Тори и Помидорка

      Возвращаясь домой широкими улицами, полными блеклых в предвечернее время баннеров и прячущих за напускными улыбками свои проблемы горожан, страстно преданная искусству юница, нервно моргая сухими от беспросветности последних дней глазами, через дрожь мысленно рыскала руками, не оставляя попыток вновь обрести смысл и цель. Что может печалить главную знаменитость Альт-Сити, столицы мира? Между тем разве известность, слава и богатство имеют хоть какое-то значение, если не талантом Тори им обязана, если их истинная причина не поддержка молодого дарования, зародыша будущего гения, а особый род покровительства, полулегальный патронаж вроде повышения Кейт, нужный лишь как звено в цепи вездесущих заговоров всех против каждого в стремлении, навязав остальным роли шестерёнок, достигнуть своих личных целей. Да, Тори не знала ни о секте, созданной Шангрином для кормления самого себя; ни о шизоидных намерения Лоренса, не вписывающихся ни в официальную идеологию с верой в Алу и Терру, ни в религию культа Возродителя, ни в картину мира участников Сияния; ни о жуткой сети, расставленной маньяком Джоном; ни о великой системе обмана, созданной Ровоамом Кэлхуном. Но она успела коснуться и даже быть замешанной в планах Главного Инспектора, планах, согласно которым любой ценой, включая чужие жизни, по законам вероломства и расчётливого эгоизма обеспечивалась безопасность двух сущностей, Калеба и его родной сестры Кейт. Хотя болезненный срыв детских наивных иллюзий, как обычно предполагается, должен произойти рано или поздно в жизни каждого и привести к новому счастью и новым успехам, один неучтённый момент подрывал идиллию — отсутствие близких и настоящей, искренней поддержки.       Глядя воспалёнными глазами на грандиозные, монументальные по масштабу строения элитного района, в котором поэтесса с матерью поселилась недавно, Тори с болью вспоминала о том, что теперь и дома, и в обществе она одинока. Никто её не встретит на пороге, поскольку матушка в больнице. Небо по мере приближения к жилищу становилось всё более и более сумеречным. Фальш, пропитавшая каждую чёрточку вокруг, явилась воткнутым ножом в спину, когда любимый человек вернулся лишь для того, чтобы вновь ей воспользоваться, не заботясь о последствиях для неё. Мысли о недавней просьбе, пугающей и при этом желанной, путались в невозможность освободиться от иррациональной тяги к одному из них, чужих и бесчувственных людей, умело держащих маски, выбирая нужную в подходящий момент, но чем-то неизъяснимым зацепившему её.       Поворачивая ключ в двери, она чувствовала, как несмотря ни на что с неё слезает груз фантомов социума: обязанностей, ожиданий, тревог, страхов разочарования, судорожных попыток взглянуть на себя со стороны, чтобы оценить соответствие своего поведения, манер и внешности требованиям, явным или неявным, других, порой неизвестным и оттого ещё сильнее пугающих. Тори уже видела перед собой детскую розовую комнатку, обои с вальяжными белыми единорогами, кроватку, оставшуюся со школьных лет, и последнее утешение преданной всеми, добровольно пошедшей на предательство, и теперь, будучи запятнанной, лишённой даже права отстраниться от царствующего в Алотерре лицемерия.       Свободно вздохнув, поэтесса пытливо взглянула на Мистера Помидорку. Под мягким светом настольной лампы в белом, спасающем от вездесущего официоза, пижамном костюме Тори вновь обратила внимание на вопрос о невозможности преодолеть силу любви. Здесь, вдалеке от навязанных моделей, её юному взгляду независимость не казалась такой уж невероятной. Раскрыв маленькую книжечку и лениво перелистывая её, Тори зевала, прикрывая рот ослабевшей рукой. Развалившись на мягкой подушке и зажав между коленами огромный красный шар с зелёной шапкой и печально-весёлыми глазами, он почти не следила за содержанием текста и вскоре сложила книжицу у себя на груди. Подперев кулаками бледные щёчки, она довольно инфантильно впёрлась уставшими глазами в Мистера Помидорку, словно ответившего на её вопрошание: «Девочка, мы оба знаем, что мир взрослых беспощаден и не знает жалости к слабым. Ты и сама понимаешь, что любовь такая же навязанная системой иллюзия в целях усмирения тех, кто не в силах побеждать в многочисленных играх за первенство. Но у тебя есть я, который тебя никогда не осудит. При мне ты можешь оставаться ребёнком без опасений предстать игрушкой, развлечением в руках грубых, бесчувственных людей, находящих удовлетворение своему непонятному ощущению неполноты в потехе над слабыми. Нет, это место отгорожено, здесь правит сказка и детские мечты. Никто не смеет сюда вторгаться и нарушать уют чистотой радости»       Она покорно выслушивала точно соответствующие её ощущениям слова, мирно под них засыпала, проникала глубже в сновиденческий мир, населённый единорогами, друзьями, где они с мамой — справедливые и добрые Архонты, никому не отказывающие в помощи. Пусть завтра, стоит только покинуть квартиру и выйти на улицу, иные мысли, иные очевидности заполнят её разум и она пойдёт, как послушная овечка на заклание, давать роковой концерт, пусть что угодно. В одно она верит: мама обязательно поправится. А всё остальное неважно. Когда последняя дума растворилась, на её прижатом к Помидорке лице застыла наивная сияющая улыбка.