Признательность

Реборн давно взял за правило не размышлять о своих привычках. Самый результативный киллер мира всегда считал, что думать надо До. Когда ещё действие становится первой ошибкой, а не когда уже укореняется в твоём повседневном укладе жизни так, что становится обыденным и абсолютно верным в любом контексте. Как дыхание. Как соскальзывать на колени перед Десятым Боссом Вонголы, собственным учеником, сдвигать подальше на затылок любимую шляпу. Греть горячим дыханием чужую топорщащуюся ширинку, касаться губами чуть влажной ткани. Языком поддевать язычок на молнии, медленным движением расстегивая дорогую костюмную ткань. — Ха… — довольный вздох опадает вниз, соскальзывая по напряжённым плечам репетитора. Отполированные совсем не ласковым Пламенем и рукоятью пистолета пальцы бескомпромиссным движением срывают мешающий фетр с склоненной головы, жёстко зарываются в стоящие дыбом волосы. Фиксируют, властно тянут ближе, не намекая, приказывая. — Хорошо, — голос Тсунаеши падает в горячечно-воспаленный шёпот. Кажется, ранее Реборн никогда бы и не предположил, что тот может быть таким даже при самой сложной простуде. Губы Солнца покалывает. Его Пламя, чужое Пламя… Будто сталкиваются, резонируя. Сила внутри беснуется, рвётся наружу, нагревая жаждущую глотку. Собственные пальцы соскальзывают вниз по телу до бёдер. Одной ладонью Реборн до синяка стискивает вдруг ставшую неудобной ткань дорогущего костюма, вторую медленно подводит к собственному, весомо топорщащемуся возбуждению. Кого-то другого ему пришлось бы обхватить за бёдра. Хотя, это не возможно. Никто другой никогда не увидит Реборна на коленях. До самой его смерти. А в Тсунаеши он полностью уверен. Эти сильные, давно ставшие стальными пальцы, что бы не происходило вокруг, удержат. Сам Солнечный Аркобалено вкладывал в него всю душу на протяжении долгих лет… Тогда вынуждено и под давлением обстоятельств. Сейчас он продолжает по велению души. Не то, что б ученик, выучив все уроки мафиозного мира, что-то у него спрашивал. Скорее наоборот, Тсунаеши давно отучился слышать других, признавая лишь своё мнение. Свои решения и свою правду. Реборну это нравится. Это заводит. Для Безжалостного Солнца теневого мира это правильно и понятно. Небо не спрашивает, оно берёт. Жадно пьёт, смакует, жёстко фиксирует, привязывая канатами связей и Воли. Вытягивает всё до последней капли, до крайней едва держащей тело жилы. Огонь клокочет в груди, танцует на кончиках подрагивающих пальцев. Реборн чуть слышно хрипло стонет, едва не давясь чужим достоинством. Опаляет горячим дыханием влажную головку, единым толчком обнимает член глоткой до основания. В ответ Тсунаеши ласково гладит его по вскооченым волосам, раскатисто мурчит, как огромный кот. Пальцами второй руки скользит по краю чувствительного уха. Реборн чувствует, как дрожь стекает от виска вниз, приходится по позвоночнику, выламывая лопатки крыльями, изгибая его тело судорогой удовольствия. Ягодицы вздрагивают, поджимаясь. В затылке ломит, дыхание сбивается, замирая. Хочется… Чего-то больше. Контактное. Жёстче. Но ученик будто издевается, щадит. Едва гладит членом по губах. Словно в задумчивости размеренно вталкивается в рот, скользит по напряжённо приподнятом языку. Без привычного яростного напряжения. Берёт его в рот, глубоко и с расстановкой. Не вбивается, натягивая до хрипа и соли на веках. Не подчиняет, утверждая своё господство, жёстко сжимая голову в капкане из неумолимый пальцев. Будто играет с уже сдавшийся добычей. Гладит, нежит. Благодарит за доверие. Сливает силу Пламени в одно целое. Общее, неделимое. У Реборна от этого клубка огня и нежности горько щиплет губы и ноют виски. По губам течёт слюна. Её собирают горячие пальцы. — Спасибо, — голос глубок и выверен. — Ты всегда рядом… Тсуна редко благодарит. Ещё реже в такие моменты. Эта мысль заставляет Реборна задохнуться, щеки опаляет непривычным жаром. Всё тело, застывшее в кооенопреклонной позе напрягается, как в предвкушении оргазма. Ладонь, до этого сжимающая сквозь ткань член, соскальзывая, проезжается по жёсткому ворсу ковра. Реборна трясёт. Под зажмуренными веками вспыхивает образ перепуганного сжавшегося в комок мальчишки с ужасом и неверием смотрящий на своего нового репетитора. Когда он закрыл глаза? Реборн фыркает, чувствуя, как уверенная рука скользит по его виску вниз, собирает пальцами стекающую по подбородку слюну, спускается к шее, вторая влагу в кожу. Гладит, держит. Не оставляет в тактильном покое. Когда он закрыл глаза? Это не важно. Главное, этот почти вытертый из воспоминаний, размытый мальчишка вырос. И Реборну безумно нравится то, насколько его вклад окупился. И сколько перемен принёс в мир вокруг. В самого Солнечного Безжалостного репетитора.