Running through the parking lot He chased me and he wouldn't stop Tag, you're it, tag, tag, you're it Grabbed my hand, pushed me down Took the words right out my mouth Tag, you're it, tag, tag, you're it
— Почему вы меня не слушаете?! — резкий рык пронзил воздух, и Такахаши разъярённо кинул взгляд на одного из своих «коллег». Пиздец, конечно, коллега. Членов Якудза, с которыми ты работаешь, так и называют же, да? — Да заткнись же ты! — мужчина повернулся к Кенши, раздражённо вскидывая рукой вверх. Его лысая голова небрежно покачнулась набок, только он тяжело вздохнул, совсем не желая ссориться с Такахаши. Пусть тот иногда (а может, даже и постоянно, просто на это свои глаза коллега очень усердно пытался закрывать) и толдычил о судьбе своих прошлых поколений и о том, как срочно нужно спасать его семью от цепких и грязных связей с Якудза, в любом случае оставался хорошим мужиком, хоть и немного бестолковым в этом плане, и в добавок отличным наёмником, просто блестяще выполняющим различные задания, которые ему давали. Старший понимал, что мечта Кенши об освобождении его клана была лишь чистой наивностью и позволял ему что-то изредка рассуждать на этот счёт, мол, ну поговорит об этом, поговорит – всё равно одними словами он ничего не сделает, да и действия тут, скорее всего, не помогут тоже. А иногда помечтать, в принципе, не вредно. Хотя с другой стороны, в такие моменты, как сейчас, разговоры на эту тему начинали раздражать. — Заебал уже, честно, не хочу я в очередной раз выслушивать тебя про твой клан. Серьёзно думаешь, он важнее, чем Якудза? Да всем абсолютно плевать на него! — протараторил он, агрессивной походкой приближаясь к Такахаши. Прямо сейчас его совершенно не волновали слова Кенши. Было попросту не самое лучшее время это обсуждать: если в японце внезапно вспыхнет ярость, то внимательность, которая так нужна в поисках в данный момент, понятное дело, исчезнет, и они затянутся, а это ну очень нежелательно. Сейчас цель была одна – выполнить задание, которое (по слухам) передал им сам оябун через сайко-комон, и съебать отсюда как можно скорее, пока их всех не поймали. — Лучше займись полезным делом: закрой пасть и помоги нам найти этот ебучий меч, пока тот актёришка не припёрся домой. — Это же моя семейная реликвия! — ах, да, точно. Вот почему он так много бубнит про свой клан. Сенто. Они приехали забрать его у какого-то богатенького актёра, причём очень популярного; ну а что, он снимается в многих успешных блокбастерах, прямо-таки Голливудская звезда, только пока имя его не запечатлено на кораллово-розовом террацо дорожки знаменитого и одноимённого бульвара. Хотя, если честно, и слово «забрать» в этой ситуации не очень подходит действиям членов Якудза, они, скорее, пришли как раз таки спиздить меч и свалить, как ни в чём не бывало. Кенши это, понятное дело, не устраивало – но а кто его вообще спрашивал? Сенто слишком много стоил, чтобы просто отдать его какому-то мужику, удивительно уверенном в том, что, получив этот остро-колющий предмет, он сможет как-то спасти свою семью, ну или, по крайней мере, сохранить какую-то память о ней у себя, настоящего потомка когда-то существовавшего клана, и в целом, если так подумать, это было бы вполне возможно, если бы только этот меч не пытались заполучить Якудза. Упс. Ха-ха, видимо, теперь этот меч Такахаши не получит примерно никогда. — Как же вы не понимаете?! Она столько значит для моего кл… — Хватит трепать про свой ебаный клан! — тут же перебил Кенши другой японец. Из рта его брызгали слюни, а едкие слова острыми клинками вылетали из его глотки, будто бы вонзаясь в чужую смуглую шею напротив, буквально не давая Такахаши выдать из себя и слова; совершенно не симпатичное лицо лысого мужчины с покатым лбом, носом картошкой и морщинами горело от злости, постепенно покрываясь алыми пятнами, усыпающими щёки, плавно и при этом рвано распространяющимися по пока не затронутой багрянцем коже. — Его больше нет! Насколько я помню, твои предки ещё давным-давным давно сами проебали в сражении, вот теперь ты и сидишь в Якудза. Так и сиди дальше и не брыкайся, — мужчина шикнул, грозно глядя в чужие глаза. — Ещё раз заикнёшься на эту тему, я тебе твоей же «семейной реликвией» глотку перережу, как только мы её найдём. Понял-принял? Теперь погнал искать. Давай-давай-давай, — его руки резво закружились в воздухе, подзывая Кенши к работе и заставляя его поспешить. Никто не знал, сколько у них осталось до прихода актёра, а возможность выкрасть заветный меч у них появилась лишь сегодня – нужно ей поскорее воспользоваться, не тратя время на всякую хуйню и ссоры из-за какого-то бреда, сказанного одним из подчинённых. Такахаши на это лишь разочарованно вздохнул, отводя взгляд в сторону и всё-таки сосредотачиваясь на поисках Сенто. Он был без понятия, почему Якудза внезапно так сильно заинтересовались мечом, хотя у него были определённые предположения: во-первых, скорее всего, он стал таким востребованным, потому что был слишком уж редким и дорогим; во-вторых, наконец-то того бестолкового актёра взяли в какой-то фильм и теперь он целыми днями сидит не дома, а торчит на съёмках очередного до скуки «эпичного» боевика с банальным сюжетом; а в-третьих, возможно, кто-то из верхов посчитал это ещё одним отличным рычагом давления на членов мафии, в чьих жилах течёт кровь когда-то одного из могущественных японских родов, а в особенности на кое-кого чересчур активного, к тому же, с регулярными попытками вернуть «Тайра» былую славу. В общем, да, Кенши был знаменит в Якудза не только тем, что он идеально выполнял все поручения, но и своим для всех окружающих его людей раздражающим стремлением что-то всё-таки сделать со своим когда-то великим кланом. И, казалось бы, удивительно, что ему это прощали, но всё-таки, если бы мужчина не делал всё на отлично, его бы уже давным давно пришили, а пока есть возможность пользоваться этаким педантом – почему бы и нет? У Такахаши даже все пальчики на месте – ни разу не подвергался юбицумэ. Ему самому порой казалось, что его спасает лишь чудо, если оно вообще существует в этом мире. Он никогда даже не пытался извиниться за свои слова, а ему всё прощалось. Удивительно. Видимо, был слишком ценным экземпляром, чтобы так просто его потерять. Кенши окинул взглядом помещение, в котором находился. Это была уже третья, или четвёртая, или вообще пятая, Такахаши уже, если честно, не помнил, комната раздражающе огромнейшего особняка актёра. Стены были усыпаны портретами и фотографиями безумно надоедливо знакомого и, к тому же, чересчур смазливого личика, почему-то так любимого режиссёрами популярных фильмов с самыми большими кассовыми сборами (японец никогда не понимал, с какого хера подобные «картины» столько собирают, но в конце концов пришёл к выводу, что люди, смотрящие это – идиоты). На небольших полках стояли награды за какие-то номинации в премиях, типа «Золотого глобуса», а «Оскара» здесь видно не было. Кенши хмыкнул. В какой-то степени удивлён, зная, как этого актёра любят даже некоторые слишком вредные критики; думалось, кому-то из Американской академии киноискусства он стопудово нравился тоже. Рядом с отдающими блеском и славой, золотыми наградами находились очередные фотографии актёра в элегантных рамочках, между которых затерялось изображение какой-то симпатичной женщины с длинными тёмными волосами, вьющимися аккуратными волнами, на её лице расцвела счастливая, широкая улыбка, любовно направленная на фотографа. «Его жена? Девушка? Бывшая?» — резко пронеслось в голове у Кенши. Тряхнул головой – в задницу любопытство. Такахаши разочарованно вздохнул и нервно постучал пальцами по стеклянной поверхности столика с различными видами алкоголя, небольшими рюмками и, наверняка, ахуеть каким кислым лаймом, наложенным в небольшую тарелочку, разглядывая перед собой вид на блядский бассейн посередине комнаты, похожей на обычный холл. Кто вообще делает бассейны у себя в холле?! Ах, да, тот самый актёришка. Кенши рыкнул от злости – его уже начинало всё порядком раздражать. Смазливое лицо уже давно стало мозолить глаза, чуть ли не с самого прихода в этот дом: этот чёрт явно любил себя уж очень сильно. Особняк выглядел бесконечным лабиринтом, в котором, кажется, никогда не найдёшь этот меч. Это, кстати, Кенши удивляло: он искренне считал, что актёришка поставит свою дорогущую покупку на самое видное место, чтобы любой его гость сразу же при входе в дом видел её и удивлялся, как на это можно было потратить целых три миллиона долларов и разместить не в каком-то музее, а в своей, блять, прихожей (а вообще, лучше бы было отдать Сенто не просто кому-то куда-то, а именно Такахаши, ведь только ему он был нужен настолько сильно!) Раздумывая о чём-то важном, японец обвёл взглядом своих «соратников», вульгарно разодетых в свои блестящие обтягивающие костюмы, под которыми, как и у него, скрывались россыпи идиотских татуировок с разным значением, да на ногах красовались по-смешному остроносые туфли, а головы их украшали набриолиненные волосы в старомодных укладках, типа американские гангстеры годов так 50-х. Они даже не догадывались, что Кенши что-то запланировал сегодня. Наивные. Конечно, он собирался украсть Сенто у этой кучки безмозглых Якудза, а затем затеряться с ним где-то в глубине и суете огромного и шумного Нью-Йорка. Не зря же Такахаши столько тренировался, чтобы наконец-то привести план в действие, а затем окончательно вырваться из цепких лап мафиози, начать относительно новую жизнь: поменять себе имя, снять какую-нибудь квартирку, пусть она и будет очень маленькой, всё-таки это не какой-то небольшой городок, а целый Нью-Йорк, но это он, в принципе, стерпеть вполне мог, и, в конце концов, устроиться на адекватную, нормальную работу, параллельно придумывая, как же тоже выпутать свой клан из этой липкой паутины нелегальной жизни. На данный момент у него были «план А» и «план Б» (которые могли быть выполнены, если никто из его коллег ещё не наткнулся на меч): а) Он находит Сенто где-то в глубине особняка, прячет в удобном для себя месте, говорит всем, что ничего не нашёл и он и его коллеги сваливают оттуда, после чего через какой-то небольшой промежуток времени (пока не успели вернуться в Токио) возвращается за мечом, забирает его и навсегда выходит из грязной игры Якудза, а до того момента, как члены его команды успеют поднять тревогу, Кенши, скорее всего, успеет где-то скрыться. Самый лучший, потому что спокойный, вариант. б) Его с мечом палят «соратники», так что Такахаши не остаётся ничего, кроме как всех ёбнуть и в спешке сбежать из дома. Из минусов: был шанс того, что он не справится, так как его коллеги – довольно опытные наёмники и вполне могли посоревноваться с ним и, в итоге, уложить его на лопатки, что привело бы не то чтобы к исчезновению одного его мизинчика, но так и всей его жизни в целом. Из плюсов: …если честно, рассматривая весь этот план с разумной точки зрения, их не было. В общем, Кенши стоило быть очень и очень осторожным. Кстати, мужчина уже приступил к выполнению своих сегодняшних планов, более того, это произошло ещё тогда, когда они только вошли в этот огроменный дом. Когда он успел? Что за глупые вопросы? А вы думаете к чему были его попытки вывести на эмоции своих коллег? Да, Такахаши специально пытался разозлить всех, чтобы те были менее внимательны во время поисков из-за излишнего на работе раздражения, да и, к тому же, намного медленнее. Это играло Кенши на руку – он найдёт Сенто быстрее всех, значит, наконец-то свалит с ним из Якудза и станет свободным и счастливым (ну, по крайней мере, уж точно будет хотя бы немного свободнее). Так что, зайдя в очередную громадных размеров комнату, мужчина, к своему счастью, не заметил вокруг себя никого из коллег. Кто-то, конечно, бродил по просторной спальне рядом с залом, в который только что вошёл Такахаши, но тот был уверен, что, если он найдёт меч прямо сейчас, то успеет его спрятать до того момента, как член его команды через какое-то время всё же присоединится к «поискам» в этом светлом помещении. Кенши даже не пришлось внимательно осматривать всю комнату – прямо над камином висела настенная стойка с великолепной катаной на ней. Сенто. Точно он. Радостным шагом Такахаши подошёл ближе к камину и тихо пробормотал: — Нашёл… Только он стал раздумывать, куда же спрятать меч, наконец достав его со стойки и ощущая его величие одними лишь своими прикосновениями к холодной и очень старой, но всё же ни разу не потерявшей в себе за всё это время совершенства, стали, как в помещение вошёл коллега из комнаты по соседству и обрадованно крикнул, увидев Сенто в руках Кенши, чтобы подозвать остальных к ним: — Идите сюда! Такахаши нашёл этот ссаный меч! Я знал, что ты сможешь найти его быстрее всех, — смешок – повернулся к двери в ожидании коллег, — всё-таки в тебе кровь клана «Тайра», да? — резко перевёл взгляд на мужчину напротив и заметил, как тот напрягся и встал в боевую стойку: явно собрался нападать. — Блять! Кенши, ты что тво… — Такахаши внезапно побежал в сторону мужчины, стоящего у двери в комнату. Тот ничего не понимал: всё происходило слишком сумбурно. Нужна помощь – снова крикнул, теперь ещё громче и требовательнее, — Ёбаный в рот! Бегите сюда, блять, быстрее, Такахаши ёбу дал! — и не успел даже зыркнуть на чересчур быстрого Кенши, что резкими и такими резвыми движениями уже изрезал ткань на чужом строгом костюме, теперь касался лезвием этого самого меча тонкой кожи на животе японца напротив, вжимался холодным острием в тёплое мясо, выжимая из тела всю жизнь, последние напуганные вздохи. В который раз за столько лет Такахаши ощущал погибающий от своих рук организм, жадно хватающийся за последнюю возможность жить – достал пистолет, направил на Кенши, но не успел – тот вынул катану, позволяя горячей крови прыснуть из чужого брюха. Разум мужчины затуманился предсмертной пеленой – выстрел – мимо – в потолок. Бездыханное тело оказалось на полу, растекаясь красной-алой-бордовой жидкостью, до тошноты раздражающей и при этом пугающей Кенши. Такахаши был гиперконтролируем своей хладнокровной болезнью: он всю свою жизнь учился быть ебучим убийцей, был рождён***
Тёплые лучи солнца мягко обогревали землю, пока летний ветерок тихонько обдувал редко мелькающих прохожих. Кенши находился где-то в престижном частном секторе на Лонг-Айленде, вдали от высоких, безмолвных и тёмных «скребниц неба» Манхеттена, что поднимались вверх, угрюмо кичась своей высотой. Безмятежность. Такахаши спрятался, видимо, где-то между домами, там, где его пока не поймали, но что-то подсказывало, что ему рано или поздно в любом случае придётся или быть арестованным здесь, или погибнуть от жажды. Японец не знал и совершенно не был уверен, сколько он здесь находился – просто напросто потерялся во времени: возможно, прошло несколько дней, а может, уже неделя, если вообще представлялось возможным прожить столько без единой капли воды в организме. Жгучая жажда обжигала, казалось, все его внутренности и требовала хоть какой-нибудь жидкости. Желудок по ощущениям стал переваривать самого себя, и боль от этого раздавалась тяжёлой томной мукой по животу, смешиваясь с мерзким жжением на коже вокруг глаз, что не останавливалось ни на одно мгновение. Кенши хотелось завывать, пить, есть… но, к сожалению, достать нигде поблизости ничего подобного ни еде, ни каким-либо напиткам не мог, вокруг не было ни единой души (удачно спрятался), у которой можно было попросить хоть немного продовольствия, куда-нибудь сходить он тоже не мог: ноги совсем перестали его держать, что уж тут говорить, он еле-еле дошёл до этого уголка, да и, даже если бы мог встать, ему было бы некуда идти. Такахаши тяжело вздохнул, полусидя-полулёжа опираясь на стену какого-то домика за собой, отчаянно отсчитывая последние секунды своей жизни. Не так он себе представлял новую свободную от Якудза жизнь в Нью-Йорке. Даже на смешок сил не хватило: его край его губы лишь легонько приподнялся в мимолётной ухмылке. Всё это время Кенши провёл в болезненном цикле бесконечного повторения в сознании произошедшего, отдающего отчаянным гулом по всей черепной коробке, будто бы он не помнил ничего, абсолютно ничего, кроме этих глубоких карих глаз, что напрочь разрушили своим взглядом рассудок японца во всех смыслах, мучая память, что истощал Такахаши, которая и так была довольно сложна по форме нервной системы, а та и вовсе была убита после того, что сделал с ним супер. Перед сном, во снах, после пробуждения японец видел лишь одно лицо: идеальные черты лица, орлиный нос, широкая улыбка с белоснежными зубами – всё это мужчина безумно хотел уничтожить собственными руками, превратить в кровавое месиво, уродуя последнее «прекрасное» в нём, чтобы показать всем, какой он был на самом деле – больной ублюдок с прогнившей душой. Через несколько секунд, минут, а может, и часов сквозь монотонный голос в своей голове, бесконечно бубнящий, как в бреду, про Кейджа, мужчина услышал тихие, осторожные шаги поблизости (спасибо, что после потери зрения у него хотя бы слух обострился, иначе совсем сошёл бы с ума), которые всё приближались и приближались, заставляя Кенши насторожиться. Они всё никак не останавливались, подбирались всё ближе и ближе, и Такахаши даже ничего не мог сделать, лишь остался сидеть на своём месте, отчаянно ожидая свою судьбу. — Кенши Такахаши? — внезапно раздался приятный, незнакомый мужской голос негромко, будто боясь спугнуть. — Кто Вы? — совсем тихо произнёс японец: его горло неприятно саднило, и по нему мерзко отдавало царапающей от обезвоживания болью – Кенши прокашлялся и стало только хуже. — Можете не говорить, я думаю, Вы сейчас не совсем в состоянии… Я Лю Кан, замдиректора ЦРУ, — блять – Такахаши напрягся. — Нам поступила информация, что из особняка по соседству, который также недавно посещал Джонни Кейдж, вышел мужчина азиатской внешности, чья одежда была чуть ли не полностью в крови. Я так понимаю, речь шла про Вас, — Кенши встрепенулся: это был пиздец. Его сейчас поймаю– а что ему за это будет? Если не поймают – он умрёт здесь от голода или от обезвоживания. Уж лучше в тюрьме посидеть, хотя бы живым останется. — Не волнуйтесь, я сейчас всё объясню, — Лю Кан, видимо, заметил волнение на лице Такахаши и стал говорить быстрее, будто сейчас время закончится, и он не успеет договорить, — понимаю, что Вы боитесь, что Вас сейчас арестуют, но у меня другая цель. Я знаю, что произошло. Кейдж выжег Вам глаза, да? — японец подозрительно кивнул: верить незнакомцу не хотелось совершенно. — Из-за его беспечности погибла моя возлюбленная, Китана, — вот мудак – Кенши нахмурился, готовясь к тяжёлому рассказу. — В тот день она летела домой из Парижа. К сожалению, мне пришлось остаться здесь, в Америке, по работе, так что отправилась туда она одна. Всё было отлично: каждый день звонила, рассказывала, как провела день. Затем пришло время улетать. Помню, как она радостно рассказывала о том, что скоро вернётся домой и мы встретимся… — мужчина тяжело вздохнул, запнувшись, и спустя мгновение продолжил говорить, внезапно стихшим, судорожным голосом. — Самолёт, в котором Китана летела, захватили террористы. Поэтому туда направили суперов – Кейджа и его бывшую жену, Кристину. Она передала нам некоторую информацию по поводу произошедшего. В общем, по её словам всё было так: им показалось, что они уничтожили всех террористов в самолёте, но оказалось, что в кабине экипажа один остался в живых. Кейдж убил и его, но перестарался с лазером и уничтожил всё оборудование в нём, из-за чего транспорт начал стремительно падать, так как возможности управлять им больше не было. Джонни даже не предпринял никаких действий, чтобы спасти кого-то. Ему было плевать. Он вполне мог спустить хотя бы детей с самолёта, но даже не попытался. Я думаю, с его скоростью, которую он может достигать, это было возможно. Более чем. А в итоге Кейдж лишь улыбался пассажирам, — в голове Кенши снова всплыл образ Джонни, мерзко-идеально широко улыбающегося, и на секунду японцу показалось, что его вырвет, — говорил, мол, всё хорошо, террористы их больше не потревожат. А потом улетел со своей бывшей женой, оставив самолёт разбиться. Через некоторое время всем СМИ сообщил, что если бы супергероев подпустили к военному командованию, ничего такого бы никогда не произошло. В общем-то, они и изначально пошли «спасать» людей на этом самолёте, чтобы в итоге можно было это подвести к тому, что суперы нужны в армии Америки, мол, стоят горой за своих людей… — Почему вы не рассказали об этом всем..? — еле слышно пробормотал Такахаши – ему всё ещё было очень больно говорить. Может, если бы они всему миру сообщили о произошедшем, Кейджа наконец-то бы перестали уважать и поняли, какой он конченый мудак? — Мы не могли, — Лю Кан тяжело вздохнул. — Никто бы не смог подтвердить эту информацию, и, скорее всего, нас, тех, кто стоял бы за распространением всего этого, задушил бы Воут. Или сам Кейдж. А он бы, в конце концов, придумал, как выкрутиться из ситуации. Публика его любит. Слишком сильно. — Кенши не успел погрузиться в размышления, как Лю Кан резко продолжил говорить. — Что ж, давайте мы окажем Вам медицинскую помощь и заодно поговорим по поводу нашего предложения, — параллельно объясняя, что же всё-таки ЦРУ готовы предложить пострадавшему от рук главного супергероя их страны бывшему ослепшему члену якудза, мужчина, видимо, жестом подозвал к себе людей с носилками, на которые тут же погрузили Такахаши, так как все понимали, что тот ходить не мог совершенно, — прямо сейчас мы отправим Вас в больницу, Вы проведёте там какое-то время, пока не оправитесь. Далее мы будем готовы предоставить Вам жилище, выдадим также вид на жительство, чтобы Вы легально здесь находились. Но нам нужна Ваша помощь в ЦРУ. Я сейчас собираю команду, с помощью которой Вы сможете совершить месть… Так и было. Во-первых, Лю Кан действительно собрал команду из трёх человек: Рэйдена, довольно приятного парня, с которым японец познакомился и разговорился почти сразу же, как встретился с ним, Кун Лао, его чересчур активного друга, порой этим раздражающего, но всё равно полезного (он умел делать отличное оружие против суперов!) и, конечно же, Кенши Такахаши, который фактически стоял в их главе, когда замдиректора был занят, а это случалось часто. Тот, кстати, никогда не принимал участия в операциях из-за этого, лишь отдавал какие-то приказы, но всё равно помогал своим подопечным как мог. Во-вторых, да, Такахаши согласился на предложение. У него не было выбора: если бы не согласился, остался бы бездомным и бла-бла-бла. В общем, мужчина понимал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и что ему в любом случае придётся присоединиться к ЦРУ, чтобы хоть как-то выжить. К тому же плюсов в этом было много: есть, где поспать, что поесть, отличная возможность жить здесь легально, так ему ещё и выдали милого друга – собаку-поводыря, которая помогала ему потихоньку осваиваться в своей новой жизни теперь слепого человека. Кенши искренне любил своего питомца, и порой ему казалось, что лишь он может понять его полностью. Его мягкая шерсть чудесно ощущалась под пальцами, отдавая ласковой щекоткой, и заставляла Такахаши успокоиться в моменты панических атак, которые слишком уж зачастили после всего произошедшего. Мужчина вроде бы и был рад тому, что у него получилось вырваться из Якудза, но, с другой стороны, это стоило слишком большой цены. Хотя по-другому, если честно, было никак. В любом случае, новая жизнь и работа Кенши, в принципе, нравились. Всяко лучше чем находиться на улице или в вечном подчинении японской мафии. Более того, в ЦРУ он познакомился с многими интересными личностями, не говоря о вышеупомянутых Рэйдене и Кун Лао. Такахаши их, конечно, не ненавидел, но стоило лишний раз думать о них – начинала раскалываться голова. Особенно из-за Лао. Рэйден по большей части вызывал в Кенши спокойный восторг, а вот его друг этим похвастаться не мог: всё, на что он был способен — это лишь одним своим словом вызывать на лице их «главаря» недоумение и через мгновение явное раздражение. Но помимо Рэйдена был и другой человек, к которому Такахаши относился далеко не с агрессией (и говорится сейчас даже не про Лю Кана), а с какими-то по-особенному тёплыми чувствами, что вообще-то было для него очень непривычно и первое время в какой-то степени довольно некомфортно. Кенши столкнулся с ней совершенно случайно: они оба работали оперативниками, и пусть и в разных командах, но всё-таки это позволяло им встречаться чуть чаще, чем никогда. Кажется, ему нужно было отдать какие-то документы по суперам её коллегам, и в итоге наткнулся он именно на неё, чему, понятное дело, обрадовался, поняв, что нашёл человека, через которого сможет всё передать без лишней мороки. Мужчина не был уверен в том, что сам завязал разговор или что именно она проявила инициативу, но факт оставался фактом: они вполне быстро заболтались на какие-то случайные темы, и впервые Такахаши почувствовал себя рядом с человеком, который его действительно понимает. Она представилась Сучин, и Кенши навсегда запомнил это имя. Теперь оно было высечено в его сердце, как в граните, красивой и никогда нестираемой надписью, что воспламенялась, каждый раз, как мужчина вспоминал про неё, и противно ныла, тонкими болезненными иголками поражая последние частицы его разума. Такахаши начал с ней служебный роман, как бы непохоже на него это не звучало. И в то же время он, если честно, даже не знал, как она выглядела: понятное дело, Кенши буквально не видел и к тому же Сучин совершенно не давала прикоснуться к своему лицу из какого-то раздражающе-странного принципа. Ни в коем случае. Но Такахаши правда хотел хотя бы кончиком своего пальца почувствовать мягкую, нежную женскую кожу, покрывавшую наверняка безумно красивые скулы, аккуратные нос и лоб… Кенши очень хотел иметь хотя бы малейшее представление о настолько желанно-сладких чертах чужого лица, но всё, что он знал о её внешности, было лишь то, что, по её словам, у неё были длинные и прямые тёмные волосы и красивые, такие же тёмные глаза с ярко выраженным азиатским разрезом, в которых, он был уверен на все сто процентов, вполне можно было утонуть. Она была его личной загадкой, головоломкой, тайной, покрытой мраком, которую, казалось никогда-никогда не разгадаешь, как бы ты не пытался. И если бы кто-то попросил бы описать её, Такахаши бы, не задумываясь, сказал бы даже не фразу, а лишь до глупости простое: Эфемерность. Она определённо была олицетворением этого слова. Её плавный и нечёткий образ был слишком неуловим для мужчины. Сколько раз он пытался представить её – не выходило. В голове лишь ебучий Кейдж. Такахаши уходил в мысли – снова он. Никуда не делся, как бы сильно того ни хотел Кенши. Из-за этого японец почти никогда не целовал Сучин, а она, если честно, и не была особо против этого. Каждый раз, как он начинал мять женские мягкие, пухлые губы, в голове всплывали чужие, мужские, до безумной тошноты знакомые, расплывающиеся в солнечной, широкой, по-идиотски знаменитой улыбке, заставляющей всё внутри бурлить и жечь да так сильно, что кажется, что вот-вот из него выпорхнет пламя, которое погубит бедную, невинную женщину напротив. Такахаши пытался забыться: целовал тонкую, грациозную шею, слюняво спускался вниз, пытался представить красивое, извивающееся от касаний стройное тельце – так не получалось. Понимал: даже если бы и видел – не выдержал бы – всеми силами пытался бы избежать изображения её обнажённой. Нет, это было слишком грязно для неё, а пачкать такое славное создание не хотелось вовсе. Сучин не вызывала в нём того жара, ебаной страсти, зверского желания разорвать в клочья, уничтожить человека, слиться с его остатками, потерять голову, как это делал Кейдж. Только он заставлял Такахаши так омерзительно-возбуждённо думать об акте обоюдного разрушения двух развращённых тел, и самому Кенши было от этого ужасно противно. Он не заслуживал Сучин. Ему было её жаль. Он искренне считал себя больным человеком. Кенши хотелось создать с ней семью, завести ребёнка, назвать его, возможно, Такедой, но при этом внутри него цвело понимание того, что это всё неправильно. Но он продолжал насиловать их отношения с Сучин. Ровно до того момента, как их снова отправили работать по разным миссиям. Кенши впервые принимал прямое участие в борьбе с супером. Обычно, из-за отсутствия его зрения, он лишь отдавал какие-то приказы, но не действовал напрямую, а прямо сейчас же, напротив, Такахаши находился в самом центре битвы, и, если честно, ему нравилось. Настолько нравилось, что кривая улыбка на его губах становилась всё шире и шире с каждым ударом по уже вдоволь разъёбанному лицу Ермака. Удар. Его кулак вновь приятно врезался в грубую кожу чужой скулы, наверняка отдавая жгучей болью, а возможно, и ничем вовсе, ведь, судя по тому, как со стороны выглядело лицо супера, можно было предположить, что он больше вообще ничего не чувствовал. Ему повезло, что у Ермака не было какой-нибудь неуязвимости к физическому вреду, иначе сражаться сейчас было бы очень тяжело, если бы не невозможно вовсе. Вся эта ситуация очень напомнила времена, когда Кенши только-только начинал в Якудза, и тут же из его рта издался тихий смешок. Чужие костяшки неприятно вжимались в мягкие, ещё совсем нескоро тронутые щетиной щёки ребёнка. Нос, губы, да и в общем-то чуть ли не каждый миллиметр его напуганного лица болезненно ныли от повторяющихся резких ударов, со временем переставая реагировать на них как-либо вовсе, ведь их было уже настолько много, что в какой-то степени кожа к этому успела привыкнуть. Широко распахнутые глаза Кенши смотрели прямо: над ним сейчас надругался его старший, жестоко избивал его, пытался поставить на место. Такахаши чувствовал, как его лицо всё быстрее и быстрее превращалось в кровавую кашу и, казалось, он не мог с этим ничего поделать. Снова удар. Ермак смог увернуться – мудила. Резким движением поменялся местами с Кенши, прижал его к земле, вдавливая грузом своего тела, и ударил японца в ответ. Такахаши всё же смог оттолкнуть от себя старшего, внезапно меняя положение в схватке, забрался наверх на обидчика, готовясь нанести ему как можно больше ударов своими кулаками, чтобы заставить чужое хитрое лицо наконец-то расцвести в ярких, фиолетово-сиреневых пятнах синяков. Сквозь жуткую боль, чувствуя, как Ермак неудивительно сверхсильно бил его в ответ, Кенши всё же решился сделать хотя бы что-то: нащупал рукой поблизости от себя выроненный раннее Сенто, другой оттолкнул мужчину над ним, заставив того слегка отшатнуться, и снова поменялся местами с ним, нависая сверху и придерживая лезвие меча практически у шеи противника. Пара миллиметров – острие вонзится в чужую мягкую кожу шеи, заставив тёплую алую кровь хлыстнуть, марая руки Такахаши. Сначала Ермак сопротивлялся, рвано метался под Кенши и жёстко отпирал от себя меч, и на мгновение показалось, что вот-вот японец остановится, сдастся, но что-то в голове щёлкнуло: вечная темнота, что он постоянно видел, расплылась, превращаясь в яркий калейдоскоп странных, разноцветных пятен, кружащихся в разные стороны и собирающихся, как пазл, в хитрое, отвратительно ухмыляющееся лицо Кейджа. Такахаши резко дёрнул Сенто, впиваясь им в чужую шею, представляя, что она не Ермака, а того, кого он ненавидел больше всей своей жизни. Внутри расплылось мерзкое тепло, как только мужчина почувствовал, что тело под ним обмякло. Кенши было тяжело это признать, однако факт всё так же оставался фактом: ему понравилось думать о Кейдже в этот момент. И кажется, мужчина потихоньку сходил с ума. Внезапно он услышал какие-то голоса. Внезапно он снова обрёл зрение. Оно было, конечно, далеко не идеальным, в основном перед взглядом Кенши танцевали лишь какие-то мутные силуэты, но это явно было лучше, чем не видеть вовсе. Всё-таки у Ермака действительно была способность держать в себе души мёртвых людей. А если он постоянно слышал их голоса, Такахаши было его даже немного жаль. Хотя нет. Не жаль. Он был супером, ровно таким же мудаком, как и все они. Впрочем, спасибо ему и за то, что благодаря его смерти души родственников Кенши перешли в Сенто и даровали ему какое-никакое зрение. Этому Такахаши был безмерно рад: наконец-то появилась самая настоящая возможность увидеть свою возлюбленную. Так что теперь мужчина очень сильно ждал момента, когда он вернётся в штаб и встретится там с любимой после того, как у её команды тоже закончится миссия. Шли недели, но так Кенши её и не встретил. Он подходил к многим девушкам в их штабе, которые подходили по описанию на то, что о себе говорила Сучин, и ни одна из них ей не оказалась. Странно. В один из дней Кун Лао заметил, что Такахаши был сам не свой. Конечно, он знал, что его японец недолюбливал, но это не отменяло факта того, что в какой-то степени волнение за него в любом случае присутствовало. Во-первых, Кун Лао боялся, что если Кенши надолго оставить с плохим настроением, то их следующая миссия может закончиться не очень удачно, что вообще-то было, понятное дело, нежелательно. Во-вторых, за всё то время, что они успели поработать друг с другом, китаец привык к Такахаши настолько, что что-то внутри говорило, что их отношения можно было считать чем-то похожим на дружбу. Так что, со своим вполне обоснованным волнением, на одном из обеденных перерывов он подошёл к Кенши с логичным вопросом: — Что случилось? — М? — явно озабоченный чем-то Такахаши резко обернулся на знакомый голос, и Кун Лао наклонил голову, тщательно изучая опечаленное лицо напротив. — Ну, смотри… — китаец резко закрыл рот, понимая, что только что сказал и поспешно продолжил говорить в глупой попытке оправдаться. — Блять. Не смотри… Ну… Ты понял, в общем. Последнее время ты вообще сам не свой. Обошёл каждую девушку азиатской внешности в нашем штабе, блять, каждую. Как ты вообще именно их выбираешь из всей толпы, это для меня одна из главных загадок… — Кун Лао понял, что он снова выпалил неуместную шутку по поводу зрения коллеги, и перевёл тему. Да, Кенши на такое не обижается, но вполне был шанс того, что он на такое разозлится, а сейчас это было невыгодно для китайца, ведь ему действительно хотелось узнать причины такого странного поведения со стороны Такахаши. — Но ладно, не об этом. Так что произошло? — Всё нормально… Не успел Кенши договорить, как Кун Лао резко перебил его, внезапно осознав, что же всё-таки могло случиться, из-за чего японец был настолько взволнован: — Это из-за той блондинки, да? А? Что? — Какая блондинка? — Ну, с которой ты постоянно шатался. И вы с ней мутили вроде как. — Что? — Ты её искал? — Подожди, ты сейчас надо мной издеваешься? Я всё это время встречался с Сучин, и она далеко не блондинка. — Из нас двоих тут слепой ты, а не я, — Кун Лао пожал плечами, и снова вспомнил про свою неуместную шутку, которая сейчас действительно поставила его на грань конфликта с Такахаши. — Ладно, прости-прости. В общем, я сейчас не шучу, всё это время ты встречался не с какой-то азиаткой, как ты, видимо, мог подумать, а с девушкой довольно европеоидной внешности. И да, у неё всё это время был блонд. Я не знаю, возможно, ты внезапно начал видеть и поэтому так странно себя ведёшь, ища по коридорам свою Сучин, но у меня для тебя плохие новости. Я без понятия, как эту твою девушку зовут в реальности, так что, ладно, предположим, что у неё имя – Сучин, хотя ей оно, если честно, не подходит и, насколько я знаю, так её не зовут вовсе. И ещё весь прикол в том, что, кто-то мне говорил, что она перевелась в разведку. Так что в любом случае она с нами больше не работает, — лицо Кенши исказилось в невообразимой печали от сказанного Кун Лао. Ему всё это время нагло лгали и непонятно ради чего. Тем временем китаец резко дёрнулся, будто что-то действительно прилетело ему в голову и выпалил. — А! Точно. М, она, кстати, ушла от тебя к какому-то суперу. Опять же я только по слухам это говорю, но кто-то, видимо, из её команды видел, как она во время их последней миссии уединилась с кем-то из Семёрки. На несколько часов, — Такахаши разочарованно взвыл. — Кто-то даже сказал, что это был кабинет Кейджа, — ёбанный ты в рот, Джонни Кейдж. Ну конечно, кто же ещё может так нагадить Кенши! Впервые за абсолютно всю свою жизнь он наконец-то встретил своего человека, понимающего его на все сто процентов, а потом оказывается, что она всё это время ему лгала, так и к тому же изменила с ебучим супером. Не просто с каким-то супером, а именно с Кейджем, причём прекрасно, мать его, понимая, что он буквально выжег глаза её ещё на тот момент, наверное, возлюбленному. Просто пиздец. Сучин (или как её вообще, блять, зовут? А вся её личность вообще настоящая?) была единственной причиной, почему Такахаши оставался адекватным и не падал в пучину тягучих и мерзких мыслей о Джонни. Да, он всё так же продолжал ему сниться и всё равно японец много думал о нём, но эта женщина была чем-то, что помогало ослаблять всю эту ненужную ненависть внутри него. Теперь же, наоборот, Кенши будет ненавидеть всех и вся ещё больше. И ещё больше думать о Кейдже.***
Кенши уволился из ЦРУ через буквально несколько дней после того, как узнал всю правду. Ему было неприятно и гадко находиться там, потому что всё напоминало о ней. Хотя по большей части он бы сказал, что больше его тревожили мысли не о Сучин, а о Джонни. Всё-таки этот супер сыграл огромную роль во всей этой истории. Такахаши безумно сильно ненавидел его. Настолько сильно, что его пиздецки горячая ненависть к нему сжигала абсолютно любые другие эмоции к вообще каким-либо людям. Единственный человек, о котором Кенши был способен думать – это Кейдж. Даже не Сучин, которую он так любил, которая предала его, которая изменила ему. Нет, ему было плевать на неё. Абсолютно. К тому же он снова видел его в своих снах: буквально ни одна ночь не обходилась без хотя бы какого-нибудь пусть и маленького, но всё же упоминания в его разгорячённом и бредовом сознании. Кенши было страшно из-за своих чувств. По-настоящему страшно. Он чувствовал, как сходил с ума, и не мог с этим ничего поделать. Смог лишь заставить себя покинуть работу, которая ему вполне нравилась, просто чтобы избавиться хотя бы от триггеров, что пробуждали в нём сильные и ещё более участившиеся приступы панических атак. Теперь Такахаши жил на пособия по безработице, но зато в той же квартире, что ему выдали, когда предлагали присоединиться к ЦРУ. Большое спасибо за это Лю Кану, потому что именно он помог Кенши остаться с жильём. В общем, прошло уже много времени с того момента, как Такахаши перестал что-либо делать в своей жизни. Он мог вернуться к своим попыткам вернуть «Тайра» былую славу, но было одно но. Ему было плевать на свой клан. Ему, в принципе, было плевать на многие вещи. Если честно, последние два года он провёл за алкоголем и, наверное, это всё. Мужчина не пытался. Совершенно. Он потерял себя настолько, что порой просто безумно лежал долгими часами, уткнувшись «взглядом» куда-то в безграничную чёрную пустоту, и не думал ни о чём, если не считать мысли про Джонни, что циркулировали в его голове настолько часто (читать как «постоянно»), что он перестал обращать внимание и на них. Они стали с ним одной частью, будто бы срослись воедино, и теперь Такахаши считал это чем-то нормальным. Что-то внутри говорило, что это ненормально. Впрочем, в итоге у мужчины удалось выбраться из этого болота. Ну или, скорее, забраться в новое и с головой погрузиться теперь в него. Недавно он решил воссоздать свою команду по борьбе с суперами, так как после его ухода Рэйден с Кун Лао тоже решили уволиться из ЦРУ, и, понятное дело, их расформировали. Хотя, кстати, Лю Кан вроде как всё ещё продолжал свою работу там. Но в целом, он не был так сильно нужен Кенши, как тот же Рэйден со своим закадычным другом. Когда он их навестил впервые, они не очень ему обрадовались. Как Такахаши показалось, что-то между ними было не так, как будто их взаимоотношения поменялись и обрели какую-то иную форму. Раньше они казались ему лучшими друзьями, как будто какими-то братьями, но теперь между ними проскакивала какая-то особая искра, и Кенши искренне не понимал, что это было, хотя, впрочем, это было явно не его дело. Возможно, произошло что-то серьёзное, из-за чего ребята пришли к этому, возможно, они просто стали в какой-то степени ещё взрослее, если к ним, конечно, можно отнести такое выражение, ведь в действительности они были далеко не подростками. В любом случае, почему-то снова сражаться с суперами эти мужчины категорически не хотели. — Блять, Кенши, ты не понимаешь, что ли? Мы наконец-то хотя бы в каком-то спокойствии начали жить, а тут появляешься ты со своим: «Мне надо убить Кейджа»! Это блядское самоубийство! Он знал, что они согласятся. У него получилось бы их уговорить абсолютно в любом случае. Было слишком много рычагов давления, и Такахаши точно знал на какой из них нужно надавить, чтобы Рэйден и Кун Лао согласились на предложение присоединиться к команде. — По-моему, вы забываете про то, как сильно вам нравилось убивать суперов, когда мы работали вместе. Я помню вашу ненависть – она такая же, как и у меня. Вспомните всю ту боль, через которую вы прошли из-за этих мудаков, вспомните сколько людей пострадало из-за них. ЦРУ же толком даже ничего и не делает – блять, я уверен, что они как-то связаны с Воутом. Мы не можем им доверять, поэтому нам нужно собрать свою команду и отомстить самим. Наконец-то что-то сделать… Кроме того, Кенши пригласил в их команду пару новеньких. Одного из них звали Сайзотом. Он был довольно милым парнем, и даже нравился Такахаши, при условии, что, если честно, у него были явные проблемы в этом плане и понравиться ему было довольно тяжело. Всё же у Сайзота это получилось, и Кенши правда считал это хорошим знаком. В общем, парень был действительно хорошим и искренним, и его было очень-очень жаль. Какой-то из суперов (если это был Джонни, Такахаши бы не удивился, хотя ему, наверное, стоит перестать приплетать к нему абсолютно всё плохое, что совершают люди со суперспособностями) убил всю его семью без какой-либо причины, а затем, чтобы тот «забыл» про это, предложили ему огромную денежную сумму и подписать некоторые бумажки о неразглашении информации о произошедшем. Короче говоря, парню действительно нужна была месть. И Такахаши был готов помочь ему с этим. Более того, оказалось, что Сайзот был в отношениях с Ашрой, суперкой, которая только недавно вступила в Семёрку. На самом деле этот факт первое время очень смущал Кенши, потому что он ненавидел абсолютно всех супергероев, и для него показалось дикостью, что парень позволил себе вот так просто полюбить одну из них, но с другой стороны, когда он увидел их вместе, понял, что если им обоим хорошо друг с другом, то, в принципе, закрыть глаза на это как-никак вполне было возможно. Хотя Такахаши всё равно недолюбливал её. Но были и плюсы: через неё было намного проще достать информацию про Семёрку, к примеру, о том, что у них происходит или как там дела у Кейджа. А ещё можно было получить всякие плюшки в виде билетов а-ля Meet & Greet, но с суперами. Кстати, в ближайшее время намечалось религиозное мероприятие-экспо «Believe», на котором будет присутствовать Кейдж, и с ним там можно встретиться и, более того, так как это католическая выставка, он лично будет окунать в святую воду и крестить тех счастливчиков, что за бешеные деньги приобрели такую отличную возможность его увидеть лично. Конечно, в этот момент Кенши окончательно осознал, что в мире, где религия окончательно стала исключительно источником заработка – места богу не было. Но на самом деле его это всё уже даже не удивляло, он, скорее, просто напросто радовался появившейся возможности встретиться с Кейджем. Хотя была проблема: Ашра смогла достать лишь один билет для своего парня, так что сам Такахаши, к сожалению, на встречу не попадёт, а вот Сайзот – он ещё мог раздобыть хотя бы какую-нибудь пусть, возможно, и совсем маленькую, но частичку какой-нибудь новой информации, которая может в итоге оказаться довольно полезной. Впрочем, на выставку Кенши пошёл в любом случае вместе со всей своей командой. То, что только Сайзот сможет встретиться с Джонни, не значило, что смысла идти не было вовсе. Поэтому прямо сейчас он стоял и выслушивал речь Кейджа. Он разбрасывался своими холодными, замёрзшими словами, которые напоминали драже, переливающиеся самыми разными цветами, что таяли, когда ты брал их в руки, и, если задуматься о них, в голову приходило резкое осознание того, что он говорил что-то по-варварски самодовольное, причём настолько, что казалось, что ты слышал что-то как будто бы даже неправильное: — Ребят, я вас всех прям обожаю, — публика кричала, ликовала и рыдала от почти любой херни, что произносил супер, — я очень рад, что мы все сходимся во мнении, что мы должны благодарить Господа за наши жизни. И вы все, — он провёл указательным пальцем по воздуху, показывая на каждого присутствующего, — должны поблагодарить его за то, что он подарил вам меня. Вы же все понимаете, что если бы не я, то наша страна могла бы выглядеть сейчас совершенно иначе? — дико ухмыльнулся, наблюдая за тем, как все загудели, будучи согласными с тем, что Кейдж сказал. Кенши видел лишь силуэт Джонни, но он буквально почувствовал, что чужой взгляд зацепился на нём. И что-то внутри треснуло. К своему сожалению, Кенши помнил абсолютно всё: кажется, каждое мгновение своей жизни, что с самого начала, самого его рождения, самого появления на этот так нелюбимый им свет была сплошной пыткой. Он помнил, как существовал, будучи членом клана Якудза, как существовал, пусть и не надолго, но будучи бездомным, ослеплённым главным героем Америки, без какого-либо продовольствия вовсе, как существовал, будучи агентом ЦРУ и нелюбимым своей же возлюбленной. Замученная память его вечной пытки, в конце концов, стала безобразным чистилищем. Такахаши стоял, головой повёрнутый в ту сторону, где находилась сцена, твёрдо убеждённый в том, что, будь у него сейчас глаза на месте, встретился бы взглядом с тем, кого ненавидел больше всей своей ебучей жизни. Джонни Кейдж. Единственным способом выбраться из этого чистилища было искупление, и Кенши был готов его совершить, пойти на долгие муки, но убить своими же руками этого чёртового супера, почувствовать чужую кровь в своих руках, победно ощущая разлив тепла по своему телу. Хищно улыбнулся – адресовал это Кейджу. Такахаши не был уверен, что убийство поможет ему полностью искупиться от всех своих грехов (скорее всего, это вовсе было невозможно, ведь он был рождён грешником), но ему уже было глубоко плевать. Мужчине до убийственного намерения хотелось избавиться от одной из главных причин деградации общества, что долгое время гноилось под воздействием лжи так горячо любимых ими суперов, а в особенности Кейджа. Нужно было избавить социум от отравы, от зверя, что его разрушал, ежедневно кропотливо разбирая его по крупицам. А ещё Кенши наконец-то окончательно убедился в том, что всё это время он безумно, действительно безумно нуждался в мести, так что… Нахуй супергероев. И нахуй Джонни Кейджа.Anyone can start again Not through love but through revenge Through the fire, we're born again Peace by vengeance brings the end