***
Договорились быстро слетать по домам за шмотками и встретиться на вокзале, но Миха опаздывал. Андрей уже заволновался, что тот передумал, застеснялся ехать к его родным, или хуже: как-то узнал, что тот по нему сох и теперь больше никогда с ним не заговорит… Чем дольше Андрей ждал, тем больше себя накручивал, и тем сильнее у него подкашивались ноги, когда наконец чьи-то крупные ладони, пахнущие знакомыми сигаретами, накрыли его глаза. — Угадай кто. — Сид Вишес? — Почти. Последнее Миха, убирая наконец руки с лица Андрея, снова по привычке произнёс у самого его уха. У него вообще, кажется, отсутствовало понятие личного пространства. Когда он приходил ночевать к Андрею и его мама стелила Михе на полу, как только она выходила, он забирался в одноместную кровать Андрея, разглагольствуя об анархии и грея об него свои вечно ледяные ноги. — Сколько билет стоит? — начал Миха, собирая мелочь по всем карманам. — Я уже купил нам билеты, — и не давая тому ничего вставить в ответ добавил. — Погнали! Если не поймаем эту электричку, следующая только через сорок минут, и туда наверняка народу набьётся… Миха позволил Андрею этот подарок. Едва они запрыгнули в вагон, как поезд тронулся. Свободные места нашлись почти сразу — электричка была полупустой. Бухнувшись на сиденье у окна, Андрей кинул сумку на сиденье по диагонали, ожидая, что Миха сядет напротив него, чтобы тоже иметь обзор. Но вопреки или в подтверждение всех ожиданий о нём, Миха сел рядом с Андреем, закинув ноги на сумки напротив. — Далеко ехать? — До конечной. — У. — Ага. — Это долго? — Часа четыре. — У. И словно подпевая ему, живот Михи тоже издал протяжное «ууу», перебивая даже стук колёс. — Ну, раз тронулись, можно и яйца доставать, — невозмутимо предложил Андрей и потянулся за сумкой. — У меня только свои в штанах. Достать? — Заманчивое предложение, но прибереги их на чёрный день. Миха вроде посмеялся, но Андрей заметил, что улыбка его снова стала кособокой, а рука дёрнулась к мочке уха — знак, что тот переживал. — Мне мама блин всучила тут всякого, целую деревню можно прокормить, — Андрей пытался звучать непринуждённо, ему не привыкать пытаться что-то скрыть от Михи. — Во, посмотри. Даже места для шмоток мне не оставила. Давай обмен? Я тебе еду, а ты мне свитер дашь погонять? Миха благодарно улыбнулся, а Андрей снова почувствовал щекотание в горле. Да он бы весь этот поезд собственноручно до Катамарановска дотащил, если б это значило помочь Михе. — Только не чёрный. Это мой любимый. — Ну вот, а говоришь у меня вкуса нет. Я как раз чёрный у тебя и хотел выменять. Они ели, по ощущениям, часа два. Мама Андрея и вправду собрала его не как на электричку до деревни, а как на поезд до Владивостока. Утаил он только, что это он её попросил, подгоняя и впопыхах выкидывая вещи из сумки, чтобы освободить больше места для еды. Другой причиной, почему трапезничали они так долго, было то, что Миха даже когда ел, не замолкал ни на секунду, и Андрею приходилось буквально напоминать ему дожевать. — Понимаешь, они что говорят? Что мы бандиты, идеалисты, хотим разрушить порядок ради недостижимой утопии. А это всё в корне неверно! — На, Миш, запей. Чай, горяченький. Миха послушно принимал из его рук термос, делал один глоток и скорее продолжал. — Бандиты — это они. Любая власть — насильственна. Они навязывают людям законы, чуждые их природе, а всех, кто в их придуманные правила не вписывается, посылают нахуй. Слушаешь западную музыку? Иди нахуй! Против коммунизма? Иди нахуй! Пидор? Иди в жопу! Андрей поперхнулся чаем, а Миха, легонько похлопав его по спине, продолжал как ни в чём не бывало. — И судят они, конечно, по себе. Им кажется, если дать волю одному, это обязательно убьёт другое. Потому что они так правят: разрешают одно, вытравливают неугодных. Им невдомёк, что люди могут быть разными и жить в мире. Им никогда этого не постичь, понимаешь? Он вдруг замолк (что правда было необычно для Горшка) и уставился куда-то в окно. Хотя скорее не «в», а «на», потому что солнце уже село, и вместо того, что проносилось снаружи, они видели в отражении себя. — Поэтому анархии не достичь насилием. Революцией там, свержением власти. Это противно самой её сути, — продолжал Миха тише, глядя на них в окне, но уже в следующую секунду отвёл взгляд. — Хотя может кое в чём они и правы. — В чём, Мих? — Что мы идеалисты. Понимаешь, чтобы прийти к анархии, нужно, чтоб каждый человек самостоятельно до этого допёр. А такое и через сто лет не наступит. Андрей помолчал какое-то время и в конце концов пожал плечами. – Не знаю, Мих. Может сейчас это и утопия, но какая… Я лучше буду вдохновлённым дураком, который стремится к идеалу, чем уродом, который становится одним из таких проводников ненависти и насилия. Миха повернул к нему голову, легонько улыбаясь, буквально уголками губ. Но глаза его сияли ярче любой улыбки. Люди часто боготворили голубые глаза. А Андрей готов был всё отдать за взгляд этих карих напротив. — Ну поэт, ёмоё! Запиши! — наконец ответил Миха. Андрей тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, и закопошился в сумке. — Плин, похоже даже чечрадку не фсял, — прошипилявил он, закусив ручку во рту, которая нашлась в кармане. — Запиши на мне. Специально мыться не буду, пока не найдёшь куда переписать. — А говорят рыцари перевелись. Миха заржал и закатал рукав, подставляя голую руку Андрею. Он его сто раз видел на репетициях без футболки. Но было что-то интимное в этом касании к обнажённой коже пусть даже на руке. И Андрей снова поплыл. — Как я там сказал? — Ну ты ёмоё, восемнадцать лет, а уже мозги пропил? Так, там точно было что-то про проводника. И кивнул в сторону мужика в форме впереди вагона и заржал. И Андрей смеялся вместе с ним, не выпуская его руки́ из своих. Вскоре Миха зазевал и начал ёрзать на сиденье. Это была ещё одна из его уже таких знакомых привычек: наелся, наболтался — можно и поспать. Обычно так и заканчивались их вечера у Андрея, который посреди ночи переползал на матрас на полу. Бог знает, в каких условиях Михе приходилось спать в остальное время. Вот и сейчас он наконец совсем скатился с кресла и положил ноги на сиденья через проход, а голову Андрею на колени. Всё не говоря ни слова. Личное пространство? Иди нахуй! Пока Андрей разбирался, куда бы ему деть собственные руки, Миха вдруг подорвался, стянул с себя тот самый чёрный свитер и кинул им в Андрея. — На, держи. Но только на каникулы. А сам схватил с сидений напротив первую попавшуюся куртку — она оказалась Андрея — и, накинув её на себя, снова растянулся поперёк вагона. Проспал он до самого Катамарановска. А Андрей не сомкнул и глаза, борясь с желанием то зарыться носом в подаренный свитер, то запустить пятерню в любимые пусть и грязнющие волосы, раскиданные на его коленях.***
— Блин, Андрюшка-погремушка, нифига ты вымахал! — поприветствовал его брательник, с порога зажимая в своих лапищах. — В этом году можешь уже со взрослыми до курантов посидеть. — Здарова, Лёньчик. — А ну-ка отпусти его, задушишь, — вмешалась баба Роза. — Как хорошо, что ты приехал, Андрюша. Дай я тебя обниму. Вырвавшись из железных объятий брата, Андрей ступил вглубь квартиры ей на встречу. До этого они все так и толпились в дверях. — Бабуля когда сказала, что ты не один едешь, я думал ты малышечку к нам знакомиться везёшь, — даже не оборачиваясь, Андрей понял, что Лёнька говорил про Миху, который до этого скромно топтался за ним. — А это уже крупышечка получается. — Я Миха. Здарова. — Иди сюда, ёмоё блин, чё как не родной? Андрей едва успел увернуться от бабушкиных напомаженных поцелуев, чтобы увидеть, как Лёнька теперь стиснул в объятиях и Миху. Брат его тоже не отличался излишним тактом. Андрей уже запреживал, что Миха совсем засмущается от такой любвеобильности и побежит ловить следующую электричку до Петербурга, но тот на удивление улыбался из-за лёнькиного плеча. Видимо, узнал в нём родственную панковскую душу. — А это вот мой плюс один на сегодняшний вечер. Да и на всю жизнь походу нахрен. Шершняга, блин, хватит стену подпирать, поздоровайся с гостями. — Андрюха, привет, — проскрипел Яша. — Как твоя художественная школа? Андрея не удивляли его оговорки. Память свою Яшка давно оставил на дне бутылки. Удивительно, что он вообще помнил назойливого младшего брата лучшего друга. — Реставрационное училище. Хорошо всё. Вот Миху встретил. Яша повернул голову в сторону нового гостя, будто только его заметил. — Приятно познакомиться, — выдавил он, не представляясь, но протягивая руку. Миха её пожал, похоже искренне наслаждаясь всем шоу, которое представлял дом Андрея. Он понял это по тому, как Миха быстро стрельнул на него глазами, слегка высунув язык через пробел в верхних зубах, что можно было заметить, когда он лыбился от уха до уха как сейчас. Это всегда придавало ему такой озорной вид, что Андрей тоже никогда не мог сдержать улыбки. Но в этот раз он почему-то ещё и залился краской. В голове вдруг вспыхнули глубоко зарытые и давно забытые воспоминания из детства, нет, начала пубертатной юности, когда западешь на каждое бревно, а в случае Андрея, на лучшего друга старшего брата. Но «запал» было громким словом. Просто… просто на каникулах делать в деревне порой было нефиг, и в отличие от Лёни, который после создания «Багрового Фантомаса» немного на брата забил, и стал часами закрываться на реп-точке со вторым членом группы, Яша в перерывах от реп уделял внимание Андрею и его художествам. Даже попросил нарисовать им логотип, а потом повесил его у себя над установкой. Ну как спермотоксикозный подросток мог не поплыть? Вот Андрей и поплыл. Тогда. В прошлом. А сейчас перед ним стояли оба объекта его прошлых и нынешних воздыханий, и Андрей в упор отказывался видеть очевидное сходство: оба высокие, тощие, а главное – себе на уме. Подумаешь, совпадение. Все творческие люди, кажется, такие. — Лёнечка, давайте проходите, не держи гостей на пороге, — вырвал Андрея из размышлений голос бабуси. — И салатики дорежьте сами, у меня там голубой огонёк уже начинается. — Да без бэ, бабулечка родненькая, отдыхай. Можешь уже тапочки отложить до следующего года, мы всё, что нужно, поднесём. Баба Роза ушла в гостиную, а Лёнька продолжил говорить, но теперь уже с Яшкой. — Шершень, морда ты окислившаяся, не думай, что я про тебя забыл. Давай натягивай черевички свои, ёмоё, пока магаз не закрылся. — Забыли чё? — вмешался Андрей. — Ага, забыли, что Шершень сраный алконавт. Уже всё, что мы на новый год купили, вылакал. — Думаешь, он дойдёт обратно с алкашкой? — забеспокоился Андрей, глядя на шатающегося даже подпирая стенку Яшу. — Ничё не знаю, сам накосячил, пусть теперь исправляет. Но вопреки своему суровому тону, Лёнька уже сам усадил Яшку на пуфик тут же в прихожей и начал надевать на него ботинки, усевшись перед ним на пол. Только сейчас, когда они оказались в такой непосредственной близости друг от друга, Андрей впервые заметил, что оба они нарядились в одинаковые рождественские свитера с высоким горлом. Хотя после более тщательного рассмотрения оказалось, что вместо Санты на них был изображён Сатана в охваченных пламенем санях. Вполне в стиле «Багрового Фантомаса». — Давайте я помогу, — вдруг вызвался Миха. — Да ну, ты только приехал, даже не знаешь… — запротестовал Андрей, но его перебили. — За углом он. Видел, когда сюда шли. Да и мне веселее посмотреть, чё тут ещё в округе есть, чем салаты резать. — Окей, только этого всё равно проветриться возьми. И санки с собой возьмите, так бухло легче по сугробам тащить, ю ноу. С этими словами Лёнька поднял с пуфика уже совсем невменяемого Яшку и перекинул его на Миху, как тряпичную куклу. А Андрей бросил ещё один взгляд на этих двоих рядом, разгуливающих в новогодние морозы без шапок и в одних кожанках и подумал, что вкус у него всё-таки был. Сомнительный, но был.***
Пока Андрей пыхтел над разваливающейся картошкой для оливье, а Лёнька ровненько выкладывал слои «шубы», они успели обсудить музыку, группы (а именно, где столица русского панка — в Москве или Петербурге; согласились, что в Катамарановске), учёбу, бабусю и других членов семьи, последние новости (местные и мировые) и даже пресловутую погоду. Когда дела на кухне закончились, а алкогольная бригада ещё не вернулась, Андрей понял, что надо брать быка за рога. Когда ему ещё выпадет шанс поговорить с братом наедине в эту поездку? Но всё равно никак не мог решиться. — Андрюшка-лаврушка, ты чё вздыхаешь так тяжело, будто влюбился? Погружённый до этого в свои мысли Андрей аж поперхнулся любимыми бабушкиными солёными огурцами. — Ничё не влюбился, — зачем-то запротестовал он. — Кто помер тогда? Дух твоей юности? Андрей дожевал огурец и глубоко вдохнул. Ладно, была не была. — Может и влюбился, — признал Андрей, но решил немного поменять курс разговора. — А ты чё? — А чё я? — Ну, есть у тебя кто-то? — Ага, есть. Шершень, блин, и каждый день проблемы из-за него. Андрей насторожился с такой формулировки, но решил, что теперь всё судит по себе, и отогнал эту мысль. А Лёнька, вспомнив, видимо, про Яшку, бросил взгляд на часы, которые уже показывали пять минут двенядцатого. — Блин, опять он чё-то мутит, я чувствую, — затараторил Лёня, вдруг сорвавшись в коридор. — Где твой этот рыцарь тоже, ёмоё? Андрей неожиданно тоже осознал, что тех двоих не было практически час, а до магазина идти минут десять, по сугробам — двадцать. — По правде говоря, Миха он тоже, это, ну… — подбирал слова Андрей, уже натягивая говнодавы. — Не откажется от предложенной рюмки. — Андрюшка-чекушка, блин. Ты раньше не мог предупредить? — Да я чёт даже не подумал. — Ладно, пойдём искать. Будем надеяться они просто не в ту квартиру свернули или в сугробе застряли. Ба, мы ща!***
В подъезде они первым делом спустились на пролёт ниже и постучались в дверь под ними. Дверь открыли, пусть и после некоторого замешательства. — Ну ты чего тут барабанишь, как в свои тарелки? — первым делом спросил нервный мужчина в очках, едва показавшись на пороге. — Так это не я на барабанах, а Шершняга, ю ноу, — ничуть не смутился Лёнька. — Он к вам случайно не заходил? — Н-н-никто ко мне и не заходил. Пока. Кроме особы. Но она тоже ещё не пришла. Я как раз её жду. Вот готовлю её любимое мясо по-французски. Ой! — тут он начал нервно оглядываться вглубь квартиры, будто само мясо позвало его из духовки. — Ну вы чего? Там же глаз да глаз… А вы тут- А я- Да я милицию!.. — Не надо милицию, ёмоё, мы сейчас туда сами пойдём, — спокойно заверил его Лёнька. Совсем, видимо, не ожидая такого ответа, сосед на мгновение замер, поправил очки, наконец легонько кивнул и осторожно закрыл за собой дверь. — С наступающим! — только и успел впихнуть Андрей, и тут же повернулся к Лёньке. — А в ментовку зачем? — Если ща по дороге в магаз или там их не найдём, дальше уже только в ментовке искать, нахрен. Но Яши с Михой не оказалось ни на улице, ни в магазине. Последний вообще был уже закрыт. Поплелись в ментовку, проваливаясь по колено в сугробы. — Ну так чё, Андрюшка-хлопушка, в кого ты там втюрился, рассказывай, ёмоё. Андрею казалось, у него уже мозги замёрзли вместе со всем телом. Холодно было, пиздец. Где этих в кожанках носит? — Лёнь, а вот ты когда-нибудь влюблялся в кого нельзя? — решил он подойти издалека. — В каком смысле, блин, нельзя? — Ну… люди не поймут. — А ну да, было такое. Недавно Шершняга, блин, затащил меня «Русалочку» в кино смотреть. Он по мультикам тащится ваще нахрен. А я нет. Но когда увидел русалку эту рыженькую, так сразу влюбился нахрен. Даже пофиг, что она полурыбой была. А ты в кого? — он впервые обернулся посмотреть на Андрея, и тон его тут же поменялся. — Блин, да ты уже сам в полусосульку превратился, ёмоё. — Всё нормально, — дрожа зубами сопротивлялся Андрей, но Лёнька уже словил такси. — Детишки, подвезти? — улыбнулся им доброжелательный таксист из окна. — Как говорится, холод — не конь, вздыбется — не соскочишь. — Нас в ментовку, отец, — попросил Лёнька, когда они наконец уселись на заднее сиденье. В тёплом салоне автомобиля и при постороннем разговор снова не шёл. Андрея клонило в сон. — А вы чего под новый год по морозу шатаетесь? - спросил водила. — Так это, блин, потеряли мы тут товарищей, — рассказывал ему Лёнька. — Ушли в магазин и пропали, нахрен. — Ничё-ничё. Всё, что ни пропадает, находится, как ёж колется, — задорно отвечал таксист, выжимая газ. В полусне Андрею представился странный персонаж — шут, который говорит как-то косноязычно, но всё равно смешит всех до смерти, и сам хмыкнул от такой фантазии. — А друг твой чего такой довольный? — Он не довольный, он влюблённый, ю ноу. — Понимаю. Как говорил мой отец, любишь влюбляться, люби и на такси кататься. Приехали!***
Немного подремав в машине и снова ощутив холод декабрьской ночи, Андрей вдруг всерьёз заволновался. Миха вообще не был приспособлен к зиме, особенно деревенской. Вот где его черти носили? На пороге участка в них буквально влетел мент, который в этот момент на всех парах летел наружу. — Голубчики, а ну-ка с дороги, а то десятку каждому дам, ихихи, — Андрея передёрнуло то ли от холода, то ли от странного смеха мента. — Хотя погодите, вы моего бешеного не видели? — Да ты чё, отец. Мы тут своих бешеных ищем, нахрен, — ответил Лёнька. — Понятно, значит всё-таки придётся этому нежному ранимому существу в такой холод… — А наших к вам не привозили? — перебил его уже Андрей. — Каких ваших? — Да Шершняга опять учудил, ю ноу, — начал Лёнька, будто такое было не впервые. — Ага, и с ним Миха, мы из города только приехали… — добавил Андрей. Мент посмотрел на них подозрительно и наконец заключил: — Значит, произошла пропажа двух человеческих тел- — Они пока живые, ёмоё, — перебил его Лёня. — Знаю я твоего Шершанского… При каких обстоятельствах произошло исчезновение? — Они за догоном вышли… — Всё теперь ясно, — заключил мент и добавил. — Ох, родные мои, боюсь в канун нового года есть только одно место, где можно раздобыть горючее в такой час. За мной! И не заходя в участок, вся троица поплелась куда-то в леса, пробираясь прямо через нерасчищенные сугробы. Андрею было плевать на холод, теперь его трясло от страха. Он решительно ничего не понимал и не знал, что делать. Ну куда можно было пропасть за час в крохотном Катамарановске?! Но ведь невозможно за такое короткое время замёрзнуть насмерть, убеждал себя он. Главное, чтоб Миха не попал к местным бандюганам. Они наверняка этой ночью барыжат и алкашкой, и петардами. А Миха, как ребёнок на конфетку, в любой стрёмный грузовик полезет, не думая дважды… — Андрюшка-матрёшка, да не кисни ты так, ёмоё. Шершняга всегда находится. А вдвоём их найти легче. Расскажи уже лучше, блин, про любовь свою запретную. Андрей поднял глаза, которыми до этого внимательно следил за тропинкой под ногами, чтоб уж совсем не проваливаться по пояс, и отметил, что мент шёл шагов на пять впереди и слышать их был не должен, особенно из-за хруста снега. — Ну в общем, он… то есть человек, который мне нравится… мой друг. Выпалил и тут же захотел забрать слова обратно. Боже, как же всё очевидно. Сердце стучало в ритме тарантеллы, а лицо горело так, что Андрей больше не чувствовал холода. — И чё не так с этой твоей подружкой? Андрей выдохнул. В какой-то степени даже из-за разочарования. Признаться Лёньке было сложнее, чем он думал. И не только потому, что Андрей сам юлил, а потому что тот вообще, кажется, не догонял. — Ничего. Она… то есть этот человек замечательный. Самый лучший. Он меня смешит. И я его. В отличие от остальных в универе он понимает все мои шутки. Любит мои рисунки, стихи. А я его... музыку. Мы, знаешь, любим одинаковую музыку. И не только. Вообще понимаем друг друга с полуслова. Но при этом у него всегда есть что-то интересное рассказать… — Звучит как зачётная малышечка, Андрюшка-плюшка. Чё ты заднюю-то даёшь, блин? Андрей вздохнул. Ему хотелось, чтобы Лёнька сам понял. И уже спросил. А Андрей бы просто кивнул в ответ. Самому произнести правду вслух казалось нереальным. — Опачки, попались! Лёнька, видимо сосредоточившись на Андрюхе, плетущемся за ним, врезался в неожиданно остановившегося перед ним мента. По эффекту домино Андрей сам втемяшился в брата и только сейчас заметил, почему все остановились. Впереди на опушке виднелась какая-то хибара, освещённая явно открытым огнём изнутри. Перед постройкой валялись детские санки. Те самые, на которых Лёнька катал его в детстве. Андрей растолкал двух впереди стоящих и понёсся к домишке.***
— Миха, твою мать, вы где были?! Не думая, Андрей сгрёб его в охапку, заставив уронить стакан с сомнительным пойлом. Помимо Михи в хибаре находилось ещё двое: Яшка в отрубе на полу и какой-то чёрт в строительной каске по другую сторону костра. И да, эти гении и вправду развели огонь прямо на земле посреди хижины. Хотя сгори эта коробка, не велика была бы потеря. — Слышь, ты кто? Где Серёга? — завыл тот, что в каске, уже поднимаясь. Или пытаясь. Одет он был ещё хуже, чем двое его гостей. Хотя Шершень где-то уже потерял свитер и теперь валялся в кожанке поверх футболки с лого «Багрового Фантомаса». Тем самым, который когда-то нарисовал Андрей. — Андрюша, — повис на его руках Миха, словно только и ждал его появления. — Шершняга, синяя ты тварь, нахрен! — уже понёсся к нему Лёня, едва появившись в дверях. — Так-так, что тут у нас? — мент протиснулся в хибару вслед за Лёней, хотя места там (без того чтобы сесть жопой прямо в костёр) будто и не было. — На лицо злоупотребление алкоголем, распитие в общественном месте, поджёг. В этот раз ты, Игорёша, у меня до пожизненного доигрался, ихихи. Игорь? Глаза Андрея снова метнулись к мужику в каске. Да ну, мог ли это быть тот Игорь, за которым он увязался, когда Лёня только создал «Багрового Фантомаса» и забил на младшего брата? Андрей тогда жутко обиделся и показательно убежал гулять по лесам, где и встретил странного мальчишку, который там чувствовал себя как дома. Андрею тогда казалось, будто тот Игорь обладал магическими способностями, например, мог дышать под водой. Сейчас он конечно понимал, что тот мальчик наверняка был просто хорошим пловцом, но именно то знакомство пробудило в нём любовь к сказкам. А потом Игорь куда-то пропал, и следующим летом Андрей переключился на не менее загадочного Яшку. А пока Андрей размышлял над историей своих влюблённостей, каким-то чудом собравшихся здесь вместе, этот Игорь только пожал плечами и покорно шагнул навстречу полицейскому прямо через костёр. Андрей было рванулся выталкивать бешеного из огня, но тому хоть бы хер. И никого другого такие фокусы, кажется, не беспокоили. — Серёёёг… — только и прохрипел он. К ещё большему удивлению Андрея, мент вдруг снял свой китель и накинул его на арестованного. Хотя последнее, видимо, должно было быть в кавычках. Они уже шагали на улицу, когда до Андрея донеслись обрывки их разговора, ещё какое-то время разносившегося эхом по ночному лесу. — Ну вот и зачем ты от меня снова убежал, родной? — По- ЙИК! Подарок тебе искал, Серёг… — Не нужны мне никакие подарки, душа моя. Знаешь ведь, лучший мой подарок, это знать, что ты у меня под присмотром и в тепле, а то устроил мне тут опять беготню по болотам… Когда их голоса стихли, Андрей снова вернулся в реальность, если этот странный вечер можно было так назвать. Миха уже засопел у него на руках, а Яша будто наоборот очнулся. — Лёнчик, прости… — На коленях, блин, будешь извиняться, когда очнёшься, рожа ты проскипидаренная, нахрен. — Я и сейчас могу, — как-то оживлённее просипел Шершень, и Андрею показалось, что руки того потянулись к ремню Лёни. Но в этот момент брат его привстал с земли, чтобы снять с себя свитер, отстраняясь от Шершня. В свете огня Андрею предстала интересная картина: у обоих, Яши и Лёни, шеи были покрыты почти зеркальным набором засосов, которые до этого, видимо, скрывали свитера. Андрей отчётливо их видел, но мозг просто отказывался сложить два и два. Точнее, два и два и два и два… и бог знает сколько ещё знаков, которые он до этого просто пропускал мимо. — На блин, прикройся. Совсем скоро окачуришься. Яша, который, похоже, старался протрезветь изо всех сил, сам сел на пятую точку и послушно натянул на себя лёнькин свитер. А потом не без помощи последнего встал и, опираясь на него, поплёлся наружу. Лёнька остановился в дверях, удерживая Яшу за талию, пока тот положил голову ему на плечо и целовал его в шею, отчего Андрей стыдливо отвёл глаза, но кажется наконец всё понял. — Из-за этого что ли нельзя? Ну да, блин, с этой алкошнёй трудно. Давай, загружай своего друга в сани и погнали. С этими словами Лёня вышел, а Андрей ещё какое-то время сидел улыбаясь перед огнём, не решаясь будить Миху, мирно сопящего у него на руках.***
Выползли они из хибары только минут через пять. Лёня с Яшей уже скрылись из виду, а мент со своим бешеным и подавно. Пока Миха настойчиво грузил какие-то остатки алкоголя в сани, при этом ползая на коленях, Андрей тушил огонь снегом. Закончив с этими делами, они вроде должны были уже идти, когда Миха вдруг повис на Андрее, как, впрочем, делал постоянно, и прошептал в самое ухо: — Андрюш, а давай я повезу бухло, а ты меня? Андрей нервно хихикнул. — Загружайся, пьянь. Миха одним движением скинул бутылки снова на землю, каким-то чудом утрамбовался в детские санки, сложил алкоголь поверх себя и скомандовал: — Но! Андрей тянул его по заснеженному лесу и тихим улочкам Катамарановска, глядя в чистое небо на яркие звёзды и размышляя о своём, пока Миха снова спал. Кажется, это было не так страшно, влюбиться в другого мужика. Вон, если его глаза и дурная голова не обманули, многие так жили. Лёнька его точно не осудит. Но признаться самому объекту своей влюблённости? Нет, это дело другое. Где гарантия, что у них будет также как у других? А гарантия, что он всё этим испортит, точно есть. Андрей невольно вздохнул, и земля неожиданно уплыла из-под ног. Нет, это не было всепоглощающая тоска, накрывшая его с голой. Это был Миха, потянувший на себя за поводья. Не предвидев этого, Андрей по инерции упал прямо поверх Михи и его бутылок. Старые сани заскрипели, повалились на бок, а Миха, раскидывая бутылки, вдруг оказался поверх Андрея и заржал своим заразительным смехом. — Ты чего? — только и смог пролепетать Андрей. — Дурачёк. Миха перестал ржать и теперь просто счастливо лыбился, не собираясь, видимо, с него слезать. Андрей хотел столкнуть его и в то же время, чтобы они лежали так целую вечность. — Уэлл, уэлл, уэлл! — донеслось откуда-то из-за калитки огромного дома, возле которого они растянулись. — Что тут происходит? Миха посмотрел в сторону человека, вышедшего из дома и вдруг подскочил. — Блин, это вы? Мужчина улыбнулся во все, кажется, сорок зубов и тряхнул своими длинными локонами. Андрей тоже поднялся на ноги. Теперь они вместе с Михой стояли в арке калитки, а странный вылизанный мужик — с другой её стороны. — Да, это я, самый обворожабельный человек на современном телевижн! — Я вас сразу узнал, у меня мама вас постоянно смотрит, — продолжил Миха. — Нот сюрпрайзд, май френд. Давайте я вам дам автограф! До этого весь такой искусственный мужик из телека вдруг показался Андрею и вправду оживлённым собственной идеей, и он почему-то протянул ему ручку и закатал рукав. Тот с сияющими глазами оставил автограф сначала на предплечье Андрея, а потом и Михи. Последний снова игриво высунул язык в дыру, где должны быть передние зубы, а Андрея словно током ударило. Он вдруг представил — всего на секунду! — как просовывает в неё свой язык. А как поймал себя на этом, весь насупился и резко отвернулся от Михи. В то же время из дома донёсся чей-то женский голос. — Сорри, моя пати в самом разгаре, меня ждут гости… Видимо, тот голос звал хозяина дома вернуться, хоть Андрей не смог разобрать, что она говорила. Совсем крыша поехала. — Да оставьте вы его, Танечка, пойдёмте лучше вместе потанцуем! — донеслось из-за её плеча. Нет, видимо, мозг всё-таки работал. — Снова соррри, мне было очень приятно повидаться с такими преданными фэнами на новый год, но через пять минут куранты, — прощался хозяин дома, уже уходя, когда вдруг остановился и указал пальцем на что-то, висящее в арке над головами Михи и Андрея. — Оу, чилдрёныши, так вы же прямо под омелой. Знаете, что это значит? — Неа, — ответили они хором. — Это значит, нужно делать кисс! Американ традишн. Хаха. Ну всё, гудбай, сейчас мне рили нужно гоу. С этими словами он скрылся за дверьми дома, откуда доносилась громкая попсятина.***
— Чё ещё за кисс? — спросил Андрей, поворачиваясь к Михе. Тот продолжал хитро улыбаться. — Группа такая есть. — Ммм. И чё это значит? Типа нам их спеть надо или чё? — Или чё. Андрей вдруг заметил, как близко они стояли. Когда это произошло? Надо срочно сделать шаг назад. Или в сторону. Пока Миха чего не подумал… Но Миха не подумал, а сделал. Взял и ни с того ни с сего прижался к нему губами. Нет, наверное это сделал Андрей. Видимо, его уже совсем шатало от переизбытка гормонов. Вот и шатнуло… — Кисс — это поцелуй, — прошептал ему Миха прямо в губы и замер. Андрей слегка оторвался от него и открыл глаза, чтобы посмотреть, что тут, блять, вообще происходит!.. Он ожидал хитрой насмешки, колкого прищура, но его встретила только пара добрых любимых шоколадных глаз. Миха больше не кривлялся. Он смотрел серьёзно и будто в ожидании. Андрей больше не мог думать. Не мог продолжать искать оправдания, чтобы не. И поэтому подался вперёд. Их губы снова сомкнулись. Руки Михи обвились вокруг его талии, а Андрея — вокруг шеи напротив, зарыв пальцы в любимые волосы. Ему пришлось немного встать на цыпочки — Миха был чуть выше него. Они немедленно оказались так близко. Тела обоих излучали какой-то невероятный в такой холод жар. Но Андрею хотелось стать ещё ближе. В голове немедленно возникла фантазия, мучившая его буквально пару минут назад, и он скользнул языком в чужой рот. Миха тяжело выдохнул и ответил тем же. Андрей хотел бы продолжать это целую вечность — целовать его губы, нежно подхватывать каждую между своих, иногда закусывать их зубами, поглаживать языком, тяжело дышать и красть его дыхание прямо изо рта, но в голове промелькнула недавно брошенная фраза: «Пять минут до курантов». — Блять! — резко оторвался он и выругался. — Прости, Андрюх, — тихонько произнёс Миха, глядя на него испуганным взглядом. Андрей понял, какую ошибку совершил и снова прижал его к себе в быстром но не менее настойчивом поцелуе чем до этого, а когда оторвался, увидел перед собой ошарашенную пару глаз. — На куранты опаздываем! — пояснил Андрей и уже развернулся, чтобы схватить сани. Когда он распрямился от земли, Миха ещё раз чмокнул его и со счастливой улыбкой принялся подбирать с земли бутылки.***
Андрей не был суеверным, но одной из вещей, в которые он свято верил, было: как встретишь новый год, так его и проведёшь. А провести он его хотел, целуя Миху каждый день. Поэтому перед курантами он стратегически занял место перед выключателем света, а когда часы пробили двенадцать, практически случайно облокотился на него спиной, и комната на мгновение погрузилась во мрак за исключением света старого бабушкиного телевизора. За это мгновение он успел притянуть к себе Миху, метко прижаться к его губам, будто всю жизнь так делал, скользнуть своим языком между его зубов, как давно мечтал сделать, и снова оторваться. — Простите, я случайно, — как ни в чём не бывало проговорил он, снова врубая свет. Краем глаза он заметил резкое движение между Лёнькой и Яшкой и взлохмаченные волосы обоих и улыбнулся сам себе. — А можно мне в следующий раз тоже какого-нибудь кавалера привести? — вдруг спросила бабушка Роза, глядя то на одного, то на другого внука из-под очков. Их смех, должно быть, слышала вся деревня, даже, наверняка, живущий на отшибе отшельник Гвидон.