❛━━━━━━━ ••• ━━━━━━━❜
Ти’сея была первой на площади Огненных Перьев и пришла туда еще, когда слуги возводили деревянный помост для императорской семьи и наместников. Она уселась на балконе брошенной виллы между горшком с пальмой и старым сундуком, вытянула ноги, уперлась ими в бронзовую решетку и запустила пальцы в горячий кожаный мешок. Пирожки тетушки Айры были, как и всегда, сочными и нежными, из них вытекал маслянистый бульон, а мясо телятины было в меру поперченным и посоленным. Ти’сея с удовольствием наблюдала, как слуги перетаскивают массивные доски, сколачивают их одну за другой, делают площадь пригодной для присутствия императорской семьи. Поев, Ти’сея выпила холодного молока и еще раз прикинула шансы уйти живой. Сдаваться она не собиралась, ну уж нет. Спящие хотели ее проверить, хотели увидеть, как она ползет к ним, умоляя о прощении. Нет. Этому не бывать, этого они никогда не увидят. Ти’сея улыбнулась. Она испытает судьбу сегодня, попробует убить Джоккара. Уж лучше смерть, чем позор… Да, лучше смерть. Она принесла с собой лук и стрелы. Они лежали возле сундука. Лук из дерева мару был подарком на ее совершеннолетие. Единственная вещь, с которой Ти’сея не захотела бы расставаться даже после смерти. Она молча гладила узоры, которые свивались в тугие ребристые линии, шипы больно покалывали кожу, когда Ти’сея примерялась. Отсюда и до импровизированного трона Джоккара чуть больше пятидесяти метров. Она сможет, не зря же слыла лучшей лучницей Дома Мрака. Ближе к вечеру к ней заглянул Токк’ар. Грациозный, как кот, он спрыгнул с крыши в метре от нее и присел на корточки. Мотнул головой в сторону площади. — Ты все-таки решила попробовать, сестра? — спросил он, прищуриваясь. — Сам этого хотел, — нарочито лениво ответила Ти’сея. — Твоя идея. Полюбоваться пришел, как я справлюсь? Представь, что все получится. Что будет тогда? Токк’ар громко фыркнул и потянулся к мешочку с пирожками. Ти’сея пребольно шлепнула его по руке, мешочек убрала и скривилась в неодобрительной усмешке. — Мои последние в жизни пирожки, а ты и к ним лапы свои тянешь. — Ничего у тебя не выйдет, — сказал он, недовольный тем, что ему не дали перекусить. — Ни у кого из Дома Мрака еще не получалось застать императора Джоккара врасплох. Все окончили свои дни в бассейне с крокодилами. А в Доме Мрака… — …есть свои талантливые убийцы, — дополнила его извечную присказку Ти’сея. — Или были, раз уж все они стали пищей хищников. Но, думаю, шансы есть. — Минимальные, — снова фыркнул Токк’ар. — Вот скажи мне, чем ты думала? Ти’сея и сама не знала ответ на этот вопрос. Абрахам, тот ученик, так увлеченно рассказывал о кинжалах с необыкновенным лезвием и непростой судьбой, что Ти’сея сидела, раскрыв рот от любопытства. И позже, когда находилась в своей комнате, она никак не могла выкинуть из головы драгоценную вещицу. Оружие, что прорезало сталь и камень одинаково легко, оружие, что было способно и убить, и вернуть к жизни. Разве можно было пройти мимо чего-нибудь подобного? Девушка украдкой глянула на вышитые ножны, в которых покоился кинжал. — Ни чем не думала, — соврала Ти’сея. — Стало любопытно. Будто тебе не интересны все эти легенды о могущественном оружии, оставшемся со времен Феникса! Слушаешь побольше меня, книжки умные читаешь, пытаешься что-то найти… — Так это увлечение просто, прихоти мальчишеские. Ничего я так и не нашел. Большая часть легенд — глупые сказки, созданные подразнить богатое воображение. Ти’сея никому не сказала, что выбралась из священного Дома с добычей. Спящие так и не узнали, что Дом Вирисх потерял одну из самых своих сокровенных вещей. Знали только, что именно Дом Вирисх был целью Ти’сеи, полагали, что она просто забралась внутрь поглазеть на знаменитую оружейную. Они не собирались убивать императора, они всего лишь дали понять Ти’сее, что ее услуги больше им не нужны. Она же хотела попробовать. Токк’ар заметил, что она отвлеклась и кашлянул. — Еще не поздно передумать, сбежать. Возможно, тебя примет другой Дом. — Ты только и мечтаешь, чтобы я сбежала отсюда куда-нибудь подальше. Тебя сразу станут замечать, ты займешь пост, для которого меня и готовили. Получишь влияние, тебе ведь его не хватает — младшие ученики смотрят на тебя без уважения, без должного пиетета, а ведь ты уже как пять лет старший наставник. Ничего не забыла? Токк’ар скрипнул зубами. Ти’сея смотрела, как солнце опускается за дома. Персиковые тона становились гуще, постепенно превращаясь в насыщенно-оранжевые и малиновые. Сверху небо преобретало густо-синий цвет. Ветерок мягко обдувал ее лицо, разбрасывая темные волосы по плечам. Последние лучи приятно согревали кожу. В воздухе пахло и ягодами, и жарой. Ти’сея запрокинула голову, упершись макушкой в холодную стену. Сегодня ее последний день жизни. Самое время насладиться покоем, одиночеством. — Уходи, — приказала она Токк’ару. — Ты был хорошим другом вплоть до того момента, как предложил мне невыполнимое наказание. Да, Вирисх дом священный, но… Ти’сея задумалась на минуту и тут же сказала, в голосе слышалось разочарование: — Ты пойдешь по головам, лишь бы получить желаемое. Качество, достойное всякого целеустремленного человека. Возможно, мне не хватило проницательности, чтобы вовремя это понять. Ну, то, что ты любым способом освобождаешь себе путь наверх… — Ты ничего не понимаешь! — огрызнулся Токк’ар. — Ты — моя единственная семья, неужели ты думаешь, что я бы скинул тебя вниз ради уважения и признания?! Токк’ар не заметил, как вскочил на ноги и повысил голос. — Они требовали твоей немедленной смерти, сестра! Они хотели убить тебя, чтобы ты не марала репутацию Дома Мрака! Я предложил им убийство императора. Не потому, что Дому Мрака нужна его смерть, для того, чтобы ты сама загнала себя в ловушку… — То есть, ты прекрасно осознаешь, что… — Не перебивай! — рявкнул Токк’ар, и люди внизу стали озабоченно озираться. — Дай договорить, раз уж упрямство и неспособность подчиняться кодексу привели тебя сюда! — Он понизил голос и зашептал почти отчаянно. — Так Дом Мрака согласился не убивать тебя, а самой принять решение покинуть их. Ты можешь умереть сейчас, разумеется. Но есть и другой путь. Ты можешь сбежать, Ти’сея! Беглецы все равно что… — Мертвецы, — тусклым голосом дополнила Ти’сея. — Дом Мрака отказывается от тех, кто сбежал. Они больше не убийцы Дома, они… Он не договорил, заглянул в глаза девушки. Они всю жизнь прожили бок о бок. Вместе начинали обучение, вместе соревновались, помогали друг другу и даже спали в соседних комнатах. Между ними никогда не было ничего романтического, только дружба, но такая, что могла быть только между братом и сестрой. И теперь он смотрел, как она добровольно идет на смерть исключительно потому, что ей захотелось что-то доказать суровому и безжалостному кругу Спящих, самому Дому Мрака. — За мной вышлют охотников, — выплюнула она. Ти’сея не смотрела в глаза Токк’ару потому, что не могла на него смотреть. Он и впрямь дал ей выбор, она же ошибочно сочла его вызовом. Все подготовила. Осталось только вложить стрелу и выстрелить. Один выстрел. — У тебя есть все шансы, ты лучшая среди нас, молодых. — Вот уж спасибо за похвалу. Ти’сея наблюдала, как начинают скапливаться люди. Как занимают места на трибунах, выстроенных у площади еще в незапамятные времена. Как начинают потусторонним светом мерцать перья, выгравированные на плите в центре площади. Как повсюду раздаются крики торговцев, предлагающих прохладительные напитки и пищу; как усаживаются женщины в богатых украшениях и как протискиваются в толпе уличные воришки. И как по улице двигается всеблагая процессия во главе с императором. Ти’сея прищурилась. — Если я промахнусь, я сбегу, Токк’ар. Обещаю. А до тех пор, дай мне попробовать.❛━━━━━━━ ••• ━━━━━━━❜
Джахал испытывал незнакомое прежде волнение, когда императорская процессия стала приближаться к площади Огненных Перьев. Прежде он не бывал в этой части Айнатар. Виллы и дома зажиточных людей отстояли друг от друга на большем расстоянии, чем у резиденции Вирисх. Все цвело и пахло, ноздри принца щекотало от обилия запахов. К ним примешивались ароматы духов матери и ее доверенной рабыни и запах масла, которым натирали сбрую его и десятка других лошадей. Дома здесь были украшены статуями мужчин и женщин; мраморные дорожки вели вглубь таинственно освещенных внутренних дворов, за стенами которых творилась жизнь, решались судьбы Вирисх и ее подданных. А на узкой аллее почти не было деревьев, что показалось Джахалу непривычным. Люди переговаривались между собой. Негромкий гул постепенно нарастал. Джахал нервничал. Он столько раз представлял себе, как будет происходить его первая Безумная казнь! С самого детства, научившись говорить, ходить и понимать, что от него хотят, с того самого момента, он представлял себе церемонию. Сперва это были чистые фантазии, ни на чем не основанные. Если магам не страшны клинки и копья, то наверняка их убивали тоже магией. В шесть, когда он познакомился с Туве, девочка рассказала ему, что казнь происходит на огромной площади из отполированного обсидиана. Черное пятно на Айнатар. Не только в переносном, но и в прямом смысле. Тогда она сказала, что магов убивают все-таки оружием. В восемь он представлял себе не площадь, а черное поле, куда затаскивают вопящих от ужаса магов. В двенадцать мечтал лишь о том, в каком наряде он будет и как станет сидеть по правую руку от отца. В последние же годы перед совершеннолетием Джахал просто ждал казнь, ничего не представляя и смиренно ожидая, когда отец наконец-то сочтет его готовым. Тем временем они приближались к площади, и принц чувствовал как дрожат от нетерпения руки. Императрица Кефара смерила его неодобрительным взглядом: проявление эмоций на публике считалось дурным тоном. Император и его семья должны были оставаться непоколебимы перед суровыми жизненными испытаниями, чтобы вести за собой отчаявшийся или взволнованный народ. Джахал ненароком задумался не потому ли ему нельзя было покидать двор до первой казни. На площади разом разговаривали сотни человек, но стоило им завидеть императора в сопровождении телохранителей, жены и наследника престола, как голоса смолкли. Услужливые рабы, те, которых специально обучали организовывать безопасный въезд императора на площадь, вежливо, но настойчиво отодвигали людей, просили их освободить дорогу и шикали на особенно шумных. Джахал смотрел, как его подданные молча подчиняются: этим рабам никто не мог перечить, ведь они принадлежали Дому Вирисх, а значит любое посягательство считалось посягательством на власть. С Вирисх никто не хотел иметь дело, и тут Джахал считал, дело было в железной хватке отца. — На помосте займи кресло справа, — наставляла его мать по мере продвижения. Джахал слушал ее вполуха. Сама площадь была небольшой и размещалась между старой виллой, в которой по слухам, тщательно вливаемой в уши принца Туве, давно никто не жил из-за близкого соседства со зловещей статуей феникса, и высокой песчаной стеной дома Амарах. Деревьев здесь не было совсем, а саму площадь с одной из сторон подпирали трибуны. Но больше всего Джахала интересовали не трибуны и даже не сама площадь. Гигантская статуя Феникса из бледно-белого камня простирала стальные крылья. Зловещее выражение глаз птицы вселило в Джахала смутное беспокойство. Он уже видел этот взгляд. Там, в Молельне. На плите под статуей мерцали фиолетовым выгравированные перья. Они показались Джахалу такими настоящими, что он едва сумел подчинить себе желание коснуться их. Мотнув головой и сбрасывая неожиданное оцепенение, принц вернулся в действительность. Императрица Кефара поджала губы, указывая на его оплошность. Джахал остановил лошадь и легко спрыгнул на землю. Затем помог императрице спуститься, почтительно придерживая ее за руку. Император Джоккар был на два шага впереди: он уже поднимался на сооруженный помост. Принц подождал, пока мать оправит и без того безупречный подол платья, взял ее под руку и повел к высоким стульям с резными спинками. Император Джоккар уже сидел в своем кресле, вокруг него в форме ромба застыли его телохранители: Шестеро, его самые доверенные люди. Императрица Кефара заняла место слева от императора и улыбнулась ему. — Можем начинать? — тихо спросил он у нее и, дождавшись кивка, сказал уже громче, обращаясь к рабу, стоявшему неподалеку. — Можем начинать. На помост взбежал человек. Джахалу показалось, что он уже прежде видел его. Крепкий и молодой, в легких кожаных одеждах: бежевой куртке и черной портупее поверх нее, кожаных штанах и мягких сапогах; сбоку в ножнах висел изогнутый кинжал. Он наклонился к уху императора и что-то ему прошептал. Прошла минута или несколько прежде, чем человек удалился, а Джоккар обернулся к сыну. — Ты знаешь, кто это был? — спросил он у Джахала. — Мне кажется, что я видел его ранее. — Это Ловец, сын. Эти люди специально обучены, чтобы находить и ловить ирсу. Они же доставляют магов на площадь для казни и следят за ними до нее. Опасные люди. Джахал кивнул, запоминая новую информацию. Отец отдал еще несколько коротких приказов: императрице принесли бокал самзорского вина и подушку под спину. Затем на помост поднялся человек, который нес продолговатый футляр. Император Джоккар бережно принял его из рук и осторожно приоткрыл крышку из священного дерева мару, показывая содержимое Джахалу. Принц привстал, чтобы лучше видеть. Внутри на темно-синем бархате лежал кинжал. Его рукоять была изогнута в виде крыла, само же лезвие переливалось потусторонним перламутром. В лезвии можно было разглядеть даже собственное отражение, только вот Джахалу оно показалось слишком зловещим, слишком мрачным. Он вопросительно посмотрел на отца. — Мирруар, — сказал тот, осторожно закрывая футляр. — Кинжал, сделанный из когтя феникса, сын. Кинжал, что способен отнять у мага жизнь. Наше наследие, Джахал. Джахал сел обратно на стул. Император Джоккар, продолжая держать футляр в руке так, будто это было нечто бесценное, сказал вполголоса: — Ничто иное не способно убить ирсу, сын. Даже опускающийся на шею клинок отскочит от кожи мага, не причинив тому никакого вреда. Я нахожу забавным то, что именно кинжал из когтя феникса способен отобрать у ирсу жизнь и магию. Тот, кто им эту магию и открыл, тот и забирает. Когда ты станешь старше, Джахал, я обучу тебя им пользоваться. Мирруар — единственная ценность в нашей коллекции оружия. Джахал задумался. Он бывал в оружейной Дома Вирисх множество раз, но никогда не обращал внимания на футляр из священного дерева мару. Принц попытался вспомнить, где именно мог бы его видеть и пришел к выводу: кинжала не было там вовсе. Наверняка нечто редкое и опасное должно было храниться в особом месте. Когда ряды на трибунах начали успокаиваться, император Джоккар поднял руку вверх, и все разом замолкли. Раб, стоявший внизу у помоста, начал бить в боевой барабан. Глухие удары поплыли по площади, множась и преломляясь. Императрица Кефара бросила на мужа взгляд предвкушения, но он не ответил ей, всматриваясь в мрачную статую белоснежнего феникса, раскрывшего стальные крылья. Птица дерзко смотрела в ответ, ее фиолетовые глаза наливались огнем. Сперва Джахал подумал, что это была лишь игра света и тени. Приглядевшись получше, он понял, что у статуи феникса действительно горят глаза. — Он чует ирсу, — сказал ему отец полушепотом. — Так мы понимаем, что привели на казнь именно мага, а не невинного человека. Ловцы безупречны в своем искусстве, но они тоже люди и могут ошибиться. Феникс, — он показал пальцем на статую, — чувствует магию в ирсу. Все идет так, как должно, Джахал. Смотри внимательно. На площади появился отряд. Их было шестеро: четверо Ловцов и двое магов. Джахал представлял, что кричащих и умоляющих о милости людей силой затаскивают на площадь Огненных Перьев, а потому никак не ожидал увидеть двух совершенно спокойных мужчин. Каждый из них шел на казнь так, как если бы шел в гости к друзьям. В их взглядах не было ни страха, ни отчаяния. Оба синхронно поклонились статуе, и тут птица неожиданно ожила. Джахал был не единственным, кто издал вздох удивления. Феникс повернул белоснежную голову и закричал так пронзительно, что в душе принца вновь зашевелилось недоброе предчувствие. Еще один раз за день? Джахал не славился суеверностью, но теперь его мысли невольно склонялись к тому, что обязательно что-то произойдет. Только вот что? Он оглядел ряды на трибунах: люди выкрикивали обвинения и сыпали ругательствами; мать сидела так прямо и ровно, что казалось дрожала от нетерпения. Отец взирал на ирсу строго и без снисхождения. Когда магов подвели к плите со светящимися перьями, а феникс вновь замер, император Джоккар тяжело поднялся из кресла и сделал шаг вперед. Над площадью мгновенно воцарилось напряженное молчание. — Друзья и мои подданные! Сегодня мы казним ирсу, проклятых магов, осквернителей наших традиций и наших ценностей, морали, жизненных принципов. С тяжелым сердцем я вновь приговариваю магов к смерти, ведь каждый раз я отнимаю человеческую жизнь, пусть и искаженную неведомой нам силой. Ирсу! Вы здесь потому, что нарушили наши правила, наши законы и наши устремления. Вы принесли в наш дом, в нашу империю магию. Я был милостив к вам и позволил вам уйти из наших земель, селиться там, куда не простирается власть империи. Вы бы могли жить сейчас, воспитывать детей, нянчиться с внуками и правнуками. Вы могли бы вкушать пищу, спать и радоваться вместе с любимыми. Вместо этого вы тайным путем проникли в самое сердце Вирисх — во всеблагую столицу нашу — Айнатар. Здесь вы соблазняли людей нехитрым искусством владения вашей силой. Нам она не нужна. Вы не станете осквернять и портить прекрасные умы нашей цивилизации! Именно поэтому вы здесь. И я не устану повторять: всякий маг, уличенный в колдовстве, будет казнен. Всех же остальных ирсу, что, вне сомнений, сейчас здесь с нами в качестве поддержки своим собратьям — ваших лиц и имен я еще не знаю, — прошу, покиньте Айнатар в течении следующей недели, вас пощадят. Вы же… отправитесь к вашему отцу, Фениксу. Император Джоккар помолчал минуту. — И да рассудит он: выживете ли вы или погибнете. С трибун раздались одобрительные выкрики. Джахал смотрел, как отец достает из футляра кинжал из когтя феникса, смотрит мгновение как лезвие мрачно вспыхивает и как отдает футляр рабу. Император Джоккар взглянул на ирсу, и принц тоже. Ирсу не были никакими искаженными. И выглядели обычными людьми. Болезнь магии еще не коснулась их, — решил Джахал. Он все еще не мог избавиться от мерзкого видения черной жижи, в которую превращались ирсу после смерти. — По обычаю, заложенному моим прапра… императором Джоккаром Первым, я сам казню ирсу, ибо орудие, данное мне, не подчиняется никому, кроме действующего императора. Так мы должны были брать ответственность за смерть ирсу на себя. Но с большим рвением взял бы я ответственность за тех магов, что перестали бы подвергать своих родственников и детей, любимых и родителей смертельному обряду и покинули нашу всеблагую столицу навсегда. Джахал смотрел, как отец спускается по ступеням. Каждый его шаг болью отдавался в сердце будущего наследника. Каждый миг приближал его к тому неведомому, что таилось в душе принца Кориара Вирисх. Ощущение безысходности не переставало давить, чувства все разом обострились. Что-то было не так, но Джахал и понятия не имел, что же именно. Он завертел головой, словно хотел сбросить наваждение. И в тот же миг заметил вспышку. А следом за ней: лучницу, что натягивала тетиву.