***
— Вставай, лентяйка. Сегодня идешь в школу. — В смысле?! Она чуть не вскочила. В школу? Ее же выгнали… по словам отца. Сейчас же это говорил ее же отец. Судя по намекам – в ту же школу, что и была. Вот это подарочек! Лисо вскочила с кровати, ощупала себя. Да вроде не спит. Делать нечего, пришлось собирать рюкзак. Старых книг вообще не наблюдалось на старом месте. Какие-то были разбросаны по полу и порваны, каких-то вообще не было, а какие-то и вовсе были забыты в старом портфеле, изгвазданном в крови, и позже выброшенном. Лисо пришлось идти на свой первый день вообще без книг и тетрадей. Уже в школе Лисо почувствовала, как сильно стучит ее сердце. Из-за волнения ли, из-за осознания собственной ничтожности – она не знала наверняка.***
Прошло около полутора недель. Лисо слегка адаптировалась, но ее ждало новое удивительное событие. Найдя кабинет, она зашла внутрь и не поверила своим глазам. Около доски, попутно общаясь с каким-то невысоким парнем, стояла левушка с удивительно знакомом прической и фигурой. До этого она была скрыта смирительной рубашкой, но теперь на ней была надета черная блуза с короткими рукавами и широким вырезом, серая юбка и носки с сандалями. Простенько, может сказать кто-то. Но как же Лисо соскучилась по Алессии! — Леся! Это ты?! — не чураясь присутствующих, Лили Софи припустила к старой знакомой. Та обернулась и вызвала у Лисо улыбку. Не обозналась! — Я… к сожалению, меня выпустили из дурки. Твой метод не прокатил. — Какой-такой метод?! — поинтересовался зевака Фрэнсис. — О-о-о, тебе рассказать? Я много чего могу рассказать! — возгордилась Лили Софи. Она оперлась на парту и решила немного оттянуть время. До звонка его еще было полным-полно. Она упомянула много вещей, которые могли бы удержать внимание Фрэнсиса. Ее, собственно, попадание в психдиспансер, неделю голодовки и серьезных мучений с болью на душе, а так же убийство их одноклассника, Лу Джонса. Алессия лишь усмехнулась, стоя в сторонке. Она, в силу того, что была больна шизофренией, да и знала, что множество болячек Лисо мешают ее нормальному восприятию, понимала, что большая часть из ее речей – выдумка больного мозга. Никто до сих пор так и не подтвердил, был ли ее младший брат съеден, или это выдумка, чтобы очернить родителей. Да и был ли этот брат вообще? Неважно. Фрэнсис настороженно повернулся к Лисо, упомянувшей пропажу Лу. Он попросил ее быть более вкрадчивой. К сожалению, из-за своей торопливости и резкости, события смешались в один огромный ком, разобрать который без желания вникнуть было трудоемко. Да и судя по интонациям, Лисо была не особо одухотворена.***
В тот день Лисо вернулась со школы расстроенной из-за плохих оценок. Ей тяжело давалась учеба, и учителя зачастую натягивали ей отметки как могли, но это было ровно до тех пор, пока они не узнали, из какой она семьи. С этих пор началась травля, и этот день можно было считать решающим. Это было феерично. Лисо рыдала и рыдала без остановки, но никто не пришел ее утешить. Вместо этого пришел ее отец, Лиам, испробовавший все прелести экстази, и полез к ней. Соприкосновение губ, языков, проникновение членом насухую… что ж, по крайней мере, ее больше не волновала учеба. Хоть это, бесспорно, был день потрясений, окончательно травмировавший нестабильную Лили Софи. Лисо надеялась, что лезвие, которое она брать зареклась, еще осталось где-то в наволочке. Предположения подтвердились, и Лисо, зажмурившись, сделала резкий рывок железкой вдоль запястья. Кровь брызнула ей в лицо и, казалось, на секунду ослепила ее. Она рухнула на землю и ударилась виском о табуретку. Тишина. *** Очнулась она уже в помещении с кристально белым потолком. То ли глаза жгло, то ли цвет был ядреным, это заставило Лисо думать, что она отправилась на небеса. Медсестра, охая и меняя бинт, сердито отчеканила: «если будешь пытаться снова, посадим в комнату с мягкими стенами». Дальше она и не помнила. Сквозь вечное забвение и сильное сердцебиение, словно пробивавшееся через ребра, Лисо едва слышала свою фамилию. «Дарнелл! В процедурную, живо!». Голос этой врачихи надолго ей запомнился. Та не терпела ее. «Примите Лили Софи, миссис Макдюк, она опять за свое». Миссис Макдюк (как Лисо ласково называла ее – Макдик) часто критиковала внешний облик бедняги. Пребывание в психиатрической лечебнице продлилось дольше, чем планировалось, из-за того, что Лисо часто ковыряла свои раны. Ей… просто нравилась кровь. Иногда она просыпалась со звоном в ушах. Кровь в жилах закипала, когда она вспоминала сон. Отец перед ней, от него несет жженым сеном. Он не только под травой, как это бывало обычно. Он взял ее за руку и погладил щеку другой рукой. «Доверся мне» — все, что он сказал перед сексом. Лисо помнила этот день так ясно, что голова шла кругом. Даже то, как отец чуть надорвал подол ее любимого платья и то, куда он кончил. Через катетер ей кололи множество обезболивающих и антидепрессантов, убивавших любые чувства и эмоции вместе с болью. Она, ходя между кабинетами, была бледна и легка, как призрак. Она ощущала себя так, словно парила в облаках, перед глазами стояла бледная дымка. Лисо не чувствовала ничего.***
Больничная рутина изменилась в один день на нечто более радостное для полуживой Лисо. В ее палате появилась новая девушка, встретившая ее, находясь в жуткой припадке и истекая пеной изо рта. Любой другой бы отрекся от такого человека, но Лисо наоборот считала, что нашла родственную душу. Когда новенькая пришла в себя, она представилась Алессией и сказала, что ее родители, польские эмигранты, ненавидели ее и из-за этого отправили на принудительное лечение. Алессия считала, что это было совершенно несправедливо, хоть потом и оказалось, что она больна запущенной формой шизофрении. Лисо должны были отпустить уже через неделю, в то время как Алесю (так ее ласково называла Лили Софи) необходимо было оставить минимум на два месяца. Из-за этого Лисо попыталась нанести себе порез до мышц, чтобы врачи подумали, что ей тоже нужно дополнительное лечение. У нее удалось лишь до жира, а затем она грохнулась на простыни. Еще около полутора месяцев Лисо провела в психиатрической больнице в смирительной рубашке. *** Далее шла школьная пора (события задолго до роковых), которую Лисо нарочно пропускала в своем рассказе. Фрэнсис внимательно слушал, осознавая, что выбрал себе в друзья не того человека. Алессия стояла рядом и мазала губы блестящей гигиеничкой. Она подмигнула Лисо. Самой интересной части рассказа – быть.***
Выписка из психиатрической больницы пришлась Лили Софи совершенно некстати. Она не хотела возращаться в дом отбитых, ушедших в себя наркоманов, гордо именовавших себя хиппи. Несколько дней после возращения Лисо вообще не выходила из своей комнаты. Она осознанно объявила голодовку и полное отречение от социализации. Даже к телефону она не прикасалась. За дверью все время слышался шум и гам, двери громко хлопали, хозяева квартиры принимали новых гостей. Никогда. Ни-ког-да Лора Сандра и Лиам Сатурн не подавали виду перед соседями, что они – любители разнообразных оргий или марафонов запрещенных веществ. Они старались соответствовать всем самым положительным стереотипам о хиппи в приличном обществе. Пели песни, были спокойными, а Лора даже придерживалачь веганства. По крайней мере, делала вид… Но Лисо, как жительница этого дома и свидетельница каннибальского акта по отношению к своему младшему брату, не могла просто начать отрицать свою ненависть к данной субкультуре. Пусть кто-то скажет ей, что люди бывают разные, и она закопает их на свалке. То же произошло и с ее одноклассником, Лу Джонсом.***
Рассказ довольно быстро сменился на постепенное повествование. В этот раз Лисо решила не скакать с темы на тему. Видимо, этот промежуток времени она любила больше всего. Лили Софи случилось влюбиться в парня, сидевшего за первой партой. Он напомнил ей одного актера, повлиявшего на нее и ее образ. Как оказалось позже, он тоже был к ней неравнодушен. Тогда Лисо было так хорошо, что она решила дать себе еще один шанс. Она решила не называть себя аромантичной асексуалкой до полного прояснения ситуации. У них с Лу постоянно были дела, и они не могли часто видеться. Однажды он пригласил ее к себе на чай. Они мило посидели и поболтали. Даже с Алессией не было так комфортно. Лисо, будучи нестабильной, даже и не думала о том, что он когда-либо сможет вызвать у нее негативные эмоции. Все изменилось в один день. Она запомнила его яснее, чем какой-либо день до этого. Пятое августа. Каждый раз, когда она вспоминает это число, ее зубы неосознанно начинают скрипеть. Они тогда встретились в темном парке. Была глубокая ночь. Лу хотел сделать Лисо сюрприз. Он подарил ей что-то, бросив из кулака ей в ладонь. Она приблизила вещь к себе; ее взгляд покосился на воодушевленного юношу. Это было новое лезвие. Судя по размеру и стилю – выковорнуто из бритвы. Некоторое время Лили Софи стояла в замешательстве, пока Лу не задал ей вопрос. «Как тебе?» — его голос пробился через гробовую тишину. «…Почему?» — не могла прийти в себя Лисо. Лу не был доволен такой реакцией. «Ты же хотела вскрыть руку, да? Когда тебя… это самое» — выдал он. Лисо застыла с лезвием в ладони. Внутри нее будто сместились все органы. Ее передернуло от злости. Казалось, он это заметил. «Тебе хоть приятно было?». «Да ты даже не понимаешь, о чем говоришь, мудень!» — расплакалась Лисо. Она плакала впервые за долгие месяцы. Этого не было видно, но ее тушь растеклась по щекам и застыла на бледной коже. Руки затряслись и лезвие выпало на траву. «Да, не понимаю. И это не мешает мне фантазировать о том, что, возможно, ты просто сожалеешь, что такого больше никогда не повторится». Это была последняя фраза, сказанная Лу. Трясясь от негодования, Лили Софи подхватила лезвие с земли и что есть мочт ударила по его шее. Она знала, как сделать порез глубже. Дерма, жир, возможно, фасция, она не видела предела… На деле, рана не была такой уж глубокой, как ей хотелось бы думать. Она едва прорезала глубже верхнего слоя и почти достала сонную артерию, но кровь хлынула из шеи почти мгновенно. Лу закричал, но Лисо повалила его на землю и прижала к холодному асфальту. Благо, фонари либо не светили, либо были слишком тусклыми, чтобы сторонний обыватель смог что-либо понять. Да и народу, к счастью, на улице не было. Поселение было маленьким, и обычно в такую пору все спали. Дождавшись, пока Лу окончательно перестанет двигаться, напоследок Лили Софи отрезала ему язык и выбросила в сторону. Даже в кромешной тьме можно было увидеть, сколько крови он потерял. Было в этом что-то завораживающее. Море красной (в темноте – вообща черной) жижи, залившей асфальт и траву, девушка в черном, ковырявшаяся во рту покойника, и сам покойник с дырой в шее и отрезанным языком. Оставалась главная задача – закопать тело так, чтобы никто не смог найти. Так как Лу размяк и явно охилел, было нетрудно поднять его. Но фонарей почти не было, а район был не слишком знаком асоциальной Лисо. Чисто по интуиции она поплелась вдоль незнакомых ей дорог к месту, напоминавшему свалку. Она взгромоздила труп на небольшую гору мусора, нашла обломок лопаты и принялась копать яму. Она чувствовала прилив адреналина. Ночь, убийство, сокрытие. Однако единственный случай, в котором ей могла бы грозить реальная опасность, это если бы на свалку посреди ночи бы заявился сторож, но он, напившись, дремал в своей будке и ничего не слышал. Труп спрятан. Далее дело за малым – Лисо нашла речку, отмыла руки от крови и поспешила вернуться в свое поселение.***
Пока она рассказывала, к Фрэнсису присоединились и другие ее одноклассники. Никто из них не верил рассказам Лисо. Они думали, что ни один нормальный человек не станет рассказывать, где он закопал тело одноклассника и каким образом его убил. Но они не знали Лили Софи. Окончила она рассказ лишь тогда, когда прозвенел звонок на следующий урок.