Блондинка не сводила обеспокоенного взгляда с набирающей обороты метели за окном. Снежные хлопья кружили, приобретая золотистый оттенок на фоне жёлтого света фонарного столба. Метель устилала землю, машины и крыши своим массивным покрывалом. Завтра Свон предстоит патрулировать улицы, а дороги явно заметёт, и без снегоуборочных машин не обойтись. Снова пробки, снова вставать в пять утра, чтобы добираться до полицейского участка, снова дежурить на Рождество, до которого осталось меньше недели. И почему из всех возможных дорог Эмма выбрала пойти по пути офицера полиции?
Блондинка повесила на дверцу шкафа отутюженную форму, заботливо расправив рукава и поравняв съехавшую на бок фуражку. Свон любила свою работу по ряду причин: она обожала справедливость, могла быть полезной обществу, ведь с детства Эмма не смогла избавиться от синдрома «героя», да и полицейская форма была блондинке к лицу. Но, самое главное, служба в полиции преподнесла Свон много неожиданных сюрпризов, главным из которых стало знакомство с Реджиной Миллс — прокурором — в зале суда.
Эмма хорошо помнила день их знакомства, хотя с того момента прошло более пяти лет, её память безошибочно накидывала флешбэки в попытках раздразнить и спровоцировать неугомонное сердце. Блондинка тогда была приставлена в качестве стражи к обвиняемому, которого подозревали в хищении активов фирмы в особо крупном размере, что, в целом, было правдой. Это было первое настоящее задание, которое доверили салаге Свон — выпускнице полицейской академии, ещё совсем желторотику, как её часто называли более опытные сослуживцы. Эмма не обижалась на старших коллег, она была примерным кадетом, закончила академию с отличием и всегда поддерживала форму, а потому быстро прижилась в участке. Она не походила на более опытных офицеров, располневших от бумажной работы и высококалорийных пончиков, всегда брала любое поручение, не любила заполнять отчёты и всегда с ужасом смотрела на столы следователей, заваленных макулатурой. Блондинка была скорее оперативником, человеком дела, иногда совершенно безрассудной и бесстрашной.
Был солнечный августовский день. Свон стояла по стойке смирно в углу зала, сложив руки за спину и высоко вскинув подбородок. Она смотрела на всех, но никто не смотрел на неё, словно Эмма была не более чем фурнитурой или вазоном с каким-то растением. Офицер не помнила, насколько сильно волновалась от первого важного поручения, перестала считать сколько раз проверила надёжно ли закреплена на поясе кобура, потеряла счёт скольких людей с подозрением рассматривала, но точно знала, что ей хватило всего одного взгляда на ворвавшуюся в зал заседания прокурора, чтобы дыхание полностью покинуло лёгкие.
Брюнетка была подобна урагану, но несла с собой разрушения иного масштаба. Она не сметала всё на своём пути, но каждого заранее оповестили о приходе Миллс, всех знакомых с Реджиной слуг закона предупредили загодя, давая тем возможность приготовиться к стихийному бедствию. Словно речь шла не о прокуроре, а о землетрясении в двенадцать баллов. Тогда блондинке было смешно, что явление брюнетки расценивалось как вероятность значительного изменения не просто расстановки сил в здании суда, а вообще рельефа местности. О характере Миллс сочиняли шутливые Оды.
Тогда Свон ещё не понимала, почему Реджине уделяли столько много внимания и почему особый акцент делали именно на ней, но Эмме потребовалась всего минута, каких-то грёбанных шестьдесят секунд, чтобы понять, что никого похожего на этого самоуверенного прокурора она больше никогда не увидит.
Брюнетка была в ярко-зелёном платье-карандаше, выделяясь на фоне серых и коричневых почти блеклых костюмов адвокатов на стороне защиты и концентрируя на себе внимание присяжных. Всего мгновение, и шесть пар глаз приглашённых заседателей приклеились к Миллс. Она шла, слегка покачивая бёдрами, гордо поднятая голова, надменно вскинутая бровь и холодная ухмылка. Каждое движение и каждый жест Реджины были преисполнены королевской грацией и царственной утончённостью. На неё хотелось смотреть, её хотелось слушать.
Чуть позже офицер узнает, что прокурор намеренно выбрала яркий наряд для заседания. Ведь главное — это не дать возможность адвокатам защиты быть услышанными и замеченными. Ещё до начала слушания, брюнетка уже победила.
Блондинка окинула взглядом точёную фигуру Миллс, задержав внимание на стройных ногах в чёрных лабутенах. Свон никогда не думала, что кто-то с такой профессией может выглядеть так эффектно, ярко и красиво. Реджина выходила за рамки всего: слишком эффектна, слишком опасна, слишком волнительная. Эмма разволновалась и нервно сжимала внезапно вспотевшие ладони.
Волосы прокурора были распущены и волной падали на плечи, они приобретали иссиня-чёрный оттенок при прямом попадании солнечных лучей, сквозь огромные окна в деревянных ставнях, на пухлых губах хищно-красная помада, будто брюнетка всего мгновение назад упивалась кровью своих врагов, едва заметный шрам, бескомпромиссная улыбка, выраженная в белоснежном оскале идеально ровных зубов.
Офицер не могла отвести от Миллс взгляд. Может подсудимый и сидел в наручниках, но именно блондинка ощущала себя пленённой вошедшей в зал Реджиной.
Когда прокурор заговорила, богатая хрипотца её низкого голоса заполнила собой всё окружение, даже подсудимый смотрел только на брюнетку, напрочь позабыв про своего адвоката. Каждый внимал словам Миллс, пока тёмный взгляд скользил по лицам присяжных, сканируя, пробираясь под кожу и укореняясь там на долгое время. Но её карие глаза в обрамлении густого веера ресниц не задержались даже на судье, словно Реджина не собиралась подчёркивать его важность. Прокурор обвела взглядом каждого, пока не заметила Свон, в изумлении застывшую в углу зала. Брюнетка встретила прямой взгляд Эммы и вопросительно выгнула бровь.
Офицеру потребовалось какое-то время понять, что Миллс смотрит прямо на неё. Карие глаза скользнули вниз по полицейской форме, а затем вернулись к лицу блондинки, во взгляде скользнуло удивление. Не насмешка, даже не пренебрежение, а настоящее любопытство, словно Реджина не ожидала обнаружить в зале суда сравнительно юного представителя закона.
И как взгляд прокурора может быть одновременно удивлённым и зазывающим? А эта гордая осанка и слегка надменно приподнятый подбородок заставляли Свон задуматься: нужно ли было поклониться ей в знак почтения? Или сделать реверанс? Почему брюнетка выжидающе смотрит на неё? Слишком много неожиданных для Эммы вопросов заполнили её светлую голову.
Офицер помнит, как Миллс повторно окинула её взглядом, помнит, как пересохло во рту от пристального снисходительного внимания Реджины, помнит, как замерло сердце, когда прокурор вдруг ухмыльнулась ей и приободряюще подмигнула, дружелюбно и задиристо. Словно они с блондинкой знакомы. Но Свон точно знала, что это не так. Она бы не смогла забыть брюнетку, даже если бы увидела её мельком на улице.
Позже Миллс призналась: она удивилась, увидев молодую девушку-полицейскую, такую взволнованную и одинокую, слегка напуганную, ей захотелось поддержать Эмму из солидарности, даже не допустив мысль, что главная причина волнения молодого офицера заключалась именно в ней самой.
Реджину поразила некая скрытая сила, которая читалась в напряжённых плечах и длинных ногах блондинки. Тёмно-синяя рубашка и чёрные штаны обтягивали стройную фигуру Свон, под угловатой фуражкой, козырёк которой был опущен на лоб, виднелись светлые волосы, собранные в тугой пучок. Угловатая челюсть, вздёрнутый нос, слегка опущенные уголки тонких розовых губ… И эти глаза, огромные зелёные омуты, как у лани: внимательные и настороженные, смотрящие прямо на неё. Эмма была в хорошей физической форме, высокая, спортивная, но её лицо было таким мягким и добрым, что прокурор сначала не поверила, что видит перед собой типичного легавого.
Брюнетка первой подошла к офицеру сразу после вынесения приговора подсудимому, поначалу из любопытства, пригласила блондинку на чашечку кофе, потом они вместе пересеклись на обед, поскольку Миллс как раз проезжала мимо участка Свон, затем Реджина обратилась именно к Эмме с просьбой помочь по одному рабочему вопросу… И офицер с редкой отзывчивостью помогла прокурору без задней мысли.
Брюнетке было необычно легко общаться с блондинкой, Свон ни разу не разочаровала Миллс в беседе. Как оказалось, помимо миленькой мордашки, у Эммы было острое чувство юмора, пытливый ум и, что Реджина оценила больше всего, — честность. Офицер не старалась строить из себя что-то, подпадающие под ожидания прокурора, не пыталась ей понравится, хотя, брюнетка почти не сомневалась, что блондинка была под впечатлением от встречи с ней, и это тешило самолюбие Миллс. От недостатка внимания Реджина никогда не страдала.
Свон не успела и глазом моргнуть, как прокурор влилась в её жизнь, как нечто настолько естественное и неминуемое, что даже не удивилась, насколько близкими друзьями они стали. Лучшими. У них никогда не было секретов друг от друга, и они всегда праздновали дату их знакомства за бокалом крепкого яблочного сидра, который готовила лично брюнетка.
Пять лет прошло с того дня, прошлым летом отметили очередную годовщину. Сейчас Эмме тридцать, а Миллс тридцать пять, они лучшие подруги и знают друг о друге буквально всё. Их дружба крепла и росла с каждым днём, она ни на мгновение не пошатнулась. Почти…
Офицер вздрогнула, когда щёлкнул замок входной двери и тонкие каблуки ступили на порог её прихожей. Блондинка кинула взгляд на циферблат электронных часов — без пятнадцати десять — и осторожно выглянула из своей спальни, выключая свет, когда Реджина раздражённо захлопнула за собой дверь в квартиру Свон, снимая с себя заснеженное чёрное пальто. Щёки прокурора порозовели на морозе, отросшие чёрные волосы были немного влажными от снега, а с замшевых высоких сапог снежинки слоями падали на прорезиненный коврик.
Эмма не смогла сдержать облегчённой улыбки при виде брюнетки. Она не ожидала, что Миллс сегодня снова заявится к ней. Реджина заметно разбаловала её своей компанией, и каждый день офицер в тайне надеялась, что прокурор снова явится на её порог. По странным стечением обстоятельств стервозная брюнетка, которую часто не выносили коллеги из-за хладнокровия и властного высокомерия в зале суда, дарила блондинке тот самый уют, который человек может испытать, вернувшись домой после тяжёлого трудового дня и длинной дороги. Со Свон Миллс в целом была другая: улыбчивая, шутливая, расслабленная и… просто настоящая. Эмма гордилась дарованной ей привилегией видеть Реджину такой, какой она была только для неё.
— Чёртов снег! — бормотала себе под нос прокурор, складывая дубликат ключа от квартиры офицера во внутренний карман своей сумочки. — Чёртовы пробки! Чёртов Дэвид мать его Нолан!
Блондинка усмехнулась, вскинув бровки домиком. Брюнетка редко предупреждала о своих визитах, но Свон всегда была к ним морально готова. Эмма знала, на что шла, когда согласилась обменяться с Миллс ключами от квартир, чтобы в случае необходимости в любой момент иметь доступ в жильё близкой подруги. Хотя, в последнее время Реджина явно к ней зачастила.
Офицер вышла в коридор, удивлённо изучая заведённого и чем-то явно недовольного прокурора. Раздражение выражалось в дёрганных движениях плеч и напряжённой спине брюнетки. Настроение Миллс передалось блондинке, и та нервно одёрнула края своего свитера, словно пытаясь исправить в нём какой-то несуществующий изъян. На Свон были мешковатые домашние штаны пастельно-фиолетового цвета, заправленные в тёплые вязанные жёлтые носки, и домашний красный свитер с белыми снежинками — подарок Реджины на прошлое Рождество.
— Привет, — Эмма поджала губы, когда прокурор подняла на неё хмурый взгляд. — Замёрзла?
Даже будучи недовольной и ворчливой, брюнетка была воплощением женственности и изящества. В груди офицера разлилось приятное тепло, тёмные глаза завладели вниманием зелёных. Во взгляде Миллс блондинка всегда могла различить оттенок нежности, который выделял Свон на фоне других в глазах Реджины, заставлял её почувствовать себя особенной.
— Зверски, — кивнула прокурор, решив обойтись без ответного приветствия. Она сняла сапоги и аккуратно умостила их почти ровно по центру коврика. Эмму всегда забавляло, насколько невысокой и хрупкой становилась брюнетка, спускаясь с «небес на землю», стоило только снять свои каблучищи. — Не представляю, какой идиот заявляет о Глобальном Потеплении, когда за окном самый настоящий Ледниковый Период.
Офицер благоразумно сдержала свой комментарий: она давно перестала спорить с Миллс. В независимости от ситуации, Реджина всегда была права, даже, когда на самом деле это было не так. Её перфекционизм и стремление добиваться только самых лучших результатов не подразумевали вариантов, где прокурор может хоть в чём-то ошибаться.
Однако, прогноз погоды явно предупреждал о снегопаде, но брюнетка в силу своей загруженности на работе, часто забывала проверять новостные сводки от метеорологов, которые блондинка каждое утро заботливо отправляла ей вместе с пожеланиями приятного начала трудового дня. Свон не помнила, когда обзавелась этой привычкой, но ей ужасно хотелось, чтобы каждый день Миллс начинался с мыслями о ней.
Реджина снова отдала предпочтение эффектности своего внешнего вида, нежели удобству или уместности, на что Эмма часто ворчала. Офицер считала так: если прокурору дадут на выбор два варианта одежды, чтобы пойти в поход куда-нибудь в горы, брюнетка выберет тот, что впечатлит медведей, а не согреет её упругий зад. На Миллс была синяя облегающая водолазка с высоким воротником из тонкого кашемира, явно не предназначенная для зимней погоды, и зауженные чёрные брюки. Выглядела Реджина, как всегда, прекрасно: тёмные тени и бордовая помада были неизменными спутниками прокурора двадцать четыре на семь, они никогда не теряли своей актуальности в глазах брюнетки.
Блондинка снова невольно засмотрелась на Миллс. Даже в обычном банном халате она была бы воплощением изящества и утончённости. Хотя, это Свон знает не понаслышке.
Реджина окинула цепким взглядом квартиру Эммы, словно проверяя скромное жилище офицера полиции на наличии каких-либо изменений, а затем медленно выдохнула в попытке снизить своё раздражение. Где-то на самых дальних закоулках сознания блондинки тлела мысль, что прокурор ожидает застать какого-нибудь нежеланного гостя, и расслабляется, только когда понимает, что внимание Свон будет сконцентрировано только на ней. Брюнетка посмотрела Эмме прямо в глаза и устало ухмыльнулась, словно извиняясь за своё плохое настроение и неожиданный визит, её плечи расслабленно опустились.
Карие глаза скользнули по офицеру, задержавшись на подаренном свитере, и на пухлых губах заиграла удовлетворённая улыбка. Иногда блондинке казалось, что Миллс очень важно постоянно напоминать о себе именно ей. Это выражалось во многом: в постоянных созвонах, большом количестве общих фотографий, которые украшали почти каждую стену в квартире Свон, в личных намеренно оставленных Реджиной вещах. У прокурора была своя полка в шкафу Эммы, своя зубная щётка в стакане в ванной, свой шампунь на полочке в душевой, даже своя кружка для утреннего кофе. Она словно пыталась пометить свою территорию, обозначиться здесь, рядом с зеленоглазым офицером. Иногда блондинке казалось, что брюнетка уже почти живёт у неё, лишь изредка наведываясь в свою квартиру по необходимости.
Миллс резко оторвала взгляд от Свон и прямо с прихожей двинулась на кухню. И снова её модельная походка привлекла внимание Эммы к округлым и спортивным бёдрам Реджины, покачивающимся в такт шагам. Офицер проводила в тренажёрном зале не меньше времени, но даже и близко не приблизилась к уровню прокурора. Да и как возможно? Блондинка могла лишь укреплять своё тело спортивными нагрузками, чтобы не потерять форму и не превратиться в одного из клишированный толстопузых копов, она правда гордилась своим прессом и твёрдыми мышцами, но брюнетка совершенствовала свою фигуру в другом ключе: сохраняя женственность и плавность форм. Понимая, что откровенно пялится на задницу Миллс, Свон закусила губу, поспешно отводя глаза в сторону. Она знала, что Реджина наблюдает за ней сквозь отражение на кухонном окне, иначе как объяснить лукавую улыбку, брошенную прокурором через плечо?
Планировка квартиры Эммы была простой: небольшое помещение состояло из маленькой прихожей, откуда сразу можно было попасть в гостиную и по совместительству кухню, окна которой выходили на пожарную лестницу (летом офицер любила вылезать из окна в компании брюнетки и пить кофе на металлических ступенях, глядя на сонный район с высоты пятого этажа), раздельного санузла и небольшой спальни. Не богато, но блондинке очень нравилось: для неё одной большего было и не нужно.
Миллс по-хозяйски открыла холодильник Свон, даже не утруждая себя тем, чтобы спросить разрешение, она, и так, знала ответ (Эмма никогда и ни в чём ей не отказывала), и достала начатую со вчерашнего дня бутылку красного вина. К слову, именно Реджина вчера её и начала. Прокурор сделала пару шагов, смещаясь в сторону кухонных шкафчиков, выуживая с нижней полки пару бокалов. Она знала квартиру офицера как свои пять пальцев.
Блондинке нравилось наблюдать, как брюнетка хозяйничает у неё дома, уважает вещи Свон, будто бы они принадлежат ей также, как и самой Эмме.
Им обеим. Голубая мечта идиота, да и только.
Как только офицер поняла, что Миллс станет её частым и, покамест, единственным гостем, то намеренно сместила пониже самые необходимые для Реджины предметы, чтобы той не приходилось тянуться за ними к верхним полкам. Прокурор точно заметила это, но не комментировала поступок блондинки и не благодарила за него. Просто это нужно было сделать для их совместного удобства: уходить брюнетка не собиралась, как и сокращать количество своих визитов, а постоянно отвлекать Свон, чтобы достать тарелку или баночку специй казалось абсурдным.
Эмма проследовала за Миллс на кухню, молчаливо ожидая, пока та наполнит хрустальные бокалы (кстати, тоже подарок Реджины) насыщенно бордовой жидкостью. Прокурор протянула ей бокал, и офицер тут же приняла его, коснувшись холодных пальцев брюнетки. Блондинка тут же нахмурилась, недовольно вздохнув — Миллс снова забыла перчатки в офисе. Зимой у неё всегда быстро мёрзли руки.
Реджина проигнорировала взгляд Свон, совершенно верно его интерпретировав, соединила их с Эммой бокалы в немом тосте и с удовлетворённым вздохом пригубила вино. Прокурор от удовольствия прикрыла глаза, позволяя напитку согреть свой организм изнутри. Офицер последовала её примеру, скользнув взглядом по расслабленному лицу брюнетки вниз, на тонкую шею, скрытую воротником водолазки. Ей к лицу был этот цвет, да и любой другой.
— У меня был просто ужасный день, — наконец призналась Миллс. — И прости, но тебе придётся потерпеть меня сегодня.
Реджина никогда не спрашивала разрешения у блондинки, а просто ставила перед фактом, что будет рядом. Да и зачем спрашивать, если она знает, что Свон сама жаждет её компании не меньше? Прокурор не могла слышать трепетание крыльев бабочки в животе Эммы от мысли, что сегодня брюнетка будет рядом, не могла знать, как сжимается бедное сердце под давлением чувств от осознания, что подушки снова пропахнут её духами. Миллс точно замечала эти щенячьи глаза, которыми офицер смотрит на неё. Она их видела, но делала вид, что это ничего не значит.
Блондинка привыкла к одиночеству. Она была одна всю жизнь: ни семьи, ни родных, только вереница сменяющих друг друга друзей. Свон попала в детдом ещё совсем маленькой, сменила череду приёмных семей, с которыми так и не ужилась, пока снова не вернулась в учреждение, из которого вышла на свое совершеннолетие. Эмме было комфортно быть одной, но с появлением Миллс, жизнь офицера разделилась на «до Реджины» и «после». Как всего один человек может заставить тебя почувствовать ужасную пустоту одинокими вечерами, которыми ты раньше наслаждался? Как потребность касаться кого-то может быть настолько физически необходимой, чтобы начать задумываться о том, что будет дальше с твоей жизнью, если впустить в неё кого-нибудь ещё?
— Я всегда рада твоей компании, не говори чепухи, — блондинка тепло улыбнулась прокурору, стараясь не обращать внимание на сухость в горле.
Губы брюнетки дрогнули в благодарной улыбке. Она сделал ещё один медленный глоток вина, глядя на Свон поверх грани бокала. Эмма слишком мило волновалась рядом с ней, чтобы Миллс прекратила её подразнивать. Лёгкий румянец был офицеру к лицу.
— Я знаю.
— Ты голодна? — блондинка указала на плиту, на которой мостилась небольшая кастрюлька. — Я приготовила макароны с сыром на ужин, будешь?
Реджина посмотрела в указанном направлении и сморщила нос, качая головой. Свон прекрасно знала, что прокурор откажется, но всё равно продолжала спрашивать. Брюнетка старалась придерживаться строгой диеты, крайне редко отходя от привычного рациона питания. Если случалось чудо и Эмме удавалось скормить Миллс пончик или кусочек пиццы, то потом она же и выслушивала нотации Реджины по телефону, которые та постоянно выговаривала офицеру, сгоняя лишние калории на беговой дорожке.
— Уже поздно для ужина.
— Я вернулась домой час назад со смены, — пожала плечами блондинка. — Выбирать не приходится.
— Я поужинала, — протянула прокурор.
— Врёшь, — беззлобно закатила глаза Свон.
Она подошла к плите, взяв вилку из подставки со столовыми приборами, и наклонилась над кастрюлей, вдыхая запах свежеприготовленной еды. Эмма не умела хорошо готовить, но неплохо прокачала свои навыки в базовой готовке: макароны, яичница, пельмени… Всё, что не занимает много времени, но достаточно сытное и калорийное, чтобы дать заряд энергии организму на день.
Офицер наколола на вилку несколько макаронин, наматывая на зубчики плавленый сыр. Она набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы подуть на свою добычу, как вдруг ощутила мягкое прикосновение ладони к своему плечу, и воздух просто застрял в лёгких. Без своих каблуков брюнетка была бесшумна в своих передвижениях, как пантера. Будь она хищником, блондинка давно стала бы её жертвой.
Миллс стояла близко, одной рукой касаясь плеча Свон, при этом прижимаясь грудью к руке, в которой Эмма держала вилку. Реджина с любопытством изучала сырное месиво в кастрюле, словно пытаясь понять действительно ли люди такое едят? Прокурор не придавала их тесному контакту особого значения, потому что для обеих это было что-то привычное и естественное. Брюнетка часто могла просто так приобнять офицера за талию, могла игриво шлёпнуть её по заднице в спортзале, могла спокойно зайти в ванную, пока блондинка принимает душ. Действительно близкие друзья. Только вот Свон всё труднее воспринимать Миллс просто, как подругу по ряду причин.
Реджина была очень близко, настолько, что Эмма могла рассмотреть длинные ресницы, морщинки в уголках глаз от частых улыбок, инициатором которых чаще всего выступала сама офицер, слегка приоткрытые губы. Блондинка почти могла слышать само дыхание прокурора.
Тень красиво падала на лицо брюнетки, подчёркивая его аристократические черты. Несколько тёмных прядей упали на лоб и на глаза Миллс, когда та склонила голову на бок, и Свон едва удержалась, чтобы не уронить вилку прямо на пол и не заправить эти шёлковые локоны за аккуратное ухо.
Самое страшное и печальное для Эммы было то, что Реджина
знала. Прокурор знала, что офицер считает её прекрасной; знала, что блондинка обожает, когда карие глаза искрятся от веселья, когда та хрипловато смеётся, настолько глубоко, что сердце Свон буквально вибрирует от этого звука… С Эммой брюнетке не нужно было прятаться за маской, не нужно было скрывать свои морщинки, следствие порой абсолютно ребячливого хохота. С зеленоглазым офицером Миллс жила эмоциями и позволяла себе побыть собой.
И Реджина знала, что блондинка любит её.
Прокурор потянула на себя руку Свон, в которой всё ещё была забытая Всеми Богами вилка, подаваясь к ней навстречу. Эмма судорожно вздохнула, когда брюнетка приоткрыла рот, отправляя в него эту маленькую порцию макарон, а алые губы сомкнулись на столовом серебре (как ни странно, тоже способ Миллс обозначить свою территорию). Реджина медленно отстранилась, оставив застывшего в удивлении офицера, тщательно пережёвывая еду. Ещё никогда блондинка не видела, чтобы кто-то так эротично ел её скудную стряпню. Она засомневалась, что теперь сможет ужинать, не думая об этом.
Прокурор молчала, сосредоточенно пережёвывая. Она пыталась понять, что именно Свон нашла в такой еде, если продолжает её готовить снова и снова? Она столько раз пыталась заставить Эмму слегка разнообразить запас продуктов у неё в доме, но всё оказалось безуспешным. Нет, офицер послушно покупала рекомендованные брюнеткой продукты, но готовила их только сама Миллс.
Реджина задумчиво нахмурилась, проглотив пищу.
— Ты немного пересолила, — с притягательным спокойствием произнесла прокурор, слегка понизив голос.
Брюнетка подняла взгляд на блондинку, в карих глазах блестели озорные огоньки. Она вопросительно выгнула идеальную бровь, а в голосе появилась ничем не прикрытая игривость.
— Влюбилась?
Свон чуть не застонала от отчаяния.
Ты же сама всё знаешь!
Но Эмма заставила себя улыбнуться и пожать плечами, словно совершенно не важно, каким был бы ответ, а Миллс настаивать не стала. Реджина лишь опустила взгляд на улыбку офицера, задержав внимание на её губах дольше необходимого. И снова блондинка заметила этот странный блеск в её глазах, который не понимала.
— Или ты слишком разбалована ресторанной едой, — хмыкнула Свон, отложив вилку в сторону. Аппетит улетучился мгновенно.
Прокурор подарила Эмме сладкую медленную улыбку, очаровательно вскинув брови в притворно-оскорблённом жесте. От этой улыбки у офицера всегда перехватывало дыхание. Брюнетка была хорошо осведомлена об этом и часто использовала своё оружие против блондинки. Свон закатила глаза и усмехнулась. Когда в этих тёмных глазах плескалось веселье и игривость, Эмма не могла сопротивляться.
Миллс, удовлетворившись реакцией офицера, оттолкнулась от столешницы, и лениво проскользнула мимо неё в сторону двухместного дивана, стоявшего напротив телевизора, не выпуская бокал из руки. Реджина прошла на достаточно близком от блондинки расстоянии, чтобы каждая клеточка тела Свон словно отозвалась на приглашение пройти следом. Эмма проводила прокурора заинтересованным взглядом и сдалась, прихватив с собой бутылку. Одного бокала будет мало, чтобы успокоить свои чувства.
Подруги опустились на диван. Брюнетка села, поджав под себя одну ногу, устраиваясь поудобнее, а офицер приняла позу лотоса. Они одновременно потянулись к пульту без цели включить что-то определённое, просто им всегда было комфортно разговаривать друг с другом, когда на фоне обязательно был какой-нибудь шум. Миллс первая выхватила пульт почти из-под носа блондинки и, победно усмехнувшись, включила её излюбленный канал, что в целом оказалось бессмысленной затеей. В канун Рождества все каналы крутили одни и те же фильмы. Так что и в этот раз им пришлось смириться с заученным до дыр фильмом «Один Дома».
Реджина почти залпом осушила свой бокал и протянула его Свон, в немой просьбе наполнить его заново, что та и сделала.
— Моя машина сломалась на пол пути к тебе, — Реджина подпёрла голову рукой, поместив локоть на спинку дивана. Она сидела в пол-оборота к Эмме, лениво рассматривая её. — Сначала она вообще с трудом завелась по такому морозу, а потом и вовсе заглохла, едва я успела заехать в твой район.
Офицер нахмурилась. Неужели прокурор шла к ней пешком так поздно вечером? Брюнетка была достаточно упряма, чтобы так поступить. Но разве она не понимает, насколько это опасно? Блондинке стало дурно от мысли, что кто-то мог напасть на Миллс из-за угла, или попытаться обокрасть. Свон недовольно скривилась. Она была довольно миролюбивым человеком, но ради Реджины могла порвать любого.
— Ты шла пешком?
— Ну конечно! — прокурор посмотрела на Эмму, как на непонимающего простые истины ребёнка. — Поймать такси просто нереально.
— Ты могла позвонить, — офицер покачала головой. — Я бы встретила тебя.
Брюнетка смочила горло вином прежде, чем ответить.
— Не хотела тебя утруждать, — Миллс опустила взгляд, раскачивая бокал в руке. — Там ведь холодно и скользко. Я тебя знаю. Ты успеешь десять раз поскользнуться, пока я зачитаю какому-нибудь карманнику его права и надену наручники.
— У тебя их нет.
— Одолжила из твоих запасов.
Блондинка впилась в Реджину взглядом, пытаясь понять, шутит ли та. Но взгляд глубоких глаз был на редкость серьёзен, с оттенком чего-то напоминающего смущение. Свон посетила догадка. Прокурор не хотела вытаскивать Эмму поздно вечером ровно по той же причине, по которой та не хотела, чтобы брюнетка добиралась одна.
Почему Миллс всегда так странно проявляет свои чувства? Почему простая забота для неё всегда что-то максимально незнакомое? И почему офицер тает от мысли, что Реджина переживает за неё так, как умеет?
Блондинка знала, что прокурор всегда беспокоиться о ней, но выражала брюнетка это исключительно поступками. На утро после Новогодних корпоративов Свон всегда могла найти таблетку аспирина и стакан воды на прикроватной тумбочке — Миллс всегда забирала её с праздников, когда знала, что Эмма будет пить. Если Реджина оставалась у офицера на ночь, то утром всегда готовила завтрак и ланч, который блондинка могла забрать с собой на работу. В отличии от Свон, прокурор прекрасно готовила, устраивая для Эммы праздник желудка. Чем сложнее было блюдо, тем интереснее было брюнетке его готовить. Миллс всегда находила для офицера время, когда той становилось особенно одиноко и ей необходима была компания… Реджина никогда не пропускала их традиционные совместные ужины, всегда первой поздравляла подругу с Днём Рождения и умудрялась подобрать такой подарок, о котором блондинка никогда не задумывалась, но, оказывается, нуждалась.
Свон, не отдавая себе отчёта, потянулась к руке прокурора, накрывая её запястье своей ладонью, успокаивая беспорядочные вращения бокала. Глаза брюнетки тут ж встретились взглядом с глазами Эммы, и Миллс заметно расслабилась от простого прикосновения офицера. У блондинки была какая-то особенная магия, которая действовала исключительно на Реджину. В тёмных омутах прокурора, которые сейчас напоминали Свон горячий шоколад, плескалось тепло, о котором знала только Эмма, потому что только ей было позволено его рассмотреть. Офицеру нравилось думать, что это тепло брюнетки принадлежало ей одной.
— Я подвезу тебя завтра на работу, — пообещала блондинка. — А потом мы вместе разберёмся с машиной.
Миллс кивнула, неосознанно перехватила бокал второй рукой и переплела пальцы со Свон — достаточно естественный жест для них обеих. Интересно, подозревает ли Реджина, что происходит в голове Эммы в этот момент? Слышит ли она стук сердца офицера? Чувствует, как ускоряется кровь в венах блондинки?
Руки у прокурора были ухоженные и красивые: короткие ногти, тёмный лак под цвет помады, аккуратные тонкие пальцы. Брюнетка всегда так бережно отвечала на прикосновения Свон: её пальцы скользили по бледной коже Эммы, как по шёлку. Офицер взволнованно сглотнула. Миллс любить было легко, трудно было осознавать, что это одностороннее чувство.
— Только оденься завтра потеплее, хорошо? — блондинка завороженно наблюдала за прикосновениями Реджины.
— Да.
— Обещаешь? — Свон склонила голову на бок, в попытках поймать взгляд прокурора.
— Да, — кивнула брюнетка, на секунду сжав пальцы Эммы. — Обещаю, офицер Свон.
Эмма улыбнулась. Ей нравилось, когда Миллс называет её так, смакуя фамилию офицера на языке, словно конфету. Блондинка удовлетворённо вздохнула, выпуская из ладони руку Реджины, не заметив, как недовольно опустились уголки пухлых губ, стоило магическому теплу Свон соскользнуть со смуглой кожи. Эмма сделала щедрый глоток вина, и прокурор повторила за ней.
— У тебя есть планы на выходные? — поинтересовалась брюнетка. — Мне предложили посетить кулинарный мастер-класс, можно взять кого-то «плюс один» с собой. И я была бы рада, если бы именно ты составила мне компанию.
Миллс выразительно посмотрела на офицера, словно проверяя какой эффект произвели на блондинку её слова. Свон вопросительно выгнула бровь, заметив непривычно серьёзное выражение лица Реджины. Её тёмные глаза не отрывались от лица Эммы, охотясь на каждую мельчайшую эмоцию. В последнее время прокурор слишком часто так смотрит на неё.
— Я ужасно готовлю, — наконец рассмеялась офицер, качая головой, слегка затянув с ответом.
— Знаю, — брюнетка посмотрела на блондинку странным, незнакомым ей взглядом, слишком осторожным, даже немного испуганным. — Но я хочу, чтобы ты пошла со мной. Если у тебя нет планов.
Миллс сделала пару больших глотков вина, словно притупляя своё беспокойство. Её бокал снова опустел. Реджина в этот раз сама потянулась к бутылке, чтобы подлить ещё.
Свон удивилась странному настроению прокурора, которое на самом деле встречает уже почти неделю. Эмма не может понять, что происходит, но ей кажется, будто брюнетка пытается подвести её к какому-то совершенно логичному, но такому непонятному умозаключению. Прямо на вопросы блондинки Миллс не отвечает, отшучивается или раздражённо фыркает, будто Свон не понимает очевидного.
— Ты знаешь, что для тебя я всегда найду время, Реджина.
Прокурор слабо улыбнулась, но удовлетворилась ответом. Она отвела глаза в сторону, залпом осушив бокал и отставила его на журнальный столик перед диваном. Брюнетка вернулась в исходное положение, запустив руку в волосы, зарываясь длинными пальцами в чёрные локоны, массируя уставшую кожу головы. Миллс выглядела загруженной, слишком закрытой, потерянной.
— Хей, — Эмма тоже отставила бокал и придвинулась ближе к Реджине. — Что с тобой?
Прокурор поджала губы. Было видно, что брюнетке есть, что сказать, но она упрямо не позволяет себе сказать то, что действительно терзает её изнутри. Что-то очень личное не позволяет ей раскрыться офицеру.
Миллс скользнула взглядом на блондинку, изучая обеспокоенное красивое лицо. Свон никогда не скрывала своих настоящих чувств к ней, хотя часто подавляла их, чтобы Реджине было легче находиться рядом, но…
— Я не знаю, — помолчав, ответила прокурор. — Погода ни к чёрту, ситуация с машиной меня добила, да и мой козёл начальник совсем головой не думает.
— Что в этот раз придумал Дэвид? — участливо поинтересовалась Свон. — Ты только скажи, и я мигом отправлю его внедорожник на штрафстоянку сейчас же. Могу даже задержать его на сутки.
— Ты не нарушишь правила, Эмма.
— Нарушу, если ты попросишь, — этот тихий ответ заставил брюнетку на мгновение прикрыть глаза, чтобы насладиться нежным спокойствием и уютом, которые дарил ей голос офицера.
Миллс посмотрела на блондинку. Она не сомневалась, что Свон может это сделать. Реджина весело усмехнулась, представив выражение лица своего индюка-начальника, если на него наденут наручники прямо в прокуратуре. Прокурор фыркнула, с ноткой игривости сузив глаза. Здорово иметь своего личного рыцаря-спасителя.
На сердце Эммы потеплело, заметив, как брюнетка слегка расслабилась. Миллс покачала головой, готовность офицера пойти на всё ради неё трогала до глубины души. Блондинка в целом на всё была готова, что бы Реджина не предлагала.
— Ни для кого не секрет, что Дэвид руководствуется лишь одним органом в принятии важных решений — своим членом, — прокурор решительно плеснула себе ещё вина в бокал, тут же опустошив почти наполовину. — Все в офисе знают, что у него с супругой не ладится, но продолжают делать вид, будто прибывают в неведении. О нём уже столько слухов ходит.
Свон похолодела. Странное разъедающее изнутри чувство заставило Эмму недовольно сжать челюсти до скрипа в зубах. Она неосознанно вцепилась пальцами в обивку дивана.
— Он что, приставал к тебе?
— Дэвид? — брюнетка вскинула брови, поразившись такому ходу мысли офицера.
— Да, если он хоть пальцем тебя… — начала блондинка, но прокурор тут же прервала её.
— Нет, Эмма.
— Нет? — облегчённый вздох сорвался с губ Свон.
Миллс мягко улыбнулась. Она понимала чувства Эммы, ей хорошо была знакома гневная дрожь, сотрясающая всё тело, поддавшись которой очень легко можно разнести полквартиры. Реджина постаралась не думать об этом.
— Нет, — покачала головой прокурор, протянув руку к офицеру, этот жест преследовали пытливые зелёные глаза. Она задумчиво накрутила на пальцы золотистые локоны блондинки, играясь с ними, как котёнок. — Если бы он попробовал, боюсь, думать бы ему точно было уже нечем.
Свон закусила губу, безуспешно скрывая улыбку. Она знала, насколько бойкой могла быть брюнетка, если её довести до нужного состояния. Миллс невольно залюбовалась этой улыбкой.
— Тогда что случилось?
— Этот придурок посадил мне в помощницы свою любовницу! Мне других забот было мало, а теперь приходиться нянчиться с собственной ассистенткой. Да Мэри-Маргарет настолько бесхребетная, что не смогла даже достойно ответить телефонным мошенникам, — фыркнула Реджина, но совсем беззлобно. Она была сосредоточена на лице Эммы и ощущении шёлка её локонов между своими пальцами. Офицер успокаивала прокурора сама того не зная. — Она только и умеет, что кофе приносить. Да и то, с переменным успехом. Сегодня она перепутала кофейные капсулы и принесла мне эспрессо без кофеина, представляешь? Какой толк от кофе, если он не может тебя взбодрить?
Блондинка рассмеялась, невольно склонив голову ближе к руке брюнетки, ощутив на своей щеке прикосновение костяшек её пальцев. Взгляд Миллс впился в лицо Свон, но руку она не убрала. Уголки пухлых губ дрогнули в усмешке.
— Ты обязана её терпеть?
— Да, какое-то время придётся, — призналась Реджина. — Мне необходимо задобрить Дэвида под конец года. Я рассчитываю, что он сделает меня своим заместителем.
— Но ты бы видела себя со стороны, — покачала головой Эмма. — Ты постоянно уставшая, заведённая, даже немного злая. Сомневаюсь, что твоё моральное здоровье стоит повышения. На тебя многое свалилось в последнее время. Я беспокоюсь о тебе.
Чёрт! У прокурора сбилось дыхание, завороженно глядя в полные нежности глаза. Она обещала себе не делать этого, но…
Брюнетка закусила нижнюю губу. Она позволила себе скользнуть подушечками пальцев по скуле офицера вниз к подбородку, и блондинка неосознанно прильнула к этому прикосновению. Свон подняла на Миллс взгляд и могла поклясться, что глаза Реджины были почти чёрными. Идеальное лицо прокурора было задумчивым, пухлые губы слегка приоткрыты, а взгляд настолько пристальный… Внизу живота заныло, заставив Эмму ещё сильнее впиться пальцами в бедный диван.
— Возможно, — брюнетка многозначительно понизила голос, в нём появилась та особенная хрипотца, которая в своё время околдовала офицера. — Мне просто нужно снять напряжение, чтобы продержаться какое-то время. Что думаешь?
И блондинка узнала этот тон. В горле моментально пересохло, взгляд зелёных глаз испуганно заметался по лицу Миллс. Она желала и боялась, что Реджина
снова попросит об этом. Свон не двинулась с места даже, когда прокурор придвинулась к ней ещё ближе, соприкасаясь коленями с бедром Эммы. Сладкая горечь грейпфрута в аромате парфюма брюнетки приятно защекотала нос офицера — именно этот запах блондинка жадно вдыхает по ночам, уткнувшись лицом в подушку. Свон сдержала судорожный вдох.
— Что?
— Эмма, я думаю ты прекрасно меня понимаешь, верно? — Миллс склонила голову на бок, она почти мурлыкала, скользнув взглядом на приоткрытые в удивлении губы офицера, отставив уже пустой бокал в сторону.
Да, блондинка понимала. Реджина действительно была очень близкой подругой Свон. Настолько близкой, что последние пару лет их дружба обросла особыми привилегиями. Эмма не помнит, что именно стало поворотным моментом в их с прокурором отношениях, но в какой-то момент обычные ночёвки брюнетки превратились в жгучие секс-марафоны, от которых офицер просто теряла голову. Подруга стала для неё наркотиком, действие которого невозможно было игнорировать.
Отрывки их «снятия напряжения» промелькнули в голове блондинки, как немое кино. В клубе, на один из прошлых корпоративов, Свон утянула Миллс в кабинку общественного туалета, где опустилась перед ней на колени, судорожно задирая подол платья, пока Реджина ласково, но требовательно подталкивали голову Эммы ближе к себе, и алчные губы не накрывали влажную промежность. Следующий кадр: они пришли на свадьбу сестры прокурора, но надолго не остались. Брюнетка грубо затолкала офицера в лифт и нажала на кнопку остановки, властно и нетерпеливо пробираясь пальцами под ткань брюк блондинки, прижимая её к стене лифта своим телом и слушая отрывистое дыхание. Затем ещё один: их машина, взятая на прокат, заглохла посреди просёлочной дороги. Был ужасный ливень, связи не было. Свон потянулась к Миллс, и та встретила её на пол пути, властно и жадно целуя. Она смутно помнит, как Реджина отстегнула ремень безопасности и перебралась с водительского сидения на колени Эмме, чуть ли не разрывая на ней рубашку и выгибаясь навстречу прикосновениям. Офицер помнит, как прокурор в какой-то момент резко привела сидение блондинки в лежачее положение, дёрнув за небольшой рычажок, нависла сверху, толкаясь бёдрами в бёдра Свон в поисках трения. Тогда брюнетка очень быстро помогла Эмме избавить себя от нижнего белья.
И таких моментов было много, настолько много, что офицер уже и не знает, чего они только не перепробовали друг с другом. Они никогда не говорили о том, что между ними, никогда не придавали значения подобным утехам, довольствуясь их наличием. У них не было ожиданий друг от друга.
Мысли о подобном взаимодействии с Миллс проносились в голове блондинки, как приливные волны, и когда она представляла горящие глаза Реджины, её запах, изгиб губ и мягкость кожи под пальцами, Свон чувствовала, как желание разгорается в её теле, словно Феникс, восстающий из пепла.
Эмма тяжело сглотнула. Поток воздуха покинул её лёгкие, когда она подняла глаза вверх, встречаясь с опасным диким взглядом карих глаз прокурора. Брюнетка тоже вспоминала их совместные ночи, дни, утра… Во всех горизонтальных и вертикальных положениях. Миллс притаилась, не двигаясь, но явно обозначая свои намерения.
Два года этих привилегий офицер была на седьмом небе от счастья, когда Реджина оставалась с ней, позволяя балансировать на грани дружбы и отношений. Секс с прокурором всегда был самый лучший, за время этой пере-дружбы блондинка ни разу не посмотрела на кого-то другого. И, что особенно дарило Свон глупую влюблённую надежду, брюнетка тоже ни с кем другим не спала. Они хорошо удовлетворяли потребности друг друга, почти полностью превратившись в самую настоящую пару.
Миллс знала все эрогенные места на теле Эммы, с закрытыми глазами могла найти каждый шрам и каждую родинку на коже офицера. Только она прикасалась к блондинке так, своими движениями не просто обещая, а гарантируя незабываемую ночь и яркий оргазм. Реджина знала, что шея и ключицы — слабые места её блондинки. Знала, какие стоны могут вырываться из самых недр души Свон, стоит только чувственно прикусить нежную кожу на внутренней стороне её бедра. И это совершенно не помогало Эмме избавиться от своей безнадёжной и уже давно укоренившейся в сознании нелепой влюблённости, в которой прокурор никогда не нуждалась.
Офицер умела укрощать дикость брюнетки, умела заставить Миллс быть музыкальной в постели одним лишь движением своего языка, умела направлять гибкое тело, выгибающиеся навстречу внимательным прикосновениям. И блондинка, к своему стыду, всегда ужасно хотела этого, хотела Реджину до боли. Ей даже почти получилось убедить себя, что такой дружбы с привилегиями ей будет достаточно. Прокурора устраивали такие отношения без обязательств, устраивали ночные рандеву с близкой подругой, устраивало отсутствие необходимости искать кого-то ещё.
Брюнетка знала тело Свон лучше, чем кто-либо другой в этом мире. А Эмма понимала и чувствовала желания Миллс лучше, чем она сама.
Но чуть больше месяца назад офицер оступилась, сорвалась, совершила ужасную ошибку. Она поверила, что Реджина готова и хочет дать ей что-то большее, что-то о чём сама блондинка могла только мечтать. Свон предложила прокурору попробовать встречаться, начать отношения в традиционном их понимании, но брюнетка решительно отказала, не задумываясь. Она просто улыбнулась Эмме, взгляд её глаз потускнел, словно разочаровавшись в офицере, и попросила притормозить что бы это ни было между ними, чтобы не потерять самое важное — подругу в её лице. И блондинке пришлось смириться. Она тогда провела почти целый день, вымещая злость на боксёрской груше, но на следующее утро, как обычно, улыбалась Миллс, будто между ними ничего и никогда, кроме дружбы, не было.
Поэтому сейчас, глядя на такую знакомую и однозначно заведённую Реджину, Свон поспешила пойти на попятную. Она не была готова испытать всю ту боль заново, она не сможет собрать себя по кусочкам, не сможет отпустить прокурора, когда придёт время.
Брюнетка потянулась к лицу Эммы, и её горячее дыхание обожгло губы, но офицер резко отстранилась, уперев руки в плечи Миллс, не позволяя той придвинуться ближе. Она почувствовала, как тело Реджины напряглось под её ладонями. Прокурор раздражённо выдохнула, разочарованно поджав губы.
— Что не так, Эмма? — блондинке показалось, что она услышала испуг в голосе брюнетки, скрытое напряжением.
— Ты сама отшила меня, Реджина, — прохрипела Свон, на мгновение крепко зажмурившись, чтобы собраться с мыслями и взять себя в руки. — Ты отказала мне.
Миллс издала тихое рычание, словно не хотела признавать, что Эмма права. Она продолжала смотреть в лицо офицера тёмными жаждущими глазами. Её тело не расслабилось ни на секунду.
— Возможно, я поторопилась? — Реджина снова попыталась придвинуться ближе, но безуспешно.
— Нет! Боже, ты же знаешь, что я уже неделю, вроде как, в отношениях, — отрицательно покачала головой блондинка, пытаясь скорее напомнить об этом себе, чем прокурору. — Ты хотела притормозить, и я приняла это. Я не смогу снова.
Слова Свон резанули слух брюнетки. Миллс сжала челюсти и отвела взгляд в сторону, но отстраниться и не подумала. Эмма была так близко, и Реджина слишком сильно нуждалась в ней, чтобы отступить.
Да, прокурор знала об отношениях офицера. И это уничтожало брюнетку изнутри, разрывало на части, причиняя мучительную боль. Но Миллс молчала, не давая ревности выйти наружу. Она действительно сама хотела остановиться.
Трусливая идиотка! Это твоя вина!
Ни на что конкретно Реджина не рассчитывала, когда попросила блондинку остановиться. Она только не знала, что ей будет так не хватать Свон, её рук, поцелуев, близости. Прокурор струсила, отшив Эмму. Она испугалась не только её чувств, но и своих, испугалась взрыва эмоций, который поразил сердце, когда офицер призналась ей в чувствах, испугалась, что всё испортит. У брюнетки никогда не было длительных отношений, все её пассии долго не выдерживали её стального характера, отношения не длились более пары месяцев, да и сама Миллс никогда и никого до этого не любила. Не любила до этой зеленоглазой и смешливой блондинки. А, полюбив, поняла, что не хочет потерять. Не хочет винить себя до скончания времени, но…
Когда Свон постаралась найти для себя «отвлечение» в лице молоденькой коллеги, что-то внутри Реджины оборвалось. Она понимала мотивы Эммы и старалась их уважать, сама старалась утолить свою жажду с какой-то светловолосой девчонкой из бара, но в итоге не позволила той даже прикоснуться к себе. Это была не её офицер, фальшивка и подделка, пусть внешне чем-то и напоминающая её блондинку.
Да и Свон много раз упоминала, что некая Эванс из участка проявляет к ней интерес. Прокурор представляла себе мужеподобную и широкоплечую девицу, и только сильнее разозлилась, когда увидела симпатичную девушку с большими голубыми глазами, россыпью веснушек на лице и волосами цвета огня, которая так и липла к Эмме при каждом удобном случае. Брюнетка долгое время пыталась себя убедить, что ничего страшного в том, что офицер интересна кому-то ещё, нет. Навязчивый интерес коллеги блондинки всегда оставался без внимания, пока Миллс не решила всё прекратить.
Реджина помнит, как сломала карандаш в руке, когда Свон сообщила, что Эванс пригласила её на кофе, обозначив это, как «свидание». Тогда прокурор никак не отреагировала вслух. Она пыталась уверить себя, что всё нормально, но потом последовало второе свидание, третье… Эмма не говорила об Эванс, но всегда с улыбкой отвечала на её сообщения и звонки, и от этой улыбки брюнетке становилось тошно.
Но, когда офицер призналась, что они решили начать встречаться, Миллс разбилась. Она с холодным спокойствием выслушала новость, но, придя домой, выпустила истошный крик боли и отчаяния, оседая на пол, чувствуя, как горечь поднимается от самого сердца и разрывает ей глотку. Реджина никогда до этого не испытывала столько страха, ревности, злобы и желания изжить со свету какую-то рыжеволосую девчонку.
Прокурор всеми силами изо дня в день старалась не думать о том, что блондинка будет смотреть на кого-то так же, как смотрит сейчас на неё. Брюнетка именно поэтому зачастила к Свон с ночными неожиданными визитами, словно отрезая Эмме возможность пригласить свою подружку на ночь, не давая им развить свои отношения. И, если быть до конца откровенной с собой, именно то, что офицер решила двигаться дальше без неё — и стало причиной частых срывов и плохого настроения Миллс. Не погода. Не сломанная машина. Не козёл начальник. Всё это никак на самом деле не задевало Реджину, как мысль о том, что рядом с этой улыбчивой блондинкой будет не она.
Прокурор понимала, почему Свон хочет забыться в ком-то другом, почему начать отношения и избавиться от чувств к брюнетке казалось правильным, но сама Миллс не могла даже допустить подобную мысль. Для неё это не могло быть правдой. Упрямая часть её сознания считала Эмму своей.
— Ты говоришь про Эванс? — Реджина намеренно произнесла фамилию молодой коллеги офицера скучающим тоном. Она видела эту девчонку пару раз, когда заскакивала в полицейский участок, чтобы пригласить блондинку на обед, и каждый раз хотела выколупать ногтями её глазки, чтобы она не смотрела на Свон
так. — Детектив в твоём отделе?
— Да, — кивнула Эмма, немного смутившись. — Тереза.
— Тереза, — повторила прокурор, недовольно скривившись. — Что вообще за имя такое — Тереза?
Офицер не ответила, нахмурившись на неуместное раздражение брюнетки. Она заметила, что Миллс с первых минут невзлюбила новую коллегу из участка, сторонилась при каждом удобном случае и всегда демонстративно уводила блондинку поговорить «наедине», чтобы у Эванс не было возможности присоединиться к ним.
Свон же считала Терезу довольно милой. Она знала, что девушка влюблена в неё, видела этот знакомый взгляд, которым сама часто провожала Реджину. Ей казалось, что рыжая поможет не думать о прокуроре, поможет заглушить тоску. С Эванс у Эммы не было огня, просто приятное общение, размеренность, неторопливость. Она нравилась офицеру, как человек: весёлая, активная, забавная.
Тереза осмелилась сделать первый шаг к сближению с блондинкой только на третьем свидании, робко поцеловав на крыльце у дома, а после этого ничего. Свон понимала, что теперь девушка ждала шаг навстречу уже от неё, но пока Эмма медлила и не могла его себе позволить. Поцеловав Эванс, ей показалось, что она предала доверие прокурора, хотя, по словам брюнетки, между ними ничего, кроме дружбы, не существовало.
— Разве у вас что-то было кроме того одинокого поцелуя, о котором ты мне рассказала? — глаза Миллс опасно блеснули.
Мысль, что эта Тереза посягалась на Эмму, распускала руки, флиртовала и склоняла к большему, коробила Реджину. Разжигала гневный огонь и желание расцарапать потенциальной подружке офицера молоденькое личико. Прокурор старалась не думать о том, как здорово было бы поставить эту девчонку на место. Эванс была моложе брюнетки на семь лет, но полностью уступала ей во всём: юмор, стиль, внешний вид, обаяние. Как вообще блондинка обратила на неё внимание?
— Нет, — выдавила Свон, её пальцы против воли хозяйки крепко сжимали ткань водолазки Миллс, не давая той отстраниться. И Реджина восприняла это, как хороший знак. — Ничего не было.
— Тогда то, что ты говоришь не имеет смысла, Эмма. Да дети в детском саду целуются куда менее целомудренно, чем то, что было между тобой и Терезой, — прокурор почти прорычала имя молодого детектива.
— Для меня это имеет смысл, Реджина! Я пытаюсь построить отношения. Настоящие!
В глазах брюнетки потемнело.
Настоящие отношения? Да в жизни офицера никогда не было ничего более настоящего, чем их… дружба?
— Нельзя назвать отношениями то, где нет тебя и меня! — вспылила Миллс прежде, чем осознала, что ляпнула.
Блондинка растерянно моргнула, словно не веря собственным ушам. Её большие ясные зелёные глаза пытались разглядеть подтекст в глазах Реджины, а сама Свон даже задержала дыхание. Прокурор до боли закусила губу, понимая, что признала то, чего так боялась. Она не понимала, что на неё нашло. Эмма же впервые сопротивлялась ей, и, если бы у брюнетки было чуть больше совести, она бы проявила уважение к желанию офицера построить счастливые отношения. Но Миллс была бессовестной.
Реджина протянула руку, сдерживая дрожь в пальцах, и коснулась лица блондинки, провела большим пальцем по её розовым губам, отмечая, как те податливо приоткрылись, откликаясь на прикосновения. Прокурор взволнованно ухмыльнулась. Тело Свон отвечало на ласки брюнетки, как прежде. Сердце Миллс ускорилось в предвкушении. Такая борьба была ей по вкусу.
— Нет, — выдохнула Эмма. — Я не изменяю. Я не могу. Я…
Какая же упрямая! Сдайся мне, сдайся, прошу!
— Ты не изменяешь, потому что между вами ничего нет, — тихо произнесла Реджина. — Ни-че-го.
— Реджина!
— Послушай меня, Эмма, — пальцы прокурора запуталась в золотых волосах офицера. Упор рук блондинки заметно ослаб, когда брюнетка провела ногтями по коротким волоскам на её затылке. Миллс придвинулась ближе, опуская вторую руку на колено Свон, мягко, но настойчиво его поглаживая. — Ты знаешь, так же как и я, что тебе не нужна Эванс. Тереза не знает тебя, не знает, какой ты можешь быть, а я знаю.
— Тебе это не нужно, — зелёные глаза потемнели, взгляд упал на победную полуулыбку Реджины, зрачки расширились. — У нас с тобой разные интересы.
— Позволь мне решать, — отрезала прокурор, настойчивее сжимая бедро Эммы. — Я знаю точно, что мне нужно. И это можешь дать мне только ты. Сейчас.
Сердце брюнетки гулко билось в ушах, страх отказа сжимал лёгкие. Если офицер сейчас оттолкнёт её, что будет дальше? Попытается ли Миллс снова? Продолжит ли блондинка строить свои отношения с Терезой? Сможет ли Реджина наблюдать за этим, чувствуя, как свет покидает её тёмное сердце?
Свон сглотнула. Она сдалась именно в тот момент, когда прокурор потянула её на себя. Она топила Эмму в себе, и та ни за что не хотела спасаться. Брюнетка была её личным демоном-искусителем, и офицер охотно шла на любое грехопадение, если оно означало получить возможность вкусить Миллс ещё хотя бы раз. Её запах, тепло тела, горящий взгляд… Всё, ради неё.
Даже до того, как Реджина впервые прикоснулась к ней, блондинка уже принадлежала ей. Всё, что нужно было сделать прокурору — это поманить Свон длинным изящным пальцем.
Брюнетка завладела губами Эммы в собственнической манере, грубой и яростной. Сердце офицера споткнулось, на мгновение остановилось, а затем забилось с новой силой, словно Миллс вдохнула в неё новую жизнь. Губы Реджины были горячими, мягкими, с терпким привкусом красного вина. Прокурор опьяняла, заставляла блондинку забыться, отдаться. Чем грубее брюнетка ласкала Свон, тем сильнее последняя возбуждалась.
Эмма всего месяц не имела возможности так прикасаться к Миллс, и она даже не подозревала, что времени этой разлуки хватит, чтобы теперь ощущать всё, как в первый раз. Офицер полиции выдохнула проклятье в губы Реджины, порывисто обвивая руками тонкую талию, вызывая хриплый смешок из груди прокурора. Блондинка проклинала свою слабость, ненавидела свою влюблённость, но ещё сильнее истосковалась по брюнетке. По лёгкости в сердце, ликованию каждой клеточки тела, мимолётному счастью, которое Свон могла испытать только с Миллс.
Реджина тоже таяла от пылкости Эммы, желая утолить её голод собой, заполнить полностью, чтобы вытеснить из сознания офицера все мысли о Терезе Эванс. После того, как блондинка предложила прокурору попробовать начать что-то серьёзное, брюнетка действительно очень испугалась. Ей было комфортно в том, что было между ними на тот момент: лёгкость, дикий секс, спонтанная страсть и нерушимая крепкая дружба. Миллс слишком поспешно отказала Свон, не могла поверить, что подруге может быть нужно что-то большее. Что ей самой это нужно.
Масштаб своей ошибки Реджина поняла, когда Эмма решительно переключилась на другую девушку, или во всяком случае попыталась. Прокурор испытала давно забытые ею чувства: ревность и боль, страх остаться снова одной. Все эти дни, когда брюнетка старалась убедить себя в том, что они с офицером по-прежнему хорошие подруги, Миллс испытывала ужасную тоску по нежным прикосновениям блондинки, по её хриплым стонам на ухо, по вкусу её губ. Реджина чувствовала общую необходимость остаться для Свон незаменимой. Единственной.
Очевидность собственных чувств прокурора больше не казалась ей чем-то постыдным. Она влюбилась в Эмму, но не потому, что нуждалась в том, чтобы любить кого-то. Офицер просто «случилась» с ней. Она стала для брюнетки кем-то, в ком на самом деле Миллс так ужасно нуждалась, сама того не осознавая. Реджина показала блондинке всю ту тьму, что скрывалась в ней, но Свон, даже после всех ссор и недопониманий, продолжала смотреть на неё, будто на Солнце. Эмма, которая поразила прокурора своими ясными глазами всего за секунду в здании суда, стала единственной, кто посмотрел в глаза демонам в сознании брюнетки, и улыбнулась им. Офицер полюбила в Миллс всё то, чего, как думала Реджина, та будет бояться.
Прокурор настойчиво ворвалась языком в рот блондинки, дразня, провоцируя, заводя. Свон шумно выдохнула, зарылась руками в волосы брюнетки, притягивая её к себе ещё ближе, хотя, казалось, что между ними исчезло любое пространство. Она чувствовала собственной грудью, как колотится сердце Миллс в грудной клетке напротив, как дыхание Реджины рваными отрезками согревало лицо, чувствовала улыбку полную облегчения на губах прокурора сквозь поцелуй.
Их языки сплелись, поцелуи стали непристойными, грязными, изголодавшимися и отчаянными. Брюнетка не сдерживалась, кусая и посасывая губы Эммы, пока сама офицер царапала ногтями нежную кожу спины Миллс. Блондинка даже сама не заметила, как забралась руками под водолазку Реджины, касаясь пальцами разгорячённой кожи. Такая мягкая, такая обжигающая, такая до боли родная. Прокурор довольно замурчала, поощряя действия Свон, когда руки Эммы скользнули вниз, спускаясь на ягодицы, обтянутые плотной тканью брюк, и уверенно сжали их в ладонях.
Офицер задохнулась от собственных эмоций и бушующего внутри пожара, когда брюнетка, намотав на кулак длинные волосы на затылке блондинки, потянула их вниз и заставила Свон выгнуться в спине, откинув голову назад. Миллс прикусила нижнюю губу Эммы, оттягивая её зубами, срывая первый всхлип. Реджина отстранилась, изучая потемневшим от желания и животной похоти взглядом покрасневшее лицо офицера, и неожиданно нежно улыбнулась. Блондинка же нашла в себе силы не прерывать зрительного контакта с глазами прокурора, когда та ещё раз провела большим пальцем по истерзанным и припухшим от яростных поцелуев губам Свон. Эмма тесно прижималась к брюнетке. Она была горячей, и её жар проникал в Миллс, как июньское солнце.
Реджина медленно наклонилась к лицу офицера, соприкасаясь с ней носами, и провела языком по покусанной губе, зализывая небольшую ранку, словно извиняясь. Мощный разряд прошиб блондинку, заставив содрогнуться в руках брюнетки. Прокурор хищно облизнулась, отстраняясь.
Зелёные глаза Свон казались необычайно яркими от нахлынувших эмоций. Она смотрела на брюнетку с восхищением, нежностью, обожанием и желанием, заставляя ту почувствовать себя необходимой, не просто женщиной, а каким-то божеством. Так на Миллс смотрели только эти зелёные глаза.
Реджина отстранилась от Эммы, преследуемая внимательным жгучим взглядом, и плавно поднялась с дивана, не разрывая зрительного контакта с офицером. Она протянула блондинке руку, и та немедленно вложила пальцы в протянутую ладонь. Прокурор рывком заставила Свон встать с дивана, глядя на неё снизу-вверх. Эмма тяжело дышала, её глаза бегали по лицу брюнетки в ожидании и откровенном желании. Миллс победила: офицер сдалась, она снова может делать с её гибким и подтянутым телом всё, что захочет.
Реджина закусила губу, широко улыбаясь, демонстрируя ряд острых зубов. Она неторопливо повела блондинку в спальню, минуя небольшой коридор, не встречая абсолютно никакого сопротивления. Свон следовала за ней, как мотылёк за огоньком, не боясь обжечься.
Прокурор закрыла за ними дверь, не включая свет, и судорожно выдохнула, когда Эмма, обняв её со спины, уткнулась носом в чувствительное место за ушком, втянула в лёгкие запах чёрных волос и поцеловала в шею, скользнув губами по линии челюсти брюнетки. Миллс не смогла скрыть счастливую улыбку, повернув лицо навстречу требовательным губам офицера. Блондинка обхватила ладонями лицо Реджины, разворачивая её к себе, и подарила полный нежности и трепета поцелуй, разливая тепло по всему телу прокурора. Своим поцелуем Свон словно впечатывала в сознание брюнетки одну единственную истину: Миллс никогда не почувствует ничего подобного к кому-то ещё.
Реджина с готовностью ответила на поцелуй Эммы, с естественной уверенностью пробираясь пальцами под ткань свитера офицера. Прокурор очертила языком контур тонких розовых губ и отстранилась, стягивая через голову блондинки свитер. Брюнетка закусила губу, скользнув взглядом по подтянутому прессу Свон, переводя взгляд выше на спортивный зелёный лифчик, она безумно захотела ощутить на языке вкус этой молочной кожи. Миллс тяжело сглотнула в предвкушении, поток воздуха застрял где-то в лёгких, когда она подняла глаза вверх, осматривая горло Эммы, ярко выраженные ключицы, ведущие к изящной лебединой шее, которая терялась в распущенных спутанных золотистых волосах.
Она прекрасна. Реджина никогда не видела никого красивее.
Офицер коснулась щеки прокурора, почти невесомым движением убирая чёрную прядь за ухо, открыто любуясь. Зелёные глаза скользили по лицу брюнетки, словно заново изучая заученное наизусть любимое лицо. Миллс никогда не думала, что заслужит столько заботы и обожания, которые способны дать лишь эти внимательные глаза. Блондинка склонилась к Реджине, провела кончиком языка по шраму на верхней губе прокурора, пока её собственные губы не сомкнулись на нём в трепетном поцелуе.
Брюнетка была готова задохнуться от счастья. В руках Свон она снова оказалась дома.
Миллс скользнула языком между губ Эммы, провоцируя на более глубокий поцелуй, и тут же получая желаемое. Офицер прижала Реджину к себе, пока та, медленно провела руками вверх по спине блондинки, цепляя пальцами застёжку лифчика. Они не проронили ни слова, когда верхняя часть нижнего белья Свон упала на пол.
Эмма отстранилась, позволяя прокурору лучше рассмотреть себя. Обжигающий взгляд скользнул по аккуратной небольшой груди офицера, а затем вернулся к зелёным глазам. Брюнетка сделала шаг вперёд, касаясь пальцами талии блондинки, кожа Свон тут же покрылась мурашками под подушечками пальцев. Пухлые губы впились в девственную бледность шеи Эммы, намереваясь оставить на ней свои следы, отметить офицера, показать всем, кому она принадлежит. Миллс скользнула поцелуем по нежной коже блондинки, почувствовав бешенную пульсацию жилки, бьющейся в такт неугомонному сердцу. Реджине вдруг ужасно захотелось оставить свой отпечаток и на самом сердце Свон. Прокурор впилась в это место зубами, втягивая кожу, посасывая чувствительный участок, а затем ласкающим движением языка приглушила тягучую боль, стоном сорвавшейся с губ Эммы.
Офицер не отстранилась, только склонила голову на бок, открывая брюнетке новое пространство, предлагая ей больше территории, которую та хотела захватить. Миллс провела ногтями вверх по рёбрам блондинки, а затем и вовсе накрыла её грудь ладонями. Она уверенно сжала нежные округлости, устроив большие пальцы поверх напряжённых сосков. Раздался протяжный стон. Реджина усилила давление ладоней, сжимая груди, которые так идеально подходили по размеру её рукам. Свон дёрнулась и снова застонала. Прокурор улыбнулась Эмме в шею, пощекотав дыханием накалённую кожу.
Брюнетка зажала соски офицера между большим и указательным пальцами, слегка прокручивая их, сжимая, играя. Блондинка впилась пальцами в плечи Миллс, дыхание смешалось с тихими стонами, её ноги подкашивались от возбуждения и желания скорой разрядки. Она настолько изголодалась по прикосновениям Реджины, что готова была кончить, не дойдя до кровати. Прокурор была той, кого Свон желала не только телом, но и сердцем, поэтому от умелых и знающих ласк брюнетки плавилась сама душа Эммы. Миллс самозабвенно исследовала губами и языком шею офицера, спускаясь ниже, оставляя после себя влажную дорожку. Она вдыхала запах кожи блондинки, впитывая его в себя, словно губка.
Свон принадлежит ей. Именно эта мысль билась в сознании Реджины.
Оставив алый засос над правой ключицей Эммы, прокурор ещё раз сжала грудь офицера в руках, а затем сместила ладони верх и пихнула блондинку в сторону кровати. Свон попятилась назад, пока её ноги не упёрлись в край матраса, и послушно опустилась на край кровати. Эмма облизнула губы в предвкушении, не отрывая внимательного взгляда от брюнетки.
Офицер попыталась сравнить Миллс из здания суда пять лет назад, и Реджину стоящую перед ней сейчас. Пять лет — не слишком большой срок, но разница налицо. Годы были прокурору к лицу. Она стала ещё эффектнее, ещё желаннее, ещё опаснее. Блондинка не могла аргументировать своё рассуждение, но не стала списывать со счетов тот факт, что и её собственные чувства к брюнетке за эти годы лишь увеличились, укрепились, укоренились в сознании и сердце. Банальная влюблённость в Миллс превратилась во что-то более глубокое. Что-то, что останется со Свон до самого конца.
Реджина дала себе минутку, любуясь полуобнажённой Эммой. В полумраке комнаты единственным источником света был тот самый уличный фонарь, лучи от которого проникали сквозь полу-распахнутые занавески. Его желтоватый свет очерчивал силуэт офицера, придавая её взлохмаченным локонам особое медовое сияние. Прокурор готова была поклясться, что видит перед собой ангела. В этом свете она различала всё: каждый волосок на теле блондинки, сияние зелёных глаз в темноте, неровный темп вздымания груди…
Брюнетка двинулась к Свон, попутно проводя рукой по висящей на дверце шкафа полицейской форме. Изящные пальцы мгновение поиграли с тёмной грубой тканью. Эмма проследила за движением Миллс и заинтересованно улыбнулась, понимая, что Реджина сняла с вешалки галстук из твёрдой тёмно-синей ткани. Прокурор плавно подошла к офицеру, коснулась её лица, приподняв волевой подбородок блондинки и заглядывая в зелёные глаза. Она наклонилась к губам Свон, подарив долгий ленивый поцелуй, всасывая себе в рот язык Эммы.
И, о боже милостивый, брюнетка умела целовать так, словно занималась любовью с языком офицера. Столько чувственной страсти могла дать блондинке только Миллс.
Реджина медленно отстранилась, продолжая смотреть Свон в глаза. Эмме не нужно было спрашивать. Она точно знала, чего ждёт от неё прокурор. Офицер поспешно избавилась от носков и домашних штанов, забираясь повыше на кровать и поднимая руки над головой. Все свои действия блондинка сопровождала непрерывным зрительным контактом с глазами брюнетки. Свон доставляло немалое удовольствие понимание, насколько частым стало дыхание Миллс, урывками слетающее через приоткрытые губы. Взгляд тёмных глаз казался Эмме почти физически-ощутимым. Они касались её, ласкали, облизывали. Ради этих глаз офицер сделает всё, что угодно.
Реджина улыбнулась блондинке — хорошая девочка. Свон всегда была открыта к любым экспериментам прокурора, соглашалась на все игрушки и «инвентарь», которые были у брюнетки в арсенале. Миллс впервые встретила девушку, которая не задавала вопросов, а просто наслаждалась.
Реджина тоже забралась на кровать, нависая над Эммой, и уверенными отточенными движениями зафиксировала галстуком руки офицера на спинке кровати. Прокурор несколько раз дёрнула за край галстука, проверяя надёжность узла, и удовлетворённо ухмыльнулась, кинув игривый взгляд на блондинку. Брюнетка, повинуясь душевному порыву, подарила Свон ещё один долгий поцелуй прежде, чем сойти на пол.
Миллс через голову сняла синюю водолазку, небрежно бросив ненужный атрибут одежды в другой конец комнаты. Она скользнула заискивающим взглядом в сторону Эммы, медленно расстёгивая на себе брюки и наслаждаясь желанным вниманием. Зелёные глаза не отрывались от ловких движений длинных пальцев. Сначала пуговица, потом молния, и вот брюки упали на пол. Реджина осталась стоять перед офицером в белом кружевном белье, который просто удивительно контрастировал со смуглой кожей прокурора. Брюнетка знала, что эта обездвиженная блондинка обожала белый цвет на ней.
Миллс подошла к послушной связанной Свон, возвращаясь на кровать. Она перекинула ногу через Эмму, оседлав её бёдра, и гордо вскинула подбородок. Реджина словно требовала, чтобы офицер смотрела только на неё, не отрываясь. Она не терпела неповиновения. Жар заструился по венам блондинки, скапливаясь прямо между ног. Свон медленно выдохнула и восхищённо улыбнулась. Она не позволит себе отвести взгляд.
Насыщенные тьмой волосы прокурора в темноте казались воплощением всего самого мрачного. Они обрамляли идеальный овал лица, дымкой спускаясь на обнажённые плечи и шею. Несколько прядей упали брюнетке на лоб, скрывая лицо, но дикий блеск в карих глазах всё равно был хорошо различим. Пухлые губы с очень стойкой красной помадой изогнулись в довольной ухмылке.
Эмме казалось, что всё внутри неё переворачивается и смещается, сердце грозится сломать рёбра изнутри и вырваться наружу. Офицер поняла, насколько ошибалась, пытаясь забыться в ком-то другом. Миллс забыть было невозможно.
Реджина склонилась к блондинке, поглаживая пальцами высокую скулу, и томно поцеловала розовые губы. Сначала медленно, затем чуть более властно. Чувственный поцелуй быстро превратился во что-то неописуемое, когда Свон послушно впустила язык прокурора, позволяя ему хозяйничать у себя во рту. Эмма выгибалась и стонала в рот брюнетки, задыхаясь от экстаза, мысленно моля о большем.
Миллс прикусила подбородок офицера и скользнула губами ниже, целуя ранее оставленные ею отметины на бледной шее. Блондинка шумно дышала, шевелила губами, но ни звука не слетело с её языка. Реджина собиралась наказать Свон за упрямство, собиралась присвоить её себе полностью. Прокурор не выпустит Эмму из спальни, пока не получит желаемое.
Прикусив выступающую ключицу, брюнетка вернулась к взывающей к ней чувствительной груди. Миллс из-подо лба заглянула офицеру в глаза и медленно втянула в рот розовый сосок. Блондинка громко вскрикнула, галстук на её запястьях натянулся, врезаясь в кожу. Реджина хищно улыбнулась, лаская языком, посасывая, кусая. Лучшая пытка, от которой Свон не побоится попрощаться с жизнью.
Прокурор провела руками по напряжённым предплечьям Эммы, чувствуя силу их мышц, перешла на плечи, заменяя подушечки пальцев ногтями и ладонями. Переключившись на второй сосок, она резко прикусила его, заставив офицера от неожиданности вскрикнуть и тихо зашипеть от сладкой боли. Брюнетка ласкала сосок языком, в то же время одаривая блондинку таким количеством нежных и мимолётных прикосновений, будто Свон была всем миром для Миллс. Эмма знала, как никто, что Реджина любит комбинировать боль и удовольствие на совершенно новом уровне. Прокурор провела руками вниз по рёбрам офицера, оставляя после себя тонкие царапины, которые обещали скоро исчезнуть, не оставив и следа, но с брюнеткой можно было быть уверенной, она проложит новые маршруты.
Руки Миллс остановились на бёдрах блондинки, призывно их сжимая. Она чувствовала, как Свон непроизвольно толкается тазом вверх, ища прикосновений там, где она больше всего хотела, там, где Реджина была больше всего нужна. Но прокурор не спешила, заставив Эмму разочарованно и отчаянно прикусить губу. Вероятно, офицер переборщила с укусом, теперь ощущая горький привкус металла на языке. Брюнетка приподнялась, пробираясь пальцами под резинку трусиков блондинки, и медленно потянула их вниз. Нижнее бельё соскользнуло с гладких длинных ног Свон, упав на пол.
Миллс окинула полностью обнажённую Эмму довольным взглядом. Карие глаза очертили стройное тело и остановились между ног офицера, где уже поблёскивали ожидающие прикосновений Реджины соки. Прокурор помнила их вкус на своих губах, знала их запах. Брюнетка призывно облизнулась, её сердце ускорило ритм. Ей не терпелось наброситься на блондинку, но Миллс старательно себя сдерживала. Свон заслуживала большего, не быстрого траха. Она была достойна всего, что только Реджина могла ей предложить. Прокурор хотела стоять перед Эммой на коленях, доказывать значимость офицера для себя, медленно и чувственно.
Брюнетка завела руки за спину, расстёгивая свой бюстгалтер. Его лямки медленно соскользнули с тонких плеч, зацепившись за возбуждённые соски, а затем сам бюст упал на простыни между ног блондинки. Роскошная и упругая грудь Миллс тут же завладела голодным взглядом Свон.
Эмма немного дёрганным и нетерпеливым движением спихнула бюстгалтер на пол, вызвав довольный оскал Реджины. Прокурор снова оседлала офицера, медленно опускаясь на неё всем телом. Когда их обнажённые тела соприкоснулись, тихие стоны сорвались с губ обеих. Блондинка выгнулась дугой, плотнее прижимаясь к обнажённой и мягкой груди брюнетки. Миллс была так близко, руки Свон дёрнулись от желания прикоснуться к ней, тёмная ткань врезалась в запястья, тут же напоминая о туго-затянутом галстуке. Носы женщин соприкасались, они делились тёплым воздухом, жадно вдыхали его, пробовали на вкус.
Реджина была для Эммы видением, демоном порока и богиней во плоти. Да пусть весь мир сгорит в огне, если этого захочет прокурор — офицер лично принесёт спички и канистру с бензином. Всё, что угодно для неё. Блондинка скользнула взглядом по лицу брюнетки, задержавшись на милом любимом шрамике. Изъян, который стал для Свон совершенством. Эмма так долго смотрела на губы Миллс, что та сжалилась, потянувшись навстречу. Теперь уже офицер первая впилась поцелуем в насмешливую улыбку Реджины, выражая весь свой голод через этот порыв.
Прокурор отстранилась только, чтобы шумно вздохнуть. Поцелуи блондинки часто оставляли её бездыханной. Брюнетка снова коснулась лица Свон, большим пальцем надавила на подбородок Эммы, заставляя ту приоткрыть рот, а затем поднесла к её губам указательный и средний палец. Зелёное пламя вспыхнуло в глазах напротив. Офицер провела языком по всей длине пальцев, вбирая их в рот, посасывая, царапая зубами. Миллс восхищённо смотрела за манипуляциями блондинки, понимая, что готова наблюдать за ней снова и снова, любуясь, совращая. Реджина невольно сжала ногами бёдра Свон, ощущая подушечками пальцев шероховатую текстуру юркого языка Эммы.
Прокурор выровнялась, сместившись с бёдер на живот офицера. Она завела одну руку за спину, направив её между ног блондинки, и скользнула пальцами по влажным половым губам Свон, а вторую руку запустила к себе в трусики, лаская себя теми пальцами, что побывали у Эммы во рту. Ничего более порочного и сексуального офицер в жизни не видела: как выгибающееся идеальное стройное тело брюнетки, приготавливающее себя для блондинки. Свон судорожно сглотнула.
Эмма совсем перестала дышать, наблюдая, как Миллс открыто ласкает их обеих, царственно глядя на неё испод полуопущенных ресниц. Офицер ахнула, когда пальцы Реджины точным движением легли на чувствительный бугорок и слегка надавили, доказывая блондинке, что только прокурор знает её тело лучше всех. Только она может делать с ней всё, что захочет, и была права.
Свон изо всех сил старалась держать глаза открытыми и сосредоточенными на брюнетке. Пальцы Миллс с проворностью пианиста кружили на клиторе Эммы, надавливая, лаская, массируя. Офицер была настолько мокрой, что Реджина не встретила никакого сопротивления своим прикосновениям. Она игриво опускалась ниже ко входу блондинки, но не проникала внутрь, а затем возвращалась обратно к клитору. Свон выгибалась, уже не сдерживая стоны, почти хныча, подаваясь навстречу движениям прокурора, уже не умоляя, а требуя большего.
В глазах Эммы то темнело, то становилось слишком ярко. В горле пересохло от громких стонов, руки болели от туго затянутого галстука и не контролируемых попыток офицера высвободиться. Блондинка готова была отдать душу ради возможности прикоснуться к терзающей её брюнетке.
Миллс томно прикрыла глаза, повторяя те же самые движения у себя между ног. Её трусики уже давно намокли, Свон чувствовала их горячую влагу своей кожей и теряла от этого голову. Реджина тяжело и часто дышала, выгибаясь на ней. Хриплое дыхание на грани рычания сводило Эмму с ума. В какой-то момент прокурор намеренно резко надавила на клитор офицера, и имя брюнетки молитвой сорвалось с губ блондинки.
— Реджина.
Её голос превратился в стон. Только Свон могла подвести Миллс к оргазму, просто назвав по имени.
Реджина впилась тёмными глазами в лицо Эммы. Она закусила губу до боли, понимая, что сама больше не в силах мучать обеих. Прокурор хотела большего, и офицер готова была это дать. Брюнетка отстранилась, приподнимаясь с блондинки и сорвав с её губ протестующее мычание, и потянулась к прикроватной тумбочке, доставая из верхней полки небольшую баночку с дозатором, которую когда-то сама туда и поместила. Насколько Миллс помнила, Свон так и не успела воспользоваться этим чудо изобретением двадцать первого века.
Реджина снова устроилась между ног Эммы, вынуждая ту согнуть их в коленях. Она провела рукой по спортивной икре офицера, чувствуя скрытую силу под кожей. Плоть блондинки горела от прикосновений прокурора, как от раскалённого железа. Пульсация между ног Свон только усилилась. Она нервно сглотнула, наблюдая как брюнетка открывает картонную коробочку, откручивает чёрную крышечку и подносит к носу бутылёк, вдыхая аромат. Хитрая кошачья улыбка медленно расползается по пухлым губам, пока Эмма нетерпеливо смотрит на неё. Миллс выгнула бровь, встречаясь с яростным взглядом зелёных глаз офицера.
Что ты делаешь? Пожалуйста, я на грани! — Хотелось простонать блондинке.
Вместо ответа или каких-либо пояснений, Реджина медленно разомкнула губы, поднося бутылёк ко рту, и демонстративно выдавила несколько щедрых капель вязкой жидкости на кончик собственного языка. Таинственный бутылёк затерялся в складках помятого одеяла и простыни. Прокурор опустила ладони на колени Свон, с небольшим усилием раздвигая их в стороны в чудесно-греховном и порочном действии, с демонической ухмылкой на приоткрытых губах. Карие глаза сфокусировались на лице Эммы, пока сама брюнетка плавно опускалась на матрас, устраиваясь между раздвинутых ног офицера с хищным блеском в глазах.
Блондинка сладко застонала, когда Миллс без прелюдий провела языком по всей длине половых губ Свон, нанося таинственную субстанцию языком на чувствительный клитор. Горячий язык задел комок нервов, нарисовал окружность вокруг него, не обделяя вниманием нежную кожу уздечки. Реджина не останавливаясь ласкала и вылизывала нежные складки Эммы, крепко держа её за бёдра и слушая протяжные стоны, не покидающие розовых губ. Офицер бормотала что-то нечленораздельное, мечась по подушке, пока не почувствовала тот самый эффект от таинственной субстанции. Лёгкая вибрация на клиторе отдавалась дрожью во всём теле, сопровождаемая ненавязчивым холодком и беспощадными движениями языка прокурора.
Брюнетка успела сотню раз пожалеть, что не перетащила часть своих любимых игрушек на полочку в шкаф блондинки. Её стоны были настолько тягучими и громкими, что Миллс невольно подумала о том, что было бы неплохо разбавить их редкими шлепками плети или стека. Прямо по лобку, глядя в изумлённые глаза. Но ничего, в следующий раз Реджина точно озадачится этим вопросом.
Прокурор была очень внимательна к Свон. Её острый язык кружил вокруг чувствительного узелка Эммы, губы ласкали влажные складки, задевая клитор зубами. Иногда брюнетка вбирала его в рот целиком, посасывая, поглаживая языком, звучно выпуская наружу. Повторяла это снова и снова. Миллс то ослабляла, то усиливала давление языка на клитор офицера, неотрывно следя за реакцией самой блондинки, откровенно наслаждаясь видом. Щека Реджины тёрлась о внутреннюю сторону бедра Свон, ладонь легла на твёрдый живот, слегка надавливая, чтобы придержать, а язык ловко скользнул ко входу.
Эмма громко всхлипнула, когда язык прокурора, не церемонясь, уверенно вторгся в неё. Брюнетке пришлось приложить чуть больше усилий, страстно сжимая длинными пальцами бледную кожу, чтобы удержать бёдра офицера в относительно неподвижном состоянии. Миллс начала откровенно трахать блондинку языком, пока субстанция продолжала делать своё дело на клиторе и по всей слизистой оболочке вагины Свон, вибрируя в ней. Жар проник в самую сердцевину Эммы. Горячий, молниеносный, электризующий.
Реджина могла слушать стоны и гортанные крики офицера на повторе. Могла ощущать только её вкус на языке до скончания жизни. Могла дарить блондинке оргазм за оргазмом двадцать четыре часа в сутки, если бы только могла. Как бы она хотела сейчас проделать все те же манипуляции со Свон страпоном, чтобы иметь возможность прижимать её к себе обеими руками, утыкаться носом в спутанные волосы и не переставать двигаться в Эмме, пока та судорожно хватается за кожаные ремешки-крепления на бёдрах прокурора, направляя её движения, принимая всю длину.
Чёрт! Брюнетка чуть сама не кончила, просто визуализировав эту картинку. Никого другого на месте офицера даже представить не могла. Только её блондинка, только эти искусанные розовые губы, только её ангельское лицо.
— Реджина! Прошу…
Боже, как же она умоляет!
Миллс оторвалась от своего занятия и потянулась к Свон, вовлекая ту в требовательный, не терпящий возражений властный поцелуй. Эмма простонала прямо в рот Реджине, жадно вбирая в себя её язык. Офицер сходила с ума от вкуса собственной смазки и хвойного жидкого вибратора на языке и губах прокурора. Брюнетка снова обхватила зубами нижнюю губу блондинки, посасывая её и оттягивая.
Свон шумно выдохнула, когда Миллс провела языком под её подбородком прежде, чем пососать нежную кожу чуть ниже уха. Реджина намеревалась и там оставить зримое напоминание о своих правах на Эмму: её тело, сердце, душу. Это заставило офицера задрожать, всё тело покрылось мурашками. Блондинка чувствовала бешеную потребность в прокуроре, остро ощущала собственную влажность между ног, до сих пор ноющий от языка брюнетки клитор. Её разум был переполнен Миллс, она была в каждом вздохе, в каждом движении ресниц, в каждом прикосновении.
Свон обхватила ногами бёдра Реджины, не давая той отстраниться. Эмма почти бешено вглядывалась в глаза прокурора, всем своим видом выражая, что больше не может терпеть. Брюнетка хрипло рассмеялась, аккуратным ногтем указательного пальца проводя под подбородком офицера, царапая мышцы шеи. Как же она понимала нетерпение блондинки.
— Пожалуйста, — взмолились розовые губы.
Миллс снисходительно улыбнулась, направив руку прямо между ног Свон. Всего мгновение, и сразу два пальца легко вошли в горячее лоно Эммы, чувствуя, как нежные стенки с готовностью принимают своего мучителя. Беззвучный крик заставил офицера выгнуться в спине, прижимаясь к разгорячённому телу напротив, чем Реджина тут же воспользовалась, прихватив блондинку за талию и впиваясь грубым поцелуем в шею Свон. Прокурор начала уверенно и быстро двигаться внутри Эммы, доставая пальцы полностью и снова вводя их до упора. Брюнетка не останавливала свои движения ни на секунду. Она не просто входила в офицера, а возвращалась домой.
Миллс не могла позволить себе остановиться. Толчки за толчками делали крики блондинки всё громче, бледные пальцы впивались в ткань галстука, бёдра поддавались навстречу движениям Реджины.
Прокурор не целовала, она побеждала Свон, побеждала всех потенциальных партнёров Эммы, разнося их в пух и прах. Офицер никогда не найдёт никого, кто хотя бы на шаг приблизится к тому, чтобы заставить её летать так, как это делает брюнетка. Миллс целовала блондинку глубоко, гармонируя грубыми укусами и нежными касаниями языка. И Свон сдавалась, покорялась ей, сходила с ума от своей беспомощности и невозможности впиться в эти смуглые лопатки пальцами, чтобы притянуть ещё ближе.
Эмма захныкала, когда Реджина замедлилась, добавляя глубоким движениям пальцев немного плавности, продолжая томно и игриво покусывать нижнюю губу офицера. Блондинка откинулась назад, задыхаясь, хватая ртом воздух, сильнее сжимая натянутую ткань галстука. Она чувствовала напряжение и власть в сильных руках, руководящих всем ансамблем, силу пальцев, работающих в ней. Глаза заволокло пеленой наслаждения.
Пальцы прокурора сгибались и скручивались внутри Свон, задевая самую чувствительную точку. Эмма уже не сдерживалась, она кричала и стонала до хрипоты, и брюнетка хотела, чтобы её услышали все, чтобы все знали, что Миллс с ней делает. Движения Реджины стали резче, жёстче, отрывистее. Пальцы свободной руки прокурора впились в тазовые кости офицера, придавая ритм хаотичным движениям бёдер блондинки навстречу своим ласкам. Брюнетка не переставала срывать поцелуи с губ Свон вместе со стонами, понимая, что сама уже на грани просто от мелодичности Эммы и её послушной податливости.
Офицер уже саму себя не помнила от взрыва собственных эмоций и чувств, от ощущений между своих ног, внутри себя. Миллс была везде, была внутри неё. У блондинки перехватило дыхание, рот судорожно втягивал столь необходимый кислород в ноющие от сладкой истомы лёгкие.
Уголок губ Реджины изогнулся в кривой улыбке, соответствуя поднятию её брови в проявлении насмешливого высокомерия, подстёгивая и ещё больше распаляя Свон. Взгляд прокурора заставлял Эмму почувствовать себя желанной, и офицер искренне хотела, чтобы ею наслаждались эти пытливые глаза и голодные губы.
Когда брюнетка ввела в блондинку третий палец, по очереди задевая ту самую точку на внутренней стенке Свон, словно печатая какое-то секретное послание на клавиатуре, она намеренно опустила большой палец на клитор, синхронизируя свои движения. Эмма забилась в оргазме, хриплый вздох сорвался с потрескавшихся губ, глаза закатились. Но даже тогда Миллс не остановилась, продолжая двигаться, но уже медленнее, мягче, словно успокаивая гибкое и подтянутое тело под ней. Влажные стенки сжались вокруг длинных пальцев, тело офицера пронзило разрядом, в глазах потемнело. Лёжа под Реджиной и наслаждаясь тяжестью её тела, блондинка задавалась вопросом, сможет ли она когда-нибудь получить
достаточно теперь, после прокурора? Кто-нибудь сможет заполнить её так же?
Алые губы брюнетки вернулись к губам Свон. Миллс была одержима тем, что целовала Эмму, затаившую дыхание от её внимания. У офицера кружилась голова, но зелёные глаза горели, как раскалённые угли. Реджина медленно достала из блондинки пальцы под судорожный вздох последней. Она чувственно по очереди облизнула каждый палец, зная, что Свон не может оторвать от неё взгляда. Прокурор простонала от вкуса оргазма Эммы на своём языке.
— Развяжи меня, Реджина.
Брюнетка заинтересовалась несвойственными офицеру повелительными нотками в охрипшем от криков и стонах голосе. В низу живота Миллс предательски заныло от предвкушения ответного внимания блондинки, которым та никогда не обделяла её. Реджина помедлила, любуясь раскрасневшейся и удовлетворённой Свон напротив. Эмма даже не представляет, насколько прекрасна в глазах прокурора.
Брюнетка понимала, что никогда не позволит кому-то прикасаться к её офицеру так, как только что это делала она сама. Миллс с непривычной для себя нежностью улыбнулась блондинке и, приподнявшись, исполнила её просьбу. Можно считать, что Реджина сама изобрела этот изощрённый узел специально для тонких запястий Свон.
Как только тёмно-синяя ткань соскользнула с рук Эммы, прокурор почувствовала укол вины, когда карие глаза зацепились за красные полосы на молочной коже офицера. На завтра запястья блондинки будут украшать продолговатые синяки, как напоминание о ночи с брюнеткой, о её ревностной попытке отметить Свон всеми доступными ей способами.
Миллс тяжело сглотнула, но сердце отказывалось подчиняться разуму, не переставая бешено биться в груди. Она уже была готова рассыпаться на части, у Эммы не займёт много времени, чтобы довести её до края. Кожа Реджины всё ещё горела, низ живота пылал, а между ног было настолько влажно, что наутро офицеру определённо придётся отправить простыни в стирку.
Прокурор приоткрыла рот, чтобы извиниться, но её слова утонули в неожиданном напоре поцелуя блондинки. Брюнетка не ожидала, что у Свон останется ещё столько сил и огня, чтобы требовательно притянуть Миллс к себе. Как только Эмма снова обрела контроль над собственными руками, пульс Реджины тотчас подскочил в предвкушении.
Офицер удовлетворённо выдохнула, зарываясь пальцами одной руки в чёрный шёлк волос прокурора, а второй рукой мягко касаясь её щеки. Она была как наркоман, получивший желанную дозу необходимого вещества. Блондинка преданно улыбалась сквозь поцелуй, заставляя брюнетку тоже почувствовать себя счастливой. Миллс с упоением ответила на поцелуй, наслаждаясь ощущением рук Свон на своём теле.
В этом заключался их прекрасный гармоничный контраст. Реджина обожала нежность и ласку, хотя умела выражать свои чувства только страстью и грубостью в то время, как Эмма была воплощением мягкости, тепла и лёгкости, но любила сладкую боль и наказывающую пытку, на которую сама не была способна. Поэтому эти двое были идеальным сочетанием в постели, они дополняли друг друга. Две противоположности: яркий свет и бездонная тьма.
С прокурором были страсть, яркость, фейерверк. С офицером были шелест, шёпот и шёлк.
Блондинка взяла в ладони лицо брюнетки и снова медленно поцеловала её, скользнув языком по внутренней стороне верхней губы Миллс. Свон вложила в этот поцелуй столько тепла и чего-то ещё более глубокого, согревающего каждый уголок сознания и сердца Реджины.
Прокурор не стала сопротивляться желанию Эммы перехватить инициативу в свои руки. Офицер всё ещё тяжело дышала, томно целуя пухлые губы брюнетки, жадно слизывая с них свои следы. Её острый язык пробежался по губам Миллс, словно спрашивая позволения, и Реджина тут же приоткрыла рот, позволяя блондинке исследовать его. Свон сплела их языки, не оставив даже самые тёмные уголки рта прокурора без внимания.
Эмма скользнула одной рукой по шее брюнетки, чувствуя ладонью пульсирующую жилку под смуглой гладкой кожей, второй рукой она продолжала перебирать мягкие локоны, лаская ногтями и пальцами кожу головы Миллс. Реджина почти мурлыкала от прикосновений офицера. Блондинка никогда до этого не ценила свои руки, как в этот момент. Она могла обхватить прокурора в кольцо своих рук и не выпускать.
Брюнетка нетерпеливо прикусила нижнюю губу Свон, заставив теперь уже Эмму весело рассмеяться. Миллс от неожиданности пискнула, когда офицер резко поменяла их местами, и повалила Реджину на спину, теперь уже нависала над ней, вжимая прокурора своим телом в матрас. Блондинка провела языком по своей истерзанной нижней губе, приковав к этому невинному движению острое внимание карих глаз. Всё её тело ныло, приятно горело, сладко горело, и всё благодаря брюнетке.
Свон убрала непослушные дикие пряди с лица Миллс, едва касаясь подушечками пальцев кожи. Казалось, будто какое-то признание крутится на языке Эммы, но та не позволяет ему сорваться с губ, из уважения к Реджине и страха снова всё испортить. Офицер смотрела на прокурора с благоговением и преданностью, от которых всё внутри брюнетки сжималось до размера крохотной монетки. Миллс не хотела признаваться, что желает услышать то, что блондинка так хочет ей сказать.
Реджина обвила руками шею Свон, притягивая её к себе ближе и шире разводя ноги в стороны, настаивая на своём приглашении и открыто предлагая Эмме себя. Руки офицера тут же накрыли бёдра прокурора, скользнув ладонями под ткань трусиков на ягодицы, и крепко впиваясь в них пальцами. У брюнетки была просто волшебная упругая задница, от которой у блондинки кружилась голова. Миллс потянулась за поцелуем, дразня своим дыханием розовые губы. Свон не сопротивлялась. Она обрушила на Реджину головокружительный поцелуй, медленно лаская языком язык прокурора.
Эмма отстранилась лишь затем, чтобы снять с брюнетки уже в край испорченные трусики и отправить в свободный полёт в другой конец комнаты, а затем снова прильнула к Миллс, устраиваясь поудобнее. Реджина вдыхала запах офицера, тихо постанывая от покачивающихся движений бёдер блондинки между своих ног, имитирующих соитие. Свон тёрлась лобком о влажные складки половых губ прокурора, целуя более жадно, мокро, грязно. Их тела плотно прижимались друг к другу, затвердевшие соски тёрлись друг об друга, срывая непристойные стоны, выраженные в смеси вздохов и всхлипов.
Теперь пришла очередь Эммы наказывать и ублажать любимую женщину, и она не хотела разочаровать её. Офицер заставит брюнетку простонать её имя. Блондинка хотела, чтобы Миллс смогла забыться, потеряться, растаять в её руках. Хотела стать для неё единственной хотя бы в этот раз.
Реджина сместила руки на лопатки Свон, царапая её спину, подаваясь бёдрами навстречу, подстраиваясь под заданный ритм. Эмма терзала губы прокурора, наслаждаясь брюнеткой, будто она была главным и единственным блюдом в меню. Офицер тоже умела дарить сладкую пытку, возвращая должок. Блондинка отстранилась, с ликованием отметив, что Миллс по инерции потянулась следом за ней, требуя повторения.
Такая нетерпеливая и требующая внимания…
Влажный язык лизнул губы Реджины, и Свон сместилась на шею прокурора, вкушая её кожу, как восточную сладость: медленно и неторопливо. Дальше. Ниже. Лаская языком ключицы, пощипывая губами кожу. Брюнетка застонала и выгнулась, грубо толкнувшись бёдрами в бёдра Эммы, понимая, что ещё немного и она расплавится в руках офицера. Блондинка поцеловала Миллс в ложбинку между грудей, в попытке затронуть даже сердце, ощущая губами его ритмичные удары.
Реджина задрожала от накрывших её трепетных эмоций. Свон была так медлительно нежна и ласкова, так мучительно прекрасна во всём, что она с прокурором делает. Брюнетка не хотела испытывать подобные ощущения с кем-то ещё и, после знакомства с Эммой, не позволяла себе даже думать об этом.
Офицер переключила своё внимание на грудь Миллс, сминая её губами, обводя языком ореолы сосков, всасывая их в рот через зубы, заставляя Реджину стонать, шипеть, и грязно ругаться сквозь гортанное рычание. Она сминала пальцами плечи блондинки, до боли впиваясь ногтями в молочную кожу. Свон скользнула руками вверх по рёбрам прокурора, пробежала пальцами по выступающим при глубоких вздохах косточкам, а затем проложила ногтями обратный маршрут до самых бёдер, подающихся навстречу.
Эмма сходила с ума от поцелуев брюнетки, чувствуя на её теле свой собственных запах. В попытках заклеймить офицера, Миллс сама оказалась помеченной блондинкой. Её пот, слюна, даже соки были на Реджине.
Прокурор запустила руку в золотистую гриву на затылке Свон, настойчиво притягивая её к себе обратно. Брюнетка приветствовала поцелуй Эммы, горячие прикосновение губ офицера к её собственным. Губы Миллс приоткрылись, когда терпеливый язык блондинки настоял на проникновении. Это было лениво и томно, наполнено невысказанными чувствами, пронизано надеждой. Свон снова поцеловала Реджину, пьянея и опьяняя. Они целовались самозабвенно, языки синхронно работали по чистой интуиции, зубы цепляли губы напротив.
Разорвав поцелуй, Эмма скользнула губами ниже по телу прокурора, прокладывая себе путь по шее, груди, смещаясь на рёбра. Офицер, устроившись на коленях между раздвинутых ног брюнетки, целовала каждую родинку на животе Миллс, царапала зубами слегка выступающие рёбра. Блондинка мягко опустила одну руку на шею Реджины, несильно, но твёрдо сжимая её, пока вторая рука скользнула ниже, прокладывая ногтями маршрут от груди до низа живота прокурора. Свон заглянула в глубокие глаза брюнетки, словив хорошо знакомый опасный огонёк, который так обожала. Миллс правой ладонью накрыла руку Эммы у своей шеи, чтобы контролировать силу захвата офицера, а левую опустила на плечо, впиваясь ногтями в лопатки. Реджина высокомерно вскинула бровь, бросая блондинке вызов, который та с готовностью приняла.
Ощущая Свон каждой клеточкой своего тела, прокурор поняла, насколько правильно было чувствовать Эмму повсюду. Это было интимно, не походило ни на что, что испытывала брюнетка до встречи с офицером. Это было по-настоящему. Было правдой.
Миллс почувствовала прилив крови и пульсацию во влагалище от этой простой мысли. Её возбуждал не столько секс, как-то, что этот секс именно с этой зеленоглазой блондинкой, которая знала её лучше всех. Свон стала для неё невинностью и грехом, бросая Реджину из крайности в крайность. Эмма не могла ей наскучить.
Прокурор скользнула рукой с плеча на шею офицера, чувствуя под пальцами шейные позвонки блондинки. Она нежно поцарапала кожу на затылке Свон, уловив её дрожь, пока сама Эмма выводила узоры на лобке брюнетки кончиками пальцев, оставляя только ей известное послание. Миллс вдохнула аромат кожи офицера и секса, глубоко втягивая его в лёгкие, чтобы как можно дольше наслаждаться ими.
Блондинка ласково раздвинула податливые складки половых губ Реджины, но не торопилась касаться набухшего клитора, мягко поглаживая область вокруг него, наслаждаясь влагой под подушечками пальцев. Свон впилась настойчивым поцелуем в чувствительные рёбра прокурора, жёстким и отчаянным, отдавая брюнетке всё то, что той было так нужно. Миллс громко застонала, содрогаясь, длинные пальцы запутались в золотистых волосах Эммы, — офицер знала её слабые места слишком хорошо. Блондинка накрыла ладонью клитор Реджины, надавливая на него, потирая, двигая рукой верх-вниз без пауз. Твёрдый чувствительный узелок упрямо упирался в ладонь, требуя более активного контакта. Стоны прокурора заглушили все мысли в голове Свон. Всё, о чём могла думать Эмма — горячий язык брюнетки, который всё глубже погружается во влажный жар рта офицера.
Миллс, всегда такая властная и командующая, сейчас подчинялась, подстраиваясь под жестокую игру блондинки с её клитором. Та чередовала давление ладони с точечными круговыми движениями гибких пальцев на чувствительном бугорке Реджины. Прокурор являлась воплощением упрямства от мозга до костей, но она уступала только Свон, позволяя розовым губам заявить свои права на неё, а острым зубкам заклеймить её кожу.
Брюнетка хотела показать Эмме, что ради неё готова меняться, готова уступать, готова отдавать больше, чем брать. Миллс пыталась подчеркнуть, что офицер — единственная, кому она безоговорочно может доверить всё, даже своё холодное сердце.
Когда из горла Реджины вырвалось сдавленное рычание, похожее на хриплый всхлип, блондинка сжалилась. Она покружила пальцами вокруг влажного входа прокурора, растягивая его стенки первыми фалангами пальцев. Брюнетка шумно дышала, крепко вцепившись пальцами в руку Свон на своей шее, усиливая давление и ощущая, как пальцы Эммы послушно сжимаются, а второй рукой беспорядочно шаря по шее и плечам офицера, теряясь в умелых и опытных ласках блондинки. Потеряв терпение, Миллс резко дёрнулась, насаживаясь на пальцы Свон, сладко простонав. И это был самый прекрасный звук на свете.
Эмма закусила губу и медленно ввела в Реджину два пальца сразу глубоко и до упора, насколько позволяла их длина. Офицер почувствовала, как тонкие нежные стенки влагалища сжались вокруг неё, заставив застонать уже саму блондинку. Свон блаженно улыбнулась, когда прокурор дугой выгнулась в спине, подставляя грудь под раскалённые поцелуи Эммы. Хриплое дикое рычание снова пощекотало ушную раковину офицера. Блондинка стала медленно двигаться в брюнетке, намеренно прижимая пальцы к верхней стенке лона Миллс, так, как та любит. Реджина вскрикнула, покачивая бёдрами в такт движениям Свон, помогая Эмме проникать ещё глубже.
Прокурор цеплялась за плечи офицера, громкие стоны чередовались со сдавленными криками. Блондинка сильнее сжала горло брюнетки, терзая её припухшие соски страстными поцелуями, на которые та громко реагировала рефлекторно, не задумываясь. Длинные пальцы с тёмным лаком царапали шею и лопатки Свон, подстёгивая её не останавливаться.
И как она могла поступить иначе? Эмма входила в Миллс снова и снова, чувствуя ноющую боль в мышцах. Офицер выпустила шею Реджины из захвата, вцепившись в изголовье кровати до побеления костяшек. Она нависла над прокурором, вглядываясь в её прекрасное лицо. Брюнетка обвила руками шею блондинки, притягивая к себе и влажно целуя. Её язык настойчиво переплетался с языком Свон, зубы Миллс дразнили ноющие губы Эммы. С каждым толчком Реджина словно брала на октаву выше, прижимаясь губами к уху офицера, обдавая его горячим прерывистым дыханием. Блондинка не ошиблась. Она не сможет отказаться от прокурора снова, никогда.
Свон скрутила пальцы внутри брюнетки, сконцентрировав свои прикосновения на алчном центре Миллс, и продолжила свои последовательные движения рукой, не разжимая пальцы. Яростный рык. Реджина выгибалась под прикосновениями блондинки, запрокинув голову, стонала на ухо Эммы, прикусив мочку острыми зубами.
— Эмма.
Её имя слетело с губ прокурора, как признание. Сердце офицера пропустило удар. Брюнетка была близко, так близко!
Блондинка села, увлекая Миллс за собой, не покидая пальцами разгорячённого влагалища Реджины. Прокурор оседлала бёдра Свон, сидя к ней вплотную и соприкасаясь лбами. Они дышали одним воздухом, грудь касалась груди, наслаждаясь максимальной близостью. Одно целое. Брюнетка вплела пальцы в золотистые локоны Эммы, глядя на неё испод полуопущенных ресниц. Её офицер с удивительными глазами и небесной улыбкой. Она хотела, чтобы блондинка заставила её бурно кончить. Миллс стала насаживаться на пальцы Свон, усиливая эффект от встречных движений руки Эммы.
У офицера перехватило дыхание от открывшейся перед ней картины. Реджина была настоящим видением. Между двумя идеальными полушариями груди образовалась испарина, чёрные волосы были перекинуты через одно плечо, открывая тонкую желанную шею. Прокурор продолжала опускаться на пальцы блондинки, её набухший клитор влажно и жёстко катался под ладонью Свон. Брюнетка впивалась в плечи Эммы, их приоткрытые губы едва соприкасались, а дыхание смешалось. Ни одна из них уже не понимала, кому какой стон и крик принадлежит. Угол проникновения пальцев офицера был болезненным, но стоил сладкой и необходимой притуплённой боли. Гибкое тело Миллс было восхитительным, её мышцы подтянуты и напряжены, заставляя блондинку желать их приласкать, желать трахать каждый дюйм тела Реджины, и Свон была загипнотизирована всем этим.
Мышцы вокруг пальцев Эммы стали пульсировать и сокращаться. Крики стали громче, отрывистее. Толчки глубже и стремительнее.
Пронзительный звук, который вырвался из самого недра прокурора, был грубым и грязным, и офицер почувствовала на своих пальцах волну возбуждения брюнетки, стекающего по костяшкам пальцев блондинки прямо на белые простыни. Но Свон продолжила трахать Миллс, пока её внутренние стенки продолжали сжиматься под рукой Эммы.
Реджина заглянула в глаза офицера, её взгляд горел, находясь на краю сладкого забвения. В них была сила, не похожая ни на что, с чем приходилось встречаться блондинке. Она зарождалась в прокуроре, заряжая Свон, заставляя ту буквально кончить следом за ней, просто от вида удовлетворённой женщины в своих руках.
Они замерли, застыв в объятиях друг друга. Брюнетка тяжело дышала, уткнувшись носом в шею Эммы и неосознанно накручивая на пальцы её светлые волосы, пока сама офицер чувствовала пальцами бешенный пульс внутри Миллс. Блондинка обвила свободной рукой талию Реджины, давая им обеим время прийти в себя. Свон мягко поглаживала пальцами поясницу прокурора, почувствовав, как та слегка выгибается, подставляясь под приятные прикосновения. Эмма тихо рассмеялась, когда брюнетка потёрлась носом за ушком офицера, несильно прикусив кожу под ним.
Хищная ласка, дикая нежность, жёсткая любовь — вот, что значит быть с Миллс в одной постели.
Реджина медленно отстранилась, продолжая играть с локонами блондинки, и та, воспользовавшись моментом, оставила нежный поцелуй в уголке губ прокурора, заставив ту лениво и почти сонно улыбнуться. Брюнетка была обессилена после яркого и бурного секса, одного из лучших на памяти Свон.
Эмма коснулась щеки Миллс, но та мягко перехватила её руку и быстро, почти невесомо, поцеловала алеющие полосы на запястье офицера. И этот жест был для блондинки дороже любого секса, даже самого необузданного. Это был акт заботы и нежности от Реджины, которая очень редко позволяла себе подобное.
Свон ответила ласковой улыбкой и медленно опустила прокурора обратно на подушки, пропахнувшие сексом, уставшие пальцы плавно покинули брюнетку. Миллс прикрыла глаза, её грудь тяжело вздымалась, а чёрные волосы змеились по белоснежной подушке. Богиня из плоти и крови. Эмму грела мысль, что запах Реджины ещё какое-то время будет витать в комнате, напоминая офицеру о чудесном вечере, провоцируя самые влажные ночные фантазии.
Блондинка легла рядом с прокурором, вслушиваясь в её частое дыхание, затуманенным взглядом глядя в потолок. Она всё ещё чувствовала брюнетку на кончиках пальцев. Не нужно было объясняться или что-то говорить, важно было лишь то, что рядом лежит Миллс, и всё в Свон отзывается на её присутствие. И не важно, что будет завтра. Не важно, что в этот раз придумает Реджина, чтобы снова обозначить границы. Не важно, что Эмме придётся сказать Терезе, чтобы разорвать их мимолётные отношения, ведь после этого вечера, она не сможет смотреть бедной девушке в глаза.
Офицер перевела взгляд в окно и тихо усмехнулась, наблюдая за плавным танцев одиноких снежинок. Метель закончилась. За окном самая настоящая зимняя сказка.
Блондинка почувствовала тёплое и мягкое прикосновение руки прокурора к своему запястью. Свон, не глядя, повернула ладонь, переплетая их пальцы. Она не видела, но знала, что брюнетка сейчас тоже улыбается. Эмма мысленно молилась всем известным ей богам, чтобы те остановили время, и позволили ей ещё немного вот так просто побыть рядом с Миллс. Потому что сейчас, с ней, офицер была невероятно счастлива.
— Знаешь, — через какое-то время нарушила тишину Реджина, насыщенным хрипотцой голосом. — Ты оказалась права.
— Права? — блондинка перевела взгляд на прокурора, любуясь её царственным профилем. Какая же она невероятная.
Брюнетка открыла глаза и повернула голову к Свон, несколько долгих секунд всматриваясь в её зелёные омуты. От этого взгляда Миллс в животе Эммы запорхали бабочки. Реджина улыбнулась офицеру, опустила взгляд на их сцепленные руки и принялась слабо поглаживать указательный палец блондинки подушечкой своего большого пальца. Тепло разлилось в груди Свон.
— Ты ведь правда в отношениях, Эмма, — прокурор снова посмотрела на офицера, с удивлением отметив, как напряглась блондинка всего за секунду. Её лицо застыло, взгляд потускнел. Свон была морально готова к очередной порции болезненного разочарования, которая вот-вот разрушит магию вечера. Брюнетка закусила губу и добавила уже тише, словно расскрывая Эмме самую страшную тайну: — Но теперь со мной.
Офицер растеряно моргнула, сердце остановилось. Она резко приподнялась на локте, шокировано глядя на Миллс сверху-вниз, бегая неверящим взглядом по её расслабленному лицу и спокойной мягкой улыбке, такой редкой, но исключительной. Реджина не сводила взгляда с глаз блондинки, выжидая.
— Что? — вопрос хрипом вырвался из самого сердца Свон, заставив прокурора терпеливо вздохнуть.
— Ты в отношениях со мной. Теперь и всегда. Предупреждаю сразу, Эмма, я собственница и ревнивица. Так что никаких подобных мне друзей с «привилегиями». Теперь только я.
Офицер не смогла сдержать нервную улыбку и рвущийся наружу счастливый смех. Она покачала головой, всё ещё не в силах понять, спит она или вдруг её мечта действительно стала явью. Блондинка почувствовала, как на глаза стали наворачиваться слёзы, но у неё совсем не было сил прятать их от брюнетки.
Она так давно хотела услышать эти слова от Миллс, что просто перестала верить, что когда-нибудь подобное чудо произойдёт. Это просто невозможно. Где-то есть подвох?
Свон сглотнула горький комок.
— Сколько вина ты выпила? — Эммы пыталась припомнить, как часто Реджина наполняла свой бокал.
— Я полностью трезва, — недовольно нахмурилась прокурор, обеспокоенная странной реакцией офицера. — Я бы не стала шутить о таком.
Решительность в голосе брюнетки заставила блондинку сильнее вцепиться в руку Миллс, в попытках удержать связь с реальностью. Реджина правда говорит ей всё это? Она хочет быть с ней? Сама?
Свон не представляет, что с ней будет, если вдруг прокурор сейчас рассмеётся ей прямо в лицо. Что если это всего лишь душевный порыв? Минутка слабости? Или брюнетке стало настолько жалко Эмму, что она решилась принять такую жертву?
— Не подумай, что я тебе не доверяю, но… Сможешь повторить мне это утром? — офицер постаралась напустить на себя спокойствие, но Миллс быстро раскусила её. Реджина слишком хорошо знала блондинку и её привычки, особенно, когда та лжёт.
Прокурор усмехнулась, блеснув белыми зубами. Она понимала, почему Свон сейчас не верит ей. Её сомнения вполне обоснованы, но брюнетка была готова дать Эмме время. Она потянулась к завороженному офицеру, обвив её шею второй рукой, притянула к себе и выдохнула той в самые губы, вглядываясь в любимую зелень глаз:
— Проверь, Эмма.
***
Раздражающая трель будильника заставила блондинку недовольно поморщиться. Она лениво приоткрыла один глаз, нащупывая кнопку выключения над ярким циферблатом электронных часов. Шесть утра. Пора вставать и плестись на работу. Нужно успеть выйти вовремя, чтобы подвезти Миллс на работу, а также попросить знакомого автомеханика разобраться с машиной прокурора. Свон широко зевнула, прикрыв рот ладонью, и устало откинулась на подушки.
Может, заскочить с Реджиной за кофе и вафлями? Перспектива позавтракать показалась Эмме соблазнительной, учитывая, что ужин она благополучно пропустила. Офицер глубоко вздохнула и улыбнулась, носа коснулся аромат грейпфрутового парфюма, секса и прокурора.
Реджина!
Низ живота свело, воспоминания о вчерашнем вечере и сказанных брюнеткой словах окатили офицера, как ушат ледяной воды. Блондинка тут же открыла глаза и резко села, с опаской посмотрев на вторую сторону кровати, ожидая увидеть мирно спящую Миллс — виновницу вчерашних приключений.
Пусто.
Внутри Свон всё похолодело. Сторона кровати Реджины была аккуратно застелена, а подушка взбита и приставлена к изголовью кровати. Прокурор встала раньше неё? Она специально ушла, чтобы избежать утреннего разговора с Эммой? Брюнетка сожалеет о вчерашнем? Что же теперь будет?
Эмма застонала, подтягивая колени к груди и обхватила их руками. Она облизнула всё ещё саднившую губу, боль от которой служила сладким воспоминанием о губах Миллс, зубах, её поцелуях. В глазах офицера защипало, но она не позволила себе заплакать. Она уже взрослая женщина и знала, к чему это могло привести. Сожалеет ли она о ночи с Реджиной, несмотря на вновь разбитое сердце? Нет, ни капли. Если бы можно было повернуть время назад, она поступила бы точно также.
Блондинка потёрла запястья, отмечая на них уже синеющие отметины, и печально улыбнулась, вспомнив, как губы прокурора касались этих синяков в невесомом и нежном жесте.
Свон обвела взглядом комнату, пока глаза не зацепились за стул, стоящий у кровати, на котором заботливо и аккуратно были сложены разбросанные прошлой ночью вещи. Вещи Эммы… и брюнетки.
Офицер подскочила, скидывая с себя одеяло, почти вскакивая с кровати. Она натянула на себя свежие трусики и первую попавшуюся домашнюю футболку поверх голой груди. Блондинка подошла к двери, рывком распахнула её, выскакивая в коридор. Нос тут же почувствовал сладковатый запах ванилина и карамели.
За окном было всё ещё темно, на кухне горел тёплый желтовато-оранжевый свет от лампы, встроенной в вытяжку. Свон уловила приглушённую Рождественскую песенку из портативной колонки на холодильнике, и размеренное мычание Миллс в такт словам песни. На плите что-то жарилось, дверца холодильника была открыла, только аккуратная женская рука с тёмным лаком на ногтях, придерживающая эту самую дверцу, и была видна. Наманикюренные пальцы задумчиво барабанили по металлическому покрытию холодильника, пока Реджина что-то сосредоточенно в нём искала.
Эмма судорожно выдохнула, едва не осев на пол, её сердце снова забилось, а в венах потекла кровь. Она несмело сделала шаг вперёд на ватных ногах, чувствуя босыми ступнями прохладу деревянного покрытия пола. Офицер не сводила взгляда с прокурора, которая, выудив из холодильника бутылку с сиропом, бесшумно закрыла за собой дверцу. Брюнетка была в шелковой чёрной пижаме, состоящей из рубашки и штанов, и в розовых пушистых тапочках в виде лапок медведя.
Свет от вытяжки отражался на струящейся чёрной ткани пижамы Миллс, очерчивая её превосходную фигуру. Слегка влажные волосы Реджина собрала в небрежный пучок, использовав карандаш вместо заколки, несколько непослушных прядей упали на лоб прокурора. Вероятно, брюнетка успела даже заскочить в душ, прежде чем начать готовить завтрак. Лицо Миллс было без макияжа, но… Блондинка влюблённо улыбнулась. Реджина была прекрасна. Такая домашняя, родная и невероятно горячая.
— Оу! — прокурор заметила застывшую в нерешительности Свон. — Ты уже встала. Отлично. Кофе или чай?
— Кофе, — прокаркала Эмма севшим голосом.
Брюнетка вскинула брови, весело усмехнувшись. Они обе понимали, что прошлой ночью офицер сорвала голос от яркого оргазма. У Миллс хватило воспитания не комментировать это. Однако скрывать самодовольство Реджина и не думала. Она вскинула подбородок, закусив губу.
Прокурор скользнула мягким взглядом по блондинке, задержав внимание на босых ногах. Брюнетка тут же строго нахмурилась.
— Замёрзнешь.
— Мне не холодно, — Свон откашлялась, но голос был по прежнему осипшим.
— Носки, офицер Свон! — Миллс вскинула бровь, её тон был бескомпромиссный. — Живо.
Эмма спорить не стала. Она метнулась в комнату, натягивая вязанные шерстяные носки, а затем вернулась обратно, чувствуя себя чуть смелее. Она зашла на кухню, подперев плечом дверцу холодильника. Офицер сложила руки на груди, наблюдая за Реджиной, но не решаясь подойти к ней ближе. Однако отсюда блондинка видела, что прокурор готовит любимые блинчики Свон со сладкой начинкой.
Брюнетка достала две кружки, включила кофеварку и обернулась на Эмму с неожиданно смущённой улыбкой. Офицер впилась взглядом в губы Миллс, вспоминая как они ласкали её каких-то шесть часов назад.
— Доброе утро, — первая сказала Реджина, внимательно изучая напряжённую позу блондинки.
— Доброе, — Свон выдавила улыбку, чувствуя себя загнанным кроликом перед лисой.
— Всё хорошо? — прокурор вопросительно вскинула брови, пока карие глаза бегали по лицу Эммы, пытаясь проанализировать её эмоции.
Офицер нервно ухмыльнулась, слишком активно закивав. Да и что она могла ответить? «Да, всё отлично! Прошлая ночь была лучшей в моей жизни, но мы до сих пор лучшие друзья?» Чушь. Блондинка не выдержала взгляда брюнетки и первая отвела глаза.
— Пахнет очень вкусно.
Миллс усмехнулась. Свон вела себя, как ребёнок. Было видно, что она не понимала статуса их отношений и сомневалась в решительности Реджины, но сама прокурор никогда не была настолько уверенной в своих словах. Ей нужна была Эмма. Они всегда были подругами, это никогда не изменится, но офицер так же стала первой настоящей любовью брюнетки и этого не отнять. Что ж, Миллс сама виновата, что довела блондинку до такого состояния, и пора было исправляться.
Реджина медленно подошла к Свон, чтобы не спугнуть бедняжку. Эмма уж очень сильно напоминала ей испуганного зверька. Прокурор остановилась в полушаге от офицера, чудесные зелёные глаза которой неотрывно следили за ней. Она мягко улыбнулась блондинке, опустив ладони на напряжённые плечи. Ловкие пальцы сжали в кулаки воротник фиолетовой футболки Свон, и брюнетка уверенно потянула Эмму на себя, заставляя ту наклониться. Руки офицера ожили, тут же инстинктивно обвивая талию Миллс, когда пухлые губы накрыли блондинку в нежном и ласковом поцелуе.
Свон вцепилась в Реджину, как утопающий за соломинку. Лёгкие Эммы заполнились нежностью и теплотой. Это был совершенно новый поцелуй, лёгкий, как дуновение ветра, и сладкий, как шоколад. Прокурор никогда не целовала офицера просто так. Всегда брюнетка дарила блондинке поцелуи с целью затащить в постель, но никогда просто так.
— Я хочу, чтобы мы прояснили это один раз, Свон, — тихо прошептала Миллс в губы Эммы, не пытаясь отстраниться. — Я не была пьяна. Я не забираю свои слова назад.
— Реджина?
— Сегодня же ты скажешь Терезе Эванс, что между вами ничего нет, — прокурор не просила, она приказывала. — Можешь не придумывать оправданий, достаточно просто сказать, что ты не свободна. Ты занята. Занята мной.
У офицера перехватило дыхание от волнения. Она жадно смотрела на губы брюнетки, вслушиваясь в каждое слово. Счастливая улыбка растеклась по искусанным тонким губам.
— Ты просила повторить тебе мою вчерашнюю фразу, и я легко это сделаю. Сегодня, завтра, послезавтра и так часто, как только захочу. Я буду повторять тебе, всем и каждому, ты — моя, — карие глаза серьёзно и спокойно смотрели на блондинку. — Ты в отношениях со мной. Я ясно выразилась?
— Да, — прохрипела Свон.
— Не уверена, что расслышала, — прищурилась Миллс, в её голосе появились игривые нотки.
— Да! — Эмма нырнула к Реджине, снова трепетно целуя любимые губы. — Да!
Реджина тихо рассмеялась, когда офицер уткнулась лицом ей в шею, бережно обнимая. Прокурор опустила голову на крепкое плечо, прикрыв глаза от уюта и теплоты, которым щедро делилась с ней блондинка. Брюнетка пробежалась пальцами по спутанным волосам Свон, удовлетворённо вздыхая.
— Заберёшь меня сегодня из офиса? — промурлыкала Миллс.
— Конечно.
— Это свидание, Эмма, — Реджина отстранилась от офицера, кокетливо закусив губу. — Но я не старомодная, поэтому секс на первом свидании приветствуется.
Блондинка кивнула, нежно коснувшись лица прокурора. Её пальцы очертили идеальный изгиб тёмных бровей. Свидание? Отношения? Если Свон спит, то не хочет просыпаться.
— Но перед этим заедем ко мне, — многозначительно протянула брюнетка. — Хочу прихватить пару вещичек из дома.
— Всего пару? — недоверчиво переспросила Свон, и Миллс многозначительно поиграла бровями.
Реджина снова притянула к себе Эмму и поцеловала сияющую счастьем улыбку в обрамлении тонких розовых губ, вложив в этот единственный поцелуй простую истину: ей не нужна была дружба с привилегиями и дикий секс без обязательств. Прокурору нужна была привилегия остаться рядом с
ней.
Когда смотрю в твои глаза,
Я точно вижу свет.
Совсем забыв про тормоза,
Жду от тебя ответ.
Ты будешь рядом навсегда?
И станешь ли моей?
Не пропадёшь ли без следа?
И будешь ли теплей?
Я знаю точно, что смогу
С тобою быть навек.
И превращусь в твою слугу,
Ведь ты — мой человек.
Ты лучик света и добра,
Ты мой счастливый миг.
Для сердца моего искра,
Ярчайший в жизни блик.
Ведь ты готова! Не томи!
И дай же мне ответ!
Меня навеки заклейми:
Да/нет?
