30 декабря, 17:00
— Антош, ну ты чего? Пойдём, смотри, какая там гирлянда висит! Вот бы нам домой такую, — воодушевлённая Ирка мягко тянет за локоть, пытаясь заставить пройтись вдоль рядов в огромном маркете, но Антон, совершенно зависнув, остаётся на месте. Любое уведомление он ожидал: зачисление зарплаты, поздравление с наступающим, жалоба друга на свою девушку… да что угодно, чёрт возьми, только не именно это. — Как думаешь, в Москве найдём? Антон не слышит. Не понимает, не соображает; ему всё равно абсолютно, какие гирлянды ещё будут в Москве после Нового года — раньше Рождества они точно не вернутся, а потом всё, что только можно, будет валяться в магазинах в попытке сбыта с огромной скидкой. Смысл париться сейчас об этом, если всё узнают на месте? Но Ирка тянет, хнычет, трётся нежной припудренной щекой о плечо, обтянутое лёгкой курткой, и Антон в итоге поднимает на неё заторможенный, ошалелый взгляд. — Всё хорошо? — притихнув, осторожно спрашивает Ира. И Антон не может ответить. Он тяжело вздыхает, передёргивает плечами, сбрасывая напряжение в них и отгоняя мурашки, и убирает телефон обратно в карман. Перехватив маленькую девичью ручку своей огромной ладонью, он переплетает пальцы и тянет за собой, так ничего и не сказав. Зато Ира умолкает, радостно прыгает, указывает то на одну гирлянду, то на другую, ахает от белой и пушистой сосны, которую ей, судя по её словам, очень хочется обнять, да только рук не хватит, и Антон даже, не сдержавшись, немного улыбнулся бы этому… но сейчас не способен. В мыслях только всплывшее на телефоне уведомление, напомнившее вмиг обо всём, что так хотелось забыть. Хотя бы… попытаться. 30 дек 2022. 17:00 Завтра — Новый год с Арсом! p.s. Обещания нужно выполнять, скотина ты такая. — Да брось, Антон, мы и так отметим вместе. И через пять лет, и через десять, — Арсений тепло посмеивается, обнимая сзади Антона, пока тут яростно заполняет форму в Google Календаре для создания напоминания. — Мы ведь не планируем расставаться. Не буду я больше так, ну. — Ну уж нет. Ты затрахал обещать прийти домой пораньше и проёбывать. Вот ты пообещал, а я тебе напомню через пять лет, даже если ты на другом конце света будешь. Даже если космонавтом вдруг станешь и на МКС окажешься! Понял меня? И даже если расстанемся, я тебя отовсюду достану. Отовсюду! — Антон пихается локтем в рёбра заигрывающе урчащего Арса и всё же сам смеётся, когда показывает созданное «мероприятие». — Всё. Обещания нужно выполнять! Я тебе даже подписал тут, видишь? — Вот так и скажешь мне через пять лет, — мягкий поцелуй прилетает в загривок, и Антон, хихикнув, ёжится, отбрасывая телефон. И уже через секунды забывает про это обещание. Как и Арсений. Это ведь просто шутливое обещание, которое абсолютно ничего не значит. Только напоминает о лёгкой обиде Антона на Арсения, который едва не опоздал на бой курантов из-за работы. Его бы даже не существовало, если б только он не закатил тогда лёгкий ворчливый скандал на тему того, что полночь семьи и пары должны встречать вместе, несмотря ни на что. — Ну ты чего, котёнок? Все-все последующие новогоды обещаю встречать с тобой. — Все-все, даже через пять лет? — Ну сказал же: обещаю. Антон неслышно шмыгает, засмотревшись на вертящуюся в мишуре Ирку, и он так и видит вместо неё Арсения, когда-то радостно обматывающегося огромной гирляндой, а после путающегося в ней и упрашивающего помочь высвободиться. Арс тогда моргал невинными большими глазами, как потерявшийся олень, и можно было бы даже поверить, что тот совершенно случайно. Можно было бы. Если б Антон его плохо знал. В груди отчаянно скребёт. Так странно. Он ведь очень давно не вспоминал всё это. Пытался не вспоминать, по крайней мере. И вот Ира вешает себе на шею мишуру, как шарф, смотрит на Антона и радостно улыбается, а он смотрит куда-то сквозь неё, приподняв уголки губ. Ей достаточно. За своим счастьем не замечает, что что-то пошло не так, и Антон этим пользуется, позволив себе уйти вглубь себя. Покупать что-либо новогоднее здесь они не планируют, лишь осматриваются, но даже это уже утомляет. И нервы на пределе. Не выдержав, Антон сообщает о том, что хочет покурить, и уходит из торгового зала, оставив свою девушку смотреть ему в спину с искренним непониманием. Но та знает прекрасно, что он терпит эту атмосферу, а не любит её. Даже скорее ненавидит, и вот это уже искренне. Ирка знает, поэтому лишь вздыхает и продолжает поиски чего-то особенного. А Антон, кажется, знает, что на самом деле всегда было особенным для него. И этого здесь просто нет. Он проебал все свои шансы почти четыре года назад. — Антош. Просто скажи, что это шутка, мы посмеёмся и всё забудем. Я не верю, не хочу в это верить. — Арс, прости. Я не понимаю, как так вышло, правда, я… — Антон, я прошу тебя, блять, скажи, что это шутка. Он был бы счастлив сказать тогда, что это просто неудачная шутка. Что никакой измены не было, что он, как и всегда, абсолютно сдержан и серьёзен в своих намерениях. Ну кто ведь знал и мог предположить, что Антон ещё был настолько ребёнком? Он пожалел уже тысячу раз. Нет, Ира хорошая, с ней хорошо, но стоила ли она такой потери просто потому что дружба детства настолько сильно дёрнула по нервам? Сейчас по-особенному страшно оступиться. Ещё одному человеку причинить боль. — Арс, мне правда жаль. — Прошу, уходи. И не рассказывай ей о нас. Не порти ничего хотя бы с ней. Просьбу Антон выполнил. И сделал этим немного счастливее Ирку, которая просто не знает, что на самом деле произошло после маленькой встречи выпускников в родном городе, когда после их не слишком случайного секса Антон пропал на два месяца, а потом просто решил всё же попробовать. По крайней мере, он не сделал ей хуже информацией о том, что она разрушила отношения. Нет. Он разрушил. Только он виноват. Арс… Уже вечер. Остаётся только день до их Нового года. Даже если он сейчас всё бросит и уедет, они ведь всё равно не встретятся. Арсению он не нужен, они всё бросили ещё тогда, и… Антон вздыхает, выпуская дым, и поднимает взгляд, цепляя им уже видневшуюся луну. Красиво, блять. Как же красиво. Он бы показал эту луну ему. Он не может всё бросить. Да и ради чего? Глупо. — Красиво, правда? — Ирка прижимается сбоку и показывает на луну тонким наманикюренным пальчиком. А Антон смотрит на маленькую объёмную снежинку на ногте и его почему-то тошнит. — Я всё-таки взяла ту гирлянду… — Здорово, Ир, — улыбается Антон уставше и приобнимает её, вновь глубоко затягиваясь и стараясь только не слишком откровенно ненавидеть этот вечер.30 декабря, 19:14
Из кухни в снятой квартире слышен звон бьющейся посуды и вскрик Ирки. Антон рывком поднимается из спальни и быстрыми шагами появляется на пороге, перепуганно обводит всё взглядом и успокоенно выдыхает. Тарелка разбилась, а Ирка даже смеётся. К счастью, говорит. Ничего страшного, доплатят несколько евро за неё, быть может, и всё будет в порядке. — Да какое «к счастью», Антон? Убирать-то это всё кто будет? Боже. — Арс, ну не проблема же. Ничего страшного, у нас этих кружек ещё море. — Но такая ведь одна была! Лучше бы он не закатывал глаза тогда и не цокал, не вздыхал тяжело. Ну подумаешь, олень милый на кружке, да ещё и в свитере. Подумаешь, любимая у Арса рождественская. Неужели он не мог отнестись спокойнее? Да он бы сейчас миллион кружек таких ему подарил. Как жаль, что уже не может. Или может?.. За последние два часа было уже слишком много мыслей о том, стоит ли ему написать… просто так, разумеется, проверить, как дела, всё ли в порядке, счастлив ли он теперь с кем-нибудь… или нет. Но это воспоминание, кажется, становится последней каплей. Может, Арс сменил номер, но, по крайней мере, на знакомом аккаунте в мессенджере был в сети буквально несколько минут назад. Антон Шастун 19:19 Привет, Арс. Я знаю, что это немного неожиданно, но захотелось тебе написать. Как ты? Сообщения оказались прочитанными почти сразу. Но вот ответа нет. И сначала сердце бьётся очень взволнованно и быстро, выдавая явное беспокойство в ожидании, но после всё затихает и затихает, только огорчая. Ждать, видимо, смысла нет. Антон Шастун 19:27 Ладно, я понимаю, ты не хочешь говорить. Всё в порядке, если что, тогда просто с наступающим тебя. Надеюсь, у тебя всё круто. И снова прочитаны сразу. Антон вздыхает и качает головой, понимая, что, видимо, бессмысленно. Он уже хочет просто удалить, наконец, контакт вместе с появившимся заново диалогом, но видит в последний момент, как Арсений начинает что-то печатать. Печатает он долго, заставляя нервничать и ощущать нечто схожее с чувством голода, вот только где-то в сердце. Кажется, изголодался он скорее по чувствам. По настоящим. По их чувствам. Иначе как ещё объяснить эту щенячью радость в груди, когда сообщение всё-таки появляется на экране? — Антош, поможешь мне? — Блять, — бормочет он себе под нос и откладывает телефон, успевая увидеть только в шторке уведомлений, что сообщение занимает несколько строк. Интересно, блять, что же он написал. Чёрт возьми. Но Антон знает, что если сейчас же не подойдёт к Кузнецовой, то мозг ему подъебут знатно. Да и он согласен (обычно) с тем, что телефон не может быть важнее любимого человека. Но сейчас… Примерно полчаса занимает развешивание гирлянды. Антон много ругается, вздыхает и всё норовит поскорее сбежать, чтобы прекратить нервничать. Ира не воспринимает на свой счёт — понимает, что это из-за праздника. И она была бы права в любой другой год, но не сейчас. Арсений Попов 19:36 Привет, Антон. И правда неожиданно. Я в порядке, надеюсь, что и ты тоже. С наступающим. (изменено) В смысле, блять, изменено? И сообщение точно было больше. Что же он упустил?.. Где-то далеко, за тысячи километров, Арсений старается унять дрожь в руках, что не выходит сделать даже спустя полчаса. Пока Антон был занят, он постоянно проверял мессенджер, почти скулил из-за того, что сообщение так и оставалось непрочитанным, важное, блять, сообщение, где он задавал вопросы, спрашивал, всё ли в порядке, говорил о том, что рад, вообще-то, что он написал… и в итоге не сдержался и поменял всё, потому что выглядел, кажется, со своим этим сообщением как соскучившийся старый пёс. Так нельзя, прошло время, они уже чужие люди. Этому сообщению Антон и удивился, так и не узнав, что было прежде. Именно из-за этого сообщения Антон и думает, вздохнув, что они, кажется, теперь совсем чужие люди. Подавив желание написать что-то ещё, Антон откладывает телефон и поднимается, уходя к Ире. Та радостная до чёртиков, возится, пританцовывает под дурацкую рождественскую музыку из маленькой колонки, даже пытается утянуть Антона в небольшой танец, и он хотя бы на минуту позволяет себе отвлечься и даже улыбается, когда в итоге склоняется к ней в танце и обнимает. И, когда весь мир вокруг, кажется, по всем клише должен был остановиться, а в объятиях любимого человека даже зима не должна казаться страшной, Антон вдруг тихо спрашивает: — Холодно сегодня, да? А Ира удивлённо поднимает брови, поглаживая Антона по плечам. — Замёрз?.. Сегодня же здесь вообще плюсовая, Антош. Ты не заболел? Антон же только непонимающе смотрит через плечо Иры, шире распахнув глаза. Кажется, заболел. Иначе чем объяснить эту странную мелкую дрожь будто от морози? — Ну ты чего, Тох? Долго ещё дуться будешь? — посмеивается Арсений тихо и усаживается за спиной лежащего Антона, поглаживая его от плеча до талии через одеяло. Антон дрожит, из-за чего Арс быстро перестаёт улыбаться и тянется ближе, склонившись, проверяет лоб даже совсем как родители в детстве, прижавшись щекой. — Температуры нет… Ты как? — Да нормально я, — бубнит ему в ответ Антон, хмурясь. — Отстань. — Никак не могу. Арсений наваливается поверх всем телом, обжимая руками, стараясь словно согреть, и Антон, как бы ни прятался и ни отворачивался, всё равно в какой-то момент расслабляется и обмякает. Но окончательно дрожь и морозь проходят только когда они с Арсом мирятся и Антон понимает, что ничего страшного между ними не произошло. Только когда они душевно открыты друг другу и согревают собой по-настоящему, только тогда прекращается холод. Сейчас этот холод повсюду. Антон не ощущал его долгое время, слишком привык в нём находиться. Но сейчас, когда стала так хорошо видна выстроенная высокая стена между ними с Арсом, этот лёд в сердце стал напрочь замораживать всё вокруг. Ему это не нравится. Холодно. Антон так и не смог за всё это время, кажется, научиться подходить и открываться первым. Арсений долго ещё смотрит на диалог, в глубине души надеясь, что Антон ещё напишет хоть что-то. Но в конце концов понимает, что ждать этого глупо, улыбается себе же и качает головой, наконец, отходя от телефона, хоть и с трудом. Столько времени прошло, конечно, это был просто небольшой порыв. В любом случае после такого возвращать общение и, тем более, отношения им просто нельзя. — Антон, уходи, я тебя прошу, уходи! — Арс, прошу. — Уходи. — Арс, я люблю тебя. — Ты не имеешь права этого говорить сейчас. Уходи. Зачем Антон его послушал тогда? Неужели не понимал, что это эмоции, что нужно время, нужно сделать перерыв и многое обдумать, а потом — обсудить? Если бы он не ушёл тогда, они, возможно, смогли бы остаться вместе. Если бы он не ушёл… простил ли бы тогда Арсений? — Арсюш? Я вернулась. Подняв голову, Арс вздыхает. Чем он лучше, если сразу же после расставания вернулся к бывшей, лишь бы не замечать этого холода на коже? Он даже не попытался выслушать тогда Антона. Он ведь был пацанёнком совсем, мало ли… что могло пойти не так. Они должны были обсудить. Вздохнув, Арсений поднимается и идёт к Алёне, чтобы в очередной раз ей болезненно-натянуто улыбнуться. Как же он ненавидит Новый год теперь. — А тебе идёт мишура. — Арс, ну ужасно. Прекращай. — Ты такой миленький в ней. Ну посмотри. Ой, а давай тебе этот ободок с рожками возьмём? Ну примерь. Ну пожа-а-алуйста. Антон только поджимает недовольно губы и смотрит с абсолютным недовольствием на Арсения, пока тот со счастливой улыбкой напяливает на него ободок и едва не визжит от радости. Только в это мгновение Антон поджимает уголки губ чуть сильнее, чтобы не выдать едва заметную улыбку, ведь счастливый Арс для него — это лучший подарок и всегда стоит любых неприятных мелочей, особенно уж если они становятся не такими уж и неприятными рядом с ним. В тот момент Антон подумал, что Новый год, возможно, это не такой уж и плохой праздник. Ведь они вместе. И Арс счастлив. А Антон счастлив рядом с ним. — Ну Анто-ош. Ты совсем без настроения, да? Ну как ей объяснить, что происходит сейчас на душе? Антон только пожимает плечами и вновь смотрит в телефон, не зная, как быть. Раньше он постоянно заклеивал этими липовыми отношениями с Ирой огромную дыру в сердце, не давал себе её видеть. Но сейчас она зияет, слишком ярко ощутима в груди. Ему жаль Иру, правда жаль. Но он не знает, что может ей сказать сейчас, чтобы успокоить. Он даже не знает, что может сказать и сделать, чтобы успокоить себя. Ира только вздыхает и, махнув рукой, уходит в другую комнату. В конце концов она тоже устаёт. Антон смотрит на переписку с Арсением, перечитывает его сообщение и перечитывает. И что-то ему не даёт покоя, не позволяет просто забыть на сегодня про это. Он не знает, что Арсений поступает точно так же сейчас, закрывшись в ванной комнате от бывшей-нынешней. Но в какой-то момент он случайно роняет бутылёк с шампунем, неловко двинув ногой и задев бортик, а потому резковато подаётся вперёд, чтобы вернуть всё на место, и только после замечает, что чуть не отправляет в чате набор из случайно натыканных букв. Резковато вдохнув, он их быстро стирает и ёжится, оставшись в лёгкой прострации из-за резко нахлынувшего волнения. Антон замечает, когда Арсений «печатает». Замечает и ждёт с широко распахнутыми глазами, нервничая, переживая, дожидаясь, чёрт возьми, но ничего, сука, не происходит. Арс просто прекращает писать и умолкает. Антон ждёт с минуту или две и не выдерживает. Антон Шастун 22:13 Ты ведь писал что-то, Арс? Прости, я случайно увидел. Арсений выругивается, только увидев сообщения. Но всё-таки пишет: Арсений Попов 22:15 Да, случайно набрал несколько букв. Всё окей. Антон огорчённо поджимает губы и прикрывает глаза, заблокировав экран телефона. Выставил себя полным идиотом, по всей видимости, сидел и выжидал в чате, ну само собой. Но что Арс в принципе делал в открытом диалоге?.. Хмыкнув, Антон вновь открывает его и с удивлением замечает, как Арсений печатает вновь. Арсений Попов 22:18 Надеюсь, в этом году ты рад празднику. Проводишь его с любимым человеком? Словно ножом по сердцу, если честно. Антон даже кривится в лице, оскалившись и оголив верхний ряд зубов. Больно. С любимым человеком, да, Арс? Хах. Если бы, блять. Если бы. Он ведь его забыл, блять. Он должен был его забыть. Блять. Арсений Попов 22:20 Я вру. Мне всегда так хотелось, чтобы ты полюбил этот праздник. Сейчас я уже не уверен, что так уж сильно хочу, чтобы ты радовался ему. Антон его понимает. И, всхлипнув, поворачивает голову, чтобы с силой удариться лбом о стену. Он не рад, блять, этому празднику. Он не рад ничему из происходящего. Он ненавидит Новый год всё так же, как и раньше, даже ещё сильнее, ведь теперь у него нет Арса. У него ничего, блять, нет. Он себя ненавидит и за всё то, что произошло между ними тогда, и за то, что… всё ещё любит, кажется. — Арс. — Что такое, родной? — Давай всегда будем вместе? — Всегда будем вместе, Антош. — Обещаешь? — Обещаю. Антон не винит его в том, что обещание просрано. Он винит себя в том, что вынудил это обещание разорвать, заставить забыть. Антон Шастун 22:23 А ты?.. Ты ему рад? Арсений Попов 22:24 Ненавижу его. Антон никогда бы и никому в жизни не признался в том, какое облегчение испытывает он в этот момент. Он улыбается и судорожно выдыхает, когда отвечает: Антон Шастун 22:25 Я тоже. Всё умолкает в этот момент. Арсений ёжится в горячей ванне, полной согревающей воды, и не понимает, почему же настолько морозный сегодня вечер. Антон курит у окна, накинув на себя куртку, и дрожит, не представляя, каково вообще на улице. За открытым окном у курящего Антона — +2°. Вода в ванне Арсения — +40°. Но они оба себя чувствуют вышвырнутыми на мороз в минус сорок.***
Пройдя в спальню, Антон видит: Ирка спит. Или делает только вид, что спит. Ему, если совсем честно, всё равно. Он не чувствует желания подойти, лечь рядом, погладить по волосам и поцеловать за ухом, как он делал с Арсом. Ему не хочется поскорее в постель, чтобы прижаться и ни о чём не думать. Он хочет узнать, всё ли хорошо у Арса, смог ли он отпустить плохое и жить дальше. И сможет ли ещё хоть когда-то радоваться своему любимому празднику. Арсений хочет знать только одно: почему всё так, как оно, блять, есть. Когда он смотрит на Алёну, то ощущает нежность, но только потому что сроднился с этой женщиной донельзя уже давно. Едва ли он готов прожить с ней всю жизнь, но это комфортный человек для жизни. Для тёплого семейного очага и уважения друг к другу. Он любит её как близкого друга и свою семью, но не любит как женщину, которая достойна любви. Алёна знает это и, кажется, давно просто решила оставить всё так, как оно есть. Ира, возможно, тоже подозревает, что не всё так просто, как ей хотелось бы. Антон слишком часто отрешён, слишком часто сбегает посидеть в машине и послушать музыку в одиночестве, задерживается на работе, хоть и, она абсолютно точно в этом уверена, он не изменяет ей. Он просто её не любит. Что-то просто идёт не так. И у тех, и у других. Антон Шастун 22:38 Арс, прости. За то, что было тогда. Мне правда очень жаль. Я бы попытался объяснить, но не знаю, есть ли смысл, просто… Надеюсь, тебе легче теперь стало. Арсений Попов 22:44 Мне не стало легче. Я не уверен, что мне когда-то станет легче, Антон. И дело тут даже не в измене. Мне кажется, мы потеряли что-то очень важное тогда, понимаешь? Ещё до неё всё пошло наперекосяк. И сначала всё было хорошо, думалось, что стало легче после расставания. Но сейчас как-то странно. Будто… не знаю. Антон Шастун 22:49 Будто пелена спала. Арсений Попов 22:50 Да, и будто на самом деле не было ничего хорошо. Почему ты изменил, Антон? Антон выдыхает рывком. Арсений впервые готов выслушать, что произошло тогда. Взглянув на Иру, он чуть сщуривается, припоминая с трудом. Она была такой же пьяной, как и он. Залезла на его бёдра, целовала, уверенная, что он одинок. А он просто… не стал признаваться в обратном. Ему наверняка и правда хотелось. Она всегда была его любовью в школе, это словно бы незакрытый гештальт, напомнивший в штанах о своих прежних желаниях. В тот момент он был уверен, что обязан поддаться своему желанию, ведь это было желанием очень многих лет. К тому же, с Арсом у них всё было туго в тот период, оба зарабатывались, оба уставали. Казалось, будто потеряли важную часть их отношений, поддержку, понимание. Ира имела все шансы показать, что с кем-то ещё это можно получить. Только потом он понял, что из-за секундного порыва потерял что-то более ценное. То, что было гораздо сильнее и важнее школьных влажных мечтаний. Они должны были держаться друг за друга сильнее. Должны были попытаться ещё раз. И он… рассказывает Арсу. Пишет судорожно, лихорадочно, то тяжело дыша, то неслышно шмыгая, то прерываясь на перекур, чтобы вновь много извиняться и уверять, что он не стал бы так поступать сейчас, что он повзрослел, стал умнее. Он пишет и о том, что миллиард раз пожалел уже, и о том, что сейчас совсем боится вернуться в эту безмозглость, как огня, что не хочет причинять боль никому… что Арс не заслуживал такого отношения. Он хотел бы, чтобы всё было иначе. Правда хотел бы. Но всё именно так, он уже ничего не может поменять. И, кажется, Арсений понимает… насколько может теперь. Но этого недостаточно, это не отпускает. Антон Шастун 02:35 Слушай, Арс… Я ведь не просто так написал сегодня. Помнишь, ты чуть не опоздал на празднование? Буквально несколько минут оставалось. Арсений Попов 02:39 Помню. Ты тогда ругался-ругался. Сказал, что обещания нужно выполнять. Антон Шастун 02:42 Да! Именно. Помнишь, ты пообещал, что даже через пять лет мы встретим Новый год вместе?.. Арсений Попов 02:42 Антон… Нет, это дурная идея. Не начинай. Мы оба в отношениях. Мы не можем. Антон Шастун 02:43 [скриншот с напоминанием] Видишь? Обещания нужно выполнять. Арсений Попов 02:45 Прекращай. Всё. Антон Шастун 02:45 Почему? У вас серьёзно всё с ней? Арсений Попов 02:46 Да, и у тебя тоже. Ложись спать. Я точно пошёл. Уже поздно, Антон. Слишком поздно. — Я так не думаю, — шепчет себе под нос Антон и отправляет вдогонку «сладких снов», искренне веря в свою правоту даже тогда, когда Арсений выходит из сети и больше не появляется. Уснуть у него, правда, едва ли выходит: нервы поглощают полностью, как и воспоминания. Болезненно давит прошлое, то, как всегда им было хорошо вместе, как Антон ластился перед сном, как хмурился на новогодних праздниках, как хотел, чтобы они поскорее закончились, и просил убрать уже чёртову ёлку. Но почему-то всё равно периодически рассматривал её с интересом и прежде зачем-то помогал Арсению развешивать игрушки. Зачем-то ведь помогал. И почему-то всё равно всегда у них всё было хорошо, даже если вдруг возникали споры. Они ведь справлялись с ними прекрасно. Что пошло не так? Могут ли они всё исправить? Непонимание этого давит по-прежнему, остаётся ещё одним незакрытым гештальтом, и победить это так и не удаётся. Всё-таки уснув под утро, через пару часов Арсений уже просыпается и тяжело вздыхает, прежде чем проверить, наконец, впервые за все эти часы телефон. И он просто ошарашен, когда видит сообщения от Антона. Антон Шастун 03:24 Я взял билет. Скоро буду в Москве. В девять вечера буду ждать на нашем месте. Не опаздывай. Пожалуйста. Я тебя буду ждать, понял меня? Во что бы то ни стало. И мы вместе встретим этот Новый год. Арс нервно усмехается. Хорошо, что Алёна не видит этого и не понимает, что происходит, не задаёт лишних вопросов. Слышен шум воды из ванной — видимо, она принимает душ. Арсений Попов 10:23 Ты с ума сошёл, Шастун? Брось эту затею. Я не приеду. Верни билет и не трахай мне мозг. Новый год вот-вот, это семейный праздник, а ты, как ты знаешь, уже не являешься её частью. Антон застывает, стоит ему увидеть последнее сообщение, и смотрит с болью несколько секунд. Ничего тяжелее ему, возможно, не приходилось слышать, но он слишком уверен в том, что ему нужно сделать, он не готов тратить остаток времени на эту боль. Он заставляет себя улыбнуться, просто приходится, и отвечает очень коротко: Антон Шастун 10:26 Я буду. Без вариантов. Обещаю. Арсений пишет что-то ещё, возмущается, предупреждает. Кажется, он очень злится, но Антон знает одно: если он сейчас пойдёт на поводу и позволит ему всё переиграть, он точно ничего не вернёт. Последнее слово за ним, и если Арс не придёт — это будет уже настоящим доказательством того, что у них не будет будущего. И всё же он готов рискнуть. Правда, чёрт возьми, готов. — Антон, ты с дуба рухнул? Какая Москва так рано? — обычно мягкий голос Иры становится почти истеричным, когда она поражённо наблюдает за собирающимся Антоном. — Мы же договорились отметить вместе, здесь, договорились с друзьями, куда ты собрался, зачем? — Мне нужно, Ир. Пойми, я не могу всё так бросить. — Да о чём ты? Ты бросаешь меня сейчас. — Позволь я объясню всё позже. Пожалуйста, — Антон вздыхает, оставляя застёгнутый, наконец, чемодан, и смотрит на Иру, сведя брови. Ему, может быть, правда очень жаль, но у него ведь нет времени. — Мне нужно уехать. Ира выдыхает, опустив плечи, совершенно сражённая поникшим тоном, и осторожно подходит ближе, садится рядом на постель, глядя с беспокойством. Что-то случилось, это очевидно, Антон сам не свой последние сутки, и она ненавидит не понимать, что происходит, но подробнее, кажется, сейчас и не узнает. Она только мягко сжимает плечо Антона и тянется к нему, чтобы лечь щекой. — Грустно будет отмечать без тебя. Антон молчит с несколько секунд, не в силах сказать того же. Но после тихо спрашивает: — Ир… почему мы тогда переспали? — О чём ты? — она хмурится и поднимает голову, сведя брови. — Когда ты приехал ко мне и мы сошлись? — Нет, ещё тогда, после встречи выпускников ночью… Ира вдруг прыскает. — Мы тогда не переспали. Ты отрубался совсем, ещё и меня отпихивал, пришлось тебя оставить. Мне хотелось, но ты почему-то заладил про Арсения. Надоел мне им. Я потом к тебе просто легла, больше и некуда было особо. В голове щёлкает. — Отпихивал? Ты ведь мне потом написывала, говорила про «то, что было»… — Антон ошарашенно смотрит в глаза Иры, но та, явно не понимая, к чему всё, лишь позабавленно улыбается. — Ну мне неловко было ведь, но я всё равно шутила и надеялась, что ты приедешь, ты поэтому ведь и… или нет? — Я не изменял… — Антон усмехается неверяще, отвернув голову. — Что?.. Я знаю, Антон, я верю тебе… Антон поднимается с кровати, прижимает к себе ладонями лицо Иры и тепло, долго жмётся губами к её лбу, прижмурившись. Какой же он идиот. Как он вообще сам мог поверить, что он мог так поступить с ним? Придурок, блять, просто ненормальный. — Мне нужно ехать, Ир. Прости, я не могу больше. Проведи хорошо Новый год, мы потом поговорим.***
Антон Шастун 11:48 Я тебе не изменял. Я всё объясню. Поверь мне. Я тебя буду ждать, Арс, я умоляю тебя. Просто приди. И мы поговорим, мы всё решим, мы справимся, я не хочу тебя потерять окончательно. — Почему он вдруг так сказал? — интересуется Алёна, присаживаясь рядом. Арсений не скрывает от неё экран телефона, только пожимает плечами, заторможенно глядя перед собой. — Он ведь тебе сам признался в измене, так? — Я не понимаю, Алён, правда. Уже голова от всего кругом. — Поедешь туда? — Ты с ума сошла? — абсолютно мягким, тёплым тоном говорит Арс, улыбнувшись почти снисходительно. — Не смотри на меня так, Арс. То, что у вас было, вряд ли так легко забывается. Арсений смотрит в её глаза, хмурясь, и чувствует, как сильно сжимается сердце. Он не может её предать. С другой стороны… разве они могут быть счастливой парой, если держатся только на дочери и уважении друг к другу? Он глубоко, тяжело вздыхает и лишь тянется ближе, позволяя обнять свою голову и прижать к себе. Алёна его любит, он любит её тоже. Но это далеко не та любовь, с которой хочется жить до последнего вздоха. От которой теряешь голову, которая заставляет взлетать и падать, разбиваясь на осколки. — Иди, слышишь?.. — мягко шепчет Алёна. — Я заберу Кьяру к родителям, скажу, что у тебя срочные дела, но у нас всё в порядке. Мы разберёмся позже… — она умолкает на минуту и договаривает тише: — Это были хорошие годы, что мы провели вместе, но у вас они были гораздо лучше, я понимаю ведь это. Со мной ты… не тот. Если у вас всё получится, я буду рада. Смогу найти кого-то себе. Мне просто порой, кажется, не хватает смелости от тебя уйти, — Алёна горько усмехается, и Арс не выдерживает от этого звука и громко всхлипывает, стягивая жену в объятии. Они долго ещё говорят. И, кажется, честнее диалога у них ещё не было. Никогда не было столь очевидным, насколько близки они были на самом деле всегда. Лучшие друзья, самые понимающие и близкие, но никогда теперь — любящая пара.***
— Твою мать, твою мать, Арс, прошу тебя, будь тут, — бормочет себе под нос Антон и почти бежит по парку, стараясь выловить взглядом до боли знакомую фигуру. — Арс! Арс! — он выкрикивает в разные стороны, обессиленно шмыгая. Ничего. Так пусто. Это был самый сложный рейс на его памяти. Несколько задержек, едва успевшее отправиться сообщение-предупреждение о том, что он может задержаться, магическим образом исчезнувшая из карманов куртки зарядка и, чёрт, блять, дери, вырубившийся подмороженно телефон. Он не знает, сколько времени, он просил у других людей дать телефон, чтобы позвонить, но мог только помнить старый номер Арсения, по которому теперь отвечал кто-то другой. Как бы ни просил Антон связать с Арсом, ему помочь никто не был в силах. Остаётся только надеяться, что даже если он не успеет, Арс там был. Арс хотел к нему прийти. Он найдёт его, он свяжется с ним, ему бы только вернуться домой и подзарядить телефон. Или у кого-то попросить зарядку… наплевать, он справится. Неважно, если они не встретят этот Новый год вместе. Они отметят завтра, послезавтра, следующий, за ним, ещё и ещё… — Арс! — он кричит громко, как может, продирая глотку, вынуждая её утопать в морозном воздухе, и прокашливается, зажмурившись, чувствуя, как с каждым выкриком становится только хуже. Заметив время на вывеске круглосуточного кафе, решившего отработать даже в новогоднюю ночь, Антон в ужасе выдыхает. 23:58. Пиздец. — Блять… Антон отворачивается, всхлипнув, и, ёжась, обхватывает себя руками, оглядываясь, пытаясь высмотреть хоть кого-то. Вдалеке слышны запуски салютов. Бродят люди — далеко не все хотят отмечать дома… но никого, кто походил бы на него. — Пожалуйста… Арс. Он слышит, как за ним открывается и закрывается дверь кафе, но даже не оборачивается. Арс никогда не любил здесь кофе, он ходил сюда только с ним и только ради него. Всхлипнув, Антон выругивается, быстро утирает глаза и жмурится, только надеясь, что Арсений хотя бы тогда не ждал его здесь. Быть может, пришёл, скептически улыбнулся, поняв, что Антона здесь нет, и вернулся к своим делам. К новогодним. Отмечает с кем-то любимым. Важным. Улыбается. Пьёт только хороший кофе, а не дешёвый отсюда… — А ты ведь раньше так ругал меня за то опоздание… — звучит негромко из-за спины и Антон рывком оборачивается, широко распахнув глаза, а после выдыхает судорожно, в этот раз уже не в силах сдержать слёзы. Теперь — облегчения. Арсений стоит с большим стаканом кофе, отогревая продрогшие руки, и устало смотрит на Антона. — Ну что ты разорался? Мне ведь нужно было заплатить за кофе. И ты ждал меня явно не так долго, как я тебя. Оба вздрагивают, потому что очередной залп салютов происходит прямо из парка, над ушами, а время на кафе переключается на 00:00. Антон выдыхает и болезненно разглядывает лицо Арсения, почти не веря тому, что встретил его вновь. Такой родной, такой… самый нужный прямо сейчас, в это мгновение. Антон не говорит ничего, только улыбается, и Арсений его, кажется, понимает лучше, чем кто-либо смог бы ещё. И улыбается тоже, потому что в эту секунду всё перестаёт иметь значение. И эти салюты не про Новый год. Они про их возвращение.***
— Антон, ты с ума сошёл. Куда нам этого оленя? — Арсений охуевше распахивает глаза, видя, что притащил Антон из магазина, куда заходил, на минуточку, блять, просто забрать снежный шар, который увидел на сайте магазина и не смог устоять. — Ты серьёзно? Он не войдёт в багажник, блять, Антон! Арсений смеётся, но Антону не до смеха. Он отфыркивается злобно, усиленно пытаясь пропихнуть огромного светодиодного оленя, которого ставят разве что во дворы частных домов, и дуется почти обиженно, потому что Арсений его усилия явно не оценил. — Он нам нужен. Без него никакого новогоднего настроения, знаешь ли. — Идиот! У нас дома уже нет свободного от мишуры и гирлянд места, куда тебе ещё оленя этого? Сколько он стоит хотя бы? Антон замирает и поднимает голову, нервно улыбнувшись. — Тебе лучше не знать, — и победно усмехается перед тем, как всё же умудриться захлопнуть багажник. Олень, правда, копытами в салон торчит, но это уже не такая уж и проблема. Обежав машину, Антон садится на водительское место и выдыхает расслабленно, лыбится, но в следующее же мгновение чертыхается: — Блять. Шар забыл. Я ща… — Так, стой, — Арсений смеётся и ловит Антона за руку, не позволяя уйти. — Давай лучше в следующем году, а то ты весь магазин так скупишь. — Да ну тебя, у меня гештальт незакрытый тогда останется из-за этих шаров, я, между прочим, на благо семьи стараюсь, чтоб красиво было… Или я в неё опять не вхож? Арсений цыкает, отдёрнув руку, и укоризненно очень смотрит, нахмурившись. Но после всё же не выдерживает и тянется к Антону, очень ласково проглаживает в волосах и думает: в этом Новом году им ничто не помешает быть вместе. Они оба освободились от всех дел, тридцать первого весь, абсолютно весь день проведут только вдвоём. Будут ругаться из-за салатов, примирённо целоваться под «мне нравится» из Иронии судьбы и мягко пританцовывать под музыку, загадают желание, наверняка, как и когда-то раньше, совершенно случайно одно на двоих, прежде чем сжечь бумажки и выпить пепел с шампанским. Этого очень не хватало много лет. Антон улыбается, прикрыв глаза. И ему очень хорошо в этот момент. — Ты теперь и есть моя семья, Антон. Иди за своим шаром уже, — и он нежно убирает прядки за ухо Антона, улыбнувшись только шире. — В этом году мы много гештальтов закрываем, правда? Антон усмехается мягко и чмокает Арса в запястье, прежде чем молча ускользнуть на улицу. По пути в магазин он слышит уведомление и смеётся, когда читает сообщение: Арсений Попов 17:28 А олень красивый. Но очень уж огромный. Вылитый ты.