Feld voller Mohnblumen

      Снег кружил, мягкими хлопьям покрывая поле недавней бойни, которую иначе попросту было не назвать. Свежая кровь запятнала белый покров ярко-красным, не успев даже ещё остыть. Все поле было усеяно солдатами, отдавшими годы своей жизни за чужую идею, не удостоенные даже личной могилы.       Мертвенную бледность лиц подчеркивал угольно-чёрный цвет мундиров. Звания перестали быть так важны и ордена посмертно пестрели красными и синими цветами: обыкновенные солдаты нашли свой покой вповалку с командирами своих отрядов.        Не смотря на все, казавшийся хладнокровным, генерал был невероятно чувствителен к смерти и при возможности обхаживал поле, закончившихся битв, будто завороженный, оглядывая мертвые лица, вспоминая, может он лично знал кого-то из погибших. Клод каждый раз невольно ужасался с картины распахнутых и остекленевших глаз. Очень малое количество людей прикрывали веки перед ликом смерти, большинство даже не успевало понять, что происходит. В их умах проносились мысли, они не были готовы покинуть жизнь. Кто-то же, наоборот, осознавал все происходящее, боль ослепляла его и он молил о скорой кончине, корчась на земле в агонии.       Вдруг, среди однообразных черных тел, немец заметил девушку. Она прижимала к себе одного из по форме французских солдат, широкоплечего блондина. Под ним расплылось такое же алое пятно, а щеки покинул румянец навсегда.       Будучи полностью увлеченной им, девушка не замечала ничего вокруг, в том числе и его осторожных шагов. — Phoebus! Phoeb, mon amour… non, s’il te plaît…       Пока та надрывалась, крича на французском, Фролло с интересом оглядывал её. Девица была удивительно недурна собой — роскошные темные кудри, смуглая кожа и глаза, словно два чистейших изумруда, обрамленные длинными ресницами. Прелестно-мягкие черты лица, аккуратные пропорции, складывалось впечатление, что у такого ангела нет изъянов. Звонкий голосок разносился по лесу и слыша его мелодичность, Клод не мог не задуматься о том, насколько красиво бы та пела.       Она надрывно плакала, дрожащими руками перебирая золотистые волосы погибшего. Не смотря на холод, та была в одном лишь тоненьком пальто из тех, что обычно продаются на городском рынке и их по уценке покупают молоденькие, малоимущие девицы. И то стащила его с себя, накрыв им мужчину. Оголенные блузой, плечи подрагивали от холода и рыданий, а цветастая юбка расплылась облаком. В воображение генерала закралось страшное видение: щупленькое тельце девушки, замерзшее и безжизненное, рядом с трупами солдат. Изумрудные глаза померкнут, а губы больше никогда не исказит гримаса, ни счастья, ни боли.       Не в силах больше наблюдать за страданиями столь прекрасного создания, Клод подошел к ней со спины и спустив с плеч теплый плащ, обшитый пушистым мехом, накинул на красавицу. Она вздрогнула и повернулась. Девушка тотчас перестала плакать, стойко выдерживая ледяной взгляд немца. В её взгляде смешалась боль, гнев, ненависть, но не было места страху. Француженка ненавидела его, всех немцев, войну, всех повинных в гибели возлюбленного. На его тонких губах невольно появилась усмешка. Он опустился на корточки, продолжая смотреть ей в глаза, ибо не желал проигрывать этот немой поединок. — Ты замерзнешь, дитя моё. — Привыкший командовать, голос с хрипотцой неумело постарался подстроиться под что-то нежное, разрезая морозный воздух. Фролло говорил по-французски с сильным немецким акцентом, ибо был самоучкой. Таким образом, коренная француженка едва сдержала смешок. — Лучше я замерзну тут, с ним, чем пойду с тобой, немецкий выродок. — Не скрывая злости в голосе, храбро заявила красавица, даже не представляя насколько жалобно выглядит.       Генерал тихо рассмеялся. Сколько же смелости в этом безродном, но бесспорно прекрасном существе. Мужчина несколько грубо притянул девушку к себе за предплечья, кутая в ткань и беря на руки. Она предприняла тщетные попытки оттолкнуть его, но это было бесполезно. Уличная танцовщица, лишившаяся заработка, давно обессилела от голода, холода и тревог. Снежинки продолжали падать, застревая в её кудрях, а щеки слабо порозовели. — Я не причиню тебе вреда. — с этими словами, он поднял её, мягко прижимая к себе. — Отпустите! Моя жизнь больше не имеет смысла без моего солнца, я бы хотела умереть рядом с ним! Вы не имеете права отбирать моё желание! — красавица слабо ударила немца в плечо, дергаясь и извиваясь, будто ядовитая змея. — Если ты так бездумно готова отдать свою жизнь смерти, то уж лучше ей буду распоряжаться я. Будь благодарна за то, что я делаю, глупое дитя. — сквозь зубы процедил Клод, предчувствуя, что происходящее уже становится одной из самых глупых ошибок в жизни. Ощутив недовольство в его голосе, девушка поджала пухлые губки и отвела взгляд, возможно в последний раз оглядывая очертания родного города, маячащие вдали. — Что ты сделаешь со мной? — тихо вопросила та. — Спасу. Я не хочу, чтобы столь милое создание лежало подобно им. — Последующую фразу он сказал намного тише, но она услышала её и невольно прижалась, понемногу согреваясь.       Силуэт немецкого генерала с бедной французской танцовщицей на руках вскоре скрылся за деревьями, оставляя поляну, на которой пировала смерть, полностью безжизненной.