Сегодня верхом

Все эти чертовски приятные поскакушки на лошадях доставили Антону два, казалось бы, несовместимых вида удовольствия. Детский восторг от ощущения себя верхом на прекрасном животном, фырчащем от наслаждения от очередного гостинца, которым Антон подкармливал его, и легкое, пронизывающее тело очень медленно, но настойчиво возбуждение от горячих воспоминаний, которые невозможно было не извлечь из памяти: так же он иногда зажимал коленями крепкие бедра своего мужчины, пока объезжал его член и щипал его соски почти до боли, желая вырвать из него больше реакций. Хоть стон, хоть крик, что угодно, пока сам Антон хныкал и тяжело дышал распахнутым красным ртом. Сползая неловко со своего коня и силясь не рухнуть навзничь, взвинченный Шастун уже прокручивал фантазии о том, как этот день закончится для них после съемок. Арсений ввалится в номер, подталкиваемый в грудь нетерпеливыми руками, и упадет на кровать, разгоряченный и готовый, а Антон наспех подготовится и присядет на его член. Реальность оказалась немного прозаичнее, но надежда умирала последней. Арсений отмокал в ванной после дикого спринта на воде и легкого нервяка из-за шутки Антона с падением, а сам виновник внепланового ванного торжества, ругаясь себе под нос и широко расставив ноги на кровати, растягивал себя двумя пальцами, дрожа от желания просто получить в себя член. — Какой пиздец, чтоб тебя, — прошипел Шастун, трахая себя пальцами и представляя перед глазами улыбающегося Арсения в этом обтягивающем гидрокостюме, небрежным жестом зачесывающего волосы назад. — Запрыгнул бы на этой лодке дебильной, честное слово. К моменту выхода Арсения из душа Антон, завернувшись в тяжелый халат, уже как ни в чем не бывало, если не считать его красных щек и блестящих глаз, стоял у зашторенного окна и отслеживал каждое движение Попова: тот тщательно просушил волосы полотенцем, напевая приятный мотивчик себе под нос, аккуратно повесил влажную ткань на перекладину кровати, поцеловал застывшего Антона в губы, тыкаясь своим носом в его, и улегся одним плавным движением в центр кровати, устраиваясь головой на подушке. Привлечь внимание его, разомлевшего после горячей ванны, было легко, даже напрягаться особенно не пришлось: Антон подошёл вплотную к двуспальной кровати и ослабил пояс халата, позволяя полам распахнуться и приоткрыть заинтересованному взгляду светлых глаз вид на один торчащий розовый сосок и белую, покрытую пятнистым румянцем грудь, на которой были едва заметные редкие волоски. Были бы все нужные составляющие под рукой, он сбрил бы всю эту жалкую поросль, чтобы быть гладеньким во всех стратегически важных местах. Под тяжелой синей тканью не проглядывалось белье, зато ровные длинные ноги с темным пушком и круглыми коленками виднелись в небольшую прорезь, соблазняя Арсения своей обманчивой хрупкостью. Жестом, полным томной грации, Шастун поднял ногу и оперся изящной стопой о кровать, отсвечивая тонкой щиколоткой, и пальцем начал выписывать невидимые узоры на своем бедре. — Такой ты иногда гад, Арс, — с показным укором начал Антон и покачал головой. — Красуешься на волнах, усмешки эти свои сексуальные не скрываешь, пока я хвастаю, что умею ездить верхом. — Антоша, ну ты о чем? — удивленно рассмеялся Арсений и приподнялся на локтях, потянувшись вбок, чтобы пощекотать тонкую лодыжку и, возможно, обхватить ее пальцами, чтобы Антон дрогнул от очередного напоминания об этой разнице между ними. — Я разве специально? — Руки, — цокнул Антон и дернулся всем телом назад, отодвигая ногу к самому краю кровати. — Я сегодня сверху, если ты не против. Вопросительная интонация в голосе отсутствовала напрочь, зато в глазах ясно читались нетерпение и тень неуверенности. Антон редко любил контролировать в постели что-либо, кроме громкости своих стонов, и чаще всего укладывался на спину, послушно раздвигая ноги — бери, мол, меня как хочешь. Тем интереснее становился его вечерний выпад. Но и Арсений не прочь был полежать и получить эстетическое удовольствие, пока его гибкий мальчик выписывал на нем восьмерки своей задницей. В комнате было тепло, на кровати мягкий матрас, в котором он почти утопал, а от экстремальной спортивной нагрузки тело немного ныло, несмотря на теплую ванную. И принять свое наказание за неуместные ухмылки с честью, достойной верного подданного, казалось хорошей идеей. Что Антон хочет, то Арсений чаще всего дает, если ни у кого из них нет желания поиграть в мастера подземелий и его раба. — Все, что хочешь, — протянул Арсений и снова ухмыльнулся уголком губ, устраиваясь на своем ложе поудобнее, провоцируя и приглашая. — Я, судя по всему, сегодня провинился. И закинул руки за голову, распахивая слабо перевязанный халат на груди и животе. Жадные зелёные глазки тут же прошлись по крепким мышцам груди, соскам и едва видной блядской дорожке, уходящей ниже к небритому лобку. Арсений согнул ногу в колене, позволяя Антону увидеть свой едва возбужденный член. Увы, до обидного остро его организм реагировал на злобненького, как обиженный кот, Шастуна, у которого рот наполнился слюной и даже приоткрылся, выдавая явное нетерпение наказать своего мужика карательным отсосом. — Не похоже, что ты это понимаешь, — фыркнул тот недовольно и забрался поперек кровати, опираясь на колени так, что до его чудесного зада Арс мог дотянуться и полапать при большом желании. Он даже воочию представил, как запускает руку под халат, сжимает любимую задницу и мнет упругую плоть, заставляя Антона дышать чаще, а его решимость — дрогнуть. Но тот склонился над членом и опалил его горячим дыханием раньше, чем Арсений успел перейти от мыслей к действиям. Почти улегся грудью на кровать, оттопыривая призывно круглую задницу, и по-котячьи лизнул увитый венами член, отчего-то недовольно фыркая. Арсений умиленно хмыкнул, взглянув на его профиль, и откинулся головой на подушку, коротко выдыхая, при первом же прикосновении длинных пальцев к стволу вкупе с короткими дразнящими ласками крупной головки кончиком языка. Склонив голову еще ниже, Антон влажно прошелся языком по мошонке, обхватывая одно яичко губами. Тонкая кожа была почти что бархатной, и он осторожно втянул ее, опасаясь, что Арсению будет щекотно, но тот под ним даже не вздрогнул, только выдохнул приглушенно и втянул живот. Недовольный Антон намеренно пощекотал его кончиком языка и провел по всей длине крепкого ствола кольцом из пальцев, открывая розовую, сочащуюся предсеменем головку, и позорно сжал бедра, тихо поскуливая в себя от желания насадиться одним движением. Румянец, по ощущениям, разлился от груди до самых кончиков ушей, но Антон моргнул, сгоняя наваждение, и опустился ниже, шире открыв рот, и нарочито медленно скользнул вниз, плотно обхватывая член губами. Тихое, довольное мычание вырвалось без спроса от приятной тяжести горячего ствола во рту, от родного будоражащего мускусного привкуса на языке. Темп он взял неспешный, двигал головой размеренно, смакуя каждое движение и ловя любую реакцию своего мужчины, будь то чуть более громкий вдох или шорох сжатой в кулак простыни в ответ на тщательное вылизывание головки и прицельные мазки кончиком языка по уздечке и щели уретры. Погрузившись в этот процесс, он чуть не пропустил момент, когда поджарые бедра, которые он поглаживал свободной рукой, непроизвольно дернулись, выдавая то, как Арсению на самом деле приятно, и Антон не смог удержаться: растянутые вокруг его члена пухлые губы дрогнули, будто он пытался улыбнуться, а в глазах заблестели огоньки самодовольства — реакции Арсения, особенно подобные этой, он обожал, учитывая, как сложно порой их добиться. Наслаждаясь своей маленькой победой, он прикрыл глаза и заскользил ртом вверх-вниз по члену, с особенным удовольствием и громким причмокиванием мокро обсасывая только головку. Арсений же повел плечами в попытке сбросить неприятное чувство прилипшей к спине тяжелой ткани, приподнял голову, окидывая взглядом самозабвенно отсасывающего ему Антона, и возвел глаза к потолку, чтобы отвлечься и не кончить раньше времени от одного только вида блестящих от слюны и смазки губ, ритмично скользящих по его члену. Антон любил сосать грязно и мокро, чтобы пиздецки пошло потом выпустить член изо рта и подставить язык и румяное лицо под тяжёлые капли спермы. Сейчас он не облегчал задачу: одной рукой принялся дрочить член Арсения в такт движениям губ и языка, а второй проскользнул под синюю ткань, поглаживая подтянутый подрагивающий живот и тёмные жёсткие волоски на нем. Одна мысль била набатом в голове Арсения — войти глубже, сбивая с ритма, вплести пальцы в мягкие завитушки, сжать их в кулак, натянуть на свой член до брызнувших из глаз слез, ласкать при этом втянутые гладко выбритые щеки и провести большим пальцем по контуру растянутых вокруг ствола губ, стирая слюну. Он горел, сдерживался изо всех сил, раздраженно сжимая челюсти, потому что Антон верхом, и все же двинул плавно тазом, проталкивая член чуть глубже в тепло чужого рта. Антон — наглая сучка — отреагировал моментально: взбрыкнул, как разъяренный кот, царапнул ногтями низ живота, заставляя вскрикнуть от неожиданности и напрячь пресс от боли. — Антон! Не забывайся, — прорычал Арсений и вскинулся, приподнимаясь на локтях. В ответ раздалось невнятное мычание и кокетливо-примирительное виляние задницей, от которой и так было тяжело оторваться. Отшлепать бы его до розовых следов на нежной коже и надавить на затылок, чтобы принял по самые гланды. Рука сама собой потянулась к заднице, скрытой тканью, и прошлась насмешливыми шлепками по — он был уверен — взмокшим под этим халатом половинкам. Губы на его члене сжались сильнее, прежде чем Антон, будто в отместку, шире открыл рот, заглатывая толстый член до самого основания, утыкаясь носом в жесткие волосы, и гортанно несдержанно застонал, заставляя Арсения громко выдохнуть. — Дерзкий мальчик, — сипло прошептал Арсений, медленно облизывая нижнюю губу. — Мне нравится. Мышцы живота и бедер у Арсения мелко подрагивали от сдерживаемого желания, и он с нажимом огладил круглую попку Антона, плавно переходя на поясницу, и снова приподнялся не в силах не смотреть на своего мальчика, хлюпающего слюной и судорожно сглатывающего терпкую смазку. Пошлые звуки отсоса разматывали выдержку не меньше хныкающего Антона, толкающегося своей прелестной жопой ему в руку. Вот он дзен, на пути к которому оказался Арсений, принимая с мужеством отведённое ему наказание. И следом, словно в насмешку, его переебало с головы до ног резким болезненным кайфом, когда Антон слишком резко насадился на член и поперхнулся, непроизвольно сжимая глотку. Горловой они практиковали не то чтобы часто, но Антон давно научился осторожно пропускать в себя член, чтобы не задохнуться на нем. Или Арсений так думал, что Антон научился терпению и смирению: — Сладкий, — он хотел дернуться к Антону, но тот сжал его бедро, успокаивая, и выпустил член изо рта, переводя дыхание. — Ты в порядке? Антон скосил на него взгляд, буквально обжигая им своего мужчину: — Помолчи, — то ли приказал, то ли попросил он охрипшим низким голосом и слизнул суетливо от смущения с губ густую каплю смазки, оставляя на коже блестящий след. Точно красуясь, вывалил розовый язык и шлепнул по нему влажной головкой, невольно оживляя фантазии Попова и неторопливо обводя кончиком вокруг, а свободной рукой раздраженно заправил мешающую волнушку за ушко, смешно дергая носом. Вечная у него игра на контрастах: от сексуального до дрожи до очаровательно пошлого. С видимым даже с такого дебильного ракурса почти возвышенным наслаждением на лице взял головку в рот, причмокивающе обсасывая, и пропустил за щеку, лениво вылизывая рельефные венки языком. Загудел довольный, завертел бедрами, продолжая, словно в забытьи, поглаживать Арсения попутно. Грязно-эстетическое наслаждение от вида собственного члена, натянувшего чужую щеку, и стекающей по подбородку слюны трансформировалось в острую необходимость коснуться, дотронуться, погладить, подмять и ощутить Антона под своими руками. И снова, словно почувствовав его скользкие намерения, Антон переместил член, вздохнул глубоко и сглотнул, опускаясь до основания медленнее и осторожнее, чем в первый раз. Носом уткнулся в паховую складку, выдыхая, и его светлые ресницы затрепетали, позволяя нескольким слезинкам скатиться по щеке. Картина порочная, почти богохульная какая-то, да только Антон быстро пришел в себя, стряхивая флер ангельской уязвимости, и гортанно застонал, посылая по члену волну вибрации. Был бы Арсений моложе, кончил бы на месте от этого ощущения, а так только губу закусил и провел пальцами по лбу, стирая испарину. Он пытался предположить, как Антон хотел продолжить их внезапное карательно-показательное рандеву. Отделаться быстрым отсосом или наоборот долгим и мучительным с прерванным оргазмом — это же все-таки наказание. Фантазии сопровождались нарастающим напряжением внизу живота и обжигающим удовольствием, подогреваемым звуками сладкого причмокивания Антона. Он рвано выдохнул, глядя на то, как его мальчик всхлипнул и прогнулся в спине, шире разводя ноги. Арсений протянул руку, откинул раздражающую ткань, открывая себе вид на симпатичный, изнывающий от возбуждения член, сочащийся смазкой, и нежную кожу напряжённых ягодиц. Пальцами провел по бедру и дальше, к расселине призывно разведенных ягодиц. — Надо же, — пробормотал Арсений, потирая пальцами приоткрытый влажный сфинктер, — а кто-то подготовился заранее. — Блять, — крикнул Антон, резко отрываясь от Арсения и подскакивая на кровати лицом к нему. — Ну попросили же тебя — лежи! — Вообще-то приказали, — заметил Арсений и похлопал себя по бедру. — Запрыгивай? — Ну как всегда, — пробурчал Антон себе под нос и суетливо повел плечами, скидывая мешающий халат. По разгоряченной потной коже пробежало стадо мурашек от контраста температур. — Ты как всегда. Лицо у него горело румянцем, а стояло так сильно, что коснись его пальцем Арсений — оргазм обеспечен, тем более что сесть на его обмусоленный слюной член хотелось уже через три минуты после того, как он пропустил его за щеку. Один мировой разум знает, как сдерживал Антон себя, и сейчас без церемоний он перекинул стройную ногу через мужчину и уселся на его бедра, без промедления притираясь пахом к подтянутому животу. Довел, получается, самого себя, а этот лежит себе и почти не покраснел, хотя и дергался отчего-то пару раз. — Как всегда чертовски хорош, — хмыкнул Попов и с видимым обожанием на лисьей морде смачно шлепнул подтянутые ягодицы, обхватил ладонями, жадно сжимая и раздвигая упругие половинки. — Козел, — пробормотал Антон и завёл руку за спину, обхватив толстый член и размазывая ладонью собственную слюну, после шлепая им себя между ягодиц. — Бля. Не отрывая блестящих глаз от Арсения, он насадился на него почти наполовину, распахнув рот в протяжном стоне. Застыл, опираясь свободной рукой о грудь Арсения, и блаженно сомкнул веки, смакуя ощущение горячего толстого члена внутри. Именно этого он хотел с самого начала, еще со съемок на своей локации. — Расслабься, котенок, — мужчина ослабил хватку и помассировал мышцы ягодиц и поясницы, стараясь мягко уменьшить напряжение. Движения были приятные, сильные пальцы идеально мяли натруженные мышцы, и Антон на нем еще призывнее прогнулся, щипая Арсения за сосок. — Молчи, папочка, — сказал он прерывисто, с придыханием и лукавой ухмылкой, от которой у Арсения поджались яйца, и одним толчком опустился на член до влажного шлепка кожи. — Вот так. Не дав ни себе, ни Арсению насладиться моментом, Шастун начал плавно раскачиваться на члене из стороны в сторону в попытке найти подходящий угол. Он старался игнорировать то, как быстро под его рукой билось чужое сердце, потому что это отвлекало, заставляло горделиво тряхнуть взмокшими кудрями и приосаниться, словно он и вправду тут кого-то усмирил. Ага, зазевается и окажется лицом в матрасе и задницей кверху. А так сохранялась чудесная иллюзия контроля, и он почти задыхался от того, как этот прекрасный член растягивал его изнутри. Стоило на пробу привстать и податься назад, как тело прошила молния острого удовольствия, и Антон не сдержал всхлипа, царапая грудь Арсения. Тот сразу же хлестко шлепнул его ладонями по потной заднице и сжал её, кайфуя от того, как сминалась плоть под его пальцами и как Антон ответил на это громким стоном, податливо толкнувшись в его руки. — Поработай бедрами, зайка, — Арсений оставил ещё пару быстрых и лёгких шлепков на нежной коже, подначивая надувшего губы парня. — Не дуйся, покажи мне, как ты умеешь объезжать меня. Голубые глаза смотрели с насмешкой, доброй такой, тлеющей под волной с трудом сдерживаемого желания взять все под свой контроль: темп, позу и удовольствие самого Антона. Один сильный толчок, и тот сдаст позиции, расслабится и закончит этот спектакль одного актёра и его единственного зрителя. Они оба это знали. И все же Арсений продолжал лежать, в упор разглядывая слипшиеся от влаги ресницы Антона, его кудри, очаровательно ниспадающие на лоб и виски, искусанные пухлые губы и тяжело вздымающуюся грудь с розовыми, твердыми сосками, а тот, с дерзкой смелостью отвечая на этот горячий, обжигающий взгляд, приподнялся и резко опустился, сжимая толстый член в себе. Арсений глухо рыкнул, но дёрнул лишь пальцами, впиваясь в бархатную кожу. Опьяненный этой сладкой призрачной властью, Шастун то выписывал бедрами непонятные пируэты, двигаясь по кругу и наслаждаясь этим трением будто бы каждой сладкой точки и каждого нерва, то, приоткрыв рот, скакал на Арсении, как заведенный, сжимая коленями его бока. Он был весь в своем удовольствии: жмурил мокрые глазки, облизывал судорожно губы, когда головка задевала простату, и все его тело охватывала неконтролируемая дрожь, а яйца поджимались от яркого и острого желания и необходимости получить ещё больше, ещё глубже, ещё ярче, до самых звёзд и обратно. Его налитый член при каждом движении шлепался о живот и пачкал покрытую испариной кожу каплями предсемени, полупрозрачного и вязкого. Антон посмотрел Арсению в глаза, затем на свой испачканный живот. Чувствуя всем естеством, что за каждым его движением пристально следят, не сдерживаясь, мазнул под пупком пальцами и положил их на язык, тщательно обсасывая каждый, демонстративно пошло постанывая. И пришел в животный восторг не столько от ощущения собственного вкуса на языке, сколько от того, как член внутри него дернулся, выдавая всю силу возбуждения Арсения, хотя все было понятно и по его тёмным расширенным зрачкам и заострившимся чертам лица, что придавали ему более дикий вид. Колени ломило, и ноги уже были будто ватными, но Антон упорно продолжал двигаться, скорее, по инерции, теряя при этом ритм, сбиваясь с ровного на хаотичный, несдержанный, вызывающий разочарование. Он закусил губу и склонил голову, утыкаясь взглядом Арсению куда-то между ключиц. Рукой накрыл свой член и застонал еле слышно от такой правильной и нужной стимуляции. Антон потер влажную головку и, плотно сжав пальцы, провел по стволу, размазывая белесую жидкость по всей длине. И только тогда снова перевел поплывший взгляд на лицо Арсения. — Арс, — прошептал Антон, сжимаясь на члене при каждом движении. — Арс, пожалуйста. — «Пожалуйста» что, Антоша? — с готовностью отозвался Попов, будто ждал, когда же наконец к его графской персоне снизойдут, и потянулся одной рукой к дырке Антона, подушечками пальцев проходясь по растянутым мышцам. — Не будь козлом, — рыкнул Антон, подаваясь к ласкающему его пальцу. — Ты знаешь. — А ты не будь сучкой, — Арсений смотрел пристально, и на лице его был лёгкий намек на лукавое поддразнивание, пока он самым кончиком пальца проникал в Антона, поглаживая влажную от смазки стеночку, — и скажи четко, чего ты хочешь? Это был тот самый повелительный тон, который невозможно было игнорировать и который он использовал намеренно, чтобы у Антона затряслись колени, руки, жопа и отказал мозг. Этим тоном и этим взглядом Арсений подчинял себе и выворачивал душу, оставляя после себя одно желание — приземлиться на любую горизонтальную поверхность и покорно развести ноги в ожидании чуда. — Я хочу… — На секунду Антон засомневался, доиграть ли свою кривую, идущую рябью, роль до конца, но потом вспомнил, что таять и забываться в руках Арсения — это самое окрыляющее чувство на земле. — Хочу кончить. Помоги мне, выеби меня. Я же твой. — Как пожелаешь, — будто демон, запечатывающий договор, ценой которого стала бессмертная душа, а не оргазм, Арсений ухмыльнулся и, толкнувшись напоследок узловатым пальцем еще глубже, усиливая чувство заполненности, вытащил его, получая в ответ недовольное хныканье, согнул ноги в коленях и двинул бедрами, подкидывая Антона на себе. А дальше Антон попал в круговорот бесконечного порочного блаженства, граничащего с безумием. Арсений крепко держал его за бедра и трахал сильными, точными толчками, приподнимал его, снимая с члена, и сам же вскидывал бедра вверх, насаживая снова по самые яйца и громкого крика Антона. Он не давал ему и секунды, чтобы перевести дыхание, продолжая толкаться членом, вынуждая всхлипывать, стонать сбито, задушенно и так же рвано дрочить себе в странном, хаотичном темпе. У Антона пальцы ног поджималась от предвкушения дикого, сильного и выносящего мозг оргазма, и именно в этом прекрасном моменте ожидания Арсений прекратил свои таранящие толчки и замедлился. — А теперь давай снова сам, — он накрыл ладонями тазовые косточки Антона, с силой проводя вниз по бедрам и белым ляжкам. — Чего? — растерянно переспросил Антон и свел брови к переносице, буравя его взглядом. — Чего «сам»? — Не хмурь бровки, — Арсений погладил его, убрал руки за голову и потянулся, улыбаясь сыто и хищно, , как нажравшийся до отвала зверь. — Лучше подрочи для меня, будь котиком. Антону было почти похрен, перед ним маячил прекрасный оргазм, и он откинулся назад, упираясь одной рукой в матрас, и широко развел ноги, максимально раскрываясь перед Арсением. Если его мужчина хочет, Антон из последних сил устроит ему короткое и влажное шоу. Шастун полностью обхватил головку ладонью, принимаясь дрочить быстрыми и короткими движениями кисти, массируя щелку большим пальцем и лаская остальными пальцами ствол и чувствительную уздечку, специально задевая её ногтем. Он вбивался в свою руку, подкидывая бедра, и сам же распалялся сильнее от своих резких вдохов, которые в тишине комнаты звучали слишком громко и слишком пошло. В ушах стучала кровь, а щеки горели жгучим румянцем, низ живота сводило от напряжения и ошеломляющего кайфа от быстрой влажной мастурбации и ощущения крупного длинного члена внутри. Арсений повел бедрами, и у Антона закатились глаза, а тело сотряслось от волны прошивающего насквозь удовольствия. Колени у него так и норовили сжаться конвульсивно, и Антон подавился на вдохе, кончая и пачкая свой живот. Он весь напрягся на трахающем его сквозь оргазм члене и зажмурился, быстро додрачивая одну лишь головку в погоне за последними яркими вспышками. Капли спермы попали на его живот, грудь и шею, и Антон с громким всхлипом рухнул на Арсения, загнанно дыша ему в ухо. — Блять, детка, — лихорадочно зашептал Арсений, продолжая трахать Антона, — видел бы ты себя, боже мой, такой порочный, такой, блять, мой. Он что-то продолжал шептать, вбиваясь в Антона, но тот и не слушал. Пытаясь отдышаться, он медленно моргал, отдаваясь во власть застилающей сознание эйфории, и лениво отметил только ощущение горячей разливающейся спермы внутри него, прикосновение сухих губ к виску и то, как нежно и вместе с тем сильно Арсений прижал его к себе, обнимая за талию. *** Отвернувшись к стене и сцепив руки на груди, Антон обиженно сопел и тщательно игнорировал настойчивые поцелуи в плечи и шею, которые оставлял Арсений, поглаживая его по изгибу талии. — Ну что ты дуешься? — пробормотал мужчина и прильнул губами к затылку Антона, утыкаясь во влажные после душа волосы. — Что случилось? — Я должен был все контролировать. — Ты контролировал, — мягко напомнил Арсений и теснее прижался к стройному телу. — Сначала да, а закончилось ну как всегда же, — Антон фыркнул и подставил ухо и щеку под ласки. — Закончилось как всегда.