better than words

— И он не приедет? Сынмин закусывает губу и хмурится, настраивается, перед тем как ответить, чтобы не подать вида, что этот вопрос его задевает. — Нет, — тяжелый вздох предательски срывается и летит куда-то туда, где Джисон по ту сторону разговора явно его улавливает. — Ты же знаешь, как тяжело выехать в праздники, билеты давно раскуплены, а перекупщики задрали такую цену, что… Оправдания. Как же Сынмин их ненавидит. Ему хочется плюнуть на все, сбросить звонок, перед этим попрощавшись с другом, прекратить мусолить эту тему, но он не может. Джисон искренне о нем волнуется, как и все остальные их друзья, которые уже в курсе того, что Сынмин будет отмечать наступление нового года один. И это не было бы проблемой, если бы они так же не знали о том, как тому важно встретить его с любимым человеком, которого, как на зло, не будет рядом. — Ну знаешь, — претензия в чужом голосе ярко выраженная, она острыми когтями впитывается в грудь, что Сынмину резко становится тяжело дышать. — В прочем, ладно. А ты сам не надумал куда-нибудь поехать? К нам, например? Ты ведь знаешь, мы с Минхо всегда будем рады тебе. — Джисон, я так не могу. Сынмин изо всех сил сдерживается, чтобы не согласиться и не сорваться в гости. Одному невыносимо. Но разве он может потревожить маленькое семейное гнездышко своего друга, который наконец-то нашел любовь всей своей жизни и собирается отметить вместе с ним праздник? Да и Сынмину самому было бы невыносимо смотреть на то, как его Джисон с Минхо милуются, пока он сам вынужден переживать томящуюся в груди тревогу. — А родители? Нижняя губа начинает дрожать, когда Сынмин осознает, насколько он одинок. Он тяжело вздыхает. Опять. Этот разговор ему совершенно не нравится. Сынмин торопится его завершить, потому что дальше начнется тема, которая под запретом и заперта за десятью замками. — Джисон-а, мне там в дверь звонят, кажется, приехала доставка, — лжет Сынмин и натягивает улыбку, чтобы голос звучал пободрее. — С наступающим вас. Передай Минхо, что кошачий корм уже забран Сантой. — Сынмин… — Джисон замолкает. — Джисон, все будет хорошо. — Ладно, — наконец-то тот соглашается и Сынмин расслабляется. — Встретимся в двадцать четвертом! Телефон летит на кровать, с которой Сынмин наконец-то решается встать. До нового года осталось всего ничего, а он даже не готов к нему. Хотя ему и нет смысла готовиться. Этот день он планировал провести вместе со своим парнем, с которым они уже два года вместе. И это был бы их первый совместный Новый год, потому что прошлый они проводили каждый со своими семьями. Сынмин так ждал, что они начнут вместе готовиться: поставят пышную зеленую елку, украсят ее различными разноцветными шарами и светящейся гирляндой, а затем под ней будут появляться подарки, половину из которых они бы открыли на Рождество. И все шло по его плану. Они действительно украсили елку. Сынмин так хорошо помнит тот вечер, когда уставший после учебы Хенджин принес на себе остатки белого снега, который из-за контраста температур начал быстро таять. Им было так весело и здорово. Несмотря на то, что оба отсидели на нудных парах, их запал и ожидание праздника никуда не делись. Было так много смеха, улыбок и поцелуев, что их животы болели, пока яркие пунцовые губы горели. А потом план свернул куда-то не туда. Оказывается, после Рождества Хенджин хотел съездить домой к родителям, чтобы навестить тех. Он звал с собой Сынмина, но тот отказался, так как посчитал себя немного лишним на этом семейном собрании. Но он все еще не отчаивался! Между сборами и поцелуями Хенджин обещал, что пройдет всего несколько дней, Сынмин даже не заметит его отсутствия, как он вернется. И Сынмин верил. Дни без Хенджина были тоскливыми. Сынмин бы их сравнил с тем, как Белла Свон переживала расставание с Эдвардом Калленом. Время едва ли плелось, стрелка часов словно стала в несколько раз медлительнее, чем была раньше. И он хотел сидеть на плетеном стуле, накрытый пледом, чтобы провести эту муку перед окном, глядя на то, как пушистый снег покрывает улочки Сеула. Возможно, Сынмин излишне драматичен. Но его парень уехал за несколько сотен километров! Он имеет право быть таким! Конечно, Хенджин исправно ему писал, рассказывал о том, что происходит дома и присылал фотографии своей любимой собаки. Они созванивались, когда Сынмин возвращался с учебы домой и много-премного болтали, обсуждая все на свете. И тогда жизнь обретала яркие краски, Сынмин забывал о том, что находится в квартире совершенно один, заласканный нежным голосом Хенджина. А потом разговоры заканчивались, уши резали скомканные прощания, а на лице разбивались розовые очки, погружая мир во мрак. В какой-то момент что-то пошло не так. Хенджин забыл купить обратный билет. Сынмин почти плакал, но держался как мог, когда Хенджин бесконечное количество раз извинялся, говоря о том, что найдет любой способ вернуться домой. К нему. И Сынмин верил. Когда двадцать девятое декабря перешло в тридцатое, то вера стала шаткой. Хенджин ведь обещал, но как он мог вернуться в Сеул, когда просто нет никаких способов? И может, Сынмину бы не было так тяжело переживать эти дни, если бы ему тоже было куда уйти, но ему просто некуда. У друзей своя жизнь, свои планы и дела, он просто не может их нарушить своим присутствием, хоть те и клянутся, что только рады его видеть. Родители? У Сынмина их нет. Они перечеркнули все хорошее, что у него к ним было, когда тайное стало явным. С отцом у него всегда были натянутые отношения, тот старался слепить из Сынмина идеальную картинку, к которой сам стремился, но ничего не вышло. Отец хотел, чтобы Сынмин стал адвокатом! Или прокурором! А может судьей! Ну, чтобы стыдно не было. Сынмин этого не хотел, ему по душе было совершенно другое. И когда он сказал, что поступил в медицинский, то в очередной раз услышал то, что больше никогда не хотел слышать. Но в тот раз ему повезло, между им и отцом стала мама, которая как могла пыталась сгладить углы. И казалось, что все наладилось. Отец пересмотрел свои взгляды, понял, что быть врачом тоже престижно, Сынмин больше никак не реагировал на колкие комментарии, а мама была только рада тому, что в семье наступила идиллия. Пока его родители не узнали о том, что их драгоценный сын состоит в отношениях с парнем. С парнем, который вытащил Сынмина из такого состояния, о котором было страшно вспоминать. Хенджин стал его спасением. Мятое постельное белье еще хранит на себе запах Хенджина. Сынмин чувствует себя одержимым, когда пытается вдохнуть его как можно больше, потому что совсем скоро он исчезнет, смываемый мыльной водой в стиральной машине. Тридцатого по планам была уборка, но Сынмин перенес ее, чтобы потратить время на страдания и разговоры с Хенджином, который извиняясь признался, что, кажется, он застрял и у него не получится приехать тридцать первого. Пышная елка не приносит былого удовольствия, как и запакованные подарки под ней, которые непонятно, когда будут открыты своими хозяевами. Сынмин шаркая тапочками идет на кухню, перед этим бросив взгляд на часы. Через пару часов за окнами будут громыхать салюты, люди будут праздновать наступление нового года и новой жизни. А он? Сынмин включит гирлянду на елке и какой-нибудь фильм, подходящий по тематике. Если получится, то уснет, чтобы быстрее прошли мучительные дни без Хенджина. Горячий душ хорошо скрывает горькие слезы, которые больше нет сил держать внутри. Сынмин чувствует себя таким одиноким. Сильнее бьет только то, что сегодня Хенджин ему так и не позвонил, только написал с самого утра и пропал. Может быть, это его судьба? Потом на место слез приходит злость к самому себе. Хенджин ведь его звал с собой. Почему Сынмин не поехал? Зачем отказался? Кому он сделал лучше? Хенджин ведь тоже расстроен, Сынмин помнит каким был голос того, когда они говорили вчера перед сном. Полный разочарования и обиды. В холодильнике повесилась мышь, оставив после себя какие-то засохшие остатки еды. Сынмин задумывается о том, чтобы что-нибудь заказать. Например: роллы из японского ресторана, который не так давно открылся в их районе или может несколько коробок пиццы, чтобы наесться от души. Но ему едва ли что влезет, особенно сейчас, когда он час варился в кипятке, глотая соленые слезы. До Нового года остался час. Остудить себя Сынмин решается на балконе, в котором даже пол с подогревом не спасает от холода. Зима в Корее коварная. Завтра он обязательно пожалеет об этом, когда осознает, что выходить на мороз распаренным после душа с еще мокрой головой — настолько ужасная идея, что придумать ее мог только такой глупый человек, как Сынмин. А потом он слышит. Сначала один щелчок, после него второй и финальный третий. Ровно столько нужно, чтобы повернуть ключ и открыть входную дверь. Сынмин вылетает из балкона, забыв закрыть за собой дверь и запускает холод внутрь квартиры. Ноги сами его несут к шуму открывающейся двери. — Сынмин-а, — у Хенджина бешеный взгляд и сбитое дыхание, как будто он на своих двоих все это время бежал от своего родного города до Сеула, в руках вязаная шапка, которую он, видимо, снял, пока поднимался. — Я дома, щеночек. Сынмин застывает где-то на пороге, ему не хватает нескольких шагов, чтобы провалиться в крепкие объятия любимого. По правде говоря, он не верит в происходящее, не понимает, что происходит, но пытается это сделать. Как Хенджин оказался тут? Каким образом? — Хенджин? Ты…? Наверное, Сынмин раз десять повторил чужое имя, когда Хенджин сам к нему подлетел и сгреб в объятия и тогда слезы вновь почувствовали себя свободными. — Я так скучал, — Сынмин плачет, хотя это уже не от горя, а от облегчения и осознания того, что вот он, его Хенджин. — Я знаю, Сынмин-а, я тоже. Хенджин кажется тоже плачет, но Сынмин не видит этого за пеленой собственных слез. Поцелуй выходит соленым и не понятно из-за кого, но для них двоих это был самый сладкий и желанный, который только мог быть. В нем накопилось столько всего: переживание, тоска, боль и огорчение, на смену которых пришло столько светлых и ярких чувств. — Я тут, щеночек. Теперь я рядом. До нового года остается совсем немного, когда оба оказываются обнаженными на чистой постели. Хенджин словно изголодавший, его прикосновения жадные, но все еще осторожные и трепетные. Сынмин наслаждается чужими ласками, подставляется, когда его со всех сторон гладят и трогают, сжимают. Ему так не хватало этого. Так не хватало его Хенджина. — Я привез твои любимые роллы. — Хорошо, — Сынмин кивает головой и помогает Хенджину, когда осторожно и самостоятельно насаживается на его пальцы. В комнате становится невыносимо жарко, но никто не жалуется на это, хотя Сынмину не хватает юркого сквозняка, который бы просочился с балкона, заботливо закрытого Хенджином, чьи губы в какой раз за последние несколько минут оставляют поцелуи на его голой груди. — Мне было так плохо без тебя, — Сынмин доверчиво прижимается, признается в том, что дни без Хенджина были ужасными. — Я тысячу раз пожалел, что оставил тебя одного. Они вновь сливаются в поцелуе, какой раз за эти жалкие минуты воссоединения. Сынмин впервые за все эти дни чувствует настолько хорошо и счастливо. Наконец-то он не один. Наконец-то вернулся его Хенджин, без которого ему было просто невыносимо. Тоска и печаль наконец-то покидают его, потому что Сынмин больше не один. В новогоднюю ночь под взрывы яркого салюта Хенджин и Сынмин становятся одним целым, наконец-то воссоединившись после длительной для любящего сердца разлуки. И утром, после того как испорченные роллы будут выкинуты, потому что ночью было не до них, а новые заказаны, Сынмин услышит увлекательную историю о том, как добирался до Сеула. Спойлер: почти на оленях и ярко-красных санях. А потом они пообещают друг другу, что больше никогда не расстанутся на столько дней и километров между ними. Ведь оказалось, что для двоих такое испытание оказалось пыткой, которая только закрепила прочность этих отношений.