Дом воспоминаний

4 июля 1955, 5:00. Утро с самого начала было странным – с самого пробуждения затылок Майора Нечаева зудел так, как будто внутри его черепа скреблись кошки. Руки немного подрагивали, и ему пришлось трижды умыться перед тем, как он смог разглядеть в зеркале себя. После потери памяти у него иногда случалось такое – в зеркале вместо своего лица он видел отголоски каких-то далёких образов и силуэтов. Ничего конкретного разглядеть не удавалось, максимум зацепиться за цвет глаз, или выражение лица - чаще всего они были счастливыми и словно улыбались ему. От этого становилось не по себе - ведь сам он улыбался крайне редко, хоть и был оптимистом. Из-за дрожащих ладоней он трижды чуть не выронил кружку с чаем, что добавило ему ненависти к этому утру. Благо в итоге всё обошлось, и спешно позавтракав он вышел на улицу. Его квартира находилась на платформе “Икар”. В такое время на улице, которую окутал густой, серый туман, никого не было. Атмосфера угнетала, и в тоже время заставляла задуматься о прошлом, будущем, и настоящем. Сегодня с утра, ещё лёжа в полусонном бреду он опять слышал какие-то голоса - кажется, проходила какая-то операция. Какая именно ему понять не удалось, поскольку, как только он попытался вслушаться тут же был выкинут из своего сна, с характерным неприятным писком. Сначала ему показалось что это был будильник, но тот молчал. Списав всё на утренние глюки он тогда и вовсе почти забыл про это, акцентируя внимание именно на операции. Конечно, понятно, что скорее всего это и была та самая операция, где его буквально собирали по кусочкам, и где он и потерял память - его босс, по совместительству человек, заменивший ему отца, рассказывал ему, что в тот роковой день во время одной из миссий он попал под обстрел врагов СССР, и из-за тяжёлых травм вкупе с сотрясением мозга потерял память, чудом сохранив базовые когнитивные функции. Он никогда не задавался вопросами вроде “Почему это произошло”, “Где это произошло” и “Как это произошло”. Дмитрий Сергеевич сказал, что так было — значит так и было. П-3 был не из любопытных, и шефу доверял на все сто. Однако стоя на блестящей от росы траве на покрытой туманом окраине города он невольно задумался - не потерял ли он что-то в прошлой жизни? Шеф просто сказал ему, что были лишь его родители, умершие от печально известной коричневой чумы, и дальние родственники, которые о его существовании знать не знали. Ни братьев, ни сестёр, ни жены - никого у него не было. Иногда ему даже становилось обидно за это - всю жизнь пробыть солдатом, без возможности хотя бы почувствовать себя человеком. Даже большая часть его тела была протезами - пусть и максимально современными, состоящими из полимера, но всё же протезами. Они мимикрировали под окружающие клетки и строение человека, создавая новые ткани, и позволяя восстанавливать утраченные конечности и органы, так что от настоящих их было никак не отличить. Ещё у него на руке была перчатка с искусственным интеллектом, по прозвищу “ХРАЗ”. Дмитрий Сергеевич при выдаче перчатки сказал, что это сокращение от ХРАнитель Знаний, и такой расклад Нечаева полностью устроил - искусственный интеллект, способный помочь на поле боя - очень ценная штука. А уж Хранителем Знаний за красивые глаза точно не назовут. Сама по себе перчатка была довольно раздражающей - ИИ влезал когда нужно и не нужно, вечно поправлял майора, и лез под руку. Была бы его воля - Сергей Алексеевич бы уже давно избавился от надоедливого компаньона и посещал бы различные задания самостоятельно, но раз Дмитрий Сергеевич настоял — значит нужно. Тем временем туман на улице начал постепенно рассеиваться, а жители соседних квартир и домов - просыпаться, так что П-3 решил вернуться в свою квартиру и дождаться пока в городе снова полноценно закипит жизнь. Сегодня он хотел посетить парад роботов, в честь недели до запуска “Коллектива 2.0”. Такое событие нельзя пропускать, особенно когда ты один из ближайших подчинённых того, кто как раз этот коллектив и основал. В то же время в Казахстане двое людей стояли напротив друг друга - их разделяла только небольшая решётка, с виду напоминающая тюремные. Человек в камере лежал на достаточно скудном подобии кровати и кидал скомканную бумажку в потолок, а человек снаружи отчаянно пытался достучаться до его эго. — Викто’, ты не понимаешь, это убьёт нас всех! Я знаю, что тебя осудили ни за что, но мы не можем идти на такие риски, по крайней мере пока у нас не будет доказательств твоей невиновности. Я знаю, что жизнь здесь не сахар, но пожалуйста, потерпи. Лариса уже во всю прочищает архивы и ищет способы помочь тебе, мы не можем допустить такие риски... – Попытался убедить в своей правоте посетитель. В ответ на это находящийся в камере человек прекратил швырять комок бумаги, и резко слез с кровати, прильнув к решётке. — Ты думаешь я не пытался?! Я не искал доказательств? Они уничтожили всё, все бумаги до единой, у меня нет ни шанса выбраться отсюда! Единственное что я могу сделать вместо того, чтобы торчать в этом идиотском месте, работая на ублюдков, которые предали не только меня, но и всех остальных людей, не знающих правды — это сбежать как можно дальше, и рассказать об этом западным спецслужбам! Здесь я гнию заживо, и всем абсолютно похуй, так что, если хочешь мне помочь - помоги мне сбежать отсюда. – Ответил тому Виктор, скрипя зубами и выражая крайнюю степень отчаяния. — Ладно. У меня есть кое-что, — Произнёс Михаэль, доставая из кармана пиджака два кольца, с литерной маркировкой предприятия— что может тебе помочь. У собеседника в ответ на это расширились глаза, и он резко отпрянул от решётки. В уголках глаз от переизбытка эмоций скопились маленькие капли слёз. — Ты правда... Выкрал их для меня? О, Михаэль, я даже не знаю, как тебя благодарить... – Прошептал Виктор, смотря прямо в глаза своего товарища, наполненные беспокойством. Для Штокхаузена провернуть нечто подобное означало пойти против собственных принципов и гордости. Сейчас самой страшной казалась не поимка немца, а возможное обвинение в этом и без того осуждённого Петрова. Он узнал о некоем “боевом режиме” у роботов, и попытался поделиться этим знанием со своим товарищем, не зная о стоящей на нём прослушке, за что и поплатился заключением, за “предательство родины и раскрытие государственной тайны”. Навесить на него очередное клеймо было проще простого, и все это понимали. Ему и так повезло - времена сталинских репрессий прошли как раз когда его заключили, в противном случае он бы тут не стоял сейчас. Продолжая смотреть своему товарищу в глаза, Виктор молча забрал кольца, напоследок коснувшись пальцами чужого запястья. Ему не нужно было убеждаться в подлинности колец - он доверял Штокхаузену, как никому другому на этом предприятии. Коротко кивнув в ответ, немец развернулся, и направился прочь от камеры, понимая, что чем быстрее он вернётся к работе, тем больше шансов что пропажу не обнаружат. На сегодня рисков было достаточно, и, если что Михаэль придёт к своему другу снова. Он всегда был желанным гостем в его глазах. Единственным что расстраивало Штокхаузена была любовь. Невзаимная и отвратительная любовь к Ларисе, которая должна была испортить его с Петровым дружбу, однако немец вовремя одумался, и решил не мешать им двоим. В конце концов, зная характер инженера они легко разойдутся, а там и Шток, если что, станет хорошим опорным плечом. Рушить дружбу, зародившуюся, когда они оба только-только попали на предприятие ради какой-то женщины, пусть даже очень красивой, было максимально глупым решением. А с учётом назревающей проблемы “Коллектива 2.0” и проекта “Атомное сердце” так и вовсе могла выйти боком для всех. Большинство местных работников либо имели железные нервы и абсолютно не имели совести, либо уже нехило так съезжали с катушек, чего стоит один только пестицидный цех, где людям буквально приходится каждый день перемалывать в мясо огромное количество животных. Большинству из них было просто не до каких-то там правительственных интриг и вселенских планов. Даже Петров, признаться, начал сдавать позиции - в последние месяцы стал гораздо агрессивнее, разочаровывался из-за мелочей, и регулярно приходил к Штокхаузену выпить. Его круги под глазами, дрожащие руки и надломанный голос запомнились немцу на долгие годы вперёд. Все симптомы переутомления на лицо, но сам инженер отказывался это признавать - работа должна быть выше личных проблем. Пару раз, Штокхаузену, даже удавалось услышать о проблемах в отношениях с Ларисой, однако на данный момент они ограничивались небольшими ссорами на почве постоянных перемен настроения у Петрова, которые после его заключения практически сошли на нет. Личность личностью, а заключение в “Вавилове” всё же нужно было как-то решать, поэтому все трое, пусть и не так слаженно, как хотелось бы, работали вместе. Майор “П-3”, Нечаев к тому моменту уже успел несколько раз обойти свою квартиру, полить пластмассовые фикусы, абсолютно игнорируя факт их искусственности, выйти на балкон, и даже закурить пару раз. Тревожность, несмотря на грядущий праздник душила и пожирала спецагента изнутри. Вот-вот должны были наступить значительные перемены в жизнях миллиардов людей, и по сравнению с относительно недавней коричневой чумой, унёсшей миллионы жизней, это событие казалось ещё более грандиозным, а значит что-то точно пойдёт не так. Мечтать о великих переменах, конечно, весело, но жить в такую эпоху - совсем нет. Однако, к счастью, время отправления наконец подошло, и успевший утонуть в собственных тревогах майор направился на главную площадь платформы, дабы услышать выступление академика Сеченова, и посмотреть на первый в мире парад роботов. Именно в этот момент в комплексе “Вавилов” должен был быть обед у заключённых. Петров, как особо буйный, направлялся в столовую в наручниках, и в сопровождении двоих охранников, которые шли сзади по обе стороны от него. Часы у него на руке показывали минуту до одиннадцати утра. Всего минута, и мирные “Вовчики”, разносящие подносы с едой по столовой начали разносить лица заключённым. Металлическая резня застала врасплох всех, даже охранников, которые, второпях бросившись на девиантов, были разрублены напополам лазером. Виктор и сам едва не повторил их судьбу, но ему повезло, он вовремя споткнулся и упал, так что разрушительный лазер лишь разрубил наручники, давая полную свободу воли одному из немногих ещё живых людей в комплексе. Быстро сообразив, что к чему он схватил первый попавшийся стул, и швырнул его в сторону, отвлекая взбешённых роботов и давая себе время на побег. Кандалы на его руках предательски звенели, словно давая каждому существу в этом месте знать, где находится Петров. А ведь он даже не был зачинщиком взлома - группа предателей ведь предлагала ему присоединиться к бунту за справедливость. Предлагала отомстить за свой арест. Однако в тот раз его остановили Лариса с Михаэлем, напомнившие ему из-за чего он тут. От клеветы ещё можно было отмыться, а вот от массового убийства - навряд ли. Правда, как оказалось, если это не сделает он, сделают другие, а затем скинут всю вину на него. Это ведь так удобно - когда-то бывший главным инженером предприятия, и обнаружившим боевой режим Виктор был самой идеальной жертвой для подобных предателей. Хоть Петров и сам далеко не был святым, и в какой-то момент даже думал присоединиться к восстанию, у него были здравые товарищи. Товарищи, способные его переубедить. А вот у кого не было товарищей, тем более здравомыслящих, так это Нечаев. Майор “П-3” после потери памяти потерял все связи с прошлой жизнью, и не был даже уверен, работал ли он раньше здесь же. Никаких подсказок, кроме слов самого Дмитрия Сергеевича, но и они не утешали - мол, ни семьи, ни друзей у него никогда не было, а родственники все полегли от коричневой чумы, ну и он от неё же в кому свалился, только босс смог вытащить оттуда. Пару раз, Сергей, правда, задумывался - а что, если у него всё же была семья, жена, дети, или хотя бы друзья, которые так или иначе выжили, просто о них никто не знал, и он их не помнил? Но каждый раз эти мысли сводились к одному результату, всё равно они его не найдут. Со слов босса его внешность из-за нарывов во время коричневой чумы была сильно деформирована, поэтому его по старым документам было никак не узнать. А что по новым? Майор КГБ, товарищ Нечаев, позывной “П-3”, никакой жизни кроме работы не знающий. Даже подсознательно знакомые вещи, иногда всплывающие в голове Сергея ни о чём ему не говорили. Ну одежда, ну глаз или клок волос, ну кровь, или ещё какие вещи, мало ли чего он повидал до потери памяти. Единственным за что удавалось полноценно уцепиться были диалоги, изредка проскакивающие в сновидениях. Голоса оттуда были до боли в затылке знакомы майору, поэтому он был уверен на все сто, что, если бы услышал эти голоса вживую, смог бы распознать их владельца. Ну, по крайней мере так говорила его интуиция, которой он доверял весьма скептически. Даже стоя у дверей лифта на “Челомее”, и чувствуя холодок, бегущий по спине, он всё равно поднимался. Поднимался, зная, что получит очередное задание на устранение предателей родины. Сознательно он жалел разве что о том, что такое количество людей пыталось разрушить идеальное будущее, однако подсознательно ему было больно. Он и сам не знал почему, но каждый раз, застреливая человека с застывшей на лице немой мольбой он не знал куда себя деть, и ещё какое-то время после таких заданий ходил абсолютно потерянным. Он видел отголоски своего прошлого, возможно семьи, или знакомых, которые, судя по словам Дмитрия Сергеевича, умирали от коричневой чумы у него на глазах. Слыша об этом, он про себя благодарил судьбу, за то, что не помнит лично такого ужаса. И слыша о некоем Петрове, который устроил какой-то там сбой, он чувствовал, как рука в кармане сжимается в кулак. Чувствовал, как скоро прольётся свежая кровь, и подсознательно боялся этого. Сдержанно кивал, садился в автомобиль “Турбина”, и направлялся в сторону предприятия. Слушал бредни ХРАЗа, который никак не мог заткнуться. — Кто здесь ни разу не был, вы?! – Возмутился искусственный интеллект, на очередную просьбу заткнуться. — Я, ещё вопросы имеются? – Максимально не настроенным на разговор тоном ответил ему майор. — Вас понял, извините. Не буду мешать. – Зажато пробормотал ИИ, и скрыл свои манипуляторы в перчатке. Нечаеву показалось что тон у искусственного интеллекта был каким-то грустным, но он предпочёл не забивать себе сейчас этим голову. Мало ли какие установки для интонаций ему вшил Дмитрий Сергеевич. Однако даже окончание болтовни перчатки не означало спокойствие для майора. Ни красивые виды из окна, ни прекраснейшие песни Аллы Пугачёвой, игравшие из радио, не могли отвлечь его от мыслей. Предприятие, как он думал, никак с ним не связанное, оказалось полно тайн. Слыша фамилии людей, причастных к производству роботов, и их взлому, он слышал что-то знакомое. Словно кого-то из них он знал лично, или по крайней мере слышал. От этого становилось ещё страннее, потому что если они ещё живы, значит соврал босс, который был ему как отец, а если они мертвы, то у Нечаева не оставалось шансов узнать о себе ничего. Здравый смысл вообще твердил ему забыть обо всех этих интригах как о страшном сне, выполнить задание, и со спокойной душой вернуться на “Челомей”, и он пока придерживался этого варианта. В конце концов, как он рассуждал, сейчас он другой человек. Не тот, кем был раньше. Старый он умер вместе с воспоминаниями о событиях перед коричневой чумой, и новому Сергею было ни к чему раскапывать старые обиды чужого ему человека. Хотя сколько бы он себя ни убеждал, на душе у него скреблись кошки с того самого момента, как он снова очнулся, только уже посреди территории, захваченной обезумевшими роботами. “Мелкий сбой” обернулся кучей смертей, кучей трупов, чьи кости хрустели под ногами майора. К такому его, конечно, жизнь не готовила. Осознание того, что среди трупов могли быть его знакомые из прошлой жизни, буквально выцарапывало из него душу. Петров, тем временем, успел встретиться с Ларисой. Филатова направилась его искать с того самого момента как узнала о сбое, и ей крупно повезло, что она наизусть знала местную систему вентиляции, куда роботы не могли пролезть. Однако даже это не спасло её от мелких ссадин, которые она в тот момент обрабатывала себе и своему парню. — Нам нужно что-то что поможет переубедить его. Того, кто пришёл убивать тебя, Вить. – Произнесла Лариса, пытаясь снять остатки наручников с его запястий. — О, ну спасибо, сам я бы точно не догадался что что-то нужно делать. Ладно, допустим... Поменять информацию в “Грушах” на пути вглубь “Вавилова”? – Предложил Петров в ответ. — Как вариант, но скорее всего его уже проинформировали о том, что ты был главным инженером на предприятии, поэтому взломанные терминалы он сможет распознать. Здесь нужно что-то более действенное, какие-то реальные доказательства, которых у нас сейчас нет. Значит, вариант один - задержать его, и дать нам фору на поиск информации. Здесь придётся импровизировать, потому что времени у нас осталось не так много, судя по открытой тобой карте территории, пара ромашек уже заметила остатки роботов, и постороннее вмешательство в местную систему. – Сказала Филатова, забив на наручники и перемотав ссадины на ладонях. — Сука! Времени всё меньше и меньше, а идей больше не становится. Придётся постараться... – Процедил сквозь зубы инженер, и взял в руки простенькую камеру, найденную в одной из комнат по дороге. Найти доказательства, сфотографировать их, чтобы была копия, и забрать с собой — вот лучший способ надёжно доказать хоть что-то. Казалось бы, какое Штокхаузену дело до происходящего? Взлом и взлом, его друг и не из такого выбирался. Однако, слушая лекцию своего босса о том, что главным звеном всей ситуации оказался именно Виктор, он уже не был уверен в том, что тому удастся выбраться из предприятия. Он в целом мало в чём был уверен, особенно смотря на отчёты с требованием поимки, желательно живым. Желательно живым. Эти слова врезались в голову Михаэля словно свинцовые пули. Да, он задумывался о том, чтобы прекратить дружбу и посвятить себя карьере, но не думал о том, что выбор окажется настолько жёстким. Подвергнуть себя немыслимым рискам ради того, чтобы найти призрачную правду, или сидеть ровно, словно ничего и не происходит. Даже садясь за свой стол, в своём кабинете, и открывая свои входящие сообщения в “Груше”, он не ожидал такого. Гневно-рыдающего голосового от Петрова. Голос Ларисы в конце сообщения говорил о том, что женщина пришла вовремя, и смогла успокоить буйного парня. От этого, правда, не становилось легче. Будучи не особо психически уравновешенным, Виктор и без того часто огрызался, или срывался, в порыве эмоций, но эта ситуация была особенной. В срывающемся на крики голосе слышалось отчаяние, злость, и даже паника. Все эти эмоции были настолько живыми, что невольно пробивали на дрожь в спине даже немца. “Ты точно так же сдохнешь, будучи полимеризованным зомби, вот что ты блять сделаешь! Сеченов промыл тебе мозги, не так ли? Будешь, как и Нечаев, послушной псиной в руках своего жестокого хозяина, да, Миша? Ну же, давай, расскажи очередную невъебическую историю о том, как тебя в детстве обижали и называли фрицем, заставь своего босса тебя пожалеть, потому что всем остальным будет похуй! Всем похуй на тебя, пока ты не становишься удобной мишенью для руководства! Михаэль, сука, если в тебе ещё осталось что-нибудь человечное - приходи через три дня в корпус “Павлов”. Давай же, докажи, что ты всё ещё мой друг, и в тебе осталось хоть что-нибудь, кроме твоего пёсьего нрава. Хотя бы убей меня, по старой дружбе. Хочу перед своей смертью посмотреть в твои блядские предательские глаза, чтобы ты видел, что ты натворил, ублюдок. Я-” — Дрожащим голосом наезжал Виктор, пока его не прервала Лариса. Слушая это голосовое снова и снова, Михаэль не знал, как реагировать. Он, вроде бы, и не был виноват в происходящем, но с другой стороны... Именно он являлся главным секретарём Сеченова, и тем, кто в своё время его идеи поддерживал. Пусть и ради продвижения по карьерной лестнице, именно он обязан тому, что сейчас у его босса в руках такая власть. Власть, способная убить его друга за пару дней. Слова Виктора сильно пошатнули уверенность Штока в обеих сторонах - что в стороне Сеченова, который в случае удачного восстания мог и потерять свою власть, что в стороне Петрова, способной в любой момент умереть где-то там от роботов, так и не найдя доказательств. Поэтому, собравшись с силами он решил сам попытаться докопаться до правды, и понять, где ему лучше находиться. Ведь на двух стульях ты не усидишь, и два мнения в себе не удержишь. Сам Сеченов, тем временем, был занят диагностикой чего-то. Сидя у своего стола, под защитой верных телохранительниц, он рассматривал какие-то отчёты, и хмурил брови. В работе “Близняшек” за последнюю неделю наблюдались странные перебои, словно какой-то сигнал передавался между ними. Времени на изучение этого феномена катастрофически не хватало, но и поручить такую работу кому-то из своих приближённых он не мог - любая работа с их исходным кодом мало того, что была риском занести в систему вирусы, так ещё и кто-нибудь мог прознать про происхождение их программы, и тогда точно несдобровать. Лишних репрессий ему не хотелось, поэтому отложив проект в один из ящиков стола он поправил галстук, и направился на встречу с очередными журналистами, про себя молясь на то, чтобы вся эта ситуация со взломом разрешилась без утечек. Его то происходящее беспокоило не меньше остальных участников всей этой чехарды - хоть одна утечка с предприятия и всё, тушите свет. Ни “Коллектива 2.0”, ни самого предприятия, ни Сеченого, которого партия и без того уже довольно давно хотела устранить. Ещё со времён, когда он только начинал создавать этот проект, вместе со своим другом, Харитоном Захаровым. Вспомнив учёного, он поморщился. Достаточно жестокая судьба, если честно - быть неизвестно кем, неизвестно как, даже по собственным документам. Знакомые ещё с университета, они не то, чтобы были прям закадычными друзьями, но неплохими коллегами как минимум точно, и его смерть поразила не только академика, но и весь мир, следивший за ними с момента разработки лекарства от коричневой чумы. Именно с момента его смерти на предприятии пошёл главный раскол, породивший тайны, интриги и несостыковки. Загадочные обстоятельства, отсутствие камер, и его почерк в более поздних научных работах Сеченова - и это всё лишь малая часть того, что настораживало одних только работников предприятия, что уж говорить про остальной мир. С того момента пусть и прошла куча времени, лучше не стало. Исследования в подпольных лабораториях становились всё жёстче, работники всё чаще сходили с ума и строили безумные теории заговоров, а даты в документах никак не сходились. Да что уж там говорить, если даже по бумагам в кабинете самого академика, он то сгорел в пожаре, то растворился, то вообще невесть что? В общем, поводов для волнений было достаточно, фактов было мало, и система стала выходить из-под контроля. Чего стоил один только Петров, который смог раскопать боевой режим у роботов, и почти дошёл до самого плана “Атомное сердце”? Оставлять всё так было нельзя, и рано или поздно кульминация событий всё же произошла бы, пусть академик и думал, что она будет гораздо более мирной и менее кровавой. Предприятие в последние годы по своей сути не было предприятием вовсе — это была безумная, подконтрольная только Сеченову машина для убийств. Пока в одних цехах люди ежедневно перемалывали в труху кучу животных, медленно сходя с ума, в других выращивали огромные растения-мутанты и спорили на деньги, потешаясь над своими же пациентами. Всей этой разрухе позавидовали бы даже западные противокоммунистические книги, и без того пытающиеся выставить предприятие в плохом свете. Не имея возможности держать это всё в своих руках, Дмитрию Сергеевичу приходилось прибегать к помощи своего секретаря - Михаэля Штокхаузена. Ему Сеченов доверял практически безоговорочно, считая того одним из самых преданных ему людей. После предательства Виктора Петрова, бывшего друга немца, Михаэль Генрихович практически всё время посвящал работе, что не могло не радовать его босса. Единственной проблемой с его помощью было нездоровое стремление Штокхаузена копать под события прошлого, судя по всему, появившееся у него из-за общения с его бывшими друзьями, Филатовой и Петровым. Из-за этого Сеченов не мог в полной мере доверять ему задания, связанные со старыми документами, потому что опасался, что внимательный немец заметит несостыковку. Однако, даже несмотря на это, в какой-то степени, Дмитрий Сергеевич уже успел привыкнуть к компании Михаэля, и к своему стыду, даже радовался, когда тот просто от себя решал принести своему боссу кофе. Сеченов, привыкший к окружению из полностью подконтрольных ему людей без своего мнения, видя Штокхаузена, который сам по себе решил помочь и подчиниться руководству будущего коллектива ликовал. Наличие немца под рукой успокаивало, и давало надежды на спокойное разрешение ситуации со взломом. Так, не признаваясь себе, подсознательно уже решил Дмитрий Сергеевич, отправляя своих телохранительниц открыть двери для очередных журналистов. Нечаев же к тому моменту встретил достаточно необычное явление - некую бабу Зину, которая вела себя максимально странно. Мало того что несмотря на возраст была при арсенале, так ещё и услышав его фамилию как-то странно на него посмотрела. То ли что-то своё вспомнила, то ли узнала его, но времени на разговоры, к сожалению, не было, поскольку их засекла “Пчела” с камерой “Ромашкой”. Пришлось срочно вызывать лифт в “Вавилов”, и спускаться туда в одиночестве. После такого майор даже кротко закурил, собирая мысли в кучу. На первом месте всё равно должно было быть задание, а уже потом какие-то моральные ценности и размышления. Пусть так и было сложнее, пусть так он мог и вовсе не узнать ничего, сейчас это не важно. Не хватало ещё ослабить бдительность и попасться кому-нибудь из предателей. Однако, в процессе перетаскивания коробок, поиска вентиля для двери, и просто размышлений о том как будет правильнее продвигаться, Нечаев подметил для себя, что в практически кромешной тишине, нарушаемой лишь клацаньем роботов за стеной всё это ощущалось крайне тревожно. “Товарищ майор, попрошу вас сосредоточиться на задании. Ваша беспричинная тревога в данный момент мешает вам продвинуться да-” – Начал было ИИ, однако его прервала очередная порция грубости от Нечаева. Он и сам не до конца понимал чем его так бесил этот помощник, ведь он даже человеком то по своей сути не был, однако факт оставался фактом, уже за такое короткое количество времени ХРАЗ успел стать объектом ненависти похлеще предателя Петрова. Перчатка словно была сконструирована для того чтобы задевать какие-то подсознательные триггеры майора, и заставлять его срываться на ИИ. Возможно на это, конечно и был расчёт - нужно же куда-то перенаправлять свои эмоции, однако подобного эффекта явно не ожидали. Нечаев едва дошёл до первой попавшейся “Груши”, а уже хотел выдернуть эти провода вместе с остальным содержимым перчатки, просто ради того чтобы заткнуть надоедливого собеседника. К сожалению майора, неприятные сюрпризы на этом не закончились - листая список сотрудников в “Груше” вместо хоть каких-то ответов он получил очередную мигрень, пока пытался напрячь мозги чтобы хоть что-то вспомнить . Единственным что он приметил было сообщение от Петрова, где Нечаева назвали шакалом, и какие-то отдалённо знакомые черты лица у отдельных людей. Наверное, если бы он сел, и составил все эти фотографии воедино он бы смог составить собирательный образ хоть кого-то, кого он помнит. Или не смог бы. Его память блокировала абсолютно всё что было связано с прошлым, а на попытку узнать хоть кого-то их списка сотрудников голова разболелась настолько, что пришлось принимать дополнительную капсулу непрема. Было ясно одно - когда он вернётся с этого задания он обязательно расспросить Дмитрия Сергеевича обо всём. И о его связи с предприятием, и об умерших родственниках, и о прочих странностях, с которыми он столкнулся. За всем этим недопониманием через камеры наблюдал Виктор, пытаясь сообразить что делать дальше. Лариса направилась следом за майором по вентиляции, а бывшему инженеру предприятия пришлось сидеть за одной из груш, и пытаться придумать план. Нужно было не сдохнуть, достучаться до мозгов Нечаева, и наверное, всё же, помириться со Штоком. Человек, отдавший ему бета-коннекторы, рисковавший своей карьерой и жизнью ради него, а Петров с ним вот так. Бета коннекторы! Виктора словно током пробило осознание. Вот что можно будет попробовать показать в качестве доказательства. В уставших глазах инженера снова вспыхнул огонь воодушевления - ещё не всё потеряно, ещё не все погибли! Пусть этот профессор, который занимался тем самым модулем в голове майора и умер, Лариса сможет продолжить его дело, и освободить Нечаева. Он верит - их ещё ждёт счастливое будущее, будущее где они с Ларисой поженятся, и будут счастливы, будущее где их не будут преследовать как предателей родины. Схватив первую попавшуюся под руки ручку и бумагу, Виктор начал чертить план комплекса “Вавилов”, и ближайших зданий, чтобы составить себе маршрут по поиску доказательств. Из возможных доказательств были документы о бета-коннекторах, если таковые в целом существовали, и документы о смерти Захарова. Последние не являлись прямым доказательством зла, которое нёс «Коллектив 2.0», однако всё ещё являлись главным доказательством несовершенства всей этой системы. Даже придумать единую причину смерти для главного учёного предприятия не смогли. Вспомнив учёного, Виктор напрягся. После его смерти атмосфера на предприятии в корне изменилась. Мало того что Нечаев, на тот момент ещё не потерявший память, даже в квартиру свою не мог зайти, так ещё и всё вокруг ему напоминало о произошедшем. Он тогда и погрузился с головой в командировки, пока не попал в тот инцидент в Болгарии. Пытался спасти свою подругу, и в итоге они оба сгорели заживо. Именно Сергей и Лариса хуже всего пережили смерть профессора - первый фактически был его соседом, и каждый день после этого видя Мусю, печально мяукавшую у входа в комнату своего почившего хозяина, ему хотелось уйти оттуда как можно дальше. А вот вторая была его ученицей, и узнав что человек, научивший её всему вот так вот ушёл из жизни она совсем скисла. Днями сидела в лаборатории, искривляя позвоночник, продолжая дело погибшего наставника. У Виктора едва получалось вытащить её хотя бы просто в столовую, перекусить. Тогда с ними, правда, ещё была Екатерина, которая помогала Филатовой справиться с утратой. Правда, помогала она не особо долго, и совсем скоро не стало и её. С тех пор у Ларисы под глазами залегли огромные фиолетовые мешки, её руки вечно дрожали, а сама она практически каждый день просыпалась посреди ночи и рыдала. Ей казалось что её работа забирает у неё всё самое ценное, и когда Петрова арестовали она делала всё чтобы хотя бы просто сохранить ему жизнь. Вымаливала у Сеченова прощение, доказывала его полезность как программиста, и старалась как могла. И здесь ей впервые повезло, его арест пришёлся на время сразу после смерти вождя СССР, что позволило ему избежать репрессий, и продолжить работу на предприятии, пусть и будучи заключённым. И сейчас, пытаясь разобраться в местной вентиляции, Лариса с сожалением вспоминала время, когда хоть кто-то ещё был жив. Ведь сравнительно, что они имели сейчас - майора без памяти, фактически слепую собаку на привязи, пытающуюся загрызть бывших друзей и знакомых, политзаключённого психически неуравновешенного инженера, считающегося предателем родины, на чьих запястьях в прямом и метафорическом смысле звенели кандалы, нейрохирурга-стажёра, медленно теряющего последние надежды на выживание, не то что победу в этой революции, и немца, готового предать бывших товарищей за корку хлеба. Удивительно, как когда-то счастливое предприятие, обещавшее своим сотрудникам со всего мира перспективное будущее превратилось в это. Жалкую пародию на тех людей, которыми они были когда-то. Михаэль жалел о том что ввязался во всю эту авантюру. Даже думая о Ларисе, или Викторе, которые сейчас страдают где-то там в глубине комплекса, он не желал ввязываться во всё это. Да, он привык к интригам у власти. Да, он привык к грызне учёных, и геноциду - чего стоил один только Рейх, с его прошлым “Я”, Йозефом Гольденцвайгом. Его нельзя было назвать добрым, и уж тем более святым, однако он всё же не был из тех кто напрямую работал с пленными, и не он унёс жизни половины европейцев благодаря “Коричневой чуме”. Он был одним из тех кто молча сидел в лаборатории, изучая очередной штамм сибирской язвы, и, пусть и осознавая, с кем имеет дело, предпочитал быть рядом с сильными, вместо того чтобы отправляться на фронт, умирая под бомбардировками Советов, или под пытками выдавая нужную им информацию о новых немецких разработках. Лично он никогда и никого не травил, за исключением заражённого солдата, пытающегося приблизиться к нему во время эпидемии - тогда он разбил колбу с одним из препаратов, швырнув её в нападающего, практически мгновенно убив его. “Коричневая чума” и без того практически моментально убивала, не говоря уже о дополнительной нагрузке в виде иных заболеваний. Словом - Йозеф, что будучи самим собой, что будучи Михаэлем, укравшим документы, не то чтобы поддерживал кого-то конкретного. Ни Рейх, ни СССР не вызывали у него особой привязанности, равно как и их идеология. К людям он тоже обычно не привязывался, хотя и привыкал к рабочей атмосфере, и иногда скучал по ней. Однако, всё же, это не было слепым следованием приказам начальства, как в случае с Нечаевым, которому прочистили память. Михаэль чётко осознавал что нужно делать, а что нет, и как можно примазаться к начальству, чтобы получить повышение. Он бы и дальше игнорировал внешние факторы, отвлекающие его от карьеры, и спокойно бы прижился в новом режиме, однако в этот раз он всё же успел наскрести какую-никакую горстку воспоминаний, и привязаться хоть к кому-то. Лариса, прекрасная девушка, умная, красивая, и говорящая только по делу, и Петров, которого она почему-то предпочла. Привязанность к последнему раздражала немца больше всего - он ведь должен ненавидеть его, соперника по карьере, соперника перед любимой девушкой, из-за которого он из кожи вон когда-то лез, однако не мог. Общие моменты, пережитые вместе горести и радости, заставили его привыкнуть к обществу этого неуравновешенного идиота. Смотря на эту симпатию, Йозеф думал что даже когда он будучи голодранцем, сжигая рваную СС-овскую форму сидел в разодранной футболке и шортах, украденных с какого-то трупа, и жарил полуживую крысу, он был адекватнее. Умнее, догадливее. Он понимал, к чему такая привязанность и снисхождения приведут. В карьере нет места дружбе, в дружбе нет места карьере. Выбор, стоящий перед Михаэлем был слишком тяжёлым. С одной стороны, он знал кто прав, и кто действительно не виноват в происходящем, но с другой стороны, терять удобный пост у власти ради призрачной надежды на будущее где победа будет за правдой - просто смешно. Смешнее по его мнению был только Дмитрий Сергеевич, кажется, искренне доверяющий бывшему СС-овцу. Хотя, кто знал, что твориться в голове у человека, способного за пару лет устранить практически всех конкурентов, и единолично управлять толпой людей. Он выглядел простым, и от того все ему доверяли, однако Михаэль понимал что не всё так просто. Стоило достаточно квалифицированному человеку взглянуть на строение вируса, и вакцины от него, как становилось понятно, что их действие зеркально. Вакцина была создана теми же людьми, которые выпустили вирус. А это означает одно - либо Сеченов с Захаровым действительно были теми кто создал и вирус, и вакцину, либо им приписали чужие заслуги, чтобы пропихнуть их влияние в Европу. В обоих вариантах было понятно что учёные знали, кто, и где создал вирус, и всё что было сказано на широкую публику - простая ложь, чтобы убедить всех последовать за советской наукой. Однако, судя по событиям произошедшим на предприятии за последние десять лет, не всё так просто. Захарова, судя по разногласиям о причине его смерти, вообще устранили, чтобы он не мешал грызне прихвостней Сталина. Или чтобы он не мешал “великому” Сеченову нести свою благодетель и дальше. В конце концов, если смотреть на их интервью, сразу становиться понятно, что Харитон оставался в тени, давая максимально краткие ответы, и стараясь сбежать от журналистов всеми способами, в то время как “Волшебник”, как его прозвали на предприятии, мог часами рассказывать о новых изобретениях, и величии науки. Складывалось впечатление что его эгоизм и мания контроля просто задавили комнатного учёного, хоть по сути это и не было так. В целом, все события до последнего года были как в тумане - Йозеф после “Коричневой чумы” потерял свою феноменальную память, да и проводил почти всё время за отчётами для босса, Лариса все дни проводила одинаково, работая и рыдая, пытаясь утопить реальность в очередных лабораторных экспериментах, Виктор всё время пытался поддержать свою девушку, а затем и вовсе загремел под стражу, когда ему стало не до событий во внешнем мире, что уж говорить про Нечаева, который уже два года как ходит без памяти, да устраняет противников Сеченова. Только последний, судя по его уверенности, знал всё происходящее, и держал под контролем. Следил за каждым, кто был хоть как-то знаком с Захаровым и другими пережитками прошлого, и не подпускал их к правде. Именно этот факт заставлял весы морали и выбора Штокхаузена, наклоняться в сторону мятежа. Контроль не в его руках, и стоит ему стать не таким, каким его хочет видеть босс, как его тут же перешьют под удобную игрушку, заодно подчистив память, или отправят на свалку. Кто знает, может и Харитон где-то там, в глубине предприятия, сейчас кромсает роботов за своего “Спасителя”. Подумав об этом, Йозеф поёжился. Не хватало ему ещё тащить на себе двух идиотов без памяти. В это же время, Нечаев собирал бумаги из одного из ящиков, как вдруг услышал шорох где-то в коридоре. Напрягшись, и опасаясь очередного робота, он схватил “Швед”, и аккуратно выглянул из-за двери, однако увидел только то как какой-то работник предприятия, внешне напоминающий студента, убежал за угол. На его шум прибежала пара “Вовчиков”, которые побежали вслед за ним, из-за чего догнать его не представлялось возможным. Про себя пожелав парню удачи, он заметил что перчатка снова притихла, и хотел уже спросить что-то у ИИ, как заметил пару выпавших из кармана щебетарей. Пожав плечами, он сложил их в рюкзак и забыл про них, начиная новый разговор с компаньоном. Пусть он и раздражал, сойти с ума от одиночества, в этих пустых серых стенах не хотелось. Да и возможно, если узнать его получше, получится хотя бы иногда перебрасываться парой слов. Так, по крайней мере, думал майор, слушая очередную заумную лекцию от этого куска полимера. Не может же всё быть настолько плохо. Плохо всё было у Ларисы, начавшей слышать звуки “Бурава” относительно недалеко от той части вентиляции где она находилась. Поспешив убраться, она поняла что вышедшие из под контроля роботы плохи не обилием обезумевших “Вовчиков”, “Рафиков”, или даже “Ромашек”, высылающих новых роботов, а наличием среди них “Буравов”. Пусть и в небольшом количестве, такие роботы запросто могли убить целую армию, просто проехав через них. А убраться с их пути практически невозможно, так как поехавшие машины становятся совершенно непредсказуемыми. К тому же сам по себе комплекс не был застрахован от подобных случаев, поэтому одно неверное движение этого робота, и если не весь, то большая часть комплекса могла бы обвалиться. И без того резервная система питания не работала, не хватало ещё таких проблем. Спохватившись, Филатова схватила рацию, прицепленную к ней на пояс, и отчиталась Виктору о происходящем. Им крупно повезло, потому что в процессе изучения разрушенного комплекса они наткнулись на двух мёртвых солдат, у которых сохранились рабочие рации. Перенастроив их на связь друг с другом они фактически обеспечили себе возможность безопасно разделяться и бродить по коридорам “Вавилова”, не опасаясь потеряться. — Виктор, я слышала “Бурава”. Он копает где-то недалеко от электрощитовой, если он перерубит резервную систему питания нам придётся срочно уходить отсюда без каких-либо доказательств, понимаешь? Единственный выход отсюда после того как лифт сломался это аварийная система “Берёзка”, а в случае отключения резервной подачи мы останемся без света. Я всё понимаю, но соваться в пестицидный цех без электричества всё равно что прыгать навстречу смерти. Мы не может допустить таких рисков, поэтому ещё немного последим за его направлением, и направимся на выход. В совсем крайнем случае придётся вырубить майора, понял? – Отчиталась Лариса, продолжая ползти по вентиляции в сторону электрощитовой. Коротко согласившись с ней, Петров отключился, принявшись пересматривать свой план по поиску доказательств. Выбраться из “Вавилова”, добраться до одного из научных центров, в это же время отправить Ларису на “ВДНХ”, собрать доказательства, и встретиться с Нечаевым в театре, где ему можно будет рассказать всё. Местную систему громкоговорителей он мог взломать в два счёта, а там уже дело будет за малым. В совсем отчаянном случае, если Лариса за это время пострадает... В театре вполне предусмотрена система, способная подарить ему быструю и безболезненную смерть. Хоть он и старался не думать о таком варианте, иметь запасной ход было необходимостью в его случае. В процессе проверки своего плана, Петров вспомнил о своём товарище - Михаэле. Доверять тому часть поиска доказательств было бы неоправданным риском, поскольку тот всё же колебался. Виктор, может, и верил тому, но дураком не был, и видел что Штокхаузен всё ещё не был готов бросать место возле Сеченова. Так или иначе, немец любил перестраховываться, и ненавидел ввязываться в рисковые авантюры. Ему хватило той аферы с кольцами - за которую, Виктор так его нормально и не поблагодарил. Эти кольца Петров хотел подарить Ларисе в качестве свадебных, но в последнее время он начал опасаться что она его бросит - его эмоциональные качели в последнее время расшатались, а из-за сбоя он едва не слетел с катушек. Даже в таком состоянии он замечал как она горестно вздыхает, и с какой-то неохотой помогает ему, но всё же продолжал успокаивать себя тем что ему просто кажется из-за стресса. Сеченов - вот кому, казалось бы, должно было быть плевать на ситуацию, но нет. Слухи, которые могли поползти, если проблему с нарушителями не устранить, его до дрожи в спине пугали. Стоит сказать лишнее слово на интервью и всё, конец. Молчать тоже нельзя было - заподозрят ведь, желтушная пресса создаст скандал из ничего, а генеральному секретарю “Коллектива 2.0” потом прилетит. От партийного руководства. И без того из-за их указа о создании боевого режима для гражданских роботов пришлось перетерпеть подобные события, так ещё и отчёт о ежедневной стабильной работе предприятия теперь спокойно не сдать - придётся использовать резервные фотографии, неудачные дубли, чтобы дать себе фору. Оставалась всего неделя до запуска новой сети, когда уже не будет важно, что и когда произошло на предприятии. Всего неделя, которую Сеченову нужно было пережить, не вызвав ни у кого подозрений. Собрав и взвесив все “За” и “Против”, Дмитрий Сергеевич вызвал к себе в кабинет Штокхаузена. Нужно будет отправить его на “ВДНХ”, чтобы он смог вместе с майором устранить остатки беспорядка на предприятии, или хотя бы прибраться перед приходом государственной комиссии. Если те что-нибудь заподозрят то первым делом направятся именно туда. Никому ведь не захочется шариться по пыльным подвалам и подсобкам лабораторий, верно? Уж тем более товарищу Молотову, которому главное это обвинить в чём-нибудь Сеченова, а дальше просто забрать в свои руки “Коллектив 2.0” Абсолютная власть в готовой системе, что может быть привлекательнее для советского политика после Сталина и постоянного страха попасть под репрессии? Очевидно, разве что люди из Европы, часть из которых так же прошла полимеризацию. Влияние советов уже плотно прижилось в большинстве стран мира, особенно на фоне противящейся ему Америки, убеждавшей всех отказаться от помощи СССР, так что большинство, узнав о новой сети, к которой можно будет подключаться через мозг, простыми мыслями, не задумываясь о происходящем вакцинировались. Сам Дмитрий Сергеевич пусть и нёс благие цели, мог быть легко устранён Молотовым, который бы не церемонясь устроил войну со всеми неугодными, и попытался бы захватить мир. Поёжившись от таких мыслей, Сеченов хлебнул остывшего кофе из чашки, и принялся разгребать документы. В то же время Нечаев сообразил, что ключом к дальнейшему продвижению вглубь корпуса было включение резервного питания. Он уже собирался пройти через небольшой коридор, мимо двух лифтов, как заметил фигуру напротив него, стоящую прямо в электрощитовой. Попытавшись приблизиться он почувстовал тряску под ногами, а затем буквально в метре от него прорыл дыру “Бурав”, ломая несколько следующих и предыдущих этажей. В попытке повернуться, майор не успел среагировать, и был погребён под бетонной плитой, отколовшийся от потолка.