the obsession

сегодня в комнате по-другому, это чувствуется. камин заменяет потухшие в канделябрах свечи. тихий треск дуба в языках пламени. он наполняет комнату мягким, с оттенками горечи, запахом. его свет и тепло падает на стены, борется с лучами уходящего солнца. лучами горящего солнца заката. такое красное-красное, словно цвет граната или самого огня, уходит за горизонт, вымачивая небосвод в крови. они всегда сегодня вместе, опять. о да, опять «по случайности». всё как всегда, но каждый раз что-то меняется. брюнет появился в комнате незаметно, как и всегда, но ощутимо, будто его принес уходящий свет дня. а ник опять не подал внимания, лишь закатил рукава повыше. джаз наполняет комнату своими звуками. тихими настолько, что человек не смог бы их распознать. тянется как вкус вина из бокала кола. хриплый голос контрастирует с пленяющим звучанием саксофона. иронично, как лёгкие и радостные мотивы несут в себе столько боли. кол обожает джаз, а ник избегает его. кол сливается с его тактами, звучанием, растворяется в его голосах; клауса это притягивает, туманит разум, пробуждает какое-то давно закопанное чувство – он отторгает джаз. возможно, это взаимосвязанные явления. — гиперболизировано до невозможности, – кротко комментировал гибрид. — ты просто безнадёжен, – шепчет кол с саркастичной улыбкой. что-то тайное всегда заполняет их пространство. кол наблюдает за ником, не стесняясь, рассматривает кисти, зажатые меж восковыми пальцами; серьезные сосредоточенные глаза, сомкнутые губы, ниспадающие на лоб кудри, лёгкую щетину. губы кола искривляются в ухмылке. материя ощущалась как натянутая ткань или гигантская сеть нитей. каждый миллиметр ника, попадающий в глаза кола дёргал нить, передавая все ощущения младшего гибриду. как марионетка. каждая буква в мысленном монологе вампира натягивала невидимую ткань между ними, содрогало водную гладь. ник непроизвольно ощущает и реагирует на каждую мысль, звук и движение брата. ник старается не подавать вида. так же, как он не подавал всю жизнь. так же, как он не подавал вид, когда кол всплывал из ниоткуда в кресле, наблюдая за братом. так же, как он не подавал вид, когда кол занимал всё место в его голове, времени, кровати. улыбка кола становится шире, оголяя острые клыки, а ник резко поворачивает голову. Опускает взгляд на брата, его изгиб губ и сверкающие глаза; каштановые густые пряди, в красном свете приобретающие оттенок виски, расстёгнутые пуговицы черной рубашки, оголяющие идеальный рельеф от ключиц к торсу. последние лучи солнца преломляются на его глазах, окрашивая в дивный, легкий оттенок сирени. он замирает, не может оторвать взгляд, впитывает в себя его образ. взгляд кола притягивает, даже не как бездна. если в бездне водятся ужасные твари и все грехи человека, то кол был как звенящая пустота. ни скрежета зубов, ни криков, ни крови. просто тишина, тишина манящая. и это пугало гораздо больше. это чувство накапливается в горле, саднит, жжет, давит, царапает, сжимает, не даёт вздохнуть, отравляет. опять… всё повторяется. клаус сдерживает нервный и усталый смех, непроизвольно вырывающийся наружу. в этой игре он заведомо проигравший, но почему он продолжает всё это? старший расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки, трёт лоб тыльной стороной ладони, смотрит на брата исподлобья. солнце уже скрылось за горизонтом, оставив после себя лишь красное зарево, как от пожара. вампир облокотил голову на спинку кресла, закрывая глаза. он выглядит откровенно, эротично и соблазнительно. цвет вина на его губах заставляет сердце пропустить удар, неприятно сжимает что-то внутри. локоны волос, изгибы мышц, трение кожи о ткань… его кожа, да.. его кожа. гибрид все ещё неотрывно смотрит на кола, параллельно смешивая краски. да, да.. правильная смесь красного и бежевого, больше цвета… ник пытается сопротивляться накатывающим чувствам, сжимает челюсть, а звуки джаза становятся насыщеннее, воздух более жарким, запахи сильнее. кол не считал «игру» игрой, это была его обыденность. он жертва и хищник одновременно. «дьявол реален, и он не какой-то маленький красный человечек с рогами и хвостом. Он может быть красивым, потому что он падший ангел, и он когда-то был любим богом.» движения кисти по холсту становятся более размашистыми, дикими, вносят 'живые' штрихи бурлящих эмоций гибрида. тихий шелест кресла, доля секунды и кол оказывается за спиной ника, бережно кладя подбородок на его плечо. тонкая кисть скользит по ткани рубашки, невесомо касаясь талии, придерживая её. во второй руке сжат бокал вина. наверное, на пару секунд сознание ника вышло из тела. вернее сказать, его оттуда вышвырнули в дальний угол комнаты. гибрид оцепенел, а по коже, от места соприкосновения с братом, пробежала дрожь. внутри все загорелось так быстро и яростно, вплоть до жжённой боли. клаус чувствует себя беспомощным, что он ненавидел больше всего. одно касание, явно не значащее ничего, ровно как и прошлые тысячи касаний, а внутри всё равно всё пылает, мечется в противоположные стороны, вырывается наружу. — экспрессивно, – бормочет кол, разглядывая детали собственного портрета. просторная комната, окутанная мрачными тенями; игривые кровавые лучи уходящего солнца, проникающие сквозь толстые стёкла окон, танцующие вокруг кресла, на котором сидит кол. яркие цвета, причудливые границы, смешение тьмы и света. в загадочном мире картины, все цвета стекаются в одну точку, перетекая с иссиня-черного в бордовый, приводят к колу. его фигура выглядит как скульптурный образ, его линии размыты, наполнены мистикой и чем-то сокровенным. в каждом мазке было что-то до жути тайное и интимное; каждый из них затмевает предыдущий, меняя идеальные пропорции к обострённой выразительности. обнаженное тело, поза, взгляд. да, взгляд. он выделен особенно, красные тени и черные зрачки со зловещими бликами. о да, даже глаза 'падшего ангела' кабанеля – ничего, по сравнению с ними. кол усиляет хватку, более требовательно притягивая ника к себе. подносит бокал к устам, отпивая вино, провоцируя сердце ника дрожать от запаха вина и горячего дыхания. клаус облизывает пересохшие губы, его дыхание предательски срывается. — вино? – шепчет гибрид. — устал от виски, – бормочет кол куда-то между шеей и ключицей старшего, почти соприкасаясь губами с бархатной кожей. внутри голубоглазого дрожит каждая клеточка тела, а внизу живота затягивается тугой и неприятный узел, от которого темнело в глазах. всё выглядит слишком сюрреалистично: ник принадлежит колу, в тусклом свете свечей постепенно сливаясь с его силуэтом, растворяясь в нем все больше с каждой высокой нотой, которую брала джазовая певица. губы кола оставляют кроткий влажный след со вкусом вина на мраморной коже ника, меняя дрожь на жгучий огонь, вынуждая глаза прикрыться от усталой неги. — ну же, хватит сопротивляться… ты можешь бороться с кем угодно, но не с собой, – ехидный шёпот пробежался горячей дорожкой от шеи до ключицы гибрида. — ты не знаешь о чем говоришь, – ник огрызается. гибрид чувствует усмешку брата своей кожей. — глаза, клаус.. это всегда в глазах… в каждом движении взгляда, в каждой глубоко запертой эмоции видно то, как ты борешься с неизбежным. видно, как это заковано в твоей голове, так же как и монстры под кроватью, которых ты не никогда не сможешь победить. животная агрессия – вот твоё спасение. кол шепчет это размеренно, тихо, с ноткой таинства, но при этом провоцирующе. — ты не оставляешь себе ничего, кроме как продолжать писать свою судьбу по фрейду, – вампир говорит в спокойной манере, будто констатирует факты, – это… опечаливает. слова тянутся как сироп, прилипают к коже, впитываются в кровь, смешиваются в воздухе: заполняют голову ника, раздражают, выводят из себя. его дыхание перехватывает, ладони сжимаются в кулаки, а на лице выступают желваки. не проходит и двух секунд перед тем, как ник жёстко уложил кола на стол, нависая над ним как дикая кошка или что-то, что точно находится за пределами человеческого образа. гибрид особо не понимает, что делает, поддаваясь наваждению, словно кто-то овладел его волей и играет злую шутку. он впивается взглядом в янтарные, при огне свечей, хитрые глаза, пытаясь найти ответы на неизвестные вопросы. ему хочется всего: послать к чёрту, просить прощения, молить об ответах. его руки ложатся на шею вампира, обвивая её цепью. клаус не думал, хотел ли он сделать больно колу, избавиться от этой смеси противоречащих друг другу эмоций и мыслей или отречься от внутреннего запретного желания. первородный закрывает впалые от усталости глаза, буквально на секунду, в призрачной надежде, что все закончится, как детский кошмар. в неведенье закрытых глаз все признаки внешнего мира исчезают. огонь свечей больше не давит, переливающиеся джазовые звучания оказываются фантомными, еле заметными… но как только осязание начинает ощущаться как призрачное марево, когда его дыхание больше не обжигает кожу, а пульс больше не отбивается в артериях – весь мир проваливается вниз, вынуждая клауса непроизвольно распахнуть глаза, уже по-ненормальному зажжёнными и узреть как всё воскресает опять. он не почувствовал, как оказался под колом, теперь наполовину нависающим над ним, разводя ноги коленом, параллельно порвав ткань рубашки. его взгляд, полускрытый локонами волос только подчеркивает довольную улыбку, так сильно западавшую куда-то глубоко, выжигая всё на своём пути. вампир изящно скинул с себя черную ткань, сметая последнюю границу между контактом его кожи с кожей гибрида. — ты правда думаешь, что этого хочу только я? – промурлыкал кол в своей обычной манере. – был бы я здесь, если бы ты этого не хотел? младший майклсон развратно сгибает пальцы, мокрые от случайно разбившегося бокала вина, касается ими губ, ведёт к подбородку, оставляя влажный красный след. от подбородка ниже к шее, ключицам, ореолам сосков. на каждое касание кола тело ника чувствительно извивалось, вздрагивало, покрывалось мурашками, а изо рта вырывались сиплые рычания вперемешку с неразборчивыми стонами. губы кола находились в считанных миллиметрах от губ ника, разделяли с ними одно дыхание: горячее, тяжёлое, страстное. кол был так близко, практически замерши, выжидая пока ник сделает то, чего хочет. — важно лишь то, чего хочешь ты, – шепчет вампир в приоткрытые уста. и ник сдаётся. опять. ухватывает зубами нижнюю губу брата, кусает ее сильно, вплоть до капелек крови, тянет на себя, проникая глубже языком. ладони судорожно бродили по телу одновременно гладя, сжимая, щипая, потому что клаус хотел всего и сразу. и кол всегда был пределом его желания. стоило только попросить. history repeats itself, it fails to die.