Довыёбывался

Заёбанные, переёбанные, разъёбанные, выебанные, изъё... Давай, Джон, подбирай приставки дальше, смысл от смены префиксов особо и не поменяется. ОТГ-141, волоча ногами, шагала по густым, глубоким сугробам вдоль лесной опушки, поскорее спеша добраться до спасительного укрытия, именуемого базой. Прошедшая миссия изрядно помотала военных, но, на удивление, общее настроение солдат было выше среднего. То есть, хорошее. Помарочка, то есть, отличное. Рождество. Парни успели замочить ублюдков в аэропорту почти впритык новогоднему празднику, до которого оставалось не больше суток. Соуп, идя бок о бок с Газом, которого успели нехило отмудохать, давил довольную лыбу, озираясь на высокие заснеженные ели и пейзажи. Вертушки не оказалось на месте вовремя, капитан Прайс долго ругался с ответственным за прибытие вертолёта мужчиной и, выругавшись напоследок в рацию, дал приказ выдвигаться пешком. То есть, на своих двух, ёлы-палы. Но утреннее солнце, лучи которого волшебно переливались и искрились на свежем, недавно выпавшем снеге, праздничное настроение и факт того, что все выжили после затянувшегося задания, дарили чудную атмосферу сказки, предстоящего Рождества. До места назначения оставалось не более десятка километров, это не так уж и много, учитывая хорошую физическую подготовку мужчин, которые ежедневно работают над своим телом и выносливостью. Как ни странно, но самым, мать его, выносливым был Гоуст. Не получив ни пулевого ранения, ни удара ножа, ни даже жалкой царапины лейтенант невозмутимо хрустел снегом под военными берцами, топая слева от Прайса, в то время как Джон с запыхавшимся Газом тащились позади. И дело совсем не в том, что перед заданием они нахуярились текилой и отходили полночи, впоследствии выслушивая воспитательную беседу от кэпа. Отставая от сослуживцев, они просто наслаждались зимнем видом. Честное сержантовское. Гоуст и правда почти беспрепятственно шёл по белоснежной дороге, тараня снег, словно ебучий трактор на дорогах города, очищая трассу. А Джон ничего охуительнее не придумал, кроме как аккуратно ступать по протоптанным большим следам лейтенанта, чтобы не погрязнуть в сугробах. Соуп и сам удивлялся своей сообразительности. Как там говорилось? Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. За полтора часа этого ебейшего путешествия по заснеженным склонам, Соуп, откровенно, успел заебать всех. Первым сдался Газ, видимо, просто отключив свои слуховые способности, дабы не сойти с ума окончательно. После шестого анекдота раздражаться начал даже Прайс, до этого добродушно относившийся к внезапным вспышкам аутизма сержанта. Но когда Джон перешёл на до ужаса нелепые, дурацкие шутки типа «у геев всегда пасха, потому что они всегда стукаются яичками» или «гуляли мать с сыном в парке, и когда мальчик попросил у неё купить хлеба для голубей, та ему сказала, чтобы ел без хлеба», удивительно, потерять последние капли терпения успел и лейтенант. Соуп слышал, чувствовал шумное дыхание Гоуста и явно понимал, что это отнюдь не из-за тяжёлой дороги. МакТавиш знал, что его лейтенант бесится. И это до ужаса ему нравилось. Давай, элти, не сдерживайся, долго ты всё равно не протянешь. Это правда, потому что Джон буквально был ходячим сборником бредовых анекдотов и стыдных историй аж со средней школы вплоть до службы в этой самой ОТГ-141 включительно. С катушек съедет любой. Первым давным-давно с них съехал сам Соуп. По крайней мере, его окружение так считало. В этом Гоуст окончательно убедился, когда почувствовал спиной, как в него что-то прилетело. Поначалу он списал это на усталось и ужасное желание закрыть глаза и окунуться в сон, после чего о его спину вновь что-то ударилось уже с более сильным напором. Не останавливаясь и продолжая мять снег, лейтенант оборачивается, и даже через плотную балаклаву, маску черепа и массивный шлем на голове во взгляде можно было прочитать: какого хуя ты себе позволяешь? Какого хуя, ты, Саймон, играешь из себя до смерти спокойного удава? Обрати на меня внимание, чёрт возьми. Да, Джон ведёт себя, словно маленький ребёнок, да, возможно, в жопе у него заиграло детство на фоне наступающего Рождества. Но, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Дожидаясь, пока Гоуст прекратит сверлить его взглядом и вернётся к тихому диалогу с Прайсом, Соуп времени зря не теряет. Он со скрипом в коленях наклоняется, шурша обмундированием и поправляя винтовку за спиной, сгребает в ладонь подтаявший снег и, разминая его в руках, лепит ровный шарик. — Дружище, если ты всё же решил распрощаться с жизнью, то делай это в одиночку, блять, — Газ выдыхает клубы пара и осторожно идёт по вытоптанным следам Прайса, подметив этот лайфхак у Соупа, — если он подумает, что кидаюсь снегом в него я, то твой хромой друг под боком точно останется без башки. Соуп издал смешок. Замахиваясь снежком, Соуп с искусным прицелом снайпера припечатывает белый шарик о затылок идущей впереди крупной фигуры. Гоуст уже было намеревался остановиться и показать сержанту, где его место, однако Прайс по-отцовски опускает руку на крупное плечо лейтенанта, слегка теребя его за капюшон куртки. Очевидно, что этим жестом кэп явно успокаивал лейтенанта, мол, не бери в голову, не обращай внимания, будь выше этого глупого мальчишки, и он отвяжется. После чего Прайс оборачивается к Соупу, намекая взглядом, чтобы тот перестал заниматься ребячеством. Хуй там плавал. — Давай, если ты попадёшь в Прайса, я тебе сегодня скотча подкину. Или хорошего коньяка. Как тебе план? — Пошёл нахуй, Джон. — Два скотча. — Нахуй пошёл. — Три скотча? — Джон. — Четы... Соупа больно пихают в бок дулом калаша. Сержант морщится и, состроив выражение лица «ссыкло ты последнее», снова набирает горсть и мнёт снег. — Ладно, хуй с тобой, — вы бы видели физиономию этого придурка. Джон буквально засветился от внезапного одобрения его идеи и торжественно вручил искрящийся на солнце снежок в руку сослуживца. Газ медлит. Он крутит в руке белый шар, оценивая все риски. Прайс не Гоуст, думается ему, и точно не будет так строго реагировать. Прицелившись, Газ швыряет снежок в сторону кэпа, уповая на его снисходительность к подобного рода играм. Круглый шарик доли секунд вертится в воздухе, преодолевая небольшую дистанцию, и с глухим звуком, долетая до цели, шлёпается. Прямо о задницу Гоуста. Прицелился, бля. Гоуст останавливается, его плечи заметно поднимаются и судорожно опускаются. Когда он оборачивается, с прищуром хищника впиваясь грозным взглядом в фигуры охуевших солдат, сердце сержанта проваливается куда-то в желудок. А может и в самые кишки, хуй его знает. Газ же, казалось, сейчас заорёт, словно девчонка, при виде огромного гризли в каком-нибудь заядлом кинофильме. Джон не отводит взгляд от своего лейтенанта, плавясь от страха и одновременно глупого трепета, когда Гоуст молча подходит к двум оборзевшим солдатам. Спасибо, Газ, вырыл мне могилу. Ты мне теперь до конца жизни сотни литров алкоголя должен, в курсе? Если, конечно, сейчас меня не зароют в этот ёбаный снег. — С тобой, Джонни, поговорим позже. Оба вперёд. Живо. К удивлению, этого не происходит. Хорошо, ладно, на этот раз высшие силы пощадили их обоих. Потому что вместо мордобоя успевшие обосраться солдаты поменялись местами, теперь идя впереди и протаптывая нетронутый снег. Позади шли Гоуст и Прайс, снова увлечённые какой-то беседой. Понял, принял, осознал, больше не буду. Догадываюсь, какими методами мне придётся искуплять свои грехи, элти. Военные добрались до базы, когда солнце уже во всю прожигало своими лучами тающий снег, отчего идти по нему стало немножко проще. Соуп давно успел отойти от ситуации и рассказывал Газу очередную историю, связанную со школьными годами, когда у него только-только начала сформировываться личность и появился пубертат. За макушками ёлок уже виднелись очертания базы, отчего отряд слегка ускорил шаг, поскорее желая смыть с себя кровь и грязь, напоминавшие о задании. Входя через невысокие стальные ворота, капитан сообщил парням о своём дальнейшем совещании в главном корпусе и, украдкой пройдясь рукой по своей бороде, улыбнулся и ускорился, проникая вглубь лагеря и оставляя военных втроём. — Я пока тому ублюдку засаживал в горло нож, чуть сам не скопытился, — Газ в жесте уважения хлопает Соупа по груди, — а ты вовремя подошёл, смог замочить мразь, подобравшуюся ко мне около терминала с багажом, я благо... Джон замечает резко сменившееся настроение своего сослуживца. —...дарен. Не описать словами, что тогда выражало лицо Газа, смотрящего за спину Соупа. Замешательство, удивление, испуг, ужас, Джон не успевает распознать всё, когда видит тень на снегу перед собой, увеличивающуюся в размерах. Происходит эффект «слоумо», Соуп успевает только развернуться, раскрыть рот, поднять брови и даже немного согнуть руки в локтях. Гоуст угрожающей, страшной фигурой возвышается над сержантом и замахивается над головой обеими руками, в которых держит, сука, такого размера снежный ком, что его можно сравнить с габаритами громадного байкерского шлема или, может быть, с нижней частью снеговика. Похуй на сравнения, он был действительно огромным, уж поверьте на слово. Один вопрос: ты когда слепить-то успел эту ядерную белую бомбу? Джон успевает пройти все стадии принятия. Отрицание, гнев, торг, депрессия... ...смирение. На несчастного сержанта лавиной обрушивается неимоверное количество снега, чудом не раздавив его. Ощущение холодного жжения было повсюду: на лице, на руках, под курткой, за шиворотом. Еле раскрыв слипшиеся ресницы и смахнув горку снега с лица, Джон в недоумении пялится на Гоуста, глаза которого улыбались. В них читалось явное: довыёбывался? Довыёбывался.