История одной встречи.

— Как давно мы не собирались, скажите? Такой семьей, ведь сейчас… — через тяжелый вздох говорит мужчина, переворачивая лист календаря, число которого оставалось таким же, каким и было вчера, впопыхах забывая сменить дату, которая казалась такой беспечной, — всей… семьей собрались. Вы рады? — Конечно рады, Вань, о чем ты можешь говорить? — звук громкой груди сразу раздается в комнате в момент попытки встать и поднять рюмку горячительной жидкости, что так и норовит вылиться за края, обжигая холодные пальцы, что такими были после длительной прогулки по лесу, по самой чаще, — мы не виделись столько, я скучала по многим. — Говори за себя, — без попытки встать проносится поотдаль стола тихий голос, явно опечаленный этим неожиданным сбором, — что могло вас заставить вовсе выбраться, а не дальше гнить в своих домах?       Тяжелое молчание наступает. Активная, несмотря на все события и теплая женщина усаживается обратно на свое место, невольно прижимая рюмку, лишь опуская виноватый взгляд, как должно сочувствующей женщине. Даже сейчас вечно гневная, холодная Наташа, чьи мысли обычно отуманены её братом, отмалчивается рядом с женским кругом, глотая в себе царский напиток, закусывая едой, что стоит на столе. — Феликс… никто не хотел, чтобы мы встречались именно по этой причине. Ты правда хочешь испортить всё? Прими это. — Извините… я всё ещё не могу поверить в это, — виновато поднимается, пожимая руку Ивану, что даже сейчас всё-таки мог его вразумить, плюхается на свое место, невольно укладываясь на плечо соседа, что так удобно сидит рядом. — Раз даже я вырвался с работы… может, вспомним, как было раньше? Гитара ведь осталась? — Торис одаряет всех аккуратной улыбкой, нарезая пирог на равные кусочки, который только с пылу с жару отдает паром и горячим тлением души, — мы ведь все когда-то тут были. Всегда можно что-то вспомнить, правда?       Сквозь речи слышится девичий всхлип, совсем тихий и недолгий, сразу следом спокойный голос, тихая фраза о том, что она в порядке, могла и вовсе вогнать в ступор. Такое поведение от много кого можно было увидеть, но не от Наташи, что, казалось, не была преисполнена жалостью, эмпатией. Девушка получает крепкие объятия, нежные поглаживания, от чего та через тяжелый вздох и вернулась в разговор, складывая маленький платочек на свои колени. — Гитара… что ж, где-то она была, — отходя от стола, Иван проходит вглубь, где-то всё-таки отыскивая гитару, которая была произведена ещё в Советском Союзе, — надеюсь, она хорошо сохранилась. Какую песню вы хотите?       Неловкое молчание, которое быстро оборвалось басистым, крепким, уже подвыпившим голосом: — Цоя давай. Я уверен, это сейчас самое уместное для повода нашей встречи.       Какую-то дискуссию о том, что же было уместно в данном контексте их встречи прерывается сразу, как только отрывается дверь в дом, снег падает с женских плеч, а любопытные глаза сразу уставляются на девушку, прибывшую только сейчас: — Простите, я не хотела опаздывать! Я спешила как могла — сюда так тяжело доехать… Вы ещё не сходили к нему? — её слова встречаются с гробовой тишиной, такой неловкой, что даже самой Анне становится неловко. Её взгляд расстроено уходит на руки, в которых лежит один цветок василька, который так же печально, как и все настроение в доме, вял. — Милая… ты правда сильно опоздала. Мы ждали тебя. Ты ведь знаешь, кто любил тебя… наверно, сильнее всех, — некий теплый, женский голос, такого же занятого воплощения, как и Торис, доносится до расстроенной и открытой души вместе с его хозяйкой, что снова меняет стандарт данной жизни, — но мы сходим с тобой ещё раз, если ты захочешь.       Снимает пальто, отряхивая от влажных капель, прося обувь не снимать. Этот дом и так уже развалится к весне без хозяина, поэтому и полностью раздеваться даже смысла не было: — Я сама схожу. Я так виновата… — Ань… сядь за стол, пожалуйста. Мы хотели Цоя спеть, — как умная, почти рассудительная женщина отрезает Лея , что здесь может и была самым здравым лицом, — знаете… может есть перед песней у кого что рассказать?       Звук гитары свидетельствует о том, что она была положена у шкафа, невольно заставляя некоторых поёжиться: — Может, вспомним, как мы все здесь приехали отмечать первые свободные летние деньки? — детский, женский голос звучит из-за стола, как брат этой девчонки сразу тянет её за платье, чтобы та скорее села обратно и не мешала, ведь большой брат может наругать. — Хорошая идея, Айне. Мы ведь все были тогда?       Слышится полноценное, чуть ли одновременное «угу», от чего наконец-то тяжелое веяние рассеивается этим смешным звуком. Кто-то смеется, и даже уставшая, почти разбитая собачка выползает из-под лестницы навстречу гостям. Слегка осыпанную и облинявшую Жозе — шпица по своей натуре — забирает Феликс, как второй человек, к которому она ближе всего. Почти безучастные в диалоге сиблинги, чья речь медленнее всех, чуть ли не в унисон удивляются собачонке, будто появившейся из ниоткуда. Даже кому-то ещё она напоминает что-то родное и знакомое. Дом переполнен спустя долгое время, когда и правда собрались все бывшие страны Советского Союза. По очереди, сквозь улыбки, они вспоминают то лето, что случилось пару годов назад, когда они собрались так же всем составом на реку, что уходит вниз по оврагу от дома, где они были сейчас.