«Ты — это то, что ты делаешь. Ты — это твой выбор. Тот, в кого себя превратишь.» Джонни Депп.
Я оглядываю ночной Чикаго и задерживаю внимание на звёздах, пытаясь найти в них ответы на свои вопросы. Кем мне стать? Какой жизненный путь выбрать и чего я добьюсь? Основатели уничтожили всю человеческую индивидуальность, которую они считали повинной в мировых беспорядках, и так появились они, фракции. Пять фракций, отвечающих за каждую отрасль нашей жизни. В шестнадцать лет нам дают выбор, эдакое начало пути во взрослую жизнь. Момент, когда мы становимся одним из органов в большом и слаженном организме. Всегда хотелось истерически смеяться, понимая, что мы ещё дети на момент Церемонии Выбора. Конечно, существует тест, определяющий нашу склонность к одной из фракций, но решение всё равно остаётся за нами. Я продолжаю вглядываться в небо. На уроках истории я узнала, что когда-то люди имели возможность летать в космос. Это воодушевляло меня на мысль что где-то там, далеко, существует жизнь помимо нас, где нет никаких фракций, где есть свобода личности и убеждений, но основатели опровергли это. Кроме Чикаго везде руины, а значит и никакой разумной жизни. За стеной лишь пустыня. Тест проводится в стенах школы. В каморках, которые открывались раз в год за день до Церемонии Выбора. Я сижу рядом с Ури и Крисом из моей фракции, Искренности, и мы ждём, когда нас вызовут. Крис ни о чём не переживает, он давно определился, что мирская суета ему ни к чему и ему намного спокойнее было бы в Дружелюбии, на представителей которого он сейчас и поглядывает, улыбаясь. Дружелюбные всегда выделялись. Характерными для них улыбками до ушей, песнями и плясками. Одежда у них была куда ярче, чем у остальных. Туда-сюда мельтешили ярко-оранжевые, красные и жёлтые тряпки. Даже сейчас они водили хоровод, и их пение разносилось по всему помещению. Я немного скривилась. Лишь некоторые из них по-настоящему умеют петь. Крис постукивает в ритм мелодии, и меня это раздражает.Любовь спасёт сердца, Наполнит жизни смыслом. Любовь всегда одна И не подвластна числам.
Я слышу их заливистый хохот. Дружелюбные редко уходят из своей фракции, предпочитая оставаться в своём радужном и задорном мире, где нет никаких проблем. Есть только дружба, любовь и красота. Звучит потрясающе, но на деле они не проявляют никаких эмоций, кроме радости. Аж тошно. Разве никому иногда не хочется вспылить или заплакать? Мои колени трясутся, и я потираю вспотевшие ладони о белоснежные штаны. В нашей фракции всё делится на чёрное и белое. На правду и ложь, и мы всегда на стороне истины. Мы не можем о чём-то соврать или утаить что-либо. Ури увлечённо спорит с одним из наших одноклассников, но это не выяснение отношений, где каждый за своё мнение готов глотки рвать, скорее шуточный спор, ведь они оба улыбаются. Я перевожу взгляд на Отречение. Стиффы как всегда спокойны и кротки. Они сидят за своим столом молча и потупивши взгляд в пол. В их фракции ценится самоотверженность. Я мысленно скривилась. Никогда такого не понимала и не пойму. Как можно поделиться последней рубахой, когда у самого своя трещит по швам? Неужели действительно существуют люди, которым плевать на себя абсолютно, а для чужих, взятых с улицы людей, им ничего не жалко. Но они не могли бросить вызов фракции ровно так же, как и лжецы из Искренности или трусы из Бесстрашия. Ты либо подчиняешься закону, принуждающему исполнять свои обязанности, либо изгой, не имеющий фракции вовсе. Эрудиты, изредка переговариваясь, проводят свободное время за книгой или газетой. Придурки в синих костюмах, считающие свою фракцию выше других. Каждый раз, когда затеваются дебаты между искренними и эрудитами — пиши пропало. Обе стороны за свои убеждения готовы на всё, и часто споры могут дойти до абсурда. Очень часто я сама вступала в перепалки с Эрудицией. Один раз даже чуть не подралась с парнем оттуда, но нас вовремя остановили учителя. Я даже не помню, из-за чего всё началось, потому что была сконцентрирована на своих эмоциях и не замечала ничего и никого вокруг. Тогда я была похожа больше на бесстрашную, хотя и драться толком не умею. Я выросла в Искренности и за шестнадцать лет научилась быть Искренней. От манеры говорить до поступков. Я думаю как искренняя, действую как искренняя и даже не могу представить себя в другом месте. Но чем ближе был день Церемонии Выбора, тем всё чаще я задумывалась над своим переходом. Я могла бы остаться в своей фракции, могла бы, чёрт возьми, остепениться и продолжить жить с отцом, но это больше пугало меня, а не успокаивало. А что, если моё предназначение в другом? Если мне суждено уйти из Искренности? Но тогда колени ещё больше тряслись перед страхом неизвестности. Из мыслей меня вывел ор бесстрашных. Они играли в карты, разбрасывались нецензурными словечками, из-за чего остальные фракции называли их чокнутыми, но что-то в этом меня привлекало. Они были больше свободны, чем остальные. Отрицали страх и проявление слабостей. Иногда я представляла себя в чёрных одеждах Бесстрашия. Как выпрыгиваю из поезда вместе с ними и иду в школу. Раньше это казалось чем-то неправильным, но сейчас я всё больше и больше чувствую, что мне могло бы там понравиться. В коридор вышла женщина из Эрудиции, объявив следующую партию имён. — Из искренности: Эйприл Блэк и Андреа Смит, — мы с ней переглянулись и направились к кабинетам. Смотрю в сторону Криса и Ури, они широко улыбаются мне и сжимают кулачки. Открыто удачи желать они мне не стали, потому что тест всего лишь определит склонность к одной из фракций. Андреа — русоволосая и широкоплечая девушка из параллельного класса. Она громко смеётся и открыто ненавидит дружелюбных. Вместе со своей компанией часто издевается над ними, но те даже отпор дать не могут. У Искренности с Дружелюбием давняя вражда из-за того, что вторые готовы врать ради сохранения мира. Думаю, понятно, почему мы не поддерживаем их. В основном тест проводят добровольцы из Отречения, но когда я вхожу в помещение, то из отражения на меня смотрит мужчина из Бесстрашия. Он выглядит сосредоточенным и отстранённым, что свойственно для людей из его фракции. На нём черные рваные джинсы и такого же цвета футболка, плотно облегающая подкаченный корпус. Только когда я подхожу ближе, он едва заметно улыбается. На его каштановых волосах проглядывается седина, а лицо покрыто небритой щетиной. Интересно, сколько ему лет? В Бесстрашии редко бывают люди старше сорока. Он скрывается за моей спиной и закрывает дверь. Кабинет покрыт зеркалами, и я всматриваюсь в своё отражение в нём. В нашей фракции не запрещено смотреть в зеркала, как ,например, в Отречении, но сейчас я почему-то не могу отвести взгляд. В зелёных глазах застыл испуг, а черные, как смоль волосы выбились из хвоста. Обычно они волнистые, но из-за дождя сегодня смотрелись как шерсть у барашка. Под тусклым освещением светлая кожа выглядит болезненно-бледной, а пухлые губы приоткрыты, как если бы я хотела удивиться. — Первый раз вижу искреннюю, с порога не задающую мне массу вопросов, — говорит Бесстрашный, — сядь на кресло, пожалуйста. Я отрываюсь от разглядывания себя в зеркале и усаживаюсь на громоздкий откидной стул. Замечаю на его руках множество татуировок. Самая чёткая из них — змея, кусающая себя за хвост на правом предплечье. У большинства бесстрашных есть тату, и нередко когда у них бывает смысл. Наверняка и у этой, но даже если я хорошо пораскину мозгами, то не могу предположить, что она может символизировать. Для каждой из них своё значение, которое ей придаёт обладатель. — Меня зовут Зак, — продолжает он и подходит к мониторам. Пока он копошится, я стараюсь разглядеть остальные татуировки, но они перекрыты, из-за чего конкретной картинки нет. — Почему змея? — я кивком указываю на его правую руку, и он понимающе хмыкает. — Узнаю свою старую добрую фракцию, — его ответ наталкивает меня на мысль, что он один из перешедших бесстрашных. Он из Искренности? Задавать два вопроса подряд как минимум некультурно, но я не могу сдержаться. Я нервно тереблю край одежды, ожидая, что будет больно, но электрод, прикреплённый ко лбу, лишь смазан чем-то липким. Я медленно и размеренно дышу, стараясь отогнать тревожные мысли. — Уроборос — эмблема из мифологии, корни которого идут ещё с древних миров и символизирует вечность. Всё в мире взаимосвязано и взаимозависимо, а каждый конец — это новое начало, — он пересказал мне совсем не то, что я ожидала услышать. Не будет никакой истории из жизни? А мой вопрос про фракцию он и вовсе проигнорировал! — А есть какое-то особое значение? — вновь переспросила я. Не люблю, когда увиливают от ответа. — Ещё не определился, — он нацепил электрод, но уже к своему собственному лбу и скрепил проводом, а после протянул мне флакон с прозрачной жидкостью, и на этот раз я без вопросов его выпиваю. Я запрокидываю голову, и в глазах темнеет. Открываю я их уже в другом месте. Я стою в почти таком же помещении, но здесь намного больше зеркал, а напротив меня стоит стол с двумя массивными чашами. Слева от меня в одной лежит рыба, а в другой пистолет. — Выбирай, — я оборачиваюсь на женский голос позади меня, но никого не вижу. Я поворачиваюсь обратно к чашам. Что выбрать? Это здесь явно неспроста. Тем временем голос повторяет. — Выбирай пока не поздно, — я тянусь к пистолету. Если придётся защищаться — я буду готова. Но разве я умею стрелять? Пистолет увесистый, а держать его в руке ещё более непривычно. По спине прошёлся холодок. Мне придётся убивать? Чаши исчезают, и я слышу мяуканье позади себя. На согнутых лапах ко мне приближается кошка. Её нос прижат к земле, будто она что-то вынюхивает, она поднимает голову, и её чёрные глаза встречаются с моими. Её уши повёрнуты вперёд и вверх, будто она чем-то напугана. Смотрю на пистолет в своей руке и понимаю, что я полная дура. Молодец, Эйприл, ты хотела застрелить котёнка. Плюс балл тебе в карму. Я отбрасываю пистолет в сторону. Он мне точно не пригодится. Отец учил меня, что трогать бесхозных собак и кошек опасно, но я не могу не умилиться. Кошка глядит на меня в оба своими большими чёрными глазами. Я присаживаюсь на колени, чтобы погладить её, но в последний момент останавливаюсь. На голове, за правым ушком у неё нет шерсти, лишь одно белое пятно с гнойным воспалением, а изо рта течёт пена. Лишай и бешенство. Бедняжка больна, и я невольно поджимаю губы. Она не выкарабкается. Чаще всего только в Искренности заводят домашних питомцев, а врачи редко лечат животных, предпочитая им людей, но их тоже можно понять. Я отошла от кошки, мысленно понимая, что тоже могу заразиться. Даже если это тест, то инстикт самосохранения должен быть всегда. Кошка перевернулась на спинку, показав животик. Я улыбнулась. Нет, даже если бы мне угрожала опасность, я бы никогда не убила бедное животное. Она мурлычет, но подойти ко мне не решается, и это даже к лучшему. Я могу понаблюдать за ней издалека. Я поднимаю взгляд и вижу девочку, чем-то похожую на Ури в детстве, но это не она. Её здесь быть не может. Девочка, увидев кошку, радостно бежит к ней. Кошка напрягается и начинает задыхаться, а слюна из её рта вылетает, пачкая пол. Она скалит зубы, думая, что ей причинят вред, и если она укусит девочку, то та заразится бешенством. — Не трогай её! — вырывается у меня из груди и я пальцами стараюсь схватить убегающую кошку за хвост или задние лапы, но в глазах опять темнеет. Я в автобусе держусь за поручень, а рядом со мной мужчина, читающий газету. За ней я не могу разглядеть его лица, зато газету узнаю сразу же. Такие каждый вечер читает мой отец после работы. Судя по обложке, этот выпуск вышел давно. Около года назад. — Ты знаешь его? — мужчина указывает на первую полосу журнала. Там расположена фотография парня и больше ничего. Его лицо кажется мне смутно знакомым. Точно! Я видела его где-то в школе, но ещё давно, из-за чего не помню ни имени, ни из какой он фракции. Мне нужно сообщить об этом, вдруг он пропал. — Да, он из моей школы. Видела в коридорах около года назад. А что с ним? — мужчина удовлетворённо кивает. Интересно, он понял бы, если бы я соврала? — Он дивергент, — его губы содрогаются в безумной улыбке, и он хохочет, уронив газету, — Ты с ним заодно? — Он дивергент! Его убили! Дивергент! — он тянет свой руку к моей, и только сейчас я понимаю, что она вся в уродливых ожогах разной степени. — Ди-вер-гент, — повторяют люди в автобусе как один. Мне становится страшно, но прятаться мне негде. Сначала я настойчиво прошу их замолчать, но они повторяют и повторяют одно слово «Дивергент». Я понимаю, что что-то не так. Тест на способности не предусматривает такое, или это проверка на стрессоустойчивость? Я решительно расталкиваю людей в поисках выхода, но только мне стоило его найти, земля уходит из-под ног. Зак вглядывается в монитор, будто переосмысливая что-то, но в следующую секунду выдаёт: — Искренность. Твой результат, — он открепляет электрод сначала со своего лба, а потом уже с моего. Всё выглядит так, будто он умалчивает о чём-то, это видно по плотно сжатым губам и дёрганности в его движениях. В моей фракции с детства учат распознавать ложь и неискренность, и он должен это знать. Я неправильно прошла тест? Но его же нельзя провалить! Я встаю с места и подхожу к нему впритык, полная решимости, но она тут же испаряется, стоило мне взглянуть в монитор. Статистика, таблицы — вроде всё так, как и должно быть, но я не вижу конкретного результата. Аппаратура не в порядке? Зак перекрыл мне видимость и скрестил руки на груди, грозно отчеканив. — Иди домой. Думаю, ты знаешь, что о результатах теста никому говорить нельзя, — я растерянно кивнула и направилась к двери. Мой результат Искренность. Моя родная фракция. Я не должна чувствовать трепет к Бесстрашию, но почему-то мне казалось, что тест ошибся, но он попросту не может. Тест на профпригодность — разработка Эрудиции. У них лучшие учёные и врачи. — Эйприл, — я вздрогнула, услышав своё имя, и повернулась, — Останься в родной фракции. Чувство безысходности не покидало всю дорогу домой. Уже завтра мне придётся определиться, где я проведу всю оставшуюся жизнь. Я точно не выберу Отречение или Дружелюбие — для меня они слишком сердобольны, а я порой не могу сдерживать свою агрессию, если что-то пойдёт не так. Эрудиты для меня слишком заносчивы. Остаётся Бесстрашие и Искренность. Я пинаю камни на дороге, как меня окликнули. Ко мне снося всё на пути подбегает Крис с улыбкой до ушей. По-моему, он даже не скрывает результаты теста. — Эл, почему ты не дождалась меня и Ури? — ни привет, ни пока. Сразу к делу. Но в этом и состоит наша фракция. Мы говорим первое, что взбредёт в голову. — Мне захотелось подумать. Вы бы мне помешали своим жужжанием, — это может обидеть, но я не привыкла выкручиваться. Крис понимающе кивнул. Он с детства такой. Не обидится, а наоборот поддержит. Мне всегда казалось, что он не на своём месте. Мы вместе направились к штабу Искренности. Ури обиделась, что я их не подождала, поэтому сейчас, вероятно, уже дома. Ей нужно пару часов остыть. Всерьёз мы друг с другом никогда не ссорились. С Крисом мы разошлись возле штаб-квартир, когда обсудили накипевшее за день. Разумеется, без упоминания результатов теста на профпригодность Когда я зашла в квартиру, меня встретил изумительный запах, доносящийся с кухни. Неужели отец взялся что-то приготовить без меня? Я следую зову желудка. Отец стоит посередине комнаты, вынимая из духовки запечённую картошку. — Давно не видела, чтобы ты что-то готовил, — я помогаю ему разложить ужин по тарелкам, а затем снимаю с себя белый пиджак. — Решил тряхнуть стариной. Тем более тебе сегодня не до этого, — согласно киваю ему, и мы приступаем к трапезе. Искренние затыкаются только тогда, когда едят, поэтому остальные фракции любят шутки по типу: «хочешь, чтобы правдолюб замолчал — накорми его до отвала». Раньше эту фразу я воспринимала в штыки, но сейчас понимаю, что обед или ужин — прекрасное время, когда можно полностью посвятить себя своим мыслям. — Старина Джекки хочет сделать меня своей правой рукой, — нарушив тишину, гордо заявил отец. От удивления я чуть не выронила вилку. Джек Кан — самый молодой из лидеров фракций, но отец продолжает называть его стариной из-за того, что они выросли вместе и до сих пор дружат. Формально у Искренности нет лидера, а Джек — официальный представитель, занявший свой пост, когда ему было около двадцати пяти. — Эрудиция укрепляет свои позиции, — уже угрюмо продолжает он, попивая кофе, — Джанин нацелилась на подчинение всех фракций, и только вопрос времени, когда это произойдёт. — На…подчинение? — неуверенно переспрашиваю я. В нашем обществе предполагается, что все фракции между собой равны. Конечно, присутствует унижение дружелюбных и альтруистов, но это не выходит за рамки личной неприязни, тем более Маркусу, лидеру Отречения, доверено управление государством. — Она умна, Эйприл, ты не представляешь насколько. Эрудиты давно считают свою фракцию выше остальных, отчасти из-за контроля Джанин. Она делает всё, чтобы подорвать авторитет Отречения. Лидерам остальных фракций нужно быть готовыми в случае чего, — отец недоговаривает, и я это чувствую, а он замечает. Только что он попался на нарушении закона фракции, но чувствует себя спокойно. Я знаю, что он доверяет мне, но, видимо, не до конца. Боится, что перейду в Эрудицию и расскажу о планах Искренности? Ну уж нет! Эрудиты всегда и везде считаю себя пупами земли, и я не намерена вступать во фракцию идиотов в синих костюмах. Доев, я забираю тарелку отца и иду к раковине. Если приготовить он что-то и в силах, то если попытается помыть посуду — точно перебьёт! Порой кажется, что без меня он бы питался из пластиковой посуды или вообще заказывал еду на дом. Отец продолжает сидеть за столом, что-то обдумывая. Я вытираю руки и уже направляюсь к двери, как он произносит. — У Джека есть сын, — я киваю. Он учится в классе Андреа и в этом году тоже проходит Церемонию Выбора. Дети лидеров редко уходят из своих фракций, поэтому он, вероятно, остаётся в Искренности. Отец встаёт с насиженного места и подходит ко мне. Я смотрю прямо на него. Чёрные волосы мне достались от матери, но вот глаза опредёленно папины. Такой же глубокий, пробирающий насквозь взгляд. — Мы хоть и старые друзья с Джеком, но, как говорится, — доверяй, но проверяй, — он кладёт мне руку на плечо, и я вздрагиваю. К чему он клонит? — Ему нужны гарантии, что я его не предам. Что-то, что нас породнит, — я как ошпаренная стараюсь вырваться, но хватка отца крепкая. Мой мир катится в пропасть. Я чувствую, как бешено колотиться сердце в груди, и губы подрагивают. — Ты хочешь насильно выдать меня замуж? — я непроизвольно срываюсь на крик. Руки сжимаю в кулаки. Он хочет продать меня! Выставить как чёртову гарантию! У глаз становится мокро. Родной отец готов пожертвовать мной ради местечка у власти. — Не хочу, а требую. Ты ещё мала и ничего не понимаешь. Вырастешь — скажешь спасибо, — его голос твёрд как никогда. По моей щеке скатывается слеза, задевая плотно сжатые губы. — Я не скажу спасибо за сломанную жизнь! — приложив усилия, я отбрасываю его руку и отхожу на два шага. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу! Хочется кричать, рвать волосы и ломать мебель. Фред. Сына Джека зовут Фред. Перед глазами всплывает его лицо, и это ещё больше подкрепляет мою ненависть. «Он не виноват!» — шепчет разум, но я не могу держать себя в руках. Отец всё также спокоен, что подкармливает мою злость ещё больше. Как можно так наплевательски относится к браку собственной дочери? — Успокойся. После Церемонии Выбора поговорим, а после встретимся с Джеком и его сынком и обсудим договорённость. Вам ещё нет восемнадцати, так что… — Раз так! — я хватаю белый пиджак, висевший на спинке стула возле меня и отбрасываю на пол, — Я не останусь в Искренности. Уйду из фракции завтра же, и никакой помолвки и брака, — я злобно улыбаюсь. Одной каплей крови я могу разрушить все планы отца, и мне это льстит. Хоть раз в жизни я смогу сделать не так, как хочет он. Отец отражает мою улыбку и наклоняется, выплевывая мне в лицо. — Ох, дорогая дочь, если ты надумаешь уйти, то твоя жизнь станет сущим кошмаром. Мои связи не заканчиваются в Искренности, да даже в чёртовом Дружелюбии я тебя достану, и ты пинком под зад отправишься к афракционерам, — он злобно хохочет. Казалось, что из-под ног выбили всю опору. Либо брак по расчёту, либо жизнь изгоя до конца дней. Отец расправляет плечи и удовлетворённо хмыкает, видя, какой эффект возымели его слова. Слёзы стекают по щекам, и я не могу их остановить. Всё не должно быть так… Не должно! — Ты готов пожертвовать своим ребёнком ради власти, — кричу я, задыхаясь, — А мою мать ты также выкинул, когда стала не нужна, а? Она никогда тебя не любила! — не успеваю обработать собственные слова, как валюсь с ног от резкого удара. Левую щеку саднит, и я хватаюсь за неё ладонью. Он ударил меня. Прямо как в детстве. Только я начала думать, что он изменился! Я сижу на полу и испуганно смотрю на отца. Он размеренно дышит, стараясь усмирить гнев. — Иди в комнату и подумай над своим поведением, — я встаю, всё еще держась за щёку. Чертовски болит, но ещё больнее сердцу, — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Всю ночь я не могу уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. В какую фракцию я бы ни убежала, исход один. Если останусь в Искренности, то перспектива также не радует. Либо брак по расчёту, либо жизнь изгоя до конца дней.***
Множество разноцветных одежд пестрило перед глазами. Хотелось взвыть от безысходности своего положения. Как иронично. Церемония Выбора, а у меня его нет. Всё заранее предусмотрел мой папаша. Фред, как и ожидалось, остался в родной фракции. Совсем скоро и моя очередь. Интересно, он знает о браке? Наверняка. Он сделал выбор в пользу фракции и своего положения. Конечно, кто откажется от власти? Правда мне она ни к чему. Я лучше всю жизнь проведу одна, чем с человеком, для которого от меня есть выгода. Отвлечься от тревожных мыслей совсем не получалось, даже глядя на счастливого Криса, ушедшего в Дружелюбие, но я искренне рада за него. Ури же осталась в Искренности. Наши взгляды встречаются, и она кивает мне напоследок. — Эйприл Блэк! — строгий голос Джанин прозвучал в аудитории. Обязанность проводить Церемонию выбора переходит из фракции к фракции. В этом году очередь Эрудиции. Я смотрю на отца. Он напряжён. Его выдают плечи и глаза, я хмыкаю и иду к центру зала, к чашам фракций. В голове всплывает вчерашний разговор. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор. Но какой правильный? Жить словно птица в клетке или наконец почувствовать себя свободной? Долго в иной фракции я не продержусь, если верить словам отца, но не верить тут просто не получается. Он правдолюб, хоть и дерьмовый, но он родился и вырос в Искренности, а в угрозах он особенно хорош. Я останавливаюсь в паре шагов от Джанин. Она стоит между чашами Бесстрашия и Искренности.Как иронично. Голоса в комнате замолкли, ожидая моих действий. Непривычная тишина для помещения, полного людей. Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Крисом, который теперь в Дружелюбии и подбадривает меня. Он ничего не знает, и это к лучшему. Тогда бы он смотрел с жалостью. Звон в моих ушах не умолкает, и меня не покидает чувство безысходности. Выбор… Да нет здесь, мать вашу, никакого выбора! Джанин протягивает мне нож, и я слишком агрессивно выхватываю его. Рядом со мной две чаши. В одной шипят угли, а в другой битое стекло. Глаза бегают, но я делаю надрез. Ладонь жжёт, но я будто не замечаю этого. Сжимаю губы и заношу руку над стеклом. Нож всё ещё в моей руке. Пару секунд помедлив, я все же сделала свой выбор, меняя положение. Капля свежей, ало-красной крови упала в горячие угли, злобно шипя. — Бесстрашие! — послышались рваные вздохи Искренности и счастливый гул Бесстрашия. Я быстро ретировалась со сцены, стараясь избежать эти осуждающие взгляды своей уже бывшей фракции. И в частности отца. Он никогда меня не простит, но ему это и не нужно. В нашем последнем разговоре он ясно дал понять, что меня ждёт, но я не могу не бросить вызов судьбе. Место мне уступил урожденный бесстрашный, и меня с похлопыванием в спину и радостными криками приняли в новый дом. По крайней мере, я надеюсь, что это место станет моим новым домом, и я с пинком в зад не полечу к изгоям. Что, правда, уже предопределено. Конечно, существует Отречение, которые кормят афракционников, испытывая к ним жалость, как, впрочем, и ко всем представителям рода человеческого. Но я не хочу ничьей жалости. Я хочу уважения. Вся остальная церемония прошла для меня как в тумане. Из собственных мыслей меня вывели бесстрашные, хватая за руку и несясь куда-то впереди планеты всей. Да, я выбрала самую шумную и неугомонную фракцию. А может, оно и к лучшему. Бесстрашие — фракция воинов. Людей, которые порвут за свои убеждения в клочья. Порой кажется, я им идеально подхожу. Благо в этот день я надела штаны. Меня уже обгоняли эрудиты. Соберись, Эйприл, нельзя от них отставать, еще решат, что ты хуже их. Я собралась с мыслями и побежала к новой жизни, там, где я хочу оправдать своих сумасшедшие амбиции и достичь высот. Я обогнала паренька из бесстрашия и с таким же счастливым криком взобралась на рельсы. Вперед и только вперед. Сейчас за меня говорил адреналин. Ради таких моментов стоит жить, даже если знаешь, что в один момент всё может разрушиться.