Welcome home

Кристальные бабочки, лениво помахивая крыльями, поблескивали в свете луны над винокурней. Чжун Ли с возвышенности смотрел на горящий в окнах свет. Хозяин этого места ложился спать рано, но последние ночи засиживался допоздна: погрузился в работу или ждал возвращения Чжун Ли домой? «Домой, — задержалось в сознании. — Когда это место стало мне домом?». Они познакомились с Дилюком несколько лет назад, когда тот заглянул в Ли Юэ, чтобы наладить поставку винной продукции. Та пользовалась огромным вниманием в пределах Мондштата, а слухи о ней и вовсе пересекли море, дойдя на то что до гавани, но и до страны молний. Только невежды не знали о репутации алкогольной продукции города свободы! Казалось бы, как вокруг этой истории могло зародиться что-то большое, чем развитие торговых отношений между двумя регионами. Тянь Железный Язык рассказывал одну из историй, которую Чжун Ли за несколько сотен лет не то что знал наизусть, а едва ли не был её свидетелем. Зачем он приходил сюда, зная каждую строчку, словно она повествовала о его похождениях? Конечно же, ради ароматного чая и для того, чтобы из года в год наблюдать, растёт ли Тянь как рассказчик или топчется на месте. Тогда-то он и увидел молодого господина, одеяния которого выдавали принадлежность к городу свободы. Не выдержав чрезмерного героизма главного героя истории, тот молча поднялся и направился прочь, сделав вид, словно не прислушивался к чужому рассказу, а зашёл оценить местную кухню. Стоило отдать незнакомцу должное — он не стал критическим отзывом прерывать рассказчика или опускать его в глазах окружающих, а непринуждённо ушёл. Чжун Ли трудно было понять, о чём подумал мужчина: счёл ли он историю — тем, что откликнется не в каждом сердце, или просто не был склонен к публичному порицанию? Потому, поднявшись, поспешил за ним. Поначалу консультант не собирался приближаться, лишь жаждал узнать, в какое место теперь отправится гость их гавани, а после услышал обрывок фразы, сказанной незнакомцем вполголоса: — Нет, в этом заведении не подают алкоголь, нужно посмотреть в других. — Из любых правил найдутся исключения, всё же в Ли Юэ как никогда чтут выгодные контракты, — молодой человек обернулся, заслышав голос за спиной, и бывший Гео Архонт поспешил представиться. — Чжун Ли, консультант похоронного бюро. — Дилюк, владелец винокурни в Мондштате, — мгновенно отозвался Рагнвиндр. Их первая встреча больше походила на сцену фильма, отрепетированную за несколько минут до совершенства. Тогда Чжун Ли поведал своему новому знакомому о том, что в Ли Юэ в принципе не водится таверн — сплошь и рядом рестораны и лавки торговцев, в основном располагающих рудой. И прежде, чем молодой господин из Мондштата успел прийти к неутешительным выводам, поспешил рассказать и о том, что слухи о винах города свободы давно дошли до жителей гавани. — Право слово, есть торговец, который до сих пор пытается повторить рецепт вина из одуванчиков. — Что вы хотите этим сказать? — отозвался его собеседник, не поднимая взгляда. Во время их неторопливой прогулки по гавани, Чжун Ли предложил зайти в шатёр «Синьюэ», поэтому новый знакомый сейчас вынужден был одновременно отрабатывать технику использования китайских палочек — не то еда остынет — и вслушиваться в его речи. — Место, где мы сейчас находимся, чаще всего обслуживает уважаемых господ Ли Юэ, которые ценят и любят хорошую выпивку. Они готовы заказывать её ид других регионов, но вот беда — никто не развивает виноделие так же, как и мондштатцы, которые до сего дня не спешили предложить нашим торговцам свои творения. — Контракты, — вспомнил Дилюк и наконец поднял голову, его проникновенный взгляд поразил Чжун Ли будто насквозь. — Здесь не спешат открывать таверны, потому вино ценнее — много заинтересованных в поставках людей, — консультант кивнул, а мужчина продолжил. — И кому имеет смысл предлагать сотрудничество? Не то чтобы Рагнвиндр не хотел прогуляться по Ли Юэ, изучив каждое заведение, но наслаждаться прогулкой и местной кухней куда легче, когда всё рабочие вопросы решены. Если Чжун Ли даст ему список мест, которые точно не окажут в сделке — он потратит меньше времени на рабочие вопросы и больше — на какой-никакой отдых, не так часто позволял себе развеяться. — Я лично составлю вам компанию по пути в каждый, — Чжун Ли приподнял уголки губ в почти незаметной улыбке, со стороны она могла показаться снисходительной. Не прошло и недели, как Чжун Ли вернулся в Мондштат вместе с Дилюком. Это должно было быть поездкой из любопытства, молодой господин Рагнвиндр предложил консультанту лично лицезреть процесс сбора ингредиентов и приготовления вина. Причина приглашения не имела никакого подтекста, мужчина за время, проведённое вместе, успел заметить, что Чжун Ли интересуется многими вещами и стремится познать их суть, вот и предложил освоиться на «внутренней кухне» виноделия. Консультант и не возражал. Его личность Гео Архонта упокоилась с миром, бразды правления были переданы в руки Цисин, родные края неизменно согревали душу, но если не научится отпускать их — никогда по-настоящему не доверит гавань Цисин, продолжая чувствовать тяготы ответственности и ожидать молитв в храмах. Привязанность к прежнему дому не одолевала его постоянно, порой наказывала, сдавливая грудную клетку. Было странно осознавать конец эпохи, хоть и «консультант похоронного бюро» слетало с его уст уверенно и убедительно. За этой новой жизнью он почти забыл, кем был до неё и сколько воды утекло с тех пор, как он едва ли не высек Ли Юэ из камня. Поездка показалась хорошей идеей: новые пейзажи, знания и знакомства, — чем не отличный способ оставить прошлое в прошлом? Настоящее вопреки ожиданиям обернулось неожиданным поворотом событий. Чжун Ли думал, что вернётся в родные края через неделю, край — через две, но задержался в городе свободы на несколько месяцев. Вино и все, что с ним связано, было отодвинуто на второй план спустя пару-тройку дней пребывания на винокурне. Дилюк, как гостеприимный хозяин, отказался поселять его в отеле «Гёте», чтобы приглашённый гость не был вынужден ежедневно проделывать утомительный путь до «Рассвет», поэтому выделил ему одну из комнат. Если они и выбирались в Мондштат, то вместе — консультант отправлялся за ним посмотреть, как кипит жизнь в «Доле Ангелов», а по пути они заходили отведать цыплёнка в медовом соусе. Город свободы не был большим, осмотреться в нём — дело одного дня, не больше. Потому большую часть времени мужчины проводили за сбором винограда и одуванчиков. Дилюк редко лично занимался сбором ингредиентов, но раз решил отплатить Чжун Ли за помощь в гавани ответной услугой — взял на себя ответственность собственноручно посвятить в детали. Свободные вечера они коротали за непринуждёнными беседами и приготовленным Аделиндой травяным чаем. Тогда для обоих тяжесть груза прошлого блекла на фоне расслабляющего досуга в настоящем, работа воспринималась чем-то несущественным, дела выполнялись в два счёта. Чжун Ли, привыкший к тому, что Ли Юэ окружал его и буквально, и фигурально, был рад смене обстановки, не менее оказался рад и тому, что всё рассказы, в которые зачастую немногословный Дилюк его посвящал, не были связаны ни с адептами, ни с историей руды и флоры Ли Юэ, ни с ним самим. День за днём в гавани он слышал либо о себе, либо о пережитом прошлом, пускай никто не знал о том, что участник событий сидит прямо перед ними, но вместе с тем никакой рассказчик не стремился поведать ни о культуре других городов, ни о их легендах, ни выдумать роман, ни продекламировать с чувством существующий. Короткие истории Дилюка стали глотком свежего воздуха. Момент, когда границы рабочего оказались стёрты, намертво смешавшись с личными, был безвозвратно упущен. Ни Чжун Ли, ни Дилюк не считались людьми открытыми и легко заводящими дружеские знакомства — оба держались «на поверхности», рассказывая ровно столько, сколько считали необходимым, старались не пересекать рамки деловых отношений и не нырять в эмоции, как в омут с головой. А потом Рагнвиндр поздней ночью, когда они засиделась особенно долго, рассказал консультанту о трагической гибели отца. Чжун Ли тогда просто спросил его, почему мужчина не переберется в Мондштат? У него ведь есть на винокурне ответственные люди, выполняющие основную часть работы, можно было бы приходить сюда лишь ради нее, а обосноваться в городе. Чжун Ли хотел понять, что держало мужчину здесь: любовь к природе и единению с самим собой или разногласия с кем-то в Мондштата? И ожидал привычного лаконичного ответа, что-то вроде предсказуемого: «Я здесь родился, потому привык к обстановке», — а вместо этого получил совершенно другое. «Это единственное, что связывает меня с покойным отцом», — негромко произнес Дилюк. В его голосе почти не отразилось никаких эмоций, но Чжун Ли слишком хорошо знал горечь вины за прошлое, которое невозможно изменить. То выражение лица, с которым мужчина сказал об этом, говорило одно — он не знает, как почтить память отца и как перестать терзаться чувством вины и утраты, потому может лишь быть здесь и делать то, что считает нужным. Винокурня была для Дилюка единственным местом, которое он мог назвать себя домом, в пределах которого, несмотря на горечь воспоминаний, мог ненадолго почувствовать себя лучше. И это отдалённо напомнило Чжун Ли о том, что он точно так же не может отпустить Ли Юэ. Мог ли он назвать каждого жителя своей семьёй? Он знал всех до единого, помнил малейшие детали, но никто ничего не знал о нём: о его прошлом, настоящем, утратах и радостях, мыслях и личности. Для них он был вашего лишь могущественным Архонтом, который поможет в случае беды. И всё-таки Чжун Ли родился Архонтом, он не знал иной жизни и считал свою участь нормальной, пока не встретился с Дилюком. Их некая схожесть и вместе с тем совершенная противоположность друг другу поразительно сочетались вместе. В ту трепетную в своих откровениях ночь консультант чуть не признался в ответ, что он и есть Моракс — тот, чья внезапная смерть не так давно подняла на уши всю гавань. И когда понял, что чуть не приоткрыл завесу того, что открывать нельзя ни при каких обстоятельствах — ушёл. На утро он сказал Дилюку, что ему стоит вернуться в гавань и уладить вопрос в похоронном бюро, ведь если хочет здесь задержаться, не должен учинить проблем с начальством. Всё это было одной огромной недосказанностью. Дела в бюро шли паршиво, Ху Тао он не сильно нужен был под рукой, а будь иначе — она бы не отнеслась к ему чересчур строго. И всё-таки Чжун Ли нашел повод в самом деле уехать, поговорить с ней об этом пустяке и… Задержаться. Он разрешил вопрос на следующий день после отбытия из Мондштата, однако так и не вернулся. Чжун Ли пытался понять, в какой миг всё свернуло не туда, почему вдруг нашелся человек, с которым язык бесконтрольно сам готов развязаться. Это ведь совсем не в его духе, мужчина всегда был отличным слушателем, а рассказчиком хорошим представлялся в событиях отстранённых от его персоны. Никогда до сих пор он не стремился говорить о себе, не имел ни нужды, ни возможности. Он раскручивал этот вопрос с месяц, сидя у воды днями и ночами и глядя на гладь воды: та то представала ему спокойной и тихой, то бунтовала, волнами ударилась о берег, рассыпая мелкие камушки в стороны. За этот месяц Чжун Ли вспомнил всё: неожиданно долгие и проникновенные взгляды глаза в глаза, когда со стороны даже служанкам винокурни «Рассвет» казалось, что мужчины общаются без слов; соприкосновения кончиков пальцев в миг, когда спелый и яркий виноград одновременно привлекал внимание обоих; лёгкая дрёма на чужом плече в миг, когда от травяного успокаивающего чая и расслабляющих разговоров угасало сознание. Он и сам не заметил, как запомнил, что от Дилюка всегда исходит едва уловимый аромат винограда, иногда к нему примешивался терпкий и чуть более тяжёлый запах вина из одуванчиков, когда Рагнвиндр проводил за приготовлением немало часов. Поразительно, но Чжун Ли запомнил даже мягкость подушечек пальцев. В ту секунду, когда он впервые коснулся их, невольно подумал о том, как человек, занятый такой кропотливой работой и тягающий клеймор, избежал огрубления и мозолей на коже. Кое-где мелкие ранки оставила только виноградная лоза, и вот это было куда страннее. Если прежде у консультанта из мыслей никакими правдами и неправдами нельзя было убрать Ли Юэ, то сейчас в них то и дело возникал Дилюк: тот самый, который спал в пробивающихся сквозь шторы рассветных лучах солнца над книгой, решив почитать после их поздних бесед. Тот самый, который небрежно поправлял перчатки каждый раз, когда уходил на тренировку с мечом. В воспоминаниях Дилюк то ближе пододвигал чашку чая, то крайне внимательно вслушивался в каждое слово Чжун Ли. Он не являл собой бурю взрывных эмоций или восторга, но всем своим видом говорил о том, что выслушает всё, о чём бы консультант не заговорил. И это их безмолвное понимание во многих вещах оставляло в душе знакомое теплое чувство. Таким прежде отзывалось в сердце гавань Ли Юэ.

***

— Чай почти остыл, — бросил Дилюк, не поднимая взгляда от книги, которую читал с подчеркнутой сосредоточенностью, когда Чжун Ли вошёл. На вопрос, не успевший сорваться с уст, добавил будничным тем же тоном. — Заметил тебя на холме, когда зашторивал окна. Мужчина не спешил расспрашивать Чжун Ли о том, почему он так задержался. Не то чтобы перед уходом тот говорил точную дату возвращения, но разве вопросы могли улаживаться так долго? Честно говоря, могли. Но Дилюк думал о том, что консультант больше никогда не вернётся на винокурню, лишь пришлёт ему прощальное письмо с извинениями и благодарностью за проведённое время. Подобная глупость была совсем не в духе Чжун Ли, однако Рагнвиндр в тот хрупкий миг поддался эмоциям и сдался тревожным мыслям. Взял в руки он себя быстро — не без помощи Аделинды, — и задумался о том, что могло послужить причиной задержки и нерешительности на холме. Он последний час вовсе не книгу читал, а все глядел в зашторенное окно. Сомнений не оставалось, ведь единственное, что могло сбить Чжун Ли с толку — их последний вечер откровений. Признаться честно, Дилюк тогда и сам растерялся от того, как легко заговорил о отце и прошлом. Пускай это было всего одно предложение, создавалось впечатление, что все остальное Чжун Ли прочитал по выражению его лица. Слишком открыто и уязвимо он себя почувствовал, но повернуть назад уже не мог. И очень скоро перехотел. Чжун Ли вызывал в нём давно позабытое чувство принятия и безопасности, будто какую сторону своей личности ему не открой — увидишь понимающий взгляд и полную тепла полуулыбку. Те слова про отца всегда давались ему через ком в горле, но именно в тот вечер Дилюк ощутил нечто вроде облегчения, словно разделил груз прошлого с близким человеком. Однако в самую первую минуту он тоже хотел сбежать — по привычке, инстинктивно, от растерянности. Да чтобы просто обдумать все, в конце концов. Чжун Ли исчез первым, и его отсутствие дало им обоим возможность переосмыслить последние месяцы совместной жизни. Стоит ли говорить, что Дилюк был удивлён, когда посчитал, сколько консультант пробыл на винокурне? Ему казалось, что прошла по меньшей мере неделя, а на деле минуло три месяца. Это совсем неважно. Важно лишь, что он слишком хорошо понимал причины, чтобы задавать вопросы, давить или обвинять. Чжун Ли вернулся, а значит осмыслил и принял все, что произошло между ними, и был готов сделать это частью своей жизни — остальное не имело значения. Дилюк готов был ждать его здесь, с кружкой травяного чая и за рассказом о новой прочитанной книге, который непременно плавно перетечет в совершенно другие, более глубокие и личные разговоры. Пережив первоначальное замешательство, Чжун Ли подавил шумный вдох облегчения и неторопливо приблизился, опустившись на диван рядом и заглянув в книгу. Они вновь поняли друг друга без слов, прочитав по глазам все не высказанные мысли последних дней. — Я привёз тебе свой любимый чай из Ли Юэ, мы так и не попробовали его. — Не хочешь заняться сбором трав и открыть в Мондштате свою лавку? — Боюсь, затея провальная, я слышал в городе свободы ценят некое вино из одуванчиков…