Шах и мат-перемат

На столичном стадионе было многоголосо и пёстро, огромное количество болельщиков приехали заранее, хотя ещё не все команды-представители вузов прибыли на место. Ларкберг открутил крышку и отпил воды – лето в самом разгаре, а он вынужден парится в этой дурацкой официальной спортивной форме, даже мастерку снимать не позволили, пока церемония открытия не закончится. Он уже запарился. За-па-рил-ся. И задолбался, конечно. Единственное, что примиряло его с ситуацией – освобождение от уроков на целых четыре дня, пока идёт всё это идиотское мероприятие. Вряд ли будет хоть что-то интересное: всё те же лица противников по его направлению, он знает их как облупленных, все слабые места и сильные стороны. Есть, конечно, надежда, что они научились парочке новых приёмов… Но и он на месте ровно не сидел этот год. И Терис с Грасс где-то запропастились… Оглядывая зал в поисках подруг, Ларк наткнулся на нечастое явление в подобных местах – одиночку. Неприметный угрюмый парень, которого раньше футболист никогда не видел здесь. На нём была типичная форма старшей Мелромарк – пурпурно-чёрная, с золотистым логотипом на груди и латинским, наверняка безвкусно-пафосным, девизом на спине – однако держался он отдельно ото всех, с перманентным равнодушием на лице смотрел в никуда в ожидании вступительного гимна. Со скуки Сикур продолжил наблюдать за ним, отметив его намеренное избегание своих же товарищей по школе, хотя и заговорить с ним попыталась только тройка парней, но быстро отстали, присоединившись к остальным из группы. Их лица рыжему тоже были незнакомы, видимо, тот самый «урожай новичков», который практикует собирать эта академия. Вместо того, чтобы натаскивать свои профессиональные клубы, они переманивают чужие таланты, лишь обновляя оправу этих «бриллиантов». Его университет пусть и не пестрит таким многообразием спортивных дисциплин, зато те «избранные» – наиболее популярные – направления натасканы тренерами на победу. А ведь их государственный университет «Нью-Вэйв» даже не спортивный по профилю, а самый обычный, с отдельным факультетом. Хмыкнув, Ларк вальяжно подошёл к заинтересовавшему его парню: – Чё, с приятелями поцапался? – красноволосый нагло закинул руку на плечо, слегка опираясь на мелромаркца. Тот дёрнул плечом, но когда это не возымело эффекта, забил: надоест задирать без ответной реакции – отцепится. Знаем, проходили. Если игнорировать вопрос, незнакомец, судя по дерзкой внешности, не уйдёт. Нехотя Наофуми всё же проворчал: – Не поцапался. Мы не приятели. Отвали. Четверо парней – лучших в своём спорте – были приняты в профильную академию, готовящую будущих профессиональных спортсменов. Познакомиться они смогли на приветственной вечеринке в их честь, или скорее фестивале – ежегодно в «Мелромарк» принимали до десятка лучших из лучших из самых разных уголков страны или даже мира. Такие разные дисциплины – баскетбол, волейбол, теннис и шахматы – не помешали ребятам найти общий язык, ведь они и так чувствовали свою обособленность, объединённые статусом новичков этого года. Большинство их однокурсников практически росли при академии – в связанных с ней школах, в то время как их четвёрка пробилась сюда каждый со своего острова. Их характеры разнились так же, как отличались направления, но похоже, что это даже помогло им в общении, ибо будь все они так же коммуникативны, как долговязый Мотоясу, то просто перебивали бы друг друга, не давая толком сказать; или так же молчаливы и тихи, как Наофуми или Рен, то просто молчали бы на протяжении всего вечера. Здесь же их четвёртый, Ицуки, успешно поддерживал болтливого баскетболиста, тогда как ещё двое лишь изредка бросали пару фраз, показывая, что они не витают в облаках. Всегда предпочитавший свою собственную компанию, Наомуми впервые подумал, что сможет с кем-то подружиться; не сказать, что он сильно жаждал завести такие отношения, но… если получится, в этом не будет ничего дурного, верно? Не верно, как выяснилось неделю спустя. Ларк кинул взгляд на болтающую троицу, лишь обронил со вздохом: – Дерьмово. О, не представляешь, насколько. Когда «принцесса школы» ни с того, ни с сего обвиняет тебя в домогательстве, и ей верят, не требуя доказательств. Когда товарищи по положению – такие же новички в школе – отворачиваются от тебя, хотя причин доверять больше этой сучке, чем шахматисту, у них нет, ведь знакомы они одинаково немного с ними обоими. Когда каждый готов плюнуть тебе в лицо, считая ботаном-задохликом, не способным поднять что-то тяжелее коробки шахмат – однако вскоре узнают, что и она может стать грозным оружием. Когда боятся и обходят стороной, видя в нём едва ли не бандита только потому, что он наконец-то дал отпор. Когда хотят отобрать подобранного на улице щенка, с чего-то решив, что ты его до смерти замучаешь. Когда… – Когда тебя кинули, доверять уже не тянет, – задумавшись о прошлом, неосторожно произносит вслух парень, о чём тут же жалеет. – А простить и дать второй шанс не пробовал? Бесишь, испарись. – Второй, говоришь? – Наофуми оскаливается, искажая обычно отстранённое лицо жутковатой гримасой, смотря озлобленно на незнакомца сквозь чёлку, поворачивается, ускользая из-под локтя на плече, медленно наступает: – А что насчёт третьего-пятого-десятого? Сколько нужно дать шансов, чтобы они хоть чему-то научились? Отвали от меня. Пихнув футболиста плечом, Наофуми покинул помещение, пока никто не заметил, как дёргается и поскуливает его сумка. Может, попугая и вышло оставить на попечение смотрителя общежития – почти единственного адекватного человека в академии – но Рафталию он тайком пронёс с собой. У Эльхарта и так дел по горло, ему выгуливать щенка и играть с ним некогда будет, это Фило можно заполнить кормушку и поилку – и пойти по своим делам. Его пушистая подруга обычно была довольно послушной, подобранные животные вообще особенно преданны, если смог завоевать их доверие, но неизвестно, как она отреагирует на внезапную разлуку с хозяином. Его плохая репутация обросла ещё тонной слухов и нелепых предположений касательно его прошлого, и доставать парня почти прекратили. Как и контактировать вообще, даже учителя его не трогали на уроках – хоть начни он писать маркером на стене или просто уйди из класса посреди урока. Всё, что ему оставалось – самостоятельное развитие в одиночестве, в котором, похоже, ему предстоит провести все учебные годы. Так он думал, пока однажды не нашёл в кустах побитого щенка. Над маленьким бассенджи издевались местные младшеклассники – а когда Наофуми подловил их и провёл «воспитательную беседу», убежали жаловаться всем подряд, конечно, в свою пользу приукрашивая детали. Шахматисту было плевать: недовольных «взрослых» он коротко послал по известному направлению и был таков. До истерики смешно стало, когда к нему решили доебаться через щенка: заметив у парня собаку в бинтах, поспешили обвинить того в издевательстве над животным и отобрать питомца. К счастью, уже окрепшей Рафи пришлась не по душе разлука с любимым хозяином, так что, оставив на память пару укусов своим непрошенным благодетелям, убежала к Наофуми, гордо виляя хвостиком. Наофуми зло сжал зубы до скрежета, перехватывая сумку покрепче, ускоряя шаг: Рафталия похоже просится «погулять» или ей нужно на свежий воздух, ведь в помещении, да к тому же в полузакрытой сумке действительно душно. Собаке такое точно на пользу не пойдёт. Воровато озираясь, шахматист свернул за здание, припоминая замеченную там лужайку в окружении высоких кустов сирени. – С кем это ты болтал, Ларчик? – ласково спросила утончённая девушка, в чьей густой косе ярко выделялись голубые и бирюзовые ленты, провожая торопящуюся фигуру взглядом. – Да чёрт его знает, Терис, даже имя спросить не успел… Эй ты, из «Мелромарка», – окликнул он проходящего мимо паренька с пакетом напитков, – как зовут вашего чувака, ну, с зелёной сумкой, хмурый такой? Парнишку аж перекосило, как только осознание ответа сформулировалось в голове, он вздрогнул, быстро метнул взгляд по сторонам и страшным шёпотом поведал: – Это Наофуми Иватани, шахматист, отбитый на всю голову. Лучше держитесь от него подальше, если неприятностей не хотите, – и поспешил ретироваться – семпаи терпением не отличаются. Раз они считают его тем ещё ублюдком – он им будет. Не передать, какой кайф он испытал, когда отпустил себя, разбив нос полезшему к нему уроду, и с тех пор – и ещё пары показательных ударов – его стали оскорблять только на расстоянии. Никто не ожидал, что «всего лишь шахматист» окажется обладателем неплохой физической формы – в свободное время, когда Малти была занята в клубе гимнастики, остальные новички притирались со своими командами, а мозгу нужен был перерыв от стратегических боёв с искусственным разумом компьютеров-шахматистов, Наофуми шёл в дальний, непопулярный из-за этого спортзал. Ведь интеллектуальный спорт – вовсе не повод запускать физическую форму. – О нет, Ларк, убери это мерзкое выражение чистейшего любопытства с лица! – едва ли не взвыла статная брюнетка, возводя очи к потолку. – Ну Терис, Грасс, миленькие, совсем меня в чёрном теле держите, повеселиться не даёте! – Преследование – это не весело, а уголовно наказуемо, – тыкая длинным пальцем ему в грудь на каждом слове, оповестила легкоатлетка, а мастер по шашкам ей активно кивала. – Ты проткнёшь во мне дыру, – отмахнулся от подруги футболист, попытался состроить строгое лицо, но его то и дело портила азартная ухмылка: – Не преследование, а сбор информации о вражеском агенте! Он ведь наверняка будет твоим противником, Тер! Через десять минут, когда Наофуми вернулся из своей «вылазки», заметивший его Сикур провожал парня напряжённым, эмоционально смешанным взглядом. То, что удалось узнать про него из слухов, ужасало и отвращало, но в то же время никак не удавалось выкинуть из головы слова самого шахматиста. «Отбитый на всю голову». «Он расквасил мне нос! А я всего лишь сказал…» «Избил детей и замучил их собаку!» «Этот урод приставал к какой-то своей однокласснице, прям проходу не давал». «Я слышала, он напал на девушку!» «Мы перед ним извинились уже, а он всё равно обиду строит! Всё давно выяснилось, а этот придурок продолжает огрызаться». «Говорят, он на всех с кулаками кидается. А ведь мне с ним играть!» «И как только столь уважаемая академия такое позорище держит?!»

«Сколько нужно дать шансов, чтобы они хоть чему-то научились?!»

Рыжий двинулся было к парню, но тут, как назло, прозвучал сигнал к началу церемонии открытия. Все поспешили по своим местам согласно разметке и табличкам. Впрочем, со своей позиции он неплохо видел Наофуми, оказавшегося во втором ряду на построении, наверное, потому что стоявшие рядом люди старались разместиться так, чтобы не дай бог не задеть парня, на лице которого читалась только усталость от ожидания с лёгким налётом раздражения. Лица же окружавших отличались большим разнообразием: парнишка перед ним нервно переступал с ноги на ногу, боязливо останавливая себя от того, чтобы обернуться; крупный парень с пробивающимися усиками высокомерно отстранялся из гордости, а не страха; девушка с косами поглядывала виновато или грустно, но не решалась сказать хоть слово; какой-то хмырь в третьем ряду косился со смесью презрения и досады. А Наофуми, очевидно, было наплевать, он абсолютно не замечал гнетущей атмосферы вокруг него – или просто настолько к ней привык, как к городскому смогу. Нет, не вяжется он с тем образом хулигана и извращенца, который так старательно навязывали Ларку слухи. Потому что отвечавший ему парень пусть и не был образцом любезности, но похоже, просто не ожидал от него чего-то хорошего, вмиг обрастая иголками, когда рыжий… Ох. Он же задел больную мозоль. Блять. Как теперь это исправить? (Насчёт «зачем исправлять» он не задумывается, игнорируя очевидный вопрос). У него нет плана, но он идёт к Наофуми после тягомотного, хотя и красочного приветствия спортсменов – с речью президента спортивного комитета, танцевально-музыкальными выступлениями, завершающим парадом участников. Парня едва удалось выловить, спешащего к гостевым корпусам общежитий, дёрнул за плечо – тот мгновенно вырвался, отошёл на два шага назад и принял защитную позицию для боя… а потом узнал его. – А, это ты… Чего надо? – он косо усмехнулся, но, поймав на себе серьёзный внимательный взгляд карих глаз, тут же потух: – Ясно. Что ж, увидимся. – Хэй, что тебе там ясно? – мигом встрепенулся тот, вновь дёргая шахматиста. Сумка предупреждающе зарычала, из-за чего рыжий клацнул зубами, передумав говорить дальше, а Наофуми вдруг посмотрел растерянно и даже немного испуганно, без напускной, уже привычной ему хмурости. – Это что… собака? – Н-нет..? И вообще, – поспешил вернуться к менее приятному, зато и менее опасному разговору, с плохо скрытым разочарованием уточнил: – Ты обо мне ведь уже всё узнал? По глазам вижу, что да. Конечно, чего водится с таким ублюдком. Но давай разойдёмся полюбовно: ты меня не достаёшь, а я тебя не бью. – Хэй, Наофуми! – преувеличенно бодро окликнул его баскетболист, но заметив чужака, нахмурился: – Он достаёт тебя? Хочешь, я… – Не хочу. Мотоясу, я уже столько раз говорил каждому из вас не подходить ко мне без крайней необходимости. Тебе учитель что-то просил мне передать? Или появились изменения в расписании соревнований? – они помолчали несколько секунд, и рыжий мелромарец так и не сказал ничего, только приоткрывал губы и вновь смыкал их, не находя подходящего повода для диалога. Прежде чем отвернуться и уйти, Иватани обрубил: – Пока, Мотоясу. Недовольно посопев, баскетболист смерил устрашающим, по своему мнению, взглядом третьего участника разговора и горделиво удалился, оставив недоумевающего Ларка в одиночестве. Эта сцена вызывала нервный смех, да к тому же он упустил из виду Наофуми – вот досада... Искать свою обычную компанию не было настроения, а вот пустой желудок уже напоминал о себе неприятными спазмами, и пока не дошло до звукового сигнала, парень двинулся к ближайшему кафе с восточной кухней. И на веранде вдруг замечает своего нового угрюмого знакомого – он бы так и остался одним из безликих посетителей наполовину занятых столиков, если бы не звонкий «тявк», привлекший внимание футболиста. У ног Иватани вилась довольная жизнью небольшая бело-рыжая собака. Не отдавая себе отчёта, Ларкберг занял пустующий место по диагонали от шахматиста за длинным столом на шесть-восемь человек – все маленькие столики уже были заняты. Полистав для вида меню – он здесь завсегдатай – Сикур всё-таки не выдерживает и выдаёт вместо приветствия: – И всё-таки у тебя пёс, – на него мгновенно поднимается настороженный взгляд изумрудных глаз, хотя буквально минуту назад парень улыбался выпрашивающей еду Рафи: – Опять ты… – чувствуя в голосе зарождающуюся угрозу, Ларк примирительно поднял ладони: – Я просто зашёл поесть, как и вы, – его спасает приход официантки с большим, полным еды подносом для Иватани. Затем она обращает своё внимание на его соседа, перекидывается с ним парой шутливых фраз в духе «что желает голодный студент на этот раз?». Пометив в блокноте «карри с курицей и карамельный латте», вновь оставляет клиентов одних, в напряжённой тишине. Наофуми так и не притронулся к обеду, только снял со шпажки шарик данго и скормил его питомцу под столом, сверля косым взглядом смотрящего прямо на него (не)знакомца. К удивлению самого парня и, наверное, всей академии – ведь скандал облетел учащихся в тот же день – из заведения его не турнули. Всё оказалось просто: без директора, принимавшей новичков по документам, невозможно было провернуть его исключение, женщина же уехала в длительную командировку на какую-то конференцию по улучшению ученического процесса, так что все теперь с нетерпением ждали её возвращения, чтобы та смогла, наконец, поставить точку в этом деле. Ждали – и не упускали шанса плюнуть Наофуми в лицо. К счастью, не буквально, но оскорбления лились, как из прорванной канализационной трубы, а также тычки, подножки, «случайные» обливания напитками. Он перестал питаться в столовой, подозревая в женской солидарности повариху; единственный человек, почему-то не презирающий парня – смотритель школьного общежития, который хоть и поддразнивал его, но даже помогал по мелочи. Например, с теми, кто портил Наофуми жизнь «дома» мелкими неприятными пакостями вроде бардака в комнате или подкинутой дохлятины. Детский сад, а не студенты, которым до пресловутый «взрослой жизни» рукой подать. К сожалению, дурная слава распространяется лучше хорошей, ведь людям интереснее смаковать мерзости, а не добродетели. Потому об «оправдательном приговоре» шахматиста знали только в академии, да и то… это не слишком повлияло на отношение. Впрочем, на рожон больше не лезли, и на том спасибо. – Ты же в курсе, что обо мне говорят. Не думаешь свалить? – Не верю я им. Ты добрый парень, мы нормально общались, пока я фигню не ляпнул… Ты прости, я же не знал, – Ларк неловко почесал затылок, и со стороны казался таким нелепо-милым с этим жестом при своём-то росте и комплекции, что Наофуми не мог больше на него злиться. Затем рыжий широко улыбнулся и протянул ладонь: – Я познакомиться хотел. Ларкберг Сикур, можно Ларк. Странный парень. Иватани напряжённо сверлил взглядом его руку – большая ладонь с узловатыми пальцами и белёсой полосой шрама по диагонали. Перевёл взгляд на открытое лицо, лучащиеся непонятной надеждой карминово-карие глаза и понял, что отвечает на жест, только когда с губ сорвалось собственное имя: – Наофуми, – собственная рука дёрнулась от этого звука, и он выпустил чужую ладонь, всё ещё чувствуя её тепло и умеренную силу. Ларк тут же с довольной улыбкой проскользнул по скамье, оказываясь напротив собеседника, и почувствовал тыканье холодного мокрого носа к коже голени. Маленькая бассенджи, конечно, тут же принялась изучать – проверять? – нового приятеля своего любимого компаньона! Ларкберг замер, чтобы ни словом, ни жестом не спугнуть щенка. Здесь проколешься – и потом доверие заслужить будет проблематично, и не только у четвероногого малыша. Закончив изучать чужие кеды, пёс уселся рядом и наклонил голову, сверля ореховыми глазами Сиеура и виляя маленьким хвостиком. Неосознанно парень отзеркалил жест головы, когда напротив раздалось довольное бурчание, избавляющее от дурацкого чувства неловкости: – А это Рафталия, и она не будет тебя есть. Пока что. Похоже с тех пор, как пошли те грязные слухи, новый знакомый Ларка не вступал в близкие отношения ни с кем, по крайней мере, в школе. Рыжий прикинул характер молчаливого угрюмого парня рядом – не, вне школы тоже вряд ли. Не тот тип, что с полуслова находит общий язык с первым встречным. И как только согласился с инициативой Сикура? Солнце сквозь неплотную ткань навеса отбрасывало на его лицо причудливые тени, непослушные тёмные волосы колыхались от лёгкого бриза, едва заметная улыбка придавала виду ещё больше уюта. Ощущение продлилось всего ничего, а затем кто-то звонко уронил столовый прибор, послышались извинения и суетливая просьба, нахлынул общий гомон, и перед Ларком вновь оказался тот хмурый мальчишка, которого он заметил до начала линейки – но теперь он знал, что это только «броня». Возвращение официантки отвлекло рыжего от размышлений на пару минут приятельской вежливости, после чего Сикур уже не смог уловить ускользнувшую мысль за хвост. Пожелав традиционно приятного аппетита, какое-то время молча наслаждались обедом, на самом деле то и дело украдкой поглядывая на человека напротив, умудряясь ни разу не попасться. Для поскуливающего щенка Иватани достал из кармана кулёк собачьих лакомств, заняв твёрдым угощением зубы и внимание малышки-Рафи. Когда первичный голод был утолён, завязалась непринуждённая беседа; говорили о всяких жизненных, но не слишком личных мелочах: любимые книжки и кино, смешные случаи с питомцами или друзьями, как увлеклись своими спортивными дисциплинами, старательно игнорируя «слона в комнате». Отмечая дружелюбие и заинтересованность нового знакомого, Иватани просто не мог не сравнивать, это выходило непроизвольно, даже против воли. Негативные воспоминания то и дело вспыхивали в голове, образуя цельную картину его личного кошмара, оставившего плохо рубцующийся шрам на душе. – Если хочешь… – неохотно начал Наофуми, но быстро взял себя в руки и закончил более уверенно: – Можешь спросить меня об этом. Но только один вопрос. Ему было даже слегка любопытно: откажется или согласится? Он же видит, что все эти слухи так и крутятся в этой рыжей голове, но парень отгоняет их – ради шахматиста. Наверняка спросит же – но что? Сразу о «сочном» или о последствиях, а может, решит узнать о конфликте с Мотоясу и Ко? – Почему ты просто не бросил Мелромарк, не ушёл в другую школу? – о таком варианте он даже не подумал, отвык, что кто-то может беспокоиться о нём, а не о шуме вокруг него. Ларку удалось удивить готового, казалось, к любому ответу парня. – Да я бы с радостью, – процедил Наофуми, отпив из чашки, но похоже, на Ларка за вопрос он не злился, лишь на воспоминания. Рыжий не успел отмахнуться от своего вопроса, раз собеседнику некомфортно, ведь тот вновь заговорил: – Старик – в смысле, пф, замдиректора – облажался со слухами обо мне. С такой дерьмовой репутацией меня бы никуда не приняли, а покидать школу в никуда я не собирался. Так вот и остались мы там. Такая «идиллия» с трусливой травлей продолжалась почти месяц, пока не вернулась директор. До неё быстро дошла информация о домогательстве и драках, и она решила во всём тщательно разобраться, не полагаясь на одни лишь слухи. Как только оказалось, что в центре скандала её старшая дочь, а поддержал травлю муж, подозрения усилились. Едва удалось установить истину, ей пришлось отстранить от учёбы Малти на месяц и лишить привилегий за победы в спорте, а собственного мужа понизить до лаборанта. Причина всей этой ситуации до сих пор ставила Наофуми в тупик: Олткрей никогда не уважал шашки, шахматы и подобные – интеллектуальные, несиловые игры, считая, что к спорту их причислили по какой-то нелепой ошибке. Впрочем, о более глубокой причине такой ненависти могла знать только его супруга: в студенческие годы тогда ещё молодой преподаватель отбил Марелию у её сокурсника-шахматиста, и с тех пор в подсознании поселился страх, что возлюбленная однажды уйдёт от него обратно. Малти же всегда была папиной дочкой, его влияние на девочку было слишком сильно, ведь вечно занятая на благо школы мать не могла уделить ей достаточно внимания. – А как же семья? – вытащил Наофуми из мутного омута голос Ларка. В нём не было осуждения или излишней жалости, скорее участливое любопытство. На этот невинный вопрос шахматист досадливо поморщился: – Родня далеко, я же по приглашению перевёлся, родители так воодушевились. «Лучшая школа по спортивным направлениям, сынок, её выпускники получают золотой билет в будущее!»… В общем, не хотелось их расстраивать. К тому же, я тоже хотел поехать: жить самому в общаге, потом начать работать и снять квартирку в городе. Ездить к своим в отпуск – как все, – пожал плечами парень, его новый знакомый усмехнулся: – Ого, а ты дальновидный! – Так я же шахматист, – с насмешкой вскинул подбородок Иватани, – вот и продумываю всё на несколько шагов вперёд! Футболист решил больше не углубляться в тему скандала, явно травматичную для его нового приятеля, и увёл разговор обратно в сторону личных интересов. Когда тема с игр и технологий перешла на физические тренировки, Ларк удивился, сколько шахматист знает об этом направлении, хотя – он украдкой оглядел голые руки снявшего на солнце мастерку Наофуми – парень определённо не брезговал рвать шаблоны о спортсменах-интеллектуалах. Они просидели в кафе не меньше двух часов, а после отправились гулять в направлении жилья приехавших на соревнования студентов – через парк, где можно было выпустить Рафталию порезвиться. Всё ещё относясь к новому знакомому с осторожностью, Наофуми отметил про себя, как удивительно легко им было общаться. Распрощались только на подступах к общежитию, где поселили учеников «Мелромарка». Когда юноша зашёл в свою комнату, двое соседей, готовившихся ко сну, спешно свернули свой разговор и улеглись по кроватям, минимизируя свой контакт с Иватани. «Какой поразительный контраст», – фыркнул он мысленно, а словно почуявшая упавшее на пару градусов настроение хозяина Рафи коротко лизнула его опущенную в сумку руку.