☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
В преддверии нового года хочется больше кутерьмы, а не внезапный выходной. Чан вскидывает голову на звук хлопнувшей двери и тут же подскакивает, расставляя руки для объятий. Молча, не задавая вопросы, слишком хорошо он знает этот взгляд. Бэзэмоциональный, пустой, утомлённо-печальный. Такое состояние, к счастью, случается нечасто, но Чан каждый раз дрожит внутри. Тяжело представить, что ощущает фейри, потерявший крылья. Особенно, если это случилось в такой же канун нового года, и вся эта праздничная возня не отвлекает, а является лишним напоминанием. И сколько бы Чан ни загадывал желаний на новый год, день рождения или, стоя у статуй различных богов, крылья вернуть не удалось. Сан падает ему в объятия и затихает. Чан осторожно гладит его волосы, сдерживая порыв коснуться спины, ведь там, скрытые одеждой бугрятся шрамы. С ним поступили бесчестно и несправедливо, но вернуть крылья или хотя бы воздать по заслугам виновнику не вышло. Слишком могущественным оказался негодяй, упивающийся властью. Чан пробовал наказать, пробовал дать взятку, пробовал угрожать, но единственное, что вышло, — получить под дых видом роскошных крыльев в виде трофея на стене. Он не говорил Сану, что пытался сделать всё возможное, чтобы не расстраивать тем, что ничего не вышло. Он просто впустил фейри не только в свою жизнь, но и квартиру, принимая его и его боль, пусть и всё, что связывало их, — дружба. Чан испытывал не только дружескую привязанность к Сану, но не озвучивал своих чувств, Сану и без него достаточно было переживаний. Благо, что вышло устроиться на работу к Хёнджину в уютный бар, где он пел, скрывая лицо за маской. Так он хотя бы меньше корил себя за то, что сидит на шее. Ведь будучи фейри он мог куда больше, чем сейчас. Чан почти уверен, что Хёнджин взял его не только из чувства сожаления и понимания, ведь тоже когда-то потерял крылья, обменяв их на жизнь любимого человека, сколько за голос Сана, который очаровывал посетителей. Хотя, возможно, тут сработали все пункты разом. От Сана пахнет пряностями, которые в ходу в этом самом баре, чем и прельщает любителей ярких вкусов и ароматов. Чан осторожно принюхивается, пока Сан лежит на нём, комкая в пальцах обивку дивана. На него порой находит эта мучительная безысходность понимания, и это нужно пережить. И к кому, как не к нему прийти со своим горем, если Чан помогал пережить потерю и обрабатывал раны, пока Сан пытался сожрать себя изнутри. Фейри они немного не такие, как люди. Они не знают, что такое личное пространство или неудобство, если ты хоть раз позволил им какую-то вольность. Им невдомёк, что вот так лежать сверху позволено только котам или партнёрам, но уж точно не просто соседям по квартире. Только если скажут. А Чан лично горло перегрызёт, если кто-то посмеет открыть рот. Потому что ему в такие моменты хоть больно, но хорошо. Потому что он держит в руках существо, которому молча отдал своё сердце, но так и не посмел признаться, ведь сначала он сомневался, что прекрасный фейри вообще посмотрит в его сторону, а потом Сан потерял крылья, и стало совсем не до этого. — Спасибо, что приютил меня. Чан молчит в ответ, потому что не знает, что сказать, ведь всё сказано сто раз до этого. Что ему не в тягость, что он бы поступил так в любом случае, что Сан его друг, и это самое малое, чем он мог помочь ему. Потому вместо слов он легко массирует чужую крепкую шею, заземляя, отвлекая и усыпляя. Такое бывало не раз, происходит и сейчас. Потому можно спокойно досмотреть фильм, который он так и не поставил на паузу, когда Сан пришёл. Ещё утром Чан сетовал, что у него выходной, потому что порой он ощущает, что сходит с ума, оставаясь в квартире, но сейчас он рад, тому, что он оказался вовремя на диване в гостиной, чтобы послужить Сану молчаливым утешением. Его всё ещё передёргивает от пустого и безжизненного взгляда, которым одарил его в тот день привалившийся к двери Сан. Чан до сих пор вспоминает, какую испытал беспомощность и страх, когда Сан завалился в его руки, а руки, когда он подхватил его, обожгло мокрым и горячим. Холодный пот, тошнота и ужас, сковавшие тело, не желали отступать. Ком подступил к горлу, слёзы душили, когда он снял с Сана одежду, но вместо сложенных крыльев обнаружил лишь глубокие раны. Страх его буквально парализовывал, и он с трудом справлялся с онемевшими руками, а потом не мог уснуть, гладя спящего в его руках Сана по голове. Потому что несмотря на пройденный ад, у него вышло уснуть, в отличие от Чана. — А как ощущается поцелуй, — тихо спрашивает Сан в тот момент, когда парень с татуировкой крыльев на спине целует другого в кажущейся голубой воде бассейна. Чан ожидаемо вздрагивает, увлёкшись фильмом настолько, что всего несколько минут спавший назад на его груди Сан, а сейчас заговоривший, его выбрасывает из раздумий. — Тепло и мягко, приятно и волшебно, если вы оба этого хотите. Если же нет, то будто тебя облили грязью. Ты, что, никогда не целовался? — Нет, никогда. Ты хочешь меня поцеловать? — Сан поднимает голову, отрываясь от его груди, в которой сердце лупит о скобы рёбер с такой яростью, словно хочет пробить дыру. Сан смотрит так внимательно, с таким ожиданием, что Чану кажется, будто у него начинает дымиться одежда и кожа под пристальным изучающим взглядом. — А что будет, если да? — То должно быть приятно и волшебно, — нахмурившись, сообщает Сан, и выглядит так, словно решает сложную математическую задачку. А Чан тем временем старается справиться с сердцебиением и ползущей по коже краской, но вместо этого просто кивает. — Что надо делать? Вопрос простой, как и ответ, но Чана буквально ошпаривает кипятком в попытке подобрать слова. Он ощущает себя нелепым и неправильным, язык не слушается, даже чуткие пальцы и те будто задеревенели, и расцепить их не выходит никак. Сан тем временем подтягивается на руках повыше, проезжаясь всем телом по Чану. — Просто расслабься, я…кхм…начну, ты сам ощутишь, что делать дальше, если тебе понравится. Если нет, сразу говори. — Разве мне может не понравиться, если мы оба хотим этого? — Кто знает. Порой даже когда оба хотят одного и того же, ничего не выходит. — Значит, это похоже на полёт по принуждению? Когда, вроде бы, оба хотят, но крылья не желают раскрыться? — Возможно, я не могу с этим сравнивать, — вздыхает Чан, он всячески старается избегать темы крыльев, но Сан сам часто сравнивает что-то с полётом. Потому что для него крылья были свободой, недоступной бескрылым. — Тогда давай попробуем. Сан склоняется рад ним и замирает в такой позе, с любопытством глядя на Чана сверху вниз. Чан вынужден притянуть его ближе, обхватив руками шею и немного надавив. Оказавшись нос к носу, Сан распахивает глаза, с интересом разглядывая его губы, отчего делается совсем жарко. И чтобы преодолеть колебания, он делает шаг навстречу. Это всегда помогало прочистить мозги. Сейчас же всё выходит с точностью до наоборот — в голове стоит туман, а в ушах стучит и позвякивает, когда их губы встречаются. Чан столько раз думал об их поцелуе, представлял, каким он может быть, но результат превышает все ожидания. Губы мягкие, податливые и неумелые в самом начале поцелуя становятся совсем иными в конце, когда Сан отталкивает его язык, перехватывая инициативу. Сан отрывается от поцелуя первым и облизывается, глядя ему в глаза. — Это и впрямь ощущается волшебно. Давай ещё. Только футболку сниму, что-то мне жарко. Слишком в лоб, слишком честно и открыто. Смущает до невозможности. Чан сглатывает, всё ещё пытаясь переварить произошедшее, а Сан уже тянет футболку вверх и отбрасывает её куда-то в сторону. Сан всё ещё сидит на нём верхом, обхватывая его крепкими ногами и при малейшем движении проезжаясь упругими ягодицами по паху. Чана и самого жарит так, что он бы разделся, но боится спугнуть момент, смысл которого до него не доходит. Ему всё нравится, он даже счастлив, но пока не понимает, что происходит и чем закончится. Потому что после их первого поцелуя он вряд ли сможет держать свои фантазии в узде, когда Сан снова упадёт на него, словно кот, требующий ласки. Руки сдержит без труда, как и пресечёт любое поползновение конечностей, но вот фантазию сдержать будет невозможно, и, похоже, они прошли точку невозврата только что. И Чан отчасти сам виноват, но всё же он соврёт, если скажет, что позволил бы кому-то другому подарить Сану поцелуй, когда он спрашивал об этом у него. И пусть сейчас в душе сумятица и смущение, это всё отходит на задний план, когда взгляд цепляется за смуглую кожу, не сумев обойти всего, что выставлено напоказ. И, чёрт возьми, Чан с трудом удерживает себя от желания проверить, будет ли светиться кожа от прикосновения. Сан склоняет голову к плечу и неожиданно улыбается. — Ты так на меня смотришь, как будто видишь впервые. — Мгхкм, — всё, что может выдавить из себя Чан. Неловкость молчания прерывает Сан, накрывая его губы своими, отчего внутри всё трепещет и подпрыгивает. — Тебе не понравилось? — Очень понравилось, — с трудом выговаривает Чан, ощущая, что язык его не слушается совсем. Зато он прекрасно себя ведёт, если не нужно говорить. Сан смотрит в глаза, и у Чана перехватывает дыхание, когда Сан снова наклоняется к нему, касаясь ладонью щеки. Отчего кажется, что сердце выпрыгнет из груди, когда Сан накрывает его губы своими, смелея и обхватывая нижнюю губу. Горячее растекается под кожей, когда он осторожно касается твёрдых боков, словно старается удержаться на плаву, стоит Сану запустить пальцы в его кудри. Он прижимаются друг к другу сильнее, Сан кажется горячим и на ощупь, и через ткань футболки. От эмоций Чана кроет, обжигает горячей лавой, устремившихся по венам, голова лёгкая и как будто пустая, в то время, как внизу живота стремительно тяжелеет от приятного тепла и чужого веса. И вопреки всему жару и некоего напора, щёки и скулы у Сана пылают от смущения, он даже ненадолго утыкается Чану лбом в плечо, переводя дыхание и давая отдых наверняка так же выскакивающему сердцу. Всё кажется сладким сном, голова кружится от внезапной близости и дыхание застревает на полпути, сердце бешено стучит, а руки и губы будто сами по себе смелеют, позволяя большее. Сан будто случайно проезжается своей промежностью по его, и не заметить то, насколько сильно он возбуждён, невозможно. Брови Сана ползут вверх, но вместо того, чтобы остановиться, Сан повторяет движение, и теперь Чан замечает, что возбуждение обоюдно. Щёки горят, а тело затапливает смущением с желанием напополам. Дыхание становится громче, а движения ритмичнее, Чан не сразу отдаёт себе отчёт в том, что вцепился в упругие ягодицы, удерживая и направляя, и в то же время дурея от движения мышц под пальцами. Даже не сразу доходит, что Сан тоже его касается, напряжённых рук, плеч, боков, задевая косые мышцы пресса, и даже бёдер, которые кажутся каменными от возбуждения. Он слишком много об этом мечтал, чтобы сейчас замечать всё, это немного обидно, ведь так хочется запомнить до мельчайшей детали, но вместо крови у него кипяток, что мешает трезво мыслить. Живот скручивает желанием, по коже ползут мурашки, и волоски встают дыбом, словно у волка. Сана хочется ближе, насколько это возможно, хочется губами обхватить тёмный некрупный сосок, от вида которого зудит язык, так хочется по нему провести, наблюдая за реакцией. Совершенно неконтролируемо срывает крышу, от желания пятна перед глазами и дрожь в пальцах. Слои одежды не мешают, лишь подстёгивают фантазию, и в то же время позволяют ещё как-то балансировать на грани друзей и соседей, хотя Чан совсем не уверен в том, что это не станет концом всего. Ощущения смешиваются в безумный коктейль, и он ощущает только жар и закручивающееся узлом желание. В жизни у него бывало всякое, но чтобы подобраться к пику от одних только поцелуев — такого даже в подростковом возрасте не было. Сан выгибается в спине, открывая вид на красиво очерченные мышцы груди и шеи, и протяжно выдыхает. Сердце Чана пропускает удар, он безрезультатно пытается вздохнуть, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и его накрывает так мощно, как никогда прежде. Сан укладывается ему на грудь, оказываясь ухом у сердца, и затихает. Они прижимаются друг к другу словно после долгих лет разлуки, которых на самом деле не было. Хочется прикрыть глаза и тянуться за лаской всем телом, пока Сан ведёт носом от плеча, по шее и к уху, поддевая кольца серёжек. Они всё ещё тяжело дышат, отходя от пика, сладкая истома потихоньку отпускает. Чан не знает, как из начала вечера они нырнули в этот омут, и не хочет задумываться, пока Сан улыбается ему, тычась губами в щёку. От такой нежности почти физически больно, но боль какая-то сладкая и в то же время с горечью. — И как мы дальше? — тихо спрашивает Чан, обнимая Сана, но вздрагивает, когда вместо кожи натыкается на мелко трепещущие крылья. — Сан, это как? — Я в душ, — Сан уносится с такой скоростью, словно не он только что превращался в мурлыкающую лужу на его груди. И уже из ванной кричит: — Тебе тоже не помешает. — Угу, — ворчливо бормочет Чан, протирая и протирая глаза. Крылья незнакомые, тонкие совсем, прозрачно-радужные, совсем не такие, какими были раньше. Но, чёрт возьми, Чан готов поклясться, что видел крылья. Сан просачивается мимо него, закутавшись в халат и полотенце, уступая место в пропахшей пряностями ванной комнате. Душ он принимает наскоро, сердце грохочет как сумасшедшее. Ведь либо он сходит с ума, либо стал свидетелем чуда. Когда он выходит из душа, переодевшись в свежую одежду и промакивая волосы полотенцем, то так и застывает в коридоре, глядя на сидящего в позе лотоса на диване Сана. Лицо у него словно обострилось, выглядит настороженным, но всё же он поднимает руку и манит пальцем к себе. А Чан идёт, как привязанный, не смея оторвать глаз от Сана, одетого в одни только штаны. Одежда слишком многое скрывает. Чан ощущает себя голым под пытливым взглядом и по-дурацки хочется прикрыться и завизжать, как мышь из мультика. Взгляд Сана кажется совершенно иным. Не только не таким, как был, стоило ему переступить порог сегодня вечером. Совсем не таким, каким-то более человечным, что ли, мягким, открытым. Влюблённым? — Чан, я… давно хотел тебе сказать, что… — Ой, — Чан от неожиданности вскрикивает и тут же прикрывает ладонями рот. Спину жжёт огнём, и он выгибается, словно это убережёт от боли. — Ты тоже? — Что я тоже? — заплетающимся языком шепчет Чан, когда жжение перерастает в зуд. — Ты любишь меня? — у Сана глаза тоже вместо привычно узких почти круглые. — Любишь и молчал? — он смущённо чешет затылок, но всё же снова поднимает глаза. — Я тоже хорош, конечно, но даже представить не мог, что я тебе больше, чем друг… Внутри как будто взорвался фейерверк, кровь то приливает к лицу, то отливает, в ушах звенит и зудит, словно кто-то колоском щекочет. И спина зудит так, словно там муравьи бегают после того, как выпалили всё дотла. Чану дико хочется почесаться, но он не достаёт до зудящего места, а когда это всё-таки удаётся, то глаза распахиваются так, что ресницы едва к бровям не прилипают. — Что за…? — нащупывая странные выпуклости на спине, стонет Чан. — Крылья. Такие могут появиться только у по-настоящему влюблённых, точнее, обычно у человека, ведь у фейри есть свои. — Так вот почему у тебя радужная слюда за спиной? Значит, мне не показалось? — Да, потому, — лицо Сана заливает краской смущения, когда он раскрывает свои почти прозрачные крылья. — Они не обладают той силой, что настоящие, но наедине друг с другом мы можем летать, даруя крылья своей любовью. — Звучит как красивая сказка. — Как бы ни звучало, твои крылья точная копия моих, если не веришь, в зеркало посмотри, — в голосе Сана слышно удовлетворение происходящим и совсем немного сомнения, когда он прикладывает указательный палец к нижней губе. — Они вырастают лишь тогда, когда окончательно принимаешь свои чувства. И значит, что ты их принял. — Как и ты. — Как и я. — Можно прикоснуться? — Сан кивает, а Чан замечает, как дрожат его губы. Крылья на ощупь чуть прохладные, прикосновение отдаётся приятным разрядом по позвоночнику, а на пальцах остаются блёстки пыльцы. — Это невероятно... И знаешь, пожалуй, нам нужно научиться говорить о своих чувствах, чтобы не вышло чего-то дурного или недопонимания. — Согласен, нам стоит этому научиться во избежание впустую потраченного времени и нервов, — почесав бровь, кивает Сан. И выглядит при этом одновременно счастливым и поникшим, что говорит о том, что они с ним оба болваны. И молчали до последнего, пока сами обстоятельства не решили толкнуть их лбами так, что дальше просто случился тот самый пресловутый снежный ком и новогоднее чудо. — Кто бы ни отнял мои настоящие, родные, положенные по моей природе, ты подарил мне крылья, которые дарованы не всем. Значит, ты готов разделить со мной жизнь, а это дорогого стоит. Спасибо. Это ещё слаще, чем поцелуй. — Это было больше, чем поцелуй, — улыбается Чан, на что Сан морщит нос, отводя глаза. — Смущать меня вовсе не обязательно. Я не думал, что всё выйдет так. Но мне понравилось. Пробный контакт оказался выше моих ожиданий. — Тогда предлагаю повторить, — говорит Чан, и в глазах напротив вспыхивают такие многообещающие огни, что впору почувствовать себя добычей хищника..
5 января 2024 г. в 07:00