Power Dynamics

      Чимин нервничает, оглядывая зал, забитый людьми, – их так много, что даже потолки почему-то кажутся ниже. Хотя, может это подступающий приступ тревоги, а не хитрая визуальная иллюзия.       Он не ожидал такого успеха. Если быть до конца честным, он вообще хоть какого-нибудь успеха не ожидал, – десяток своих, пришедших поддержать, пара-тройка случайных прохожих, привлечённых огнями в огромных окнах галереи. Нанятый штат обслуживающего персонала легко превзошел бы их собственным числом.       А получилось… вот это.       “Осколки” – его первая выставка. Ни имени, ни толковых связей, ни репутации, ни денег, – сплошной прыжок веры. Гранта едва хватило, чтобы выплатить долги за студию, внести залог за аренду галереи и закрыть счета от кейтеринга и нанятого стаффа, хотя Чимин порывался организовать всё чуть ли не в одно гордое рыло. Спасибо, друзья быстро отговорили от настолько бездумной, – и безумной, – затеи.       Одетый в черное, почти без макияжа, порядком задолбавшийся, – он на ногах с пяти утра, – и с прозрачным монитором ДМР в ухе, Чимин действительно выглядит как обслуживающий персонал, а не как художник.       На чью дебютную выставку пришло, по самым скромный подсчётам, не менее двух сотен людей.       Небольшая галерея не рассчитана на такую толпу, потому люди с бокалами стоят даже на улице у входа. Обсуждают что-то, курят, смеются, а потом, – Чимину всё ещё сложно уложить это в голове, – возвращаются обратно, сменяя друг друга небольшими группками. Как мурмурирующие птицы.       Чимину кажется, что он застыл во времени и пространстве, как в желе, и не может пошевелиться в попытках осмыслить происходящее. Довольно безуспешных попытках.       – Мне интересно, что вы там видите?       Голос за спиной, низкий, глубокий, и зазвучавший внезапно, заставляет Чимина вздрогнуть от неожиданности и резко обернуться.       – Напугал? Прошу прощения, – извиняется мужчина. Высокий, в тёмно-синем костюме без галстука, у него светлые, пепельные волосы и гипнотические, драконьи глаза. – Вы просто стоите перед этой картиной добрых минут десять, и меня разобрало любопытство, что же такого вы в ней увидели.       Ну не говорить же ему, что Чимин вообще не на картину смотрел, а тупо завис, пялясь в пустоту. Художник он, или куда.       – Мне нравится цвет, не какой-то один, а общее впечатление. Смотришь, и думаешь – это синий. Не обозначение, а суть. Что-то, что представляешь, когда слышишь слово “синий”.       Вообще это характеристика Тэхёна, которую Чимин бессовестно украл. Потому что рассказывать о своих картинах он умеет гораздо хуже, чем их рисовать.       Мужчина, тем не менее, заинтересованно склоняет голову набок.       – Напоминает подход импрессионистов, – говорит задумчиво. – Передать не форму, а впечатление, эмоцию. То, что будет разниться от человека к человеку – восприятие.       – А вы что в этом видите?       Чимин вообще не мастер вести высокоинтеллектуальные беседы и всегда тушуется при обсуждении искусства, потому что сам делит его по принципу “нравится” и “не нравится”. Тэхён говорит, что Чимину не обязательно быть магистром искусствоведения, если он пишет охуенные картины. Но Чимин всё равно каждый раз чувствует себя неловко и старается поскорее перевести фокус внимания на собеседника.       – Изоляцию, – поразмыслив секунд тридцать, отвечает мужчина. – Не в смысле оторванности от мира, а скорее от погружения внутрь себя. Когда намеренно отсекаешь все внешние связи, чтобы завернуться в собственную вселенную. Очень глубоко и, в то же время, грустно. Мой друг говорит, что звёзды рождаются только в темноте, потому и не видно, каких усилий им это стоит.       – Красивая фраза.       Чимин, на самом деле, любит слушать чужие интерпретации своих полотен. Он относится к картинам так, словно они не закончены полностью, – всегда есть процент, отведенный для точки зрения постороннего наблюдателя. Каждый найдёт свое завершение вложенной идее.       Судя по трём зелёным кружочкам на стене справа, завершить конкретно эту идею нашлись желающие. Что крайне сложно удается хоть как-то уложить в мозгу.       – Моя любимая здесь, – вон та, – мужчина указывает бокалом на соседнюю картину, вторую часть триптиха. – Она тоже грустная, но куда более светлой грустью, ностальгическая. Как пачка старых писем и фотографий в коробке под кроватью. Первая любовь, первое расставание, начало целой жизни. Вызывает приятные чувства, – он поворачивает голову к Чимину. – Какая вам больше всего нравится?       Вопрос, который любого художника поставит в тупик. Чимин задумывается, скользя взглядом по помещению, хотя помнит схему размещения полотен наизусть. Потом разворачивается и идёт к противоположной стене, лавируя между посетителями. Судя по нескольким смазанным извинениям позади, его собеседник особой ловкостью не отличается.       – Эта, – говорит Чимин, останавливаясь. – Она про мечты. О том, как следовать за своей звездой и не сдаваться. Потому что мир может раздавить тебя своей тяжестью, а может – спрессовать в бриллиант. Разница только в том, знаешь ли ты, что делаешь и зачем.       На картине – торс человека, охватившего себя руками, покрытый серебром и блестящими кристаллами Сваровски. Вместо головы у него – звезда, настолько большая, что её края выступают за пределы холста. Чимин протягивает руку и надавливает на один из лучей, – звезда кинетическая, и легко проворачивается вокруг своей оси несколько раз.       Возле этой картины всего один кружок – красный. Продана. Чимин понятия не имеет, когда. Голова слегка кружится, как звезда на картине.       – Ох, надеюсь, нас отсюда не выгонят за такие шалости, – говорит мужчина, и Чимин прячет улыбку. Трогать картины в галерее – идея не самая хорошая, даже если ты их написал. Но очень уж хотелось немного покрасоваться. Странным образом успокоило нервы. – Меня больше всего поражает то, насколько все они разные. Каждое полотно – как отдельный мир. Зачастую художники повторяются, многократно исследуя одну и ту же тему. А здесь я не вижу ничего подобного.       – Возможно, ищете сходство не там, – в визуале, а оно под ним, именно в идее. Самоисследование. Разобрать себя на части, изучить, собрать заново. Да, поодиночке картины очень разные, но если сложить их все вместе, как любой паззл, – получится человек, индивидуальность. Люди ведь не бывают чем-то одним. Они состоят из миллиона самых разных черт, разбери их на детали – получится свалка хлама, барахолка, всё отличается одно от другого, иногда – противоречит. А потом собери обратно, – и вот он, твой друг детства или аджумма из магазина под домом.       – Хм, в этом определённо есть смысл. Вы так уверенно говорите, схожий опыт?       – Идентичный, я бы сказал, – смеется Чимин, глядя на собеседника отчасти лукаво, отчасти виновато. – Я Пак Чимин, и это – моя выставка.       Мелькнувшее в глазах напротив непонимание быстро сменяется недоумением, резко сбавляя мужчине с десяток лет, – настолько у него по-детски изумлённое лицо.       – Ох, вот позор, – выдыхает он наконец и нервно смеется, на щеках едва различимым намеком проступают ямочки. Добавляют и без того убийственному образу ещё больше очарования. Мир не щадит несчастную нервную систему одного конкретного Пак Чимина. – Мне ужасно неловко, но я принял вас за сотрудника галереи, – признается виновато, будто раскрывает страшную государственную тайну.       Чимин пожимает плечами. Даже на афише нет ни его лица, ни имени, только та самая картина со звездой и псевдоним, – JM.       – Не извиняйтесь, я ведь так и выгляжу. К тому же, я всё ещё ноунейм. Не жду, что меня будут узнавать, среди художников такое в принципе редкость.       – С этим утверждением я бы поспорил, – мужчина протягивает ему руку, – Давайте с начала. Приятно познакомиться, господин Пак Чимин. Меня зовут Ким Намджун, я галерист и коллекционер современного искусства.       Небольшая ладонь Чимина почти полностью исчезает в чужой, – широкой и теплой.       – Стыдно признаваться, но я о вас тоже не слышал, – смущённо говорит Чимин.       В налаживании нужных контактов он беспомощен примерно как Тэхён на кухне, – абсолютно и бесповоротно. И то, Тэхён хоть сэндвич сделать может и лапшу в коробочке кипятком залить. А у Чимина все важные имена в одно ухо влетают, в другое – вылетают, прямым соединением через отключенный мозг.       – Будем считать, что мы квиты, – ничуть не обидевшись, отвечает Намджун. – Вот и есть повод узнать друг друга получше. Если вам, конечно, интересно. Навязывать свою компанию я ни в коем случае не хочу.       Чимин думает, что счесть навязчивой компанию красивого и явно умного человека, который ещё и связан с миром искусства, может только идиот. А Чимин, конечно, бывает глупым и недальновидным, но идиотом его точно не назовёшь.       – Давайте на “ты”, господин Ким Намджун, – улыбается ему Чимин.

***

      – Вы смотритесь как настоящая power couple, – изрекает Тэхён с одухотворённым видом, жуя сэндвич с джемом и беконом. Чем больше в Тэхёне всяких вкусностей, – тем более он одухотворён. – А я, между прочим, говорил. У тебя Юпитер в десятом Доме, – он тычет пальцем в распечатку на столе, оставляя липкий розовый отпечаток. – Значит – партнёр, наделенный властью, который поможет с карьерой. Ну и где я не прав?       – Прав, Тэтэ, конечно ты прав, мой хороший, – вздыхает Чимин, пытаясь найти в шкафу чистую футболку. Тэхён, отвечающий на этой неделе за стирку, естественно, забыл её поставить. – Только Намджун мне не партнёр. По крайней мере, – не в романтическом плане.       Тэхён смотрит на него скептически из-за длинной, кудрявой челки. От этого подведённые тёмным глаза кажутся ещё более глубокими и манящими, как у греческих сирен.       – Чимин-а, свет очей моих, ты когда головушкой ударился? Мне теперь придётся тебе на пальцах объяснять, что такое флирт и ухаживания?       – Можешь словами через рот, если так легче, – отвечает Чимин из недр шкафа.       – Тааак, ладно, давай посмотрим, – Тэхён забрасывает голые ноги на стол, спихнув на пол несколько бумажек и не обратив на это никакого внимания. Облизывает ложку, и зачерпывает ею малиновый джем прямо из банки. – Вы регулярно встречаетесь, ходите вместе на выставки…       – Это по работе, – ворчит Чимин.       – Не перебивай. В музеи, в галереи, на всякие аукционы, ярмарки и ещё черт разбери куда, но я в жизни не видел, чтобы ты с такой радостью вприпрыжку бежал на очередной пластический спектакль или что там у тебя сегодня?       – Экспериментальный театр.       – Вот туда, да. Ещё вы постоянно вместе обедаете, а если не обедаете, – так ужинаете, или у вас ланч, или бранч, или он ждёт тебя с кофе возле студии, я уже не знаю, насколько слепым или тупым надо быть, чтобы не понять.       – Тебе напомнить, сколько раз ты сам меня с кофе возле студии ждал, мудрец?       – Мы арендуем помещения в одном здании, ЧимЧим, мне не нужно ехать через половину города, чтобы посидеть с тобой сорок минут на лавочке.       – Ты бы, скорее, на другой конец города уехал, чтобы там на лавочке от меня отдохнуть.       – Не настолько ты меня достал, милый. Но вот-вот достанешь, если продолжишь игнорировать очевидное, – Тэхён вынимает ложку изо рта и угрожающе нацеливает на Чимина, показавшегося из-за двери шкафа в его футболке с репродукцией “Звёздной ночи”. – Ты ему нравишься. Он тебе, – тоже, иначе я не знаю, как ещё объяснить, что я с тобой живу, но уже почти месяц не могу вытащить ни на обед, ни на прогулку. Потому что вы склеились намертво, и в голове у тебя один Ким Намджун.       – Новые картины у меня в голове, – вяло отбивается Чимин, прекрасно осознавая, что Тэхён прав от и до.       Тот закатывает глаза.       – Хорошо. Ким Намджун и картины. Но в основном, – Ким Намджун. Даже Кьяра от него без ума, а на меня до сих пор косо смотрит.       – Не впутывай сюда мою нуну, Тэ, у неё к тебе личных счетов нет. Чего ты от меня хочешь?       – А смотрит так, будто я раздавил её любимого хомяка. Вечной любви до гроба, ЧимЧим, но это у меня уже есть, – Тэхён принимает нормальное сидячее положение. – Я хочу, чтобы ты был счастлив, Чимини, очень хочу. Чтобы думал не только о работе, картинах, и снова о работе, и о Ким Намджуне в контексте работы и картин. Он крутой и классный, он о тебе заботится, обрати уже на него внимание, пожалуйста.       – Иначе ты разочаруешься в своей астрологии?       – Астрология, в отличии от людей, никогда меня не разочаровывает.       Чимин наливает себе кофе, садится за стол и тянет один из ужасающих тэхёновых бутербродов. Ужасают они, в основном, вкусовые рецепторы, но Чимин уже привык. Изображенные на листах бумаги схемы выглядят для него как смесь химических соединений с математическими графиками и надписями на стенах египетских гробниц, – нихрена не понятно и, возможно, если попытаться прочесть что-нибудь вслух, – можно случайно вызвать демона.       Тэхён их читает, как ленту Твиттера. Хоть с закрытыми глазами.       – А что-нибудь про мою идеальную модель отношений там есть? – спрашивает Чимин, кивая на бумажки.       – Тут вот какое дело, мой любитель устойчивых геометрических фигур, – говорит Тэхён, облизывая пальцы. – Я могу рассказать тебе про качества, а не про количество. Потому что астрология астрологией, но все важные жизненные решения ты принимаешь сам. Даже по звёздам невозможно предсказать судьбу человека со стопроцентной вероятностью, потому что планет всего девять, знаков Зодиака – двенадцать, а людей на Земле – больше восьми миллиардов. Да, есть какие-то общие опорные точки, схожести, совпадения. Мы ходячие вертикальные лужи, глупо было бы предполагать, что на нас не влияют фазы луны. Но это только инструмент, подсказки, маячки на темной дороге. Куда ехать и зачем, – выбираешь ты, а не твоя натальная карта. Так что я могу сказать, что твой идеальный партнёр, – это человек, обладающий властью, который поможет с карьерой. А один он будет, два или пять, – тут уже сколько покемонов решишь собрать. Только ты реши уже, наконец, что-нибудь, а то сил нет смотреть на ваше топтание по кругу.       – Это пластический спектакль, – фыркает Чимин.

***

      На свои выставки Чимин всегда надевает чёрное, но больше не вешает на себя ДМР, – Намджун отговорил, аргументируя тем, что это повышает уровень стресса. Обслуживающий персонал для того и существует, чтобы за всем следить. Художнику положено торговать лицом, а не пытаться проконтролировать миллион процессов одновременно. Так что со стаффом его больше не путают, даже в чёрном.       Сложно спутать, когда стоишь рядом с Ким Намджуном, который одевается в тон, и чья рука лежит на талии в качестве жеста поддержки. И несмотря на то, что Намджун выше почти на голову, Чимин в такие моменты чувствует свою полную и нераздельную власть, – над пространством, над ситуацией, над людьми. Потому что они приходят увидеть его картины, услышать его голос и прикоснуться именно к нему, – художнику и создателю.       Власть над Ким Намджуном тоже очевидна, но Чимину она не нужна. Тэхён был прав, назвав их power couple ещё до того, как они начали встречаться. Внутри собственных отношений они на равных, потому что разные и дополняют друг друга.       Намджун спокойный, – Чимин эмоциональный. Намджун, взрослый и серьёзный, в глубине души – настоящий ребёнок. Чимин ребёнком только кажется на первый взгляд. Они перекидывают ответственность, словно мячик, где нет сил у одного, – подхватит другой. Намджун мыслит словами, Чимин – образами. Потому Намджун, бывает, теряет в своих мыслях связь с реальностью. А Чимин, тактильный и чувственный, возвращает его на землю.       Намджун долго и красиво ухаживал, пока Чимин, разглядев, наконец, то, о чём талдычил Тэхён, сам его не поцеловал. И ни разу не пожалел об этом.       – Ты в порядке, Чимини? – тихо спрашивает Намджун, поглаживая талию большим пальцем. Через тонкую ткань водолазки Чимин чувствует тепло его ладони. – Это третье интервью, горло не болит? Принести тебе тёплого?       – Хочу домой, в одеяло и спать сутки, – вздыхает вымотанный Чимин. У него всегда перед мероприятиями жуткая бессонница, и, как следствие, ощущение превращения в овощ. Ровно тогда, когда надо бы мыслить четко и энергии с запасом. – Если добудешь кофе, – я протяну ещё пару часов.       – Заброшу тебя на плечо и буду носить так, – смеётся Намджун. – Простите, хозяин вечера устал, зайдите с другой стороны, голова где-то там.       – Возьмите интервью у моего зада, он тоже вполне неплох.       – Протестую. Твой зад великолепен.       – Джун?       Чимин открывает глаза, поворачивается, и, кажется, влипает намертво.       В нежное, кукольное лицо, приоткрытые розовые губы, внимательные глаза, длинные, небрежно растрёпанные тёмные волосы, спадающие за воротник рубашки.       – Юнги-я, – радостно восклицает Намджун и сгребает всё это компактное великолепие в свои сокрушительные объятия, будто полностью заворачивает в себя. – Когда ты вернулся? Почему не написал? Как проект? Я тебя сто лет не видел!       – Если ты меня сейчас раздавишь, все вопросы останутся без ответов, – доносится глухо откуда-то из-под рук Намджуна.       Выныривая из объятий, названный Юнги-я парень напоминает недовольного кота, разве что не отфыркивается. Чимин медленно, очень медленно моргает, потому что уставший мозг неистово буксует, пытаясь обработать информацию.       – Чимини, – зовёт Намджун, заставляя вернуть утраченный контакт с реальностью. – Это Мин Юнги, мой старый друг и очень талантливый продюсер. Юнги-я, это Пак Чимин, – хозяин сегодняшней выставки и мой партнёр.       – Меня всего полгода не было, – хмыкает Юнги, протягивая руку, – когда только успел, Намджун-а.       Тёмные глаза изучают Чимина с интересом и, почему-то, грустью. Ладонь у него прохладная, с длинными, музыкальными пальцами, и прикосновение осторожное, бережное. Словно трогает клавиши рояля.       – По-порядку, – говорит Юнги, отпуская Чимина не сразу и будто нехотя. – Вернулся сегодня утром, но джетлаг уложил меня с порога, так что проспал до вечера и потому не написал. Проект вышел на независимую стадию, собственно, благодаря этому я здесь. Смогу продолжить работу в своей студии, а не черт пойми где.       – Черт пойми где, чтобы ты понимал, это Sony Music, – уточняет для Чимина Намджун. – Они несколько лет осаждали неприступную юнгиевскую крепость, пока наш гордый кот не согласился на семизначный гонорар.       – Бывают крепости и неприступнее, – фыркает Юнги, криво улыбаясь Намджуну. – Я привязан к своей студии и путешествовать не люблю. К тому же, в Лос-Анджелесе зимой холодно и мокро. Как может быть холодно и мокро там, где растут пальмы?       Тэхён ошибся в одной вещи, – Чимин не ударялся головой, и умеет распознавать флирт, даже если он тщательно обернут в сарказм, шуточки и показное безразличие. Люди не умеют врать так хорошо, как сами думают, что умеют. К тому же, есть вещи, которые и вовсе не удается скрыть.       Долгие, полные тоски взгляды, например. Будто опоздал на поезд, последний вагон которого ушел ровно у тебя из-под носа.       Откуда Юнги, прилетевший утром, знал, где искать Намджуна?       – Вы давно знакомы? – спрашивает Чимин, когда Юнги отходит покурить, а сам Чимин, наконец-то, обзаводится картонным стаканом со спасительным кофе.       – Со старшей школы. Мы были теми ещё идиотами, – усмехается Намджун, вспоминая. – Таскались по андеграундным клубам, читали рэп, мечтали стать знаменитыми. Потом я увлёкся искусством, а Юнги, всё же, осуществил подростковую мечту. Музыка для него, – как дыхание. Говорит, если отнять музыку, – в жизни ничего не останется.       У Намджуна мягкие, бархатные интонации, пальцы бездумно выводят на спине Чимина какие-то непонятные узоры.       – Намджун-а, вы встречались?       – Нет, не встречались. Я даже не задумывался об этом. Почему спрашиваешь?       – Потому что вижу, как он на тебя смотрит. Будто из его жизни забрали что-то важное, и это – не музыка.       – Ты боишься, что Юнги будет ревновать? – осторожно уточняет Намджун, слегка хмурясь.       Чимин протягивает руку и разглаживает складку между бровей пальцем.       – Нет, я боюсь, что у него есть к тебе чувства, в которых он, по каким-то причинам, не признавался. Возможно, – ждал своего возвращения в Сеул. Полгода в другой стране, – достаточный срок, чтобы набраться храбрости. И теперь он считает, что опоздал. Ты ведь любишь его, правда?       – Господи, Чимини, ты рентгеновский аппарат? Или хрустальный шар? Откуда ты всё знаешь?       – Поживи с Тэхёном, ещё не такому научишься. На самом деле, читать человеческие эмоции не так уж сложно, особенно, – когда они на лбу написаны. Любишь или нет?       – Не так, как тебя.       – Я о себе не беспокоюсь, Намджуни, – улыбается Чимин. – Речь не об этом. Он мне нравится.       – Ты ему, насколько я его знаю, тоже. Юнги не любит трогать незнакомых людей. И когда его трогают, не при первой встрече так точно.       – Не хочешь дать ему шанс?       Намджун смотрит на него внимательно, обдумывая сказанное. Намджун умный, даже слишком, иногда ему нужно время, чтобы досконально обработать информацию и убедиться, что он всё понял правильно, всё сложил как нужно, и во всём разобрался. Чимин его не торопит, у самого, кажется, сейчас начнётся приступ тахикардии.       Юнги хочется поцеловать до зуда во всём теле.       – Ты предлагаешь попробовать втроем? – наконец, спрашивает Намджун. – Боюсь, Юнги такая новость повергнет в шок.       Чимин фыркает.       – Пфф, я представляю. Столько лет вокруг тебя ходил, решил, что всё потерял, а тут, – хлоп, – и два потенциальных бойфренда, вместо одного. Я бы тоже охренел.       – Меня пугает твоя осведомлённость в чужих чувствах, честное слово. Ты с ним знаком десять минут.       – Пятнадцать, учитывая перекур. Намджун-а, – Чимин берет его за руку. Вторая всё ещё занята стаканчиком с кофе, а Чимин умеет расставлять приоритеты, – я не предлагаю глушить твоего друга тяжелым тупым предметом и волочь с порога в постель, даже если очень хочется. А мне хочется, и это, и ещё много всего. Но если у нас всех есть взаимная симпатия друг к другу, то почему не дать ей шанс?       Намджун тяжело вздыхает, поглаживая его ладонь.       – Это будет долго. И сложно. Поверь, я знаю Юнги чуть ли не всю жизнь. Sony Music может подержать наше… наш кофе.       – Возможно, ты сгущаешь краски. Хотя, даже если и так, я уверен, что оно того стоит. А кофе я подержу сам, спасибо. Иначе кто-то сегодня умрёт жестокой смертью.       – Хочешь изменить статус с power couple на…не знаю. Рower triangle?       – Продуманная смена динамики в отношениях всегда идёт на пользу, – умиротворенно мурчит Чимин, потираясь носом о его грудь. – А треугольник, – самая устойчивая геометрическая фигура. Спроси Тэхёна, он подтвердит.