Не оставлять – любить

      — Ну почему я должен этим заниматься-я-я? — простонал Володя, не понимая как совладать с непослушным тестом, которое всё время прилипало к рукам и не хотело принимать нужную форму. Володя Страстный бился с ним уже несколько часов, контролируемый непрестанным взором покойной бабушки, сошедшей с того света, чтобы поздравить единственного внука с семнадцатилетием и заставить хоть что-то сделать на собственный праздник.       Рядом за столом сидела мать Володи, Марьяна Страстная, подперев подбородок рукой и тихонько посмеиваясь, с озорным блеском в глазах и не без удовольствия наблюдая за потугами сына. Смерть для этих двух женщин не стала веской причиной для того, чтобы не поздравить в знаменательный день повзрослевшего Володю.       — Давай, Владимир, не ленись, — всё говорила бабушка, сложив руки на груди. — Тебе уже семнадцать лет, ты должен уметь делать такие простые вещи! В твоём возрасте я и твоя мать с закрытыми глазами пекли эти несчастные пироги!       — Ну почему я этим должен заниматься?! — воскликнул Страстный, вытаращив глаза на бабушку и растопырив белые пальцы в муке. — Вообще-то я здесь главная персона и мне должны печь пироги!       — Здрасьте, приехали! А гостей ты чем угощать будешь? Бутербродами? Не позорь нашу семью, Владимир, мы гостей всегда принимали хорошим столом!       — Ну ба-а-а!       — Не надо тут! Будь я жива, напекла бы этих пирогов сколько хочешь! А так давай, не ной и делай!       Володя не выдержал и от отчаяния и пытки, в которую превратилась готовка яблочного пирога, забыв про белые пальцы, прикоснулся ими к лицу. В одно мгновение оно стало похоже на кривую белую маску, сделанную неумелым мастером. Белой пылью покрылось не только лицо, но и волосы, которые стали как будто седыми.       — Накрывай тесто полотенцем и ставь в холодильник на полчаса! — скомандовала Елена Николаевна и проследила за внуком, который понёс несчастное тесто в холодильник.       Всё это выглядело так, словно императрица раздавала приказы и наделила последнего из них самым тяжёлым испытанием, чему он, конечно же, не был рад. Володя захлопнул дверцу холодильника и вернулся к своему рабочему месту, чтобы заняться яблоками. Яблоки были домашними, сорваны прямо с яблонь возле дома.       Как только Володя принялся чистить фрукты и очищать их от сердцевины, Марьяна Алексеевна не выдержала и подошла к сыну поближе, чтобы вблизи посмотреть на его работу. Младшего Страстного обдало потоком холода, но он не обратил на это внимание, продолжив сосредоточенно резать фрукты.       — Яблоки в этом году выросли такими крупными! Думаю, что пирог получится очень вкусным, — она обратилась не только к матери, стоящей по левую сторону от сына, но и к Володе.       — Конечно! — улыбнулась Елена Николаевна. — Это же всё наше! И Володя делает этот пирог, значит, он получится вкусным!       Володя приподнял уголок губы и хмыкнул. Его пальцы с осторожностью обхватили следующее яблоко, а движения стали менее резкими и отрывистыми. И даже выражение лица, которое до этого никак нельзя было назвать удовлетворённым или напряжённым от работы, а скорее кислым и мученическим, заметно преобразилось: глаза загорелись, ямочки на щеках очертили улыбку. Володя аккуратно работал с ножом, тонко очищая яблоки от кожуры и вычерчивая неровную красную полоску, которая уже коснулась стола. Все были поглощены этими, казалось бы, обычными движениями, не отводили взгляда. Если бы мёртвые, стоящие рядом с единственным живым в этой комнате, умели дышать, то точно бы задержали дыхание.       — У тебя такие же лёгкие руки, Володь, как у мамы, — нарушила тишину Елена Николаевна. Взгляд старой женщины потеплел, уже не выглядел строгим, как прежде. Она улыбалась уголками губ и такими же весёлыми и добрыми глазами с капелькой гордости смотрела на внука.       — Правда? — тут же спросил Страстный.       — Конечно, — теперь уже заговорила Марьяна Алексеевна. — Совсем как у меня.       Такой комплимент Володе пришёлся по душе. Каждая похожесть на свою мать, пусть даже и самая незначительная, скрашивала и всё больше роднила разделённых жизнью и смертью людей. Парень точно знал: он знает о ней не меньше, чем ребёнок при живых родителях знает о своих родителях, и был этим горд. Смерть для него — это не страшная преграда, хоть временами она отдавала грустью и тоской за невозможность почувствовать ценные душе объятия матери. Но пусть так, всё равно они вместе. А это куда лучше, чем самая длительная разлука длиною в жизнь.       — Так, ты уже закончил? — неожиданно переменила тон голоса бабушка и напустила на себя серьёзный вид. — Вытаскивай косточки, нарезай яблоки и доставай тесто из холодильника! Пирог сам себя не испечёт!       — Да, бабуль, сейчас, — застонал Володя, пытаясь кончиком ножа вытащить маленькие коричневые косточки.       — Давай там, пошевеливайся! К тебе скоро гости придут, а у тебя ещё конь не валялся!       Володя наконец-то доковырял противную косточку, нарезал неровными дольками яблоки и кинулся к холодильнику. Елена Николаевна подошла ближе, чтобы внимательнее следить за неумелыми руками внука, и продолжила сыпать повелительным тоном советы и наставления. Страстный с золотым терпением выслушивал критику и пытался придать будущему пирогу нужную форму, но всё равно в духовке оказалось кривое изделие.       Марьяна Алексеевна обменялась с матерью сочувственными взглядами и с улыбкой сказала:       — Ну, главное, чтобы было вкусно!       Елена Николаевна только покачала головой и послала внука на огород за овощами для салатов. Мучения Володи и не думали заканчиваться. По крайней мере ещё несколько часов.       

***

      С облегчением Володя смог выдохнуть, когда деревянный раскладной стол был правильно засервирован и угощения расставлены в самом центре. Стол, накрытый праздничной скатертью, доставшейся от бабушки, ломился от еды. Помимо кривого яблочного пирога на нём стояли различные салаты, которые Володя старательно нарезал, картошка по-деревенски, жареное мясо, клубничный и вишневый компоты, бутерброды и многое другое. Даже дедушка Володи, Алексей Михайлович, вытащил из своих запасов алкоголь, поставил на стол и удалился обратно в свой погреб в одиночестве справлять день рождение единственного внука. Елене Николаевне это жутко не понравилось: старая женщина вздохнула и принялась причитать на мужа, укорять его в том, что он спаивает детей и подаёт нехороший пример для молодёжи.       — Они ведь дети! Им ещё рано такое пить! — пожилая женщина с широко раскрытыми глазами посмотрела на дочь, надеясь найти в ней поддержку.       — Да ладно тебе, мам. Я сама впервые алкоголь в четырнадцать лет попробовала. Немного можно, — Марьяна Алексеевна хихикнула, а её мать с вытянутым от удивления лицом взглянула на неё. Она смерила дочь долгим многозначительным взглядом. Женщине стало неловко, и та прекратила смеяться, кашлянув и переменив выражение лица.       — Мы ещё поговорим с тобой об этом.       Мать Володи вздохнула и вновь взглянула на праздничный стол. Её пробрала тоска и грусть, из-за чего плечи Марьяны Алексеевны поникли. Свою лепту в приготовлении всех этих вкусностей внесла её младшая живая сестра — Женя. В отличии от Володи она не могла увидеть ни её, ни маму, ни других родственников, поэтому печаль от смертей близких сказывалась на ней сильнее всего: в последнее время она выглядела такой маленькой и худенькой, словно болезненный подросток или серая мышка. Женщина не могла смотреть на неё такую — отвела взгляд.       Тем временем уставший Володя улёгся на диване. Вся эта готовка, приготовление еды и прочие мелкие дела совершенно лишили его сил. Теперь он даже не был уверен, что сможет праздновать собственный день рождения. Но поесть Володя был не прочь, поэтому, не вставая с дивана, он потянулся к тарелке с бутербродами.       Но из коридора раздался громкий стук в дверь. Страстный сразу узнал гостя — это пришёл его лучший друг Илья Берёзов. Володя спустился и поплёлся в коридор, на ходу поправляя клетчатую рубашку. Он потянул за дверную ручку и встретился на пороге с ожидаемым лицом.       — С днём рождения! — воскликнул Илья с серьёзным лицом, бросил подарок в руки Володе и звонко засмеялся.       — И тебе привет, — поймал коробку Володя и прижался к дверному косяку, чтобы пропустить друга. — Проходи давай.       Илья перешагнул порог, снял обувь и прошёл в гостиную. От столь пышного стола он не удержался от длительного «Вау!» и сразу же занял свободное место по правую руку от кресла именинника. Он потянулся за бутербродом, столь соблазнительно лежащим на тарелке, но вслед за ним вошёл Страстный и пресёк эту попытку.       — Пока все не придут — никакой еды! — уверенно скомандовал Володя.       Илья сокрушенно растёкся по столу, промычав что-то о голоде, а Страстный расположился рядом с ним вместе с коробкой.       — Я открою, хрен ушастый?       — О! Давай! Подарок тебе точно понравится! — Илья встрепенулся, оживился, сделав несколько движений телом и придвинулся ближе к другу.       Володя с крайне посерьезневшим взглядом легонько потряс коробку и по её звуку и весу сразу понял, что в ней лежит нечто достаточно тяжёлое и прямоугольное. Страстный бросил взгляд на Берёзова, который только поиграл бровями и кивнул на коробку, а потом аккуратно снял крышку. В принципе Володя догадался, что там лежит. Это была книга. Однако она была потрёпанная, довольно старая, с вмятинами на коричневой обложке и почти нечитаемым текстом, содержавшая в себе пожелтевшие страницы, которые испортились из-за плохих условий хранения и температуры. Но когда Володя провёл пальцами по выпуклостям, на которых раньше были высечены буквы, он с удивлением воскликнул:       — Это же книга по белой магии! Где ты её откопал?! — Страстный округлил глаза и с вытянутым лицом посмотрел на друга.       — У себя дома, — поделился Илья. — Представляешь, у меня в комнате половица одна отошла. Я её открыл, а под ней что-то вроде ларца. Я его покрутил, повертел, отмычкой открыл, а в ней вот это лежит, — кивнул Берёзов. — С ней ещё какие-то записки лежали, но там на каком-то непонятном языке написано. Я её полистал, почитал, там много про древних существ написано. Как тёмных, так и светлых.       — Во дела! А чё ты мне её припер?       — Пусть у тебя она будет. Ты толковый, Володька, быстро с ней разберёшься, — ответил Илья. — А если что, то вместе её изучим. Может быть, записки сумеем расшифровать.       — Ну спасибо тебе, друг! — улыбнулся во все тридцать два зуба и похлопал Берёзова по плечу Володя. — Вместе с ней хорошенько разберёмся!       Илья улыбнулся.       — У меня ещё кое-что есть, — Илья криво улыбнулся и полез во внутренний карман джинсовки. — Это куда повеселее, чем старые книжки.       В его руке появилось несколько фотографий, на одной из которых Володя стоял на столе и со скривившейся рожей пел в пустую стеклянную бутылку. Вокруг него лежали спящие Марта, Доминика и ещё несколько ребят из деревни. Тогда они хорошо напились, и у Володи проснулась потребность в пении, которое не менее пьяный Илья, конечно же, поощрил, включив какую-то пластинку.       — Я помню, как я тогда блевал, — закивал Володя и отложил фотографию рядом с собой.       На другой фотокарточке главным предметом лицезрения была Володина задница, но по обстановке можно было догадаться, что это туалет в доме Берёзовых.       Володя многозначительно посмотрел на Илью, и улыбка на его лице появилась сама собой. Подобных фотографий, выставляющих Страстного не в выгодном свете, было ещё несколько штук. Володя внимательно просмотрел каждую из них, в голове прикидывая, куда их положить, чтобы их никто никогда не увидел.       — Это… — с улыбкой сделал паузу Страстный, пытаясь подобрать правильные слова, — фотографии очень интересного содержания… кхм…кхм… поэтому я буду хранить их в самом защищённом месте — у себя под задницей!       Володя быстро вложил фотографии в карман брюк с другой стороны и отодвинул подаренную книгу в сторону, чтобы быть поближе к Илье. Плечи друга к тому времени уже подрагивали, он положил голову на свободное место на столе и всё никак не мог успокоиться — смех пробирал его, не давал успокоиться, окрасил его лицо красноватым оттенком. Илья тщетно пытался принять нормальное положение, но его душа и губы не сдерживались — смеялись весёлым звоном, как ручеёк. И пока он смеялся, подошли другие гости.       По-дружески похлопав Илью по плечу, Володя отправился встречать остальных друзей. Пришла его лучшая подруга — Марта и давняя подруга ещё с первого класса — Доминика. Девушки хором поздравили Страстного с праздником, вручили подарки и прошли в гостиную к накрытому столу.       — Ух ты! — воскликнула Марта, и глаза её разбежались от количества еды на столе. — Как много всего!       — Вот это тётя Женя постаралась! — подхватила Доминика и всплеснула руками.       — Вообще-то я тоже готовил! — поспешил сказать Страстный.       — Уже увидела, — Марта села за стол рядом с Доминикой по левую руку от именинника. Она указала на яблочный пирог, чей внешний вид красноречиво говорил о том, что его испекла неумелая рука. — Но ты всё равно молодец! Такой стол, столько угощений!       — Согласна! — добавила Доминика. — Наверняка очень вкусно получилось!       — Поскорее бы всё попробовать, — не переставая смотреть тоскливым взглядом на бутерброды, сказал Илья.       Чуть позже подошли другие ребята из деревни, и праздничный ужин можно было начинать. В гостиной воцарился гул и шум: цокот столовых приборов о тарелки, непрерываемая болтовня, смех, тосты в честь именинника и многое другое.       — За Володьку! — провозгласил Илья.       — За моего лучшего друга! — улыбнулась Марта во все тридцать два зуба и с добротой посмотрела на друга. Тот ответил ей смущённым, но счастливым взглядом.       — За нашего главного затейника, которого знает и любит вся деревня!       Володя был благодарен за все сказанные слова и в глубине души даже поблагодарил маму, бабушку и тётю Женю за то, что в этот день он смог собраться за таким большим столом со всеми друзьями. Он смог собрать всех, кого знал и кем дорожил. Конечно же, все вкусности, стоящие на нём, собравшиеся по достоинству смогли оценить. Марта не сдержалась, и первая попробовала яблочный пирог и осталась полностью им довольна. Отчего-то подруга беспокоилась, что он окажется не вкусным и гостям он не понравится, словно готовила его она, но вопреки внешнему виду выпечка оказалась необычайно вкусной. Девушка поспешила сказать об этом Володе, и тот с лучезарной улыбкой ответил, что этому рад. Гордость так и затеплилась в его груди, но мысленно он сделал себе пометку обязательно отблагодарить мать и бабушку за советы. Илья же наконец-то смог попробовать бутерброды. Он показал другу большой палец и продолжил наслаждаться едой. И так стол постепенно опустошался.       Конечно же, этот день запомнился не только богатыми угощениями, но и проведённым временем. Ребята пели, танцевали, слушали любимые песни, играли в провокационные игры и просто веселились. Володя совсем не чувствовал усталости, чему поспособствовал дедушкин алкоголь. Его глаза горели, улыбка не сходила с губ, неуклюжее тело не могло усидеть на месте. Как недавно заметили Илья и Марта, в такие «моменты» душа Володи всё время хотела петь. Они выжимали из радиоприёмника все соки, пытаясь настроиться на нужную волну с музыкой, прокрутили все пластинки и просто импровизировали, напевая всем домом знакомые песни. И из множества голосов голос Володи выделялся особенно. На самом деле он не умел хорошо петь, через раз попадал в ноты, но всё равно делал это с уверенностью и нужной громкостью. Его пение было некрасивым, однако словно направляющим. Все, будто так и было задумано, подстраивали темп голоса под завывания Страстного, покачиваясь в такт.       Доминика, которая выпила меньше всех из присутствующих и более-менее могла сохранять ясность ума, подумала, что так происходит всегда: если Володя что-то задумает, за ним последуют все, при этом из всей массы он будет выделяться больше всех, но при этом так, что всем это будет только нравится. Он был каким-то особенным по натуре, хоть всю жизнь провёл в маленькой деревне.       «Не зря Серафима по нему сохнет», — рассеянно подумала Доминика, вспомнив одноклассницу, которая уже не первый год пыталась завоевать сердце Страстного, но тот упорно не принимал её знаки внимания. Но для себя Доминика точно решила, что Володя привлекает её только как хороший и надёжный друг.       Марта около неё задремала, положив голову на свои пушистые рыжие волосы и на мягкое сидение стула со спинкой. Девушка хотела её разбудить, но вовремя вспомнила, что все тусовки в доме Володи всегда так и заканчивались: Марта и Илья засыпали в самых неудобных позах, гости постепенно расходились, увидев, что именинник давно выдохся, а на столе почти ничего не осталось. Так дом постепенно затихал. Доминика мягко провела рукой по волосам подруги, зевнула и направилась прочь. Володя уже лежал спящим на коврике возле серванта и что-то во сне бубнил себе под нос. Кто-то накрыл его же рубашкой.       Доминика вышла и направилась в свой дом, кто-то за ней выключил негромко бормочущий приёмник.       А призрак Марьяны Страстной, матери Володи, учуяв в доме тишь и покой, неслышно прошёл к окошку и увидел спящего сына. Женщина прикоснулась пальцами к стеклу и со слабой улыбкой произнесла:       — Долгих тебе лет жизни, сынок. Проживи, пожалуйста, больше, чем я.       А потом дух неслышно направился к кладбищу по освещённой луной дорожке.