, а шерстяные угги грели ноги. После морозного дыхания декабря в квартире Е Байи чувствовал себя как никогда уютно.       Не торопясь, он разгрузил покупки на и так заваленный продуктами стол, вымыл руки и вновь принялся за готовку. В старом магнитофоне фоновым шумом журчали новогодние песни, на плите шкварчали сковородки, гудела духовка. И всё же Е Байи не мог сосредоточиться на любимом деле – нет-нет, да поглядывал в окно, каждый раз высматривая далеко-далеко внизу крошечный сугроб, упрямо торчащий на одном и том же месте. Странная тревога за незнакомого мальчишку не отпускала. Казалось бы, кто он ему – плюнь да забудь – но Е Байи почему-то не мог, и взглядом, и мыслями вновь и вновь возвращаясь к упрямому парню. Что он доказывал, кому?       В очередной раз выглянув в окно, чтобы уже привычно удостовериться, что пацан продолжает трястись на заснеженной скамейке, Е Байи вдруг нахмурился, застывая на месте с противнем в руках. Внизу никого не было. Он подошёл ближе, вглядываясь пристальнее – ну как замело снегом малолетнего дурака или за скамейку грохнулся?       Но парня не было видно – уличные фонари чётко освещали скамейку. Е Байи выдохнул облегченно. Видимо, погода переупрямила парня и тот решил вернуться домой. А, может, родители позвали обратно. Или кто там, отчим? Чувствуя, как с груди свалился огромный камень, Е Байи отошёл от окна, качая головой. И всё же выставить ребенка в такую погоду на улицу… ещё и в Новый год… Поговорить бы с опекуном его. По-мужски.       Е Байи поставил на огонь чайник, повинуясь какому-то внутреннему импульсу. И тут же услышал тихий стук в дверь.       Ему сначала подумалось, что звук просто послышался – котёнок и тот громче скребётся. И всё же, прислушавшись и услышав новый тихий стук, он прошёл в прихожую, чтобы проверить.       Мельком заглянув в глазок, Е Байи сразу же распахнул дверь.       Потому что ему не показалось. За дверью, трясясь от холода и переступая с ноги на ногу, стоял его недавний знакомец.       — Замёрз, всё-таки? — с толикой злорадства спросил Е Байи, тут же отступая внутрь квартиры. — Проходи давай. И чего торчал там столько? Мозги, небось, все себе отморозил.       Ругался он скорее по привычке, чем всерьёз. На парня посмотришь – и жалко становится. Нос красный, глаза слезятся. Дрожит от холода. Сверкает настороженно огромными тёмными глазищами, словно решает – дать дёру или остаться.       По-видимому, желание отогреться всё же перевесило. Что-то решив для себя, парень всё же зашёл в квартиру, медленно переступив порог.       Дверь за ним захлопнулась, словно в плохом ужастике, и парень вздрогнул от резкого звука, быстро обернувшись.       Е Байи отметил это для себя, не акцентируя внимание.       — Верхнюю одежду снимай, нечего мне снег на паркет сыпать, я полдня убирался. И на кухню проходи, — только и бросил он, сразу уходя на кухню.       Он уже не видел, как парень замер в коридоре испуганным нахохлившимся воронёнком, зыркая во все стороны – словно проверял, одни ли они тут?       Старый кухонный шкафчик открылся со скрипом – тут у них с Е Байи было много общего. На полках нашлись коробка рассыпного чёрного чая с имбирём и банка мёда. То, что надо, чтобы согреться. Е Байи щедро сыпанул в стеклянный чайник заварку, прислушиваясь к звукам в коридоре. Был слышен тихий шорох – наверное, вещи снял – и тишина.       Е Байи покачал головой задумчиво. Сбрендил на старости лет. Никогда он не был добрым самаритянином, а тут что? Позвал к себе незнакомого парня, кормить его собрался. Может, он вор какой-нибудь? Домушник. С другой стороны – было б что у него красть. Вэнь Кэсин, прости Господи за упоминание этого демона всуе, точно назвал бы его, Е Байи, старым маразматиком. И был бы прав, наверное. Е Байи и сам себя не до конца понимал. Забить на парня не позволяла не вовремя проснувшаяся совесть. Чем-то его зацепил не по-детски серьёзный и злой взгляд чёрных глаз.       Чайник оглушительно засвистел, вырывая Е Байи из мыслей. Он, чертыхаясь, выключил плиту, поскорей откидывая крышку на носике, чтобы прекратить этот ужасный звук. Чаинки бурлили весёлым водоворотом, пока в чайничек лился кипяток. Е Байи достал две чашки, поставил на стол мёд и малиновое варенье.       Пацана всё не было.       — Ты там сдох, что ли? Насмерть примерз? — Е Байи выглянул в коридор, хмуря широкие брови.       Парень всё ещё мялся в коридоре, сжимая покрасневшие от холода ладони в кулаки. Ну хоть верхнюю одежду снял. Под его модной кожаной курткой оказалась только тоненькая чёрная толстовка и Е Байи невольно передёрнуло. И в таком виде он задницу собирался морозить на улице? Холодок пробежал по спине. Как вообще можно выгнать в таком виде ребенка из дома?..       Ничего не говоря на этот счёт, Е Байи только нахмурился сильнее, кивая в сторону кухни. И тут же заметил, как парень вжал голову в плечи, явно воспринимая вечную хмурость Е Байи на свой счёт.       — Проходи давай, — Е Байи, видит Бог, пытался сделать свой голос мягче. Не привык он, конечно, с малолетками нянчиться.       Впрочем, стоило парню прошмыгнуть мимо него, подставив лицо свету люстры, и Е Байи тут же понял – пацан молодой, конечно, но лет восемнадцать ему точно есть. С восемнадцати же сейчас делают татуировки? Крошечный скорпион за многократно проколотым ухом заставил Е Байи тихо усмехнуться. Точная ассоциация была. Скорпионыш.       Парень устроился на стуле за столом, кидая на Е Байи настороженные взгляды исподлобья. Не спускал с него взгляда ни на секунду – ни когда Е Байи прошёл к плите, чтобы разлить чай по кружкам, ни когда он шуршал в холодильнике, доставая конфеты.       От самого пацана не исходило ни звука, и Е Байи отчаянно боролся с глупым детским желанием потыкать его в плечо или в щёку, чтобы убедиться, что тот живой – ну, а может вампир какой-нибудь? Понятно тогда, почему не окоченел на таком морозе. И всё же, замечая чужую настороженность, Е Байи не лез с прикосновениями.       Невероятная для него тактичность, честно говоря.       Просто искалеченного ребёнка из абьюзивной семьи он из тысячи узнает.       — Ну, теперь расскажешь, чего на улице торчал? — Е Байи опустился на стул напротив парня, поставив перед ним и перед собой по кружке с чаем. — Звать-то тебя как? А то всё пацан да пацан.       Е Байи с удовольствием отхлебнул горячего чая, засунул в рот ложку малинового варенья. И с не меньшим удовольствием смотрел, как мальчишка греет тонкие пальцы о дымящуюся чашку, склоняясь над паром, чтобы погреться.       — Се Ван, — почти неслышно ответил парень, наконец отводя от Е Байи взгляд. И заглянул в кружку, словно пытался что-то там на дне рассмотреть.       — Чё ты там разглядываешь? Не бойся, не отравлю, — хмыкнул Е Байи, отпивая ещё глоток чая из кружки. — Делать мне нечего на Новый год, как с трупом возиться.       — Мне вот нечего, — быстрая, болезненная улыбка пробежала по тонким губам, и, словно решившись на что-то, парень осторожно пригубил чай. Тут же прищурился и зашипел – горячо, видимо. Е Байи хохотнул коротко.       — Осторожно, хладнокровное. Грейся понемногу.       — Спасибо, — внезапно произнёс парень, неотрывно глядя в кружку. Тонкие косички упали на лицо, закрывая его. — Я не сказал внизу… спасибо. За шубу, и чай, и…       — Забей, — отмахнулся Е Байи и толкнул по столу баночку варенья. — Расскажи лучше про отчима, – да, в нём сверлило и гудело любопытство, ну а кто его осудит? В его возрасте только и остаётся, что сплетничать.       — Нечего рассказывать, — Се Ван коротко дёрнул плечом, болезненно нахмурившись. — Отец любит так делать. Перед праздниками выставлять меня из дома. Я, конечно, каждый раз виноват сам, — он скривил губы в улыбке – не весёлой ни разу, скорее наоборот. — Не купил его любимое шампанское. Хуёвый сын. Сказал до утра не возвращаться. Я всё сидел, ждал, что он увидит меня и позовёт обратно…       «Не позвал» — повисает невысказанно в воздухе.       — Погано, — коротко прокомментировал Е Байи, не зная, что и сказать. Парня было по-человечески жалко. С такими родственниками и врагов не нужно. — А что друзья?       — Разъехались, — пожал плечами Се Ван. Склонился над кружкой, подув на чай осторожно. Отпил маленький глоток. — Или не отвечают.       Е Байи прищурил глаза, но смолчал. Что-то внутри подсказывало, что мальчишка пиздел – и глаза отводил, неумелый врун. Но в его одиночество верилось. Друзей нет, что ли?..       — Ну, можешь оставаться у меня, — Е Байи сделал ещё глоток чая, взглянул в окно мимолётно – разыгравшаяся метель застилала даже ближайшие дома, погружая окружающий мир в непроглядную белоснежную пелену.       — А что взамен?       Е Байи приподнял брови удивлённо, возвращая взгляд к мальчишке. Тот, нахохлившись воронёнком, снова смотрел на него исподлобья. Настороженность, почти было исчезнувшая, снова острым ножом мелькнула во взгляде.       — Пацан, я разве что-то просил у тебя? Мы на рынке, что ли? — грубовато хмыкнул Е Байи и закатил глаза, видя, что настороженность из чужих глаз никуда не пропала. — Ну, картошку поможешь почистить. Салаты помочь приготовить. Можешь посуду помыть – её дохрена скопилось, а мне самому лень.       Се Ван моргнул удивлённо. На тонком лице огромными буквами читалось безграничное удивление и недоверие. Похоже, он был готов ко всему, кроме этого.       — И всё? — переспросил он мнительно.       — А ты что хотел? — раздражённо буркнул Е Байи, допивая залпом чай. В воздухе витал невысказанный вопрос, но намёки он не понимал никогда. — Копейки твои за постой не возьму. Согрелся? Так давай работать. Времени уже! Мне еще свинину в кисло-сладком соусе доделывать.       Ворча под нос, он поднялся на ноги, видя, как согревшийся от чая мальчишка тоже вскакивает со стула.       И закипела работа.       Не хотелось признавать, но вдвоём с готовкой удалось управиться гораздо быстрее. Се Ван не мешал, не пытался лезть под руку с советами о готовке. Просто быстро подавал то, что просил Е Байи, отмывал всю грязную посуду и даже помогал мешать салаты. Е Байи не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но, кажется, с мальчишкой рядом даже было как-то уютнее. Он не раздражал, просто был рядом, занимая своё отдельное место на его орбите – и от этого почему-то становилось теплее.       Они не разговаривали – перебрасывались только дежурными фразами вроде «Подай», «Спасибо».       Одна песня в магнитофоне сменялась другой, время подходило к двенадцати. На столе появилось с десяток блюд – горячие, холодные, салаты. Е Байи щурился довольно. Праздник живота – его любимый момент.       Се Ван, заметив выражение его лица, рассмеялся тихо, устраиваясь за столом. Е Байи только фыркнул ворчливо.       За эти пару часов парень оттаял немного, под конец даже почти не шарахался в сторону от любого неосторожного движения. И это грело сильнее, чем включенные на полную мощность батареи.       Е Байи достал из серванта хрустальные фужеры и поставил их на стол.       — Тебе шампанское-то можно? — спросил он скептически, глядя на парня.       — А вам? Или возраст уже только валерьянку пить позволяет? — парировал Се Ван, и Е Байи хмыкнул весело. Ну, значит можно. Он не мерило нравственности. А от одного бокала в честь праздника точно ничего не случится.       Сам он собирался прикончить всю бутылку, и, может, не одну. Имеет право. Не зря же отпуск брал?       Хотя по итогу что на работе готовит, что в отпуске. В могиле отдохнёт, по всей видимости.       Пробка, громко хлопнув, вылетела из бутылки под умелыми руками Е Байи – Се Ван ловко подставил фужеры под золотистую струю. Игристое вино стреляло пузыриками во все стороны, наполняя бокалы.       Е Байи убрал бутылку на край стола, наконец усаживаясь за стол.       — Ну всё, можешь начинать есть, — подбодрил он Се Вана – тот, видимо, ждал, пока он сам начнёт есть, словно сомневаясь, можно ли ему есть вообще.       — А то салаты скоро прошлогодними станут, да? — фыркнул повеселевший Се Ван, потянувшись за оливье.       Е Байи коротко хохотнул.       — Это от меня такие шутки ожидаемы. Ты-то чего?       — Да бросьте, — Се Ван внезапно отставил салатницу, оставив на своей тарелке небольшую горку салата, и уставился на Е Байи. — А сколько вам лет? Если серьёзно.       Е Байи только фыркнул. Серьёзно ему. Вы посмотрите.       — Уж побольше, чем тебе, малец, — хмыкнул он, потянувшись за миской салата. Се Ван быстро подтолкнул её к нему по столу, видимо, стараясь умаслить.       — На вид вам больше сорока не дашь, — продолжал Се Ван, подпер кулаком щёку, внимательно разглядывая Е Байи.       Любому другому от такого взгляда, наверное, стало бы неловко, но Е Байи было наплевать. Хочет – пусть пялится.       — Ну, пусть будет сорок, — равнодушно пожал плечами Е Байи, и, взяв пульт, переключил канал. — Пять минут до Нового года. Ничьи речи у меня слушать нет желания. Но посмотреть, как часы бьют двенадцать – это святое.       Се Ван только кивнул согласно, и, видимо, от своей идеи выспросить возраст отступился.       Но Е Байи всё равно чувствовал на себе его взгляд. Изучающий, внимательный. Возможно, ему и льстил немного такой интерес от молодого совсем парня. Но думать об этом он не собирался. Совсем.       На экране крутилась картинка часов, и, наконец, послышался долгожданный бой курантов.       — Ну, с Новым годом, парень, — Е Байи отсалютовал Се Вану фужером, опрокидывая в себя шампанское.       — С Новым годом, — ответил Се Ван негромко и робко улыбнулся. Мягкая улыбка меняла его лицо до неузнаваемости, казалось, делая его совсем уж детским.       Е Байи отвернулся к окну, прислушиваясь. За окном вовсю кричали поздравления, гремели фейерверки.       Се Ван поначалу вздрагивал от каждого нового залпа, но потом, кажется, привык.       — Что ж, время для первой в году сигареты, — Е Байи, кряхтя по-старчески, выбрался из-за стола и подошёл к окну. Там всегда лежала пачка крепких «Мальборо» и любимая зажигалка.       За окном взрывались яркие огни салютов и Е Байи даже застыл на пару секунд, разглядывая разноцветные всплески фейерверков, разрывавшие ночную тьму.       Огни бликовали на его лице, и он, задумавшийся, даже не заметил, как Се Ван неотрывно на него смотрит.       Щелкнула зажигалка, и Е Байи, отмирая, открыл форточку, выдыхая в морозный воздух тонкую струю дыма. Рядом зашуршало – Се Ван, уютно закутанный в плед, присел рядом на подоконник.       — Сигареткой поделитесь? — нагло спросил он, запрокинув голову, чтобы поймать взгляд Е Байи.       Е Байи только дёрнул плечом и толкнул по подоконнику пачку и зажигалку.       — Я думал у вас, мелких, сейчас вейпы в моде. Или ещё какая хуйня электронная.       Алкоголь заставлял язык слегка развязываться, но Е Байи нужно было выпить ещё штук десять таких бутылок, чтобы почувствовать даже самое лёгкое опьянение. А Се Вану явно хватило нескольких бокалов (Е Байи демонстративно отворачивался к телевизору, едва замечал, как пацан тихонько тянет руки к бутылке – пусть расслабится, бедняга) – бледные скулы порозовели, глаза заблестели, и сам он, казалось, стал смелее. Сел почти вплотную, касаясь бедра Е Байи худой коленкой.       — Ашкьюдишка. Разрядилась, — коротко рассмеялся Се Ван. Тонкие косички скользнули змеями по плечам, и Е Байи на секунду даже залюбовался. И тут же отвернулся, не разрешая себе пялиться. Нашёл на кого.       Между тонкими пальцами Се Вана мелькнула зажигалка, и Е Байи залип на неё взглядом. Было странно видеть его вещь в чужих руках. Но отторжения Е Байи почему-то не чувствовал. Столько раз сам вертел её в руках, рассматривая тонкие линии узоров, вспоминая о Чанцине – его ведь подарок. Впрочем, чего толку поминать мёртвых? Их это не вернет.       Встряхнув головой, Е Байи отвёл взгляд, даже не заметив, что Се Ван всё это время неотрывно смотрел на него самого.       — Ну, вот и ещё один год прошёл, — глубокомысленно выдал Е Байи, выпустив на улицу широкую струю дыма. — Пиздец.       — Пиздец, — согласился Се Ван, поднося к губам сигарету. Щёлкнула зажигалка, Се Ван вдохнул в себя дым и резким рывком согнулся в кашле, чуть не падая с подоконника. — Блять, да что за…       Широкая ладонь тут же опустилась на спину Се Вана, крепко хлопнула по ней, помогая прокашляться.       — А ты что ждал, дамскую хуйню с ментолом? — буркнул Е Байи, придерживая парня – у того от дыма и кашля заслезились глаза.       — Ментол нормальный, — прохрипел Се Ван, всё же зачем-то поднося к дрожащим губам сигарету и делая ещё одну затяжку.       — Не дури, пацан, — Е Байи, хмурясь, утопил свой окурок в пепельнице и перехватил Се Вана за запястье, попытавшись отобрать у него сигарету. Тот, согнувшись в три погибели, всё же умудрился как-то отвести руку в сторону и снова упрямо втянуть в себя крепкий дым, отчаянно сдерживая кашель. — Электронку свою заряди и кури сколько влезет.       — А вы отнимите.       Глаза Се Вана сверкали настоящей дьявольщиной. Е Байи замер от неловкого осознания – они оказались в крайне странной позе. Он навис над пацаном, который, выгнувшись на подоконнике, прижимался к нему грудью, отводя руку с сигаретой куда-то за голову.       Чертыхнувшись, Е Байи отстранился, проворчав что-то про противных детей. Се Ван только хмыкнул насмешливо.       Ёжики плакали, кололись, но продолжали жрать кактус – вот как это называется. Е Байи смотрел неодобрительно за тем, как Се Ван, жмурясь, снова и снова выдыхает сигаретный дым.       — Чёрт с тобой. В няньки я не нанимался, — проворчал Е Байи сердито, всё же сдаваясь. Сигарету ещё у него отбирать, что ли? Ещё чего. — Сядь только нормально. А то навернёшься.       Неодобрительно поджимая губы, он всё же помог Се Вану устроиться на широком подоконнике и отошёл, чтобы вымыть руки.       На кончиках пальцев ощущалось фантомное тепло. Е Байи с легкостью обхватил хрупкое запястье Се Вана – мог бы и оба сжать в одной ладони. Да только зачем?       Мысли в голову лезли совсем ненужные, и Е Байи поспешил вернуться за стол, чтобы забить желудок едой – надёжный способ отвлечь себя от всяких дурных вещей.       По телевизору крутили какую-то новогоднюю комедию, а за ней началась ещё одна.       Мальчишка вернулся за стол – с покрасневшим от холода носом и блестящими дымными глазами.       Е Байи поспешил положить ему в тарелку горячего – не хватало ещё, чтобы заболел, подышав в форточку.       Под фон новогодних фильмов они сидели за столом, лениво разговаривая. Е Байи сам и не заметил, как, подобрев после хорошей еды (ещё бы, сам готовил!), рассказал о своей работе поваром и о многочисленных путешествиях в поисках себя. Се Ван слушал его рассказы, задержав дыхание. Когда Е Байи спросил, был ли сам Се Ван хоть где-нибудь, тот, мгновенно погрустнев, коротко мотнул головой. Поняв, что эту тему развивать не стоит, Е Байи тут же рассказал о своей последней поездке на Северный полюс – о встрече с белым медведем и о том, как они готовили еду, прячась от ледяного ветра. И восхищённо сияющие глаза Се Вана были ему лучшей наградой за старания.       Сам парень рассказывал о себе немного. Говорил, что живёт недалеко, что, в общем-то, Е Байи и сам понял, когда Се Ван обмолвился, что ждал, пока отчим его увидит из окна. Рассказал, что учится на врача. И только улыбнулся кисло на подбадривающее «Престижная профессия, пацан». Видимо, слишком часто ему об этом говорили.       За очередным рассказом Е Байи вдруг заметил, что Се Ван уже не слушает. Уронив голову на руки, он дремал на столе под тихий бубнёж телевизора и его, Е Байи, голос.       Е Байи только крякнул тихо – что, он настолько скучно рассказывает? Но будить пацана не стал. Наложил себе ещё салатов в тарелку, плеснул в бокал вина. Метнул быстрый взгляд на Се Вана – тот едва заметно вздрагивал во сне.       С тяжёлым вздохом Е Байи поднялся бесшумно и принёс из комнаты флисовый плед. Аккуратно укутал парня, сразу замечая, как тонкая морщинка на высоком лбу расслабилась, а сон, видимо, стал глубже.       «Эх, молодость» — проворчал Е Байи про себя. — «Может уснуть где угодно!».       Се Ван коротко пробормотал что-то во сне, отмахнувшись от косички, упавшей на нос. И Е Байи поймал себя на мысли, что он… улыбается.       Уснувший прямо на столе парень почему-то казался (слово-то какое глупое) очаровательным. Весь · от распушившихся на кончиках кос, до сведённых даже во сне острых бровей. Е Байи даже сам себе не мог сказать, почему его взгляд раз за разом возвращается к Се Вану. Почему ему так нравится на него смотреть.       Вилка царапнула по пустой уже тарелке – внезапный звук противно проехался по ушам, заставив вздрогнуть. Е Байи опустил взгляд – он и сам не заметил, как съел всё, что было на тарелке.       Сам не заметил, сколько прошло времени, пока он вот так, не скрываясь, разглядывал уснувшего Се Вана. Этот факт немного напряг своей странностью.       — Спать пора, — громко сказал он вслух, вставая.       Се Ван тут же вскинул голову, хлопая осоловевшими глазами.       — Я не сплю… — пробормотал он, встряхивая косичками. Зевнул, сонно щурясь на свет люстры, проводил непонимающим взглядом упавший с плеч плед. На лице его трогательно отпечатался след от ладони. Е Байи подавил в себе неуместное желание потрепать парня по щеке. И отвернулся поспешно.       — А вот я хочу, — отрубил Е Байи, начиная убирать со стола. — Поздно уже. Мне лет, по-твоему сколько?       — Сто двадцать? — зевнув, предположил Се Ван, и с лёгкостью увернулся от пущенного в него мандарина.       Мандарин приземлился прямо на диван – Се Ван поднял его и закинул обратно в вазочку.       — Охуеть как смешно, — проворчал Е Байи, впрочем, не споря – он себя, честно говоря, иногда чувствовал на все сто пятьдесят.       Се Ван только улыбнулся едва заметно и поднялся с дивана, чтобы помочь убрать со стола.       Ровные ряды замотанных плёнкой тарелок быстро заполнили холодильник, и Е Байи довольно оглядел его. И на завтра хватит, и на послезавтра.       Если только термиты в гости не нагрянут. Те, что Кэсин и Цзышу с мелкотой.       Е Байи взглянул на часы над дверью. Три часа ночи. Был бы он один, давно бы видел десятый сон. В компании мальчишки просидел дольше, чем собирался. Впрочем, Е Байи ни о чём не жалел. Одному ему, наверное, всё же было бы немного тоскливо.       Пока Се Ван протирал стол, Е Байи сходил в комнату, чтобы, порывшись в шкафах, вернуться на кухню с горкой постельного белья.       — Вот тебе подушка, одеяло, простыня, — перечислил он, кивая на неровную кучку на диване. — Можешь спать. Не кровать, конечно, но, уж извини, её я тебе уступать не намерен. Мои старые кости ночь на диване не переживут, — Е Байи потянулся – упомянутые им старческие кости очень по-старчески заскрипели.       — А вы? — тут же спросил Се Ван, не подходя ближе. Снова застыл, что-то надумав в своей голове. Нахмурился, подобрался.       Е Байи взглянул на него исподлобья, не понимая вопрос.       — Что я?       Се Ван отвёл глаза, переступая с ноги на ногу.       — Вы будете спать…       — В своей кровати, пацан, — Е Байи нахмурился, опасаясь, что позволил парню выпить слишком много шампанского и у него, видимо, повредилась головешка. — Или ты хочешь до утра сидеть? Все салаты в твоем распоряжении. Интернет, зарядка для телефона. Делай что хочешь, только меня не буди.       Лицо у Се Вана вдруг стало очень сложным. Непонятным. Брови слегка подрагивали, а губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать и не решался.       — Спокойной ночи, — голос Е Байи потеплел на пару градусов, когда он увидел, как растерянно Се Ван оглядывается по сторонам – словно тот не понимал, как он оказался в новогоднюю ночь здесь, дома у незнакомого мужчины, а не у себя с семьей или друзьями. — И с Новым годом ещё раз, пацан.       Се Ван только кивнул, садясь на стул.       — С Новым годом, Е Байи, — ответил он тихо.       Собственное имя прозвучало до странного тепло, оседая на чужих губах. Е Байи только кивнул и ушёл, оставляя задумавшегося о чём-то парня одного.       Мягкий матрас прогнулся под ним с тихим скрипом, когда Е Байи сел на кровать, стаскивая через голову свитер. Подвис ненадолго, глядя в стену бессмысленным взглядом.       Странная выдалась ночка. Как там говорится – как Новый год встретишь, так его и проведёшь?       Это был первый Новый год за долгие десятилетия, который Е Байи встречал не один. Он, конечно, всегда мог найти себе компанию. Мог нагрянуть к Цзышу – даже противный Вэнь Кэсин ругался бы, но был бы рад его видеть, Е Байи знал это. И наготовил бы еды не меньше него самого.       Но Е Байи сам загнал себя в это одиночество. И, признаться, даже в какой-то мере наслаждался им. Упивался.       Но сегодня…       Вот так просто в этот год и в его, Е Байи, жизнь, ворвался этот мальчишка. Или он в его, смотря с какой стороны посмотреть.       И впервые за долгое время Е Байи по-настоящему почувствовал, что он не один.       И ему это понравилось.       Е Байи встряхнул головой и улёгся на кровать, накрываясь одеялом.       Обо всём этом он подумает завтра. Или, может, никогда.       Е Байи уснул быстро – проблем со сном у него никогда не было.       Спал он всегда чутко. А потому, едва заслышав, как скрипнула дверь в комнату, он тут же проснулся.       Не выдавая, что уже не спит, Е Байи прислушался, продолжая размеренно дышать.       От двери слышалось чужое прерывистое дыхание.       Се Ван (ну, а кто ещё это мог быть) невесомыми шагами пересёк комнату – ни одна половица не скрипнула – и застыл у изголовья.       Открывать глаза Е Байи не рисковал, чтобы не раскрыть себя – луна серебрила его лицо, любопытно заглядывая в окно. И он замер напряжённо, вслушиваясь в звук чужого дыхания.       Се Ван стоял недвижимо. Словно разглядывал его и думал о чём-то, размышлял. Е Байи как-то даже растерялся, было непонятно, чего ждать от парня – ну, может ему салат не понравился и он пришел его подушкой задушить? Е Байи, конечно, за себя постоять сможет, но неизвестность и странность происходящего нервировала.       Послышался тихий резкий вздох, словно Се Ван наконец на что-то решился, затем шелест пледа, упавшего на пол.       Тонкие руки аккуратно потянули на себя край одеяла, а затем гибкое тело нырнуло под него, прижимаясь вплотную к Е Байи.       И тут вся конспирация Е Байи полетела к херам. Он распахнул глаза, с матом отшатываясь от Се Вана.       Который оказался голым.       — Ты чего вообще творишь? — в хриплом голосе Е Байи ни капли сна – только безграничное охуевание от происходящего.       Рывком дёрнув на себя одеяло, выпинывая из-под него Се Вана, Е Байи закутался в него, и тут же пожалел об этом – обнажённый парень прижался к нему поверх одеяла, кажется, вовсе не стесняясь своей наготы. Против воли Е Байи выхватывал картинки, которые не могли ему не нравиться – изящный изгиб тонкой спины, трогательные ямочки на пояснице.       Он отвернулся поспешно, выругавшись ещё ярче. На месте мальчишки он бы уже блокнот взял и записывать, блять, начал. Для потомков.       — Я хочу отблагодарить вас, — твёрдо произёс Се Ван, кажется, и не замечая чужой реакции. Он попытался снова подлезть под одеяло, но Е Байи отчаянно охранял свою честь от посягательств.       «Отблагодарить»? Е Байи непонимающе нахмурился, подумав, что ему послышалось.       — Ты больной? — спросил он прямо, поджимая губы. — Какая, к херам собачьим, благодарность, малец?       — Вы меня спасли, — упрямо продолжал Се Ван, не оставляя попыток выдернуть из цепких рук Е Байи одеяло. — Я хочу предложить вам себя. Это все, что у меня есть.       — Ты больной, — констатировал Е Байи. Он не знал, смеяться ему или плакать. В голове возник страшный вопрос – кто, чёрт возьми, научил этого глупого ребёнка расплачиваться за хорошее отношение собой? — Люди делают хорошие поступки просто так, не ожидая благодарности. Потому, что хотят сделать что-то хорошее. Слышишь меня, глупый ты ребёнок?       — Я испортил вам Новый год. Я вам должен, — продолжал гнуть своё Се Ван, упрямо поджимая губы. — Вам понравится. Я умею… многое.       У Е Байи мороз пробежал по коже. В словах Се Вана было слишком много отчаяния и какой-то странной невысказанной боли. Кто внушил этому ребёнку, что хорошее не достаётся просто так? Кто им пользовался?       — Се Ван, — Е Байи, решив сменить тактику, резко перевернулся и быстрым движением закутал пацана в одеяло, как гусеницу. Тот, было, обмяк покорно, когда Е Байи навалился на него сверху, но, поняв, что его просто замотали в одеяло, как младенца, трепыхнулся возмущённо. Теперь чужое обнажённое тело хотя бы не нервировало Е Байи – сам он, как нормальный человек, спал в пижамных штанах. — Ты не должен ни за что расплачиваться… таким образом. И мне ты ничего не должен, глупый ребёнок. Я позвал тебя сам. Не ожидая ничего взамен. Считай это новогодним чудом, — Е Байи покачал головой, видя, как упрямо сверкают чёрные глаза Се Вана. — Тебе лет-то вообще сколько, боже?       — Я не ребёнок. Мне двадцать три, — Се Ван поджал губы, отворачиваясь. Щеки его раскраснелись – не понять, от унизительной ли позы или от запоздалого стыда за свой поступок.       Е Байи ни на йоту ему не поверил. Выглядел пацан намного младше.       — И я… — продолжил Се Ван, снова взглянув прямо в глаза Е Байи. — Я правда этого хочу! Сам! Может впервые в жизни, я правда, хочу… — голос его дрогнул. Е Байи видел, как задрожали сжатые в нитку губы, а в тёмных глазах появились злые слёзы.       — Я не буду заниматься с тобой сексом только потому, что ты хочешь сказать извращённое «Спасибо», — покачал головой Е Байи. Видя, что Се Ван, кажется, немного успокоился, он перестал держать его, и, протянув руку к стоящему у кровати стулу, сдернул со спинки пижамную рубашку. Протянул её Се Вану, который неловко застыл, укутавшись в одеяло, и отвернулся тактично, давая парню возможность одеться. — Я не пользуюсь людьми… вот так, — договорил он, поворачиваясь обратно.       Се Ван молчал. Комкая в ладонях подол пижамной рубашки, он смотрел на свои голые коленки. Тёмные косички падали на лицо, скрывая его, и Е Байи не сразу заметил, что парень плачет.       Слёзы катились по его лицу, разбиваясь о сжатые до побелевших костяшек кулаки.       И это полностью выбило Е Байи из колеи.       Он сотни раз видел, как рыдают люди – и всегда ему было плевать.       Но когда Е Байи увидел, как дрожат худые плечи, когда он услышал, как прерывисто, хрипло дышит Се Ван, он почему-то не смог оставаться в стороне.       — Ну, чего ты ревёшь, — проворчал он, подсаживаясь ближе. — Я же не говорю, что ты какой-то страшненький, — широкие ладони легли тяжело на острые лопатки, и Се Ван тут же прижался к Е Байи, уткнувшись мокрым носом ему в грудь. — Ты очень даже симпатичный. На девчонку похож, правда, но мне вот всё равно. Не ной только. А то нос как картошка будет, слышишь?       Се Ван булькнул ему в грудь, словно, рассмеявшись, подавился слезами. Поднял мокрое лицо, требовательно заглянув Е Байи в лицо.       — Правда красивый?       Е Байи подавил желание рассмеяться. И вдруг замер во внезапном осознании. Заплаканный, со слипшимися ресницами и покрасневшим носом, Се Ван действительно выглядел… красивым.       Е Байи приподнял ладонь. Самыми кончиками пальцев прошёлся по впалым щекам, смахивая слёзы.       Се Ван замер, задерживая дыхание. В глазах Е Байи читалась странная эмоция – что-то мягкое, тёплое. Незнакомое. Так не смотрят на чужих людей. Не смотрят на тех, кто не нравится.       — Красивый, — подтвердил Е Байи негромко, опуская ладонь. И, словно стыдясь своего внезапного порыва, он отвёл глаза, привычно хмурясь.       Се Ван коротко выдохнул и неожиданно оказался слишком близко.       Резкий поцелуй обжёг губы Е Байи – не сказать, что он был неожиданным, в глазах Се Вана горело такое желание, что не заметить его мог только слепой. Слепым Е Байи не был.       Губы Се Вана, солёные и мокрые от слёз, сминали губы Е Байи в отчаянном поцелуе. Язык настойчиво прошёлся по губам Е Байи, пытаясь разомкнуть их, добиться ответа.       Е Байи застыл, не двигаясь.       И, не дождавшись ответа, Се Ван отстранился, разочарованный.       Е Байи увидел в неровном свете луны, как бледные скулы вспыхнули румянцем смущения.       — Нет, Се Ван, — Е Байи осторожно погладил парня по голове, пропустив через пальцы тонкие косы. — Я не приму такое «Спасибо». Не когда ты пьян и считаешь, что мне что-то должен.       Се Ван тут же отстранился, пряча лицо. И всё же Е Байи заметил, как в его глазах сверкнула уязвлённая гордость и обида.       Кровать прогнулась от быстрого движения – Се Ван вскочил с кровати, подхватив с пола плед, и стремительно ушёл, хлопнув обиженно дверью.       Е Байи тяжело вздохнул, укладываясь на подушки. Поднёс к мокрым губам ладонь, скользнув по ним кончиками пальцев.       Молодой, красивый парень сам себя ему предлагал – а он, поди ж ты, морду воротит. Не дурак ли?       И всё же Е Байи был уверен, что поступил правильно. Он не хотел пользоваться Се Ваном – тот ему искренне, по-человечески понравился. И может он, старый и занудный, понравился ему тоже?       Мысли долго не давали Е Байи уснуть. Он всё прислушивался к звукам в квартире, надеясь, что обиженный отказом парень не решит уйти на мороз, но, кажется, тот просто лёг спать.       И всё же Е Байи уснул, проснувшись только поздно днём от вороха сообщений на телефоне.       Он не надеялся, что Се Ван всё ещё у него. И всё же расстроился немного, когда прошёлся по квартире и не нашёл парня. Конечно, он ушёл – с чего бы ему торчать в чужой квартире? Но мог бы хотя бы попрощаться…       На диване ровной стопкой лежали сложенные вещи. Вся посуда была чисто вымыта и расставлена. В чайнике был заварен ещё горячий чай.       Сметя в угол сознания глупые сентиментальные мысли, Е Байи, собираясь выкурить сигарету, пошарил по подоконнику в поисках зажигалки. Обыскал всю кухню, балкон и комнату, пусть и помнил, что оставил её вчера на том подоконнике, где сидел вместе с Се Ваном.       Его любимая зажигалка пропала. Даже не так – его зажигалка. Подарок и память о Чанцине. Вещь, которая каждый раз возвращала Е Байи в то время, когда он позволил себе быть влюблённым в первый и последний раз в своей жизни.       Почему-то, осознав потерю – скорее, кражу, что уж тут – Е Байи не почувствовал злости. Только хмыкнул весело и пошёл за спичками. Ради интереса проверил и стопку вещей на диване – и, когда он не обнаружил там рубашки, отданной ночью Се Вану, ему почему-то стало ещё веселее.       Вещей, даже памятных, не было жалко совсем. Такой маленький, незначительный жест словно безмолвно обещал новую встречу.       И Е Байи почему-то хотел, чтобы она произошла.       Закурив от найденных в недрах кухни спичек, Е Байи взял телефон, набирая номер Чжоу Цзышу.       Тот, как обычно, ответил быстро, пусть и голос его был сонным.       — Я разбудил тебя и павлина? Как жаль, что мне плевать, — хмыкнул Е Байи в трубку, затягиваясь. Только глаза заискрились морщинками смеха в ответ на ворчливые поздравления с Новым годом. — Нет, я не про праздник. У меня к тебе и твоим парням из отдела просьба. Найди-ка мне, кто такой Се Ван…