Развод отменяется

      — Юнги, я не в настроении, — устало тянет омега, завернувшись в плед перед телевизором с ведёрком мороженого.       — Да ты два месяца уже, блять, не в настроении, — раздаётся в динамике недовольный голос, — что теперь, всем обосраться и новый год не отмечать?       — Я же никого не заставляю…       — Если ты через час не напишешь мне, что уже готов и вызываешь такси, я сам за тобой приеду и приволоку за шкирку.       На другом конце провода резко отключаются, лишая возможности хоть что-нибудь сказать против, и Тэхён вздыхает, откидывая телефон в сторону. Если проигнорит угрозы лучшего друга, то сделает себе только хуже — тот действительно припрётся к нему, отчитает, как последнего нашкодившего ребёнка, и за уши притащит на свою новогоднюю вечеринку.       С одной стороны, встречать праздник в одиночестве уже не кажется такой классной идеей. Это всегда было их традицией — собираться на новый год одной большой компанией, пить, веселиться, играть в глупые игры. С другой стороны, в этот раз всё совершенно иначе и точно не будет так, как раньше.       Прикрыв на секунду глаза, Тэхён всё же выпутывается из своего тёплого кокона, принимает душ, сразу решив, что забьёт на макияж, всего пять минут стоит у шкафа, выбирая самую широкую рубашку, что есть в гардеробе, и небрежно расчёсывает русые волосы, оставляя их лежать не очень аккуратными волнушками и тайком надеясь, что за такой внешний вид, совершенно несоответствующий поводу, по которому устраивается вечеринка, друг выпрет его сразу, как только увидит.       Уже в прихожей, обуваясь, омега таки пишет Юнги, что вызвал такси и через полчаса будет на месте. От греха подальше…

***

      — Он тоже приедет? — негромко интересуется Тэхён, хмуро глядя на невозмутимых друзей.       — Разумеется, — хмыкает Хосок и параллельно пытается стащить из-под ножа супруга крабовую палочку.       — Не думал же ты, что мы бортонём одного из вас из-за вашего завидного умения использовать язык только для пихания его в рты друг друга? — Даже не повернувшись к нахохлившемуся Тэхёну, Юнги шлёпает альфу по наглой ручонке и продолжает с поразительным спокойствием нарезать салат.       — Чего?!       — Он имеет в виду, что вы только сосаться умеете, а вести адекватные переговоры — нет! — из зала кричит пояснения Джунки, а омега становится похожим на мякоть спелого томата от закипающих в нём возмущений.       — И это после стольких лет отношений, начавшихся с общего горшка! — притворно сетует довольный Хосок, который таки спиздил заветную крабовую палочку.       — У нас не с общего горшка отношения.       От вставившего слово Тэхёна отмахиваются, как от назойливой мухи.       — Если вы срались налево и направо до пятнадцати лет, то это ничего не значит.       — Юнги…       — Не заставляй нас запирать вас сегодня, как это было десять лет назад, чтоб вы, наконец, засосались!       Тэхён вскакивает со стула, едва уворачиваясь от скрученного полотенца. На глазах непроизвольно собираются слёзы из-за всплывшего в памяти их первого поцелуя в ванной родителей Джунки. Чёртовы гормоны! Омега тогда жутко злился на Чонгука за испорченную куртку, у которой тот оторвал капюшон в отместку за выкинутый на помойку рюкзак. Тэхён уже вряд ли вспомнит, за что выкинул вещь альфы, зато прекрасно вспомнит каждое его прикосновение, когда их, люто взбешённых, заперли в уборной и пригрозили, что не выпустят, пока они не прекратят выёбываться и не признаются в своих чувствах.       Омега уже собирается сказать, что парни перегибают и что это вообще не их дело, но внезапно замирает, слыша до боли родное:       — Всем привет.       Чон Чонгук себе не изменяет: чёрные массивные берцы, чёрные джинсы, заправленная в них чёрная рубаха, сексуально расстёгнутая до середины груди. И Тэхён не находит ничего лучше, как, с силой сжав челюсть, чтоб та не поцеловалась с полом от неконтролируемого восхищения, ретироваться из кухни в зал к остальным, не очень случайно задев альфу плечом.       — Опа! — весело восклицает Хосок. — Все в сборе, можем играть!       — Каждый год одно и то же, — с напускным недовольством ворчит Юнги.       — У нас охуенные традиции, — возражает ввалившийся в зал Сокджин под руку с Намджуном, и вот Тэхён даже догадываться не собирается, чем и где они занимались всё то время, что остальные готовили закуски и салаты. — Харе там болтаться! Быстро играем, потом накрываем на стол, провожаем старый год и встречаем новый!       Пока позади него все суетятся, Тэхён с притворным интересом досконально рассматривает каждую игрушку на большой ёлке. Он всем телом чувствует на себе пристальный, изучающий взгляд, но упрямо и не думает поворачиваться в сторону одного конкретного мужчины, напротив которого его в итоге чуть ли не насильно усаживает Юнги, игнорируя все недовольные шипения.       Омега чувствует, как неприятно зудит под рёбрами. Он не уверен, что в этот раз играть в «Правда или действие» — хорошая идея. Им уже по двадцать пять, кому-то больше, но они на каждой попойке играют в эту детскую херотень и ржут так, будто впервые кому-то попадается вопрос про первый раз или задание потверкать на столе. Тэхён как-то тверкал… И после был утащен в ближайший укромный уголок тем, кто сидит сейчас и продолжает прожигать его взглядом, не говоря ни слова.       — Правда или действие? — щебечет неизменно ведущий во всех играх Чимин просто потому, что так исторически сложилось, обращаясь к Тэхёну.       — Правда, — отзывается омега.       Чимин, хитрожопо улыбаясь, самозабвенно копается в мешочке с «правдами», которые лично готовил, уверенный, что сгенерированные вопросы из интернета и всяких там приложений — лютая хуета.       — Когда последний раз дрочил? — читает заветную бумажку довольный омега и играет бровями, глядя на того, кому адресован вопрос.       Тэхён закатывает глаза и тяжело вздыхает.       — Тебе десять лет или страдаешь пожизненным пубертатом?       — Не выёбывайся, а отвечай или пей штраф, — трясёт ему перед носом бутылкой виски и задорно ухмыляется.       Омега только секунд пять испепеляет Чимина взглядом, мысленно проклиная его вечную любовь к подростковой пошлятине, примерно столько же старается не думать о Чоне, всё ещё неотрывно за ним наблюдающим, а потом равнодушно пожимает плечами и, потягивая из соломинки апельсиновый сок, спокойно кидает:       — Очень давно, точно и не скажу уже.       — У тебя кто-то есть? — под недовольное пыхтение Чимина как бы невзначай интересуется Юнги, почти незаметно пихая супруга под ребро, чтоб не начал своё вот это вот «Да кто ему, кроме Чонгука, нужен?!».       — Может и есть. — Ответ Тэхён, разумеется, тянет максимально загадочно, демонстративно рассматривая свои ногти и удовлетворённо отмечая, как ощутимо напрягается альфа напротив. — Давайте дальше.       Все, кроме Чонгука, усмехаются и продолжают игру. Тэхёна даже на искреннее «ха-ха» пробивает, пока они в очередной раз слушают историю Джина про знакомство с родителями Намджуна, потому что тому выпало рассказать про самую кринжовую ситуацию, в которую он попадал. Вкусно пахнет горячим в духовке, мандаринами и ёлкой, на фоне по телевизору крутят какое-то новогоднее шоу, а Джунки усердно пытается выполнить своё задание укусить супруга за задницу, но бегающий от него Чимин определённо против такого расклада, что вызывает очередной приступ дружного смеха.       — Чонгук, правда или действие?       — Действие.       Чимин, слегка потрёпанный и с укушенной задницей, копается в мешочке с действиями и наконец достаёт бумажку, тут же разворачивая и озвучивая её содержимое:       — Прошепчи грязные пошлости на ухо напротив сидящему.       — Пиздишь! — неожиданно выкрикивает Тэхён, выхватывая из рук довольного омеги задание для Чона.       Не пиздит…       — Я против. — Парень, глядя на поднимающегося со своего места альфу, тоже вскакивает.       — Это всего лишь игра, чего ты так завёлся?       Бровь мужчины приподнимается в его излюбленной манере — нагло, дерзко и, к большому сожалению Тэхёна, дико сексуально. Омега успевает словить лёгкую панику от оказавшегося рядом мощного тела, и ведь никто ему не поможет! Все друзья, если их ещё можно таковыми считать, радостно лыбятся и выглядят так, будто вот-вот притащат попкорн и продолжат наблюдать за развернувшейся перед ними картиной, забив на новый год, который наступит уже через час.       — Подойдёшь ближе — яйца твои кобелиные снесу, — шипит омега и бесится ещё больше, слыша гаденькое хихиканье зрителей.       А Чонгук, чтоб его, всегда был не из трусливых.       — Тэхён.       — Не трогай!       Омега в последний момент уворачивается от ладони, собравшуюся лечь на его талию, и со всей силы шлёпает по ней, зло смотря в чёрные глаза, в которых слишком легко читается печаль вперемешку со злостью.       — Продолжайте без меня, мне не очень хорошо, я спущусь позже, — спешно бросает Тэхён, прерывая эти бесполезные гляделки, и ретируется в сторону лестницы, у первой ступени замечая, что Чон широкими шагами следует за ним.       Он, насколько это вообще возможно в его положении, буквально взлетает по ступенькам на второй этаж, но не успевает запереться в первой попавшейся гостевой комнате, потому что Чонгук, конечно же, заходит за ним прежде, не дав захлопнуть дверь.       — Тэхён, сколько можно?       Омега вопрос игнорирует, потому что в этот самый момент занят обещаниями навести поносную порчу на хозяев дома — Юнги и Хосока, — которые, многозначительно поиграв бровями, синхронно послали ему воздушный поцелуй и захлопнули дверь, пару раз повернув ключ в замочной скважине. После этого послышались звуки, очень похожие на передвижение мебели. Тэхён вот вообще не отметает вариант комода — от этих вполне можно ожидать идею подпереть им дверь.       — Детсадовцы вонючие, я до вас ещё доберусь!       — Примерно то же самое ты вопил десять лет назад. Мы тогда впервые поцеловались. — Омега слышит улыбку Чонгука, чувствует сильные ладони, что осторожно ложатся на плечи, но тут же дёргается.       — Не прикасайся ко мне, — Тэхён разворачивается к нему лицом и со всей злостью тыкает пальцем в чужой подбородок, грозясь, — мы разведены.       — Не разведены, — сияет альфа. — Что-то за эти два месяца ты не проявил инициативу сходить и подать на развод.       — Тебя видеть не хотел!       Тэхён почти кипит.       Смотрит в любимые чёрные глаза мужа и разреветься прям в его объятиях хочет, если уж совсем по правде. А этот ещё и добивает: ладонь на щёку укладывает, поглаживает её так нежно, что у омеги мурашки бегут от затылка к самому копчику.       — Я же сказал не трог…       — Я не изменял тебе, Тэ, — перебивает альфа, глядя на него со всей серьёзностью.       — Чон, я своими глазами видел тебя с тем омегой.       Он ведь действительно видел. То было в конце октября. Тэхён вернулся от врача, весь день волновался, ощущая трепет предвкушения, думал, как сообщить мужу, нетерпеливо поглядывал в окно, ожидая его с работы, хоть тот и написал, что задержится. И так банально всё вышло! Сначала увидел машину Чонгука, остановившуюся у их многоэтажки, а потом и самого альфу, минуты три пытающегося вызволить из своего мерса какого-то явно не очень трезвого омегу. Он скрылся с ним в соседнем подъезде! И не было его около часа! Разве здесь не всё очевидно?       По-человечески поговорить, элементарно напомнить себе, что альфа никогда не давал поводов сомневаться в своей верности, Тэхёну в тот момент не позволила пресловутая обида и раздражительность по малейшему поводу. Так Чон ещё в последние недели поздно приходил, говоря, что работы много, и это так и напрашивалось на самые примитивные выводы.       Тэхён хоть и был периодически той ещё истеричкой, но никогда не хлопал дверью. Ещё и не выслушав! В тот вечер определённо что-то пошло не так: собрал пожитки и свалил в их старую квартиру, в которой они жили во времена студенчества. Гормоны! Омеге нравится в последнее время всё сваливать на них. Очень удобно.       — Что ты видел, Тэхён? Как я с ним обнимаюсь, целуюсь? Может быть, трахаюсь?       Чонгук делает шаг вперёд, Тэхён — назад.       — Догадаться нетрудно. — Омега хмурится, но взгляда не отводит, позволяя себе в полумраке гостевой спальни всматриваться в родные черты лица.       — О чём догадаться, Тэхён?! — рычит Чон, делая ещё один шаг и вынуждая мужа вжаться в стену возле окна. — Этот омега — мой секретарь, он счастливый муж и дважды папа! В компании у одного из работников был день рождения, он перебрал, и подвёз я его только потому, что было по пути — они с семьёй совсем недавно сюда переехали.       — Ага, а тусоваться в его квартире час тоже входит в транспортные услуги доброго начальника?!       Омега снова пытается шипеть, старательно игнорируя руку у своего виска и приблизившееся до неприличия красивое лицо, и вжимается затылком в стену, лишь бы уйти от провокационно горячего дыхания.       — Его муж просто поблагодарил и предложил чаю, я не стал отказываться.       — Охуенная история, долго придумывал?       — Я ничего не придумывал.       — Чего сразу не рассказал тогда?!       — А ты мне хоть слово дал сказать?!       Тэхён бы обязательно сейчас сказал что-нибудь предельно возмущённое, но его затыкают. Властно, мокро и до одури правильно. Омега сердито мычит ради приличия, но в итоге слишком быстро терпит крах, отвечая на жгучий, такой вкусный и родной поцелуй.       — Я так соскучился, — шепчет Чонгук, большими пальцами оглаживая горячие щёки и стирая с них льющиеся слёзы.       — А я совсем не соскучился…       — У тебя смешно дёргается кончик носа, когда ты врёшь. Знал об этом? — усмехается альфа и встаёт так близко, что их животы соприкасаются.       Смятение на лице мужа видно невооружённым глазом, и Тэхён даже ликует внутри, поджимая пальцы на ногах от предвкушения.       — Тэхён? — взволнованно зовёт мужчина и укладывает руки на талию своей пары. Судорожно оглаживает ощутимо круглый животик, несильно щупает, чтобы наверняка убедиться, что ему не кажется, и вдруг, наклоняясь, жадно ведёт носом вдоль шеи. — Что это? — Глупее вопроса в этой ситуации и не придумать.       — Полагаю… Два маленьких пузожителя, которым почти стукнуло четыре месяца? — Омега подтверждает волнующую догадку тихо, буквально мурлычет на ухо мужу, откровенно млея от нежных и трепетных касаний.       — Но когда мы…       — На твоём дне рождения мы слегка перепили.       Чонгук громко сглатывает и то ли скулит, то ли рычит, продолжая наглаживать выпирающий живот, который невозможно было разглядеть под огромной белой рубашкой — его рубашкой, — а потом и вовсе опускается на колени и стремительно оголяет чувствительную кожу, дрожащими пальцами расстёгивая нижние пуговицы.       — Почему не сказал сразу? — Чонгук утыкается носом чуть выше пупка, с упоением вдыхая сладковатый запах молока, и аккуратно целует, держа притихшего супруга за бёдра.       — Я обиделся… — бурчит омега. — А ещё я у тебя немножко долбанько.       — Не немножко.       — Эй!       Альфа смеётся абсолютно счастливо, перехватывает ладошку, которой его намеревались шлёпнуть, и целует длинные пальцы. Тэхён смотрит на это всё и признаёт: долбанько он и правда не немножко.       — Надо было сразу тебя обратно домой тащить, а не быть рассудительным и давать время остыть.       — Ты знал, где я?       — Конечно знал, Тэ.       — Бесишь.       — У тебя опять дёрнулся носик.       Тэхён вот-вот жалко заскулит от направленного на него тёплого взгляда, что сопровождается медленными поглаживаниями неожиданно ставшего чувствительным живота. Чон осторожно расстёгивает оставшиеся пуговицы, снова целует своих ещё совсем маленьких крошек и наконец поднимается с колен, прижимая к себе омегу. Дышит им ненасытно, а Тэхён начинает подрагивать, спешно обнимая мужа за крепкую шею.       — Я хочу поцелуй.       — А что насчёт пошлостей на ушко?       — Сейчас получишь.       Не дожидаясь, пока муж наиграется, вдоволь испытав терпение обоих, Тэхён притягивает его за затылок, жадно впиваясь в полные губы. По телу проносится волна жара, грузно оседая между ног, когда большие ладони с силой сжимают ягодицы, омега несдержанно стонет, крепче за Чонгука хватается, с готовностью подставляясь под его ласки.       — Чонгук…       Альфа осторожно подхватывает его и усаживает на подоконник, тут же устраиваясь между призывно разведённых ног, гладит всячески, бёдра сжимает, а Тэхён скулит даже от самых невинных прикосновений, выгибаясь и скрещивая щиколотки за чужой спиной, чтоб притянуть к себе как можно ближе.       — Никогда, — выдыхает Чонгук между поцелуями в шею, — никогда, Тэхён, я не посмотрю на другого омегу так же, как смотрю на тебя.       — Я знаю…       От слов мужа внутри всё сладко сжимается, омега хнычет, извивается от жажды ласки там, где касаются его пальцы. Знает. Конечно же он знает! И таким глупым себя за свою выходку чувствует, что плохо становится.       Альфа вдруг замирает и ловит поплывший взгляд.       — Знаешь? — Тэхён в ответ только часто кивает. — А чего сбежал от меня на целых два месяца?       — Вредничал…       — Моя вредная истеричка.       — Но ведь любимая?       — Любимая.       Рука мужчины плавно скользит по животу, подбираясь к аппетитно налившейся груди, и омега издаёт хриплый стон, стоит ей несильно сжаться рядом с затвердевшим соском.       — Тебе особое приглашение требуется, я понять не могу? — выгибаясь, немного нагло осведомляется Тэхён. — Если уж нас тут заперли, я не собираюсь просто обжиматься.       — Только потому что заперли?       Да этот альфа издевается…       — Ты понял, о чём я!       — Нам разве можно? Ты ж беременный…       Осторожность Чонгука невероятно умиляет. Он точно ещё находится в прострации от новости, оттого и смотрит до сих пор с восторженным неверием на изменившееся тело своего омеги.       — Нужно! — сразу же уверяет супруга Тэхён, тоже опуская взгляд на свой живот. — У меня либидо херачит так, что на стенку лезть охота… Я недавно был у врача, он разрешил, — тише добавляет и закусывает губу.       Тэхён за мужа хватается так, будто тот его сейчас отпустит и уйдёт. Мысленно уже обещает себе, что привяжет его к кровати, если понадобится, но возьмёт то, чего по собственной глупости лишил себя на несколько месяцев. Врач чуть ли не прописал ему заниматься сексом с мужем, а он прятался от него, затарившись мороженым и усиленно страдая.       — Не помнишь, говоришь, как давно дрочил?       У омеги от хитрой улыбки всё внутри сводит и на очередной скулёж пробивает. Между ног давно липко и мокро, и парень искренне не понимает, какого чёрта с него ещё не стянули штаны.       — Ну не буду же я им признаваться, что буквально вчера передёргивал, как в последний раз!       — И кого мой малыш представлял?       Чонгук нахал, каких поискать. Прекрасно знает ответ, но не упускает возможности подразнить, чертовски медленно обводя языком пульсирующую жилку на шее, где красуется его метка, поставленная в первую брачную ночь три года назад. Всегда слабое перед ласками мужа тело требует продолжения, и Тэхён кусает чужое ухо в отместку за медлительность, принимаясь дрожащими пальцами нетерпеливо расстёгивать рубашку, так сексуально смотрящуюся на Чоне.       — Мой маленький хотел, чтобы я потрогал его здесь?       Рука мягко накрывает напряжённый пах тут же вздрогнувшего омеги, поглаживает, а тёплые губы настойчиво всасывают затвердевший розовый сосок. Тэхён жмурится, хватая ртом воздух, и часто кивает, пусть ответа от него и не ждут — без того всё знают и понимают. Чон с громкими влажными звуками посасывает твёрдую вершинку, одобрительно рычит, когда омега вплетает пальцы в чёрные волосы и сжимает, сопровождая это звонким стоном удовольствия и настойчиво потираясь о ладонь между своих ног.       Снизу доносятся новогодние песни и смех парней, а окутанный возбуждением Тэхён упускает момент, в который таки оказывается без штанов и нижнего белья. Он ёрзает голой задницей по подоконнику, пачкая тот обильно выступающей смазкой и пока что не задумываясь, насколько потом будет неловко перед друзьями за это, и в нетерпении пытается стянуть со своего мужчины эту чёртову рубашку.       Чон ему помогает, самостоятельно принимаясь её снимать, но, по мнению омеги, совсем не торопится, и потому тот буквально сдёргивает рубаху с крепкого тела, не глядя швыряя ту в сторону — в порыве страсти получается со всей дури.       И попадает по ни в чём не повинному цветку на другом конце подоконника. Горшок ждать себя не заставляет — валится на пол и с грохотом разлетается на мелкие кусочки, из-за чего пара вздрагивает и замирает.       — Юнги тебя этим фикусом отпиздит, — шепчет Чонгук, чуть ли не покрываясь холодным потом при взгляде на разбившийся горшок и испачканный в земле пол, потому что Юнги за каждое растение в своём доме сожрёт любого.       Не подавится даже лучшим другом.       — Ты же меня защитишь? — жалобно тянет омега и буквально виснет на муже, цепляясь за его шею.       — Только если пообещаешь впредь хорошо себя вести, котёнок.       — Да как ты смеешь ставить условия беременному омеге?!       Чонгук в ответ только тихо ржёт и подхватывает до предела возмущённого мужа на руки, решив, что хватит с них оконных приключений. Очень бережно укладывает на кровать, тут же вгрызаясь в губы, но ни в коем случае не придавливает собой, а переносит весь вес на руки. И Тэхён даже стонет разочарованно, потому что многое бы сейчас отдал, лишь бы вновь ощутить, насколько приятно тяжёлый альфа на нём. Но в Чоне уже включились все мыслимые и немыслимые инстинкты, связанные с заботой о своей паре в таком уязвимом положении, так что нет никакого смысла просить его быть чуточку погрубее. Да и омега сам всё понимает…       Тэхён выгибается, касаясь животом рельефного пресса, стонет оглушающе, потому что альфа опять принимается терзать губами слишком чувствительные соски. Он хнычет, глаза закатывает, волосы чёрные оттягивает и впивается ногтями в татуированное предплечье. Его альфа такой горячий… Давно наизусть выучил его тело, знает, где, как и в какой момент коснуться, чтобы вырвать очередной громкий звук блаженства, знает все чувствительные места, чем из раза в раз нагло пользуется. Впрочем, Тэхён и не думает жаловаться — сам в курсе всего, от чего тащится его муж.       Они вместе росли, жёстко пиздились в песочнице, потом за одной партой в младших классах, заставив учителя пожалеть даже о том, что в принципе посчитал хорошей идеей посадить их вместе, потом вечно соревновались в успеваемости в средней школе, а ещё самозабвенно трахались в туалете на собственном выпускном. Первые друг у друга во всём. Даже в поставленных фингалах! Возможно, он ещё и поэтому учинил всё это, лишь на долю секунды позволив пробраться мысли о том, что за столько лет альфа мог потерять к нему интерес.       — Чонгук! — выкрикивает омега, стоит горячим губам прижаться к внутренней стороне бедра и приняться слизывать с них густые маслянистые подтёки естественной смазки.       — Мой сладкий котёнок соскучился по ласке? — Альфа обхватывает аппетитные бёдра и немножко их приподнимает, прикусывая нежную паховую складку.       Тэхён старается прижаться к чужому рту, хныкает от переизбытка испытываемых чувств, жадно оттягивая волосы мужа в желании направить его голову к нужному месту, и хрипло отзывается:       — Соскучился…       — А кто сегодня дразнил меня, намекая, что у него кто-то есть?       Омега почти плачет от того, как сильно стягивает возбуждением низ живота. Вот за что он Чонгука терпеть не может, так это за умение своими медленными и сладкими касаниями искусно доводить его до исступления, до слёзных просьб приласкать как следует.       — Это был не я.       — Да что ты?       — Чонгук, пожалуйста…       Слова застревают в глотке, а Тэхёна размазывает по постели от мокрого языка, что наконец милостиво проходится между его ягодиц. Округлявшийся живот, про который мужчина не забывает, поглаживая, позволяет приподнявшемуся на локте омеге видеть только тёмную макушку между своих ног. Он гладит её, тянет волосы особенно сильно и надрывно стонет, когда Чонгук скользит языком внутрь, вылизывая жадно, горячо и мокро.       Тэхён совсем не замечает, как начинает трястись. Бёдра конвульсивно дёргаются, омега, находясь в экстазе, порывается зажать ими голову мужа, но тот их крепко держит, успокаивающе ведя дорожку из поцелуев по низу живота.       — Так быстро… Ты и правда соскучился, мой милый, — хмыкает Чонгук, снова нависая над поскуливающим и всё ещё подрагивающим после оргазма супругом.       Оставляя поддразнивание без ответа, омега притягивает мощное тело к себе и прерывисто выдыхает в поцелуй:       — Я хочу сверху.       — Всё, что пожелает мой котёнок, — сладко мурлычет альфа и, крепко чмокнув припухшие губы, отстраняется, чтобы наконец снять с себя джинсы, которые уже так и норовят порваться в районе ширинки.       Как только альфа садится на кровати, Тэхён тут же подползает к нему, седлая. Рокочет что-то очень довольное, покусывая крепкую шею, оглаживая стальной торс и буквально скуля от восторга. Он совершенно не насытился, а потому ёрзает скользкой задницей на мощных бёдрах, из раза в раз задевая своим возбуждением чужое.       — Мы собираемся заняться сексом в чужом доме. — Чонгук, прижав к себе омегу настолько, насколько это позволяет сделать маленький животик, покрывает жгучими поцелуями острые ключицы, покусывает их, рычит, проскальзывая пальцами между мокрых ягодиц.       — Насрать вообще, — Тэхён фыркает, — они весь вечер только этого и ждали.       — Они ждали, что мы помиримся.       — Вот и займёмся примирительным сексом.       — Примирительным сексом?       — Именно, Чон, давай быстрее уже.       Усмехающегося мужчину занимают очередным поцелуем. Тэхён требовательнее обычного: напористо толкается языком в чужой рот, звонко посасывает, лижет, кусает, чувствуя в себе уже три пальца. Он млеет, мурчит от нежных касаний, которыми одаривает его муж, и течёт только сильнее аккурат на длинные пальцы, что мягко касаются чувствительной железы внутри него и побуждают на новый стон прямо в поцелуй.       — Чонгук, — зовёт омега, — если ты переживаешь, что тебя кто-то из них за кое-что схватит, то волноваться не о чем, правда, — со всей серьёзностью уверяет, заметив встревоженный взгляд, направленный на живот.       Альфа фыркает и расслабленно улыбается.       — Я просто ещё не привык. И боюсь сделать тебе больно.       — Ты не сделаешь мне больно.       Тэхён плавно двигает тазом, ещё больше размазывая тёплые выделения по ногам мужчины, которого целует в щёки и вдруг кусает за нос, чтоб уже взял наконец. И себя в руки, и его, да побыстрее. Чонгук посмеивается над его напускным грозным видом, но слушается, придвигаясь так, чтобы давно твёрдый и почти болезненно пульсирующий член оказался точно между горячими влажными половинками тут же застонавшего в нетерпении парня.       — Чонгук, боже, как же охуенно. — Омега медленно насаживается до конца на крупную плоть, держась за широкие плечи.       — Ну вот, а ты разводиться хотел.       — Не хотел! Ни секундочки не хотел…       Всхлипнув от обилия чувств, Тэхён стирает нежную улыбку мужа сладким поцелуем. Выдыхает томно, сжимаясь на члене, и на пробу аккуратно повиливает бёдрами, довольно улыбаясь, когда слышит низкий стон в свою шею. Он практически воет от того, как восхитительно сильные ладони сжимают его задницу, разводят ягодицы в стороны и вскидывают тазом вверх, заставляя подавиться громким стоном.       Тэхён всегда безумно громкий во время их близости, сейчас не исключение. Он обязательно покраснеет потом перед друзьями, почувствовав себя неловко, но в настоящий момент ему так хорошо, что сил думать о другом нет совершенно.       Горячая смазка звонко хлюпает, пока Чонгук осторожно натягивает омегу на себя, а тот, зарывшись носом во вспотевшую шею, с упоением лижет её и сжимает коленями чужие бока от восхитительного удовольствия, пронизывающего всё тело. Он трогательно трепыхается в родных руках, прижимается животом ещё теснее, желая как можно больше контакта, чувствует, как напрягается альфа, и стонет протяжно и бессовестно громко, пока его не затыкают губами.       Одновременно кончать под звуки салютов на улице и дружное «ура» друзей под бой курантов, доносящееся с первого этажа, — это, наверное, одно из немного, чего они ещё не пробовали за всю свою сексуальную жизнь.       — С новым годом, любимый, — устало усмехается Тэхён, пряча лицо на плече супруга, который бережно снимает его с себя и укладывает на постель, укрывая их обоих одеялом.       — С новым счастьем, котёнок.       Омега получает невероятно нежный поцелуй в макушку и устраивает голову на рельефной груди. Любовно трётся щекой о немного влажную кожу и слушает учащённое сердцебиение, чуть ли не пища от восторга.       — Прости, я был не прав, — поняв, что так и не извинился, бубнит Тэхён, по-собственнически водя ладошкой по чужому предплечью и с удовольствием жмякая твёрдые мышцы, которые его альфа накачал ещё лет так в семнадцать и ещё больше свёл по себе с ума одного влюблённого в него омегу.       — Да, ты был не прав, — нагло подтверждает Чонгук и ржёт, блин, совсем не поморщившись от шлепка по плечу и не испугавшись грозного взгляда. — Люблю тебя пиздец, — шепчет и не даёт больше сказать ни слова — целует крепко и вместе с тем нежно, распуская множество цветочков в груди супруга, когда с трепетом касается животика и поглаживает.       Идиллию прерывают непонятные звуки за дверью и ввалившаяся в комнату через минуту радостная до усрачки толпа.       — С новым годом, ёпта! — орут хором.       Закатив глаза и еле сдержав смех, Тэхён лезет под одеяло с головой, прижимаясь к мужу и вдруг слыша оглушающий вопль:       — За фикус пизда вам, кролики ебучие!!!