*
Стас влетает в хоспис быстро: ещё пару дней назад даже название этого заведения привело бы юношу в неописуемую ярость — у Кузьмина уже был парень и Стас просто не понимал как можно разбрасываться собой на кого-то ещё, тем более на того, кого видишь впервые. Однако сейчас, понимая, что вечно ищущему приключений на свою задницу и одновременно с этим борящемуся за справедливость Ване снова его помощь нужна, Стас переступает через себя, прощается с ничего не понимающим, сонным Мишей кратко: "— Спи, родной, буду скоро.", почти посреди ночи выкатывает из двора на мотоцикле и едет к давно знакомому адресу, с которого обычно они с Сухиновым, утром, после окончания его смены, уезжали в универ вместе. Кузьмин подходит к Ване, опираясь на стойку руками и пытаясь отдышаться одновременно с этим спрашивает: — Ну че у тебя случилось? — Короче мужик пришел какой-то, я на таких обычно не смотрю, а тут вижу, с пацаном пришел. А пацан-то бухой в хлам. Ну и короче посмотрел я так, нет ему 18-ти походу. А это совращение. Короче разберись, я тебя прошу. — в глазах Вани читается мольба и волнение за мальчика, потому Кузьмин просто не может ему отказать и даже радуется в душе, какой друг у него хороший, не все равно ему на страдания других. — Ох, любишь же ты во всякую жесть вписываться. — устало усмехается Стас и поглубже на плечи натягивает съехавшую кожанку, на размер больше. — Если что будь готов пригнать ко мне. Ваня молча кивает и лишь через секунду, будто резко вспомнив, выдает: — Они в 4 номер ушли. Кузьмин так же молча в знак благодарности кивает и быстро уходит, заходя в длинный коридор. До четвертого номера, конечно же, юноша добирается почти за секунду, и, пожалуй, сегодня Стасу везет, потому что хоспис этот старый и двери в нем хлипкие. Предполагая, что мужчина не дурак, Стас сразу, не пытаясь дергать дверь за ручку, чтобы не выдать себя, прикладывается к ней плечом. Прогнивший замок трещит, остатки железа внутри механизма превращаются в кашу, отчего дверь с жалобным хлипом прогибается, а после и распахивается, открывая взгляду Стаса ещё не раздетого мальчика, но уже почти примостившегося к нему мужчину. Стаса коробит сразу: лицо юноши пронизывают морщинки и губа его с остервенелым презрением поднимается к носогубной складке, однако эта медлительность, сковывающая юноше руки, пропадает быстро, явно быстрее чем оцепенение мужчины, потому Кузьмин побегает к кровати и первым делом отталкивает мужчину от мальчика так, что тот, не удержав равновесие, падает с кровати на пол. "Какое унижение" — хихичет сквозь сомкнутые губы Стас, видя как мужчина, все ещё шокированный столь наглым залетом на его частную территорию, только и может что болезненно сщуриться. Со стороны мальчика же, до настоящего момента лежащего свернувшись калачиком, только сейчас Стас слышит тихие всхлипы. Кузьмин осторожно на себя поворачивает голову мальчика, пытаясь хотя бы понять кто он и сколько ему может быть лет, как видит эти глаза зеленые, сейчас правда полные жгучих слез, и резко все вспоминает.Стас сидит на кресле, закинув ногу на ногу. Так спокойно юноша мог себя чувствовать лишь в опредленных местах и конечно же квартира Сергея Муравьёва-Апостола, давнего друга Стаса, в них входит. Серёжа, обладатель этой "прекрасной" студии, в которой благо не было тараканов и клопов, которые обычно такие обшарпанные строения-хрущевки стороной не обходили, сидит напротив и втягивает в себя отчаянно дым тлеющей сигареты. Кажется, Сергей говорит о своих отношениях, которые, как и всегда, не сложились, а может о тяжести учебы на первом курсе пфихфака — Стас виновато потирает висок ладонью: он от разговора отвлекся, потому что в комнате около пяти минут находится ещё один человек. Брат Сергея Ипполит. Его зеленые глубокие глаза, как раз то, чем он так был похож на брата, Стаса и зацепили, а потому юноша то и дело переводит на него взгляд, а Поля, мягко улыбаясь, лишь пьёт воду из своего стакана, ненавязчиво рассматривая Кузьмина.
В тот день, Стас хорошо помнит, он с Полей первый раз заговорил, но что удивительно, заговорил так, будто знал этого несносного мальчишку всю жизнь и теперь, как после долгой разлуки, лишь с приятным послевкусием перебирал новые события в жизни Поли. Кузьмину даже показалось, что между ними завязалась вполне себе приемлимая дружба, пока через пару недель Поля не сказанул по пьяни что денег ему не хватает, брат на двух работах загибается, а он мол, нахлебник, помочь ничем не может. Стас тогда слабо посмеялся, написал в ответ простое: "Я могу тебе дать денег"; но совсем не ожидал, что спустя пять минут ему в личку прилетит едва ли не чек-лист, в котором первыми пунктами было нечто вроде:"Фото — 500 рублей,
Видео — 2000 рублей
Секс по телефону — 2400 рублей
Секс — 4000 рублей"
Кузьмин сам тогда не понял даже, когда успел одеться, однако уже через несколько мгновений, пока сердце биением бешеным об ребра отмеряло ход минут, юноша уже сидел на своем любимом байке и разгонялся, быстро направляясь к дому Сережи. Когда Стас приехал наконец, он выдохнул первым делом, увидев, что в комнате на третьем этаже свет не горит, после чего написал Поле, чтобы тот вышел, и постарался не разбудить брата. Поля появился в дверях подъезда минут через двадцать, когда Стас уже успел соскучиться, замерзнуть и закурить, а потому, едва Кузьмин увидел эту кудрявую голову, сразу сигарету дымящуюся откинул в сторону и почти побежал к Поле, прижал мальчика к своей груди крепко и волосы каштановые расцеловал в порыве непонятной для себя нежности. Правда потом Стас погрустнел резко, когда отстранившись от Поли, первое, что от него услышал, было: — Раз приехал трахаться хочешь? Говорить, что у Стаса тогда сердце в пятки ушло, это, честное слово, не сказать ничего. Кузьмин до зловещего скрежета сжал зубы, заставил несколькими резкими движениями фаланги пальцев жалобно хрустеть, а все-таки не помогло, потому Стас, хоть и понимая, что нельзя, отвесил Поле подзатыльник. Слабый, но такой всеобъемлющий, что Поля губу закусил. Может стыдно стало? Стас Полю тогда за плечи взял и попросил, чтобы Поля о таком не с кем не смел заикаться даже. — Мало что заболевания, но честь-то надо иметь? — пристыдив Полю за единственный, по его мнению, высокооплачиваемый вариант работы, Стас всунул ему в карман легкой куртки пачку денег. Поля отпирался, почти умолял Стаса, чтобы тот с ним хотя бы поебался ради приличия, хотя в пачке было гораздо больше пяти или даже двадцати тысяч, но в ответ на свои мольбы получил лишь ещё один подзатыльник. — И не смей говорить, что ты деньги эти не заслужил. Я их не тебе дал, а брату твоему. Мы друзья с ним, так что ты мне ничего не должен. Не дай бог узнаю, что ты продолжил этой херней страдать, тебе не поздоровиться. А деньги ты можешь у меня всегда просить, когда надо будет. И ничем обязан не будешь. А теперь иди. — напоследок все-таки чмокнув мягко Полю в щеку улыбнулся Стас и подтолкнул совсем растерявшегося от такой доброты мальчика к двери подъезда. Вынырнув из воспоминаний, хотя они так и затягивали в свой омут, Стас трясет головой слабо и замечает, что шок у мужчины пропал и теперь он скорее думает как выпихнуть нежданного гостя за дверь, а вот Поля что-то сквозь слезы кажется сказать пытается? Стас прислушивается. — Стас, прости меня. — видимо как мантру не в первый раз за эту ночь повторяет Поля и Стас не сразу думает, а может он говорит не Стас, а Сережа?; может он про брата?; только сути это уже не меняет: в пальцах Стаса, как обычно это бывает, от желания справедливого возмездия огонь разгорается и юношеский разум буквально отключается, заволакивается дымкой ярости. "Ну я тебе, сука, покажу, как с мелкими пацанами ебаться" Стас, сбросив на кровать кожанку и засучив рукава безумно любимой белой рубашки, разворачивается к мужчине, который, оказывается, уже замахивается на Стаса сзади. Понимая, что его намерение ударить со спины раскрыто мужчина принимает оборонную позицию и скупо бросает: — Свали, пока не позвал главную. Стас хмыкает насмешливо: ну уж этим его не напугать точно. Он за Полю готов порвать, а ему какой-то бабой угрожают. — Мальца отпусти. — пытаясь совладать с собой и не бросится на мужика прямо сейчас с кулаками, выплевывает Стас, глубоко втягивая ноздрями воздух. — Не обязан. Он мне должен. — мужчина расплывается в развязной улыбке, а Стас, стоит ему лишь на секунду подумать, что мужчина купил этого невинного мальчика, его родного Полю, вспыхивает, словно вытащенная из коробка и зажённая об его картонную стенку спичка. — Сколько надо? Я за него заплачу. — Кузьмин все ещё пытается себя держать в руках, к тому же хоть дым и ярость запутывают сознание, выключают его, рациональное мышление у Стаса всегда было и будет сильнее. Не зря же он с Ваней говорил столько про законы, про ответственность. Главное лицо запомнил, а сейчас нужно обойтись без крови, а то ведь и Ваню подставит. Не по мужски это тогда будет. — Денег твоих мне не надо, мне тело его надо, как и договаривались. — Стас от одного упоминания Поли в таком контексте начинает от злости дрожать, глаза застилает кровавой пеленой и рациональное мышление, конек Стаса, почти впервые в жизни правда отключается, на секунду оставляя Кузьмина наедине с его зверем, который изнутри окончательно вырвался и уже опутывает юношу своими щупальцами, почти пробираясь под кожу. Кузьмин, тяжело дыша, бросается на мужчину с кулаками, но тут же останавливается: спасительная рациональность обуздав зверя, возвращается в мозг, предлагая Стасу поступить хитрее. Мужчина, взбешенный одним присутствием Стаса и его желанием защитить того, кто по мнению мужчины все это заслужил, ударяет Кузьмина в нос, сильно. Стас морщится слабо, но завидев, что мужчина, не получив отпора, раслабляется, усмехается и приподнимает подбородок, будто себя ощущая выше, доминантнее, ударяет мужчину в сонную артерию, прижимая её ладонью, почти сдавливая мужчине шею. Тот лишь успевает что-то прохрипеть нечленораздельное, после чего замертво падает на пол. Стас моментально прощупывает на шее у мужчины пульс и улыбается: уроки карате пригодились оказывается. Теперь, после того, как мужчина потерял сознание, Стас быстро его поднимает, немного стискивая от тяжести зубы и валит на кровать, не особо с телом церемонясь. Потом надевает на себя обратно кожанку, подходит к все ещё сжавшемуся в калачик Поле и осторожно ему тянет свою руку, понимая, что сейчас нельзя кричать или бить, или показывать хоть как-то что волновался до смерти. Поле сейчас плохо и самому, а потому Стас должен быть за двоих спокоен. Поля, стыдливо пряча глаза куда-то в воротник своей испещренной слезливыми пятнами рубашки, берет Стаса за руку и позволяет ему тем самым себя поднять, опирается Кузьмину на плечо и выходит с ним из номера, несмотря на то, что колени судорожно подкашиваются, дрожат, а из глаз все ещё текут ручьем слезы. Поля лишь сейчас понимает окончательно чего он, чудом, избежал. Стас, доковыляв наконец до койки, первым делом пресекает все Ванины распросы тяжелым, но спокойным взглядом и лишь просит тихо: — Одолжи каморку на пару секунд, переговорить надо. Ваня конечно же не противится, открывает небольшую дверь, пропуская Стаса с Полей в свою стойку и предлагает лишь раны Кузьмина и если есть Поли обработать, но Кузьмин, бегло осматривая мальчика, отмахивается. Главное у Поли все целое, а он как нибудь переживет. Ваня встает за стойку обратно, потягиваясь, а Стас пропускает Полю вперед, впервые за все время отпуская его руку. Тогда Поля, едва Стас за ним заходит в отдельную от администраторской каморку, бросается на его шею, почти утерев свои слезы, а точнее просто размазав их по щекам, шепча нечто вроде: — Спа-асибо..т.тебе и..п.прости м.меня. Я н.н.не д.должен был..так напив.ваться. Кузьмин лишь тяжело вздыхает, обнимая Полю в ответ, чувствуя, как мальчик снова заходится в дрожи, а голос его ломается, прерывается на тихие всхлипы. — Я же тебе говорил, что так делать нельзя. — Кузьмин совсем не хочет укорять, но просто не может до конца скрыть свое волнение за Полю. Он просто не может забить на него. — Что бы с тобой было бы если бы не Ваня? Ты совсем не думаешь о последствиях? А что насчет заболеваний? А твое состояние? Я же тебе говорил, что я могу помогать. Ты зачем продолжил это делать? — Стас правда старается выяснить причину как можно спокойнее, но даже сам он в голосе своем слышит сквозящее напряжение. Честно, так хочется надавать Поле подзатыльников, как сделал в тот раз, а потом ещё поцеловать, так сильно, чтобы больше никто лезть не смел, и чтобы Поля на носу себе зарубил, что он занят. Кузьмина от этих мыслей перетряхивает, поэтому, естественно, озвучивать их юноша не собирается, только вот и подавлять уже не получится: с самого знакомства с Полей это началось. Словно преследуя Стаса эти мысли с ним были повсюду: вынуждали по утрам в холодном поту просыпаться, проводить утро в ванной, стыдливо и торопливо передергивая на единственный, завпечатленный в голове образ, затем усомняясь даже в своей верности Мише, да вот только по итогу мысли-то сильнее оказались, Стасу смириться пришлось. Кузьмин, спустя пару дней бегства от страхов своих, от переживаний, что Мишу с Полей в одного человека сложит и во время любого контакта с Щепилло Полю видеть будет, наконец решившись, по углам шкериться перестал и позволил себе, как раньше, Мишу, переживающего жутко за его состояние, поцеловать, да вот только после сразу отшатнулся от Миши, едва открытые его глаза приняли темно зеленый цвет, будучи всегда голубыми. Кузьмин как-то слабо всхлипнул, почти не показывая доселе своей чувствительной натуры, и только после длительного допроса Щепилло в духе: " — Почему ты уже пару дней нагло меня избегаешь и даже от одних объятий вздрагиваешь, будто боишься меня?", на который Стас отвечал молчанием, крепко руки на локтях стиснув, а потом его резкого, грубого: " — Хватит меня ранить, Стас, я тоже живой человек. Неужели я не имею право знать что с тобой происходит?", юноша решился наконец Щепилло поведать о переживаниях по поводу своей верности и в целом адекватности. — Ты меня прости пожалуйста, Миш, прости. Я не должен был даже с ним знакомиться, не то, что говорить. Понять не могу что нашло на меня. Разве может нормальный парень запасть на малолетку, когда у него родной человек есть уже? Миш, ты не подумай, я тебя люблю до безумия, я не за что тебя не брошу, не уйду, но почему-то перед Полей устоять не могу. Сам не пойму что со мной происходит. Чувство, будто он, это ты, только младше. — после этих слов с души Стаса будто камень упал и ещё не зная, как отреагирует на все эти откровения Щепилло, лишь с надеждой, что куда подальше не отправит, Кузьмин Мишу обнял, по-свойски целуя обветренными губами в щеку. — Стас, кис, поговори с ним. — необъяснимо спокойным голосом успокоил Кузьмина всего лишь парой слов Щепилло. — Человек может любить не одного человека, по себе знаю. Спасибо, что скрывать не стал. Я ревновать не буду, и тем более палки в колеса ставить, я понимаю все. Ты только не смешивай нас, будь со мной, если любишь именно меня. Разберись в себе, хорошо? — Миша улыбнулся и видимо заметив Стасово волнение в блестящих от слабых слез черных глазах поспешил успокоить: — Я не уйду. Я буду рядом. — Спасибо. — слабо подавляет всхлип Кузьмин и тепло целует Мишу в губы, обнимая руками за плечи, мимолетно радуясь, что видение с Полей прошло. И вот, едва Стас мысли эти, вроде как не греховные, принял, они и по-спокойнее стали, перестали почти досаждать по утрам. А вот сейчас от Поли рядом, от его виноватого тона и такой нежности хрупкой, такой уязвимой слабости, проснулись снова, осаждая и так еле работающий от стресса мозг. Так невовремя. — Я в этот раз н.не хотел..правда. Он просто в баре прилепился к.ко мне, а я вообще..с другом был. Ну и короче завертелось все, друг ушел, а тут этот... Я говорил, что не хочу, а по итогу..просто позволил себя споить. — Поля снова всхлипывает, теперь слишком громко, прикусывая от стыда губу. — А в целом..я не могу деньги запросто так принимать. У меня брат на двух работах работает, а я что? На чужие деньги жить буду? И сам ничего не делать? — Поля утирает руками слезы с щек, но шею Стаса не отпускает, жмется к его телу сильнее, а руки спускает Кузьмину на кожанку, стискивая её ткань до скрипа между пальцев. — Зарабатывать не так надо, Полечка! — взволнованно заявляет Стас, так же как Поля, почти как влюбленный подросток, оглаживает пальцами каждую косточку на его выпирающем сквозь рубашку позвоночнике, мажет осторожно ладонями по лопаткам и даже, стыдно признать, всхлипывает. Весь Поле поддается, расслабляется и теряет самообладание. — Но я сейчас не могу по-другому... Меня не берут никуда, мне же всего шестнадцать. Стас тяжело вздыхает, отлепляет от своей шеи Полино лицо и целует его в нос, в щеки, в лоб. Лишь потом Поля нахмурившись Стаса за ремень кожанки дергает и требовательно выпячивая подставляет ему свои губы, после чего Кузьмин улыбается какой-то виноватой, грустной улыбкой и почти неощутимо касается губами губ Поли, искренне пытаясь подавить в себе волнительное чувство, что Поля делает это все лишь для того, чтобы себя успокоить, что деньги, которые Стас ему всучит обязательно, он не просто так возьмет. — Тебе всего шестнадцать, а ты себя каким-то мужикам левым продавал. Разве можно так, Поль? Я понимаю все, я знаю как вам с Серёжей тяжело, но чувствуя в себе бурю лишь от одной мысли что тебя кто-то за жалкие несколько тысяч трогать будет, я боюсь представить даже что испытывал ты.. — Поля конфузится, даже руки разжимает и Стас, боясь от него услышать нечто вроде: — я теперь грязный для тебя? — лишь сильнее своими руками мальчика обнимает, зарываясь пальцами в его шелковистые шатеновые волосы и меняет тему. — Я тебя нелегально устроить могу, коль тебе так хочется, к себе. Только работа тяжелая. — на лице Поли отражается лишь проблеск радости, что его переживания так считали, по одному лишь жесту, и мальчик молча кивает, понимая, что от беспрерывного рыдания сорвал себе голос. — Отлично. Теперь надо решить, что с тобой делать. — снова как-то грустно и тяжело выдыхает Стас, потирая пальцами виски. Поля снова жмется к нему, весь такой беззащитный, маленький и касается носом мочки уха, так искренне, задерживаясь на ней, что на секунду Стас даже верит, что у Поли к нему есть чувства. — Только не к брату, пожалуйста. Мне нельзя к Сереже. — медленно просит Поля, покашливая, пытаясь как-то вернуть свой прежний бойкий голос, убрать из него сиплость, чтобы брат ничего не узнал. — Почему? Стыдно? — не удержавшись подкалывает саркастически зло Полю Стас, но видя его прижатые друг к дружке губы понимает: стыдно. И даже не хочется это обсуждать, теперь Поле только помочь хочется, и даже перед братом прикрыть, чего бы Стасу это не стоило.— Прости, не сдержался. Надо за языком следить. — Он меня убьет если узнает. И еще что я пью.. Мне нельзя домой. На минуту в каморке повисает неловкое молчание и лишь после кроткого поцелуя Поли куда-то в район щеки Стас размякает, теряет всю былую твердость окончательно. — Ладно, бог с тобой. Поедешь значит к нам с Мишей, коли к Сереже не можешь, но только с условием, что пообещаешь хрень всю эту бросить. — А Миша это..? — робко спрашивает Поля, переживая где-то внутри, что лезет не в свое дело, что мешает Стасу, будто обуза над ним висит грузом. "Если у него есть парень, тогда зачем ему я?" — взволнованно прикусывает нижнюю губу Поля, не замечая даже, когда с маленькой ранки, сильно истерзанной зубами, скатывается к подбородку капелька крови. — Миша — такой же родной человек для меня, как и ты. Хоть Поля и нервничает, догадывается, что насчет Миши он наверное прав, отожествление Стаса с родным человеком придает сил. Поля обнимает Кузьмина наверное первый раз за эту ночь по настоящему, не цепляясь, как утопающий за соломинку, а искренне, тепло и крепко. — Хорошо. Тогда обещаю конечно. — снова на минуту повисает молчание и окончательно от Стаса отлипая Поля лишь в губы ему судорожно шепчет, как будто передумать боится: — А ещё, я тебя люблю.