***
С тех пор как Шэнь Цинцю выгнал всех из дома, Лю Цингэ бродил по территории, как призрак. Сначала он задержался возле входа в Бамбуковый домик, пока Шэнь Цинцю не отругал его, затем вернулся на пик Байчжань, собрал группу учеников для хорошего спарринга, чтобы исполнить свой долг Лорда Пика, а затем отправился на поиски Лю Минъянь для чаепития и беседы. — Гэ следовало бы потратить это время на оттачивание своих навыков ухаживания, — упрекнула Лю Минъянь, наливая чай, в то время как ее брат отдыхал в ее комнате. — Я заучивал наизусть эти стихи, которые нашел на столе Шисюна, — сказал Лю Цингэ, доставая экземпляр книги, которую он откопал во время своего ученичества. Он не осмелился вынести личную коллекцию Шэнь Цинцю на улицу, чтобы они не встретились. — «Тихая мирная мелодия» Ли Бая? Классика, но очень романтичная, — одобрительно сказала Лю Минъянь. Затем она пробежала по комнате, вытаскивая книги из-за мебели и других небольших щелей, прежде чем сунуть стопку ему в руки. Лю Цингэ и не подозревал, что можно спрятать так много книг подобным образом. — Тебе следует больше заниматься, — просияла она, прежде чем подбежать к двери. — Я оставлю тебя одного, чтобы ты мог побыть наедине. Дверь захлопнулась с громким щелчком, так, будто Лю Минъянь закрыла ее с большей силой, чем было необходимо, и Лю Цингэ вскоре нашел причину, в виде нескольких страниц в первой книге из стопки. Он издал сдавленный возглас удивления, перечитывая отрывок, сомневаясь, что правильно понял его с первого раза. Он прочитал все правильно. Нет, это было слишком сложно для него, поэтому он пролистал книгу, нервно пробегая глазами по тексту, пока не дошел до сцены поцелуя. Целоваться было достаточно легко, верно? Хотя одной мысли о том, чтобы прижаться губами к губам Шэнь Цинцю, было достаточно, чтобы его лицо вспыхнуло. Он не удивился бы, если бы прямо сейчас, когда он продолжит чтение, от его кожи пойдет пар. Почему у Лю Минъянь такая большая коллекция рассказов такого типа? Лю Цингэ быстро выглянул из комнаты, и, как только убедился, что в коридоре никого нет, вернулся обратно, опускаясь на колени с книгой перед собой. Он сжал кулак, используя большой и указательный пальцы, чтобы соорудить импровизированный рот, и прижался к нему губами, сохраняя их мягкими и податливыми, как написано в книги, было ли это так? Он осторожно лизнул, вздрогнув от ощущения. Было ли это правильно? Лю Цингэ нахмурился, это казалось ему неправильным. Он никак не мог попросить Лю Минъянь объяснить или поправить его, поэтому Лю Цингэ взял несколько книг и направился к единственному человеку, у которого Лю Цингэ мог спросить. Он неловко постоял перед боковым входом в Теплый Красный Павильон, прежде чем войти, держа в руках корзинку с фруктами. Лю Цингэ не знал, какие цветы понравятся, поэтому он выбрал их вместе с коробкой разнообразных закусок к чаю в соседнем магазине. — Чему я обязана этому визиту, Бессмертный Мастер? — Лениво спросила Мадам Чэн, женщина средних лет с нахмуренными бровями и густыми духами, глубоко затягиваясь своей трубкой. Другие цветы смотрели на это с опаской, и Лю Цингэ понимал их. — Я пришел извиниться за свое неподобающее поведение. Я действовал опрометчиво, ничего не понимая. Мне жаль, — сказал Лю Цингэ, передавая корзины с фруктами и чайными закусками. Цветы взволновано шептались, жадно глядя на закуски. — Следуйте за мной, Бессмертный Мастер, — сказала мадам Чэн, с одобрением оглядывая подарки, прежде чем отвести Лю Цингэ в одну из неиспользуемых комнат. Это была не очень просторная комната, но достаточно большая для стола и некоторых инструментов, а также простых игр, которыми можно было развлекать клиентов. — Я не думаю, что Бессмертный Мастер спустился вниз только для того, чтобы извиниться, — сказала мадам Чэн. — Хотя эта покорная слуга и мои цветы насладятся широким выбором, который мастер Лю приготовил для нас сегодня. — Что ж, я рад, — неловко сказал Лю Цингэ, который не был уверен, как подойти к этой теме. Мадам Чэн выжидающе посмотрела на Бога Войны, который сдался под ее понимающим взглядом. — Я ищу частные уроки! — Выпалил Лю Цингэ, покраснев от своих слов, прежде чем передать роман Лю Минъянь. Или, по крайней мере, он надеялся, что это были романы, а не правдивые рассказы. — О боже, — Сказала мадам Чэн, приподняв бровь, просматривая страницы. — Вам будет сложно начинать с этого… Ах, я думаю, это хорошо. Пожалуйста, подождите минутку, Бессмертный Мастер. Она хлопнула в ладоши, и появилась другая девушка с чаем, маленьким ручным зеркальцем и клубникой. Мадам Чэн взяла зеркало и передала его Лю Цингэ, который принял его с озадаченным выражением лица. — Вот, прижмись ртом к клубнике, — сказала мадам Чэн, зажимая клубнику между губами Лю Цингэ и зеркалом. — Осторожно покусывай ее, не вгрызаясь в клубнику. И вот так ты целуешься, Бессмертный Господин. Лю Цингэ кивнул, пытаясь следовать указаниям мадам Чэн, внезапно почувствовав себя очень неловко. Его челюсть напряглась, когда он случайно откусил кусочек, пытаясь держать клубнику от соскальзывания. — Еще раз, — пожурила мадам Чэн, кладя на зеркало еще одну клубнику. — И более нежно. Вы слишком сильно прижимаете клубнику к зеркалу, заставляя ее сползать вниз. — Сначала поцелуйте в губы, слегка приоткрыв рот. Поцелуи подобны танцу, вы должны спросить разрешения у своего партнера. Если мастер Шэнь приоткроет губы, вы можете медленно, нежно просунуть внутрь свой язык, но остановиться, когда ваш язык встретится с его языком. Лю Цингэ издал сдавленный звук при упоминании имени Шэнь Цинцю, и мадам Чэн смерила его холодным взглядом. — Сосредоточься, — строго напомнила она. — Поцелуи — это танец, не засовывай свой язык внутрь. Из-за тебя твой партнер задохнется. Это продолжалось несколько шичэнов, пока мадам Чэн не одарила его удовлетворительным взглядом, и Лю Цингэ выскользнул из Теплого Красного Павильона с накрашенными ярко-красными губами и слегка пахнущий клубникой. На следующий день он вернулся на второй урок, поскольку ему все еще было запрещено посещать Бамбуковый домик. Шэнь Цинцю отвел Ло Бинхэ и Нин Инъин в отдельную часть пика, и ему не разрешили последовать за ними. — Сегодня мы начнем с чего-то более продвинутого, но в то же время простого, — сказала мадам Чэн, вручая Лю Цингэ парочку тангулу. — Представьте, что это столб Мастера Шэня, — сказала мадам Чэн, игнорируя смущенные звуки, которые издавал Лю Цингэ. — Это простой способ доставить ему удовольствие. Лю Цингэ уставился на сладкое лакомство с красным, как свекла, лицом, потрясенный тем фактом, что он никогда не сможет купить еще одно тангулу для Шэнь Цинцю, не вспомнив этот момент. — Это сладкое угощение, и вы должны относиться к нему соответственно, — продолжтла мадам Чэг. — Вы будете вести себя так, будто это самая сладкая вещь в мире, независимо от того, что чувствуете. В конце концов, сегодня мы сосредоточены на удовольстивии мастера Шэня. — Здесь важна прелюдия. Не переходите сразу к тангулу, дайте ему этого захотеть. Сначала поцелуйте его в губы, потом во внутреннюю часть бедер. Используйте свои руки и медленно, нежно царапайте его кожу ногтями, пока он не начнет умолять вас о большем. Теперь поцелуй его, прежде чем взять в рот. Лю Цингэ кивнул, прижимаясь гуами к кусочку засахаренной клубники, прежде чем погрузить ее в рот. — Без зубов. Будьте тверды, но нежны, двигайте языком нежнее, мастер Лю. Дайте сахару растаять у вас во рту, — напоминала мадам Чэн. — Головка — самая чувствительная часть, поэтому о том, что доставляет вам удовольствие. Лю Цингэ провел языком по нижней части, медленно проводя им по местам, которые, как он помнил, доставляли ему удовольствие, не ощущая ничего, кроме сахара и клубники. Он подумал, будет ли Шэнь Цинцю таким же сладким на вкус, и покраснел от этой мысли. Мадам Чэн издала удовлетворенный звук и продолжила свой урок. — Это приятное времяпрепровождение. Подбадривайте себя, дразните его, заставляйте хотеть большего, — сказала мадам Чэн. — Время от времени поднимайте глаза и поддерживайте зрительный контакт, покажите ему, что вы его хотите.***
— Ты уверен, что мы все делаем правильно? — Ворчал Ло Бинхэ, пока они шли по бесцветному пейзажу грез, обрывки снов кружились и оседали вокруг них, как легкий туман. — Сосредоточься, — пожурил Мэнмо. Сказочный пейзаж перед ними начал обретать форму кусочек за кусочком, по мере того как он складывался воедино, отдаленно напоминая мужские спальни на пике Цинцзин. Деревянная колонна была неровной и смещенной по центру, а цвета бамбуковых стеблей, покачивающихся снаружи, были пригулешнными, но при виде двери Мин Фаня у Ло Бинхэ перехватило дыхание. — Видишь, похоже, что выбор интересующего человека все-таки был правильным. Наконец-то тебе удалось правильно ходить во сне, — прихорашивался Мэнмо, явно довольный собой и прогрессом которого достиг Ло Бинхэ. — Ну, это, конечно, не идеально, но должно быть достаточно, чтобы одурачить твоего дашисюна на некоторое время. Ло Бинхэ резко вдохнул и толкнул дверь, она слегка скрипнула в знак протеста, открывая вид на сгорбившегося над столом Мин Фаня и бормочущего что-то себе под нос. В комнате было темно, если не считать лунного света, проникавшего в окно, и маленькой масляной лампы на столе, наполнявшей комнату мягким сиянием. Было тихо, если не считать мягкого царапанья кисти по бумаге и тихого бормотания. — Дашисюн? — Осторожно позвал Ло Бинхэ, зарывая за собой дверь с тихим щелчком. Мин Фань обернулся и жестом пригласил его сесть на кровать. — Что делает Дашисюн? — Спросил Ло Бинхэ, усаживаясь на кровать и с любопытством заглядывая через плечо Мин Фаня. — Фу, я больше не могу писать, — заскулил Мин Фань, проводя руками по лицу. — Есть не так много способов, которыми я могу объяснить значение Нефритовой Горы. — Нефритовая гора? — «Если мы не сможем встретиться на Нефритовой Горе, то обязательно встретимся на Нефритовой террасе, греющейся под мирным лунным светом», — объяснил Мин Фань, зачитывая свою работу. — Ли Бай использует образы Нефритовой Горы, которая является домом для фей, чтобы описать, что любимая наложница императора так же красива, как и феи. — Это так банально и преувеличенно. Кто бы на самом деле поверил в такую чушь, — пробормотал Мин Фань себе под нос, нахмурив брови и продолжая записывать свои мысли. Он выглядел таким уравновешенным, кагда лампа мягко освещала его лицо, а волосы были распущены и ниспадали мягкими, нежными волнами. Его руки были перепачканы чернилами, и внезапно Ло Бинхэ вспомнил то время, когда он был обмотан бинтами и так нежно держал в руках кулон, будто это была самая важная вещь на земле. — Я могу в это поверить, — тихо сказал Ло Бинхэ, слова слетели с его губ еще до того, как он осознал что сказал. Он покраснел и внезапно обрадовался, что Мэнмо предоставил его самому себе и прогуливается где-то в мире грез, так что Ло Бинхэ пока не придется терпеть его поддразнивая. — Я и не думал, что Ло-шиди такой романтик, — поддразнил Мин Фань, в его глазах блеснули веселые искорки. Ло Бинхэ покраснел от комплимента, даже кончики его ушей покрылись розововым цветом. Это был первый раз, когда Мин Фань назвал его Ло-шиди? — Почему Дашисюн работает над заданием? Я не помню, чтобы Шицзунь задавал нам это. Мин Фань застонал, снова закрыв лицо руками. Он поглядывал за Ло Бинхэ сквозь щели, как ребенок, которого застукали за тем, что он опускает руку в банку с печеньем, это было восхитительно. — Это сон, верно? — Осторожно спросил он, и Ло Бинхэ яростно кивнул. — Хорошо, я расскажу тебе только потому, что это сон, хорошо? — Когда я проявился, я подумал, что это конец. Я думал, что Шицзуню придется выбрать другого старшего ученика, а меня отправят домой. Поэтому, когда вы с Нин Инъин навестили меня на днях и передали классную работу, чтобы я мог наверстать упущенное, я был так счастлив, даже если это было домашнее задание по поэзии, — признался Мин Фань, недовольно ворча. — Чжаньмэнь-шибо услышал последнюю часть и в итоге рассказал Шицзуню, хотя я попросил его этого не делать. — Чжаньмэнь-шибо хуже всех, — торжественно сказал Ло Бинхэ, сдерживая улыбку. Он видел, как Шэнь Цинцю достал еще несколько планов уроков и отправил их на пик Цяньцао, когда Му Цинфан приезжал на обследование, но до сих пор понятия не имел, по какой причине. — Худший, — согласился Мин Фань и затем повернулся. — Хорошо, дай мне посмотреть. — Что посмотреть? — Твое домашнее задание по поэзии. Мы ведь договаривались, верно, муж? — Сказал Мин Фань, посмеиваясь про себя. Он притянул Ло Бинхэ к себе, позволяя ему сесть в кресло, и перегнулся через его плечо. После этого Ло Бинхэ почти ничего не слышал, кроме шума крови, стучащей в его ушах, и слова «муж», так сладко звенящего в его мозгу, рассеивающего все остальные мысли по ветру, как семена одуванчика. Он чувствовал теплое дыхание Мин Фаня, щекочущее уши, и руку на своем плече, тепло, просачивающееся сквозь туманный пейзаж сна. Запах жасмина и бергамота пропитал комнату, смешиваясь с запахом чернил и бумаги, и от этого в голове у него все смешалось, притупив все высшие функции мозга. Всегда ли сны были такими яркими и сильными? Ло Бинхэ вздрогнул и проснулся, превратив вскрик в тихое хныканье, чтобы не разбудить Шэнь Цинцю. Солнце начинало подниматься, заглядывая в окно и освещая его несчастную нижнюю половину тела. Будущий император демонов недоверчиво уставился на свою напряженную эрекцию, прежде чем спрятать лицо в ладони, тихо поскуливая от смущения. — О, это было так приятно, да? — От души расхохотался Мэнмо, сгибаясь пополам от смеха. — Я немного прогулялся для своих усталых, старых костей и пропустил все самое лучшее! О боже, о боже милостливый. Он так облажался. И из всех людей именно с Мин Фанем. — Что ж, если подумать, твой дашисюн не так уж и плох. Он приятный для глаз омега с высоким уровнем самосовершенствования, — сказал Мэнмо, радостно хлопая в ладоши. — Прекрасный кандидат в мои ученики, если позволишь. Лучше схватить его по-быстрому, пока до него не добрались другие. — Дашисюн — не кусок мяса, — проворчал Ло Бинхэ, внезапно вспомнив тепло Мин Фаня и огонек в его глазах. Он все еще чувствовал тепло рук Мин Фаня, лежавших на его плече. — Нет, это не так. Но в глазах многих людей он — очень ценный приз, — напомнил Мэнмо. — Не забывай об этих подарках и ухаживаниях. Это только те, что присланы сюда. Представь, сколько их в поместье Мин.***
Лю Цингэ понятия не имел, что послужило толчком к этому, но с тех пор, как Бог Войны утешил Ло-шиди на пике Цяньцао, Ло Бинхэ несколько привязлся к нему, и однажды днем Ло Бинхэ наливал ему чай на пике Байчжань после того, как он вернулся со встречи с информаторами в поисках нового человека. Цю Хайтан. Кто сказал, что он плохо ладит с детьми? — Я перейду к делу, Лю-шишу, — торжественно сказал Ло Бинхэ, его обычно непринужденное поведение внезапно стало очень серьезным. — Этот человек хотел бы знать, как Лю-шишу ухаживал за Шицзунем. Лю Цингэ поперхнулся чаем. Он был неправ, когда думал, что плохо ладит с детьми. — Н-ну, это… мы просто поссорились… Нет, — заикаясь, произнес Лю Цингэ, покраснев от вопроса. Боже, милостливый, что он вообще мог сказать такого, что было бы уместно? Он повсюду следовал за Шэнь Цинцю и бросал ему вызов на каждом шагу, вплоть до того, что их отношения испортились настолько сильно, что другие пиковые лорды просили Лю Минъянь отругать его? Лю Цингэ пытался загладить свою вину с того рокового дня в пещерах Линси, поэтому он решил поделиться смягченной версией того, что прошло хорошо. — Я приношу ему тангулу, — наконец неуверенно предложил Лю Цингэ, внутренне поморщившись от того, как это прозвучало, и когда это было произнесено вслух. — И я иногда рассказываю ему забавные истории. Похоже, это сработало, поскольку дало Ло Бинхэ пищу для размышлений. — Почему ты вдруг заинтересовался этим? — Спросил Лю Цингэ. «Ты единственный человек, у которого есть опыт в подобных попытках добиться расположения твоего шисюна омеги, — насмешливо фыркнул Мэнмо. — Но очевидно, что ты что-то делаешь правильно, потому что это все равно лучше, чем то, что делал Ло Бинхэ.» — Ничего такого! — Ло Бинхэ ответил с вымученной улыбкой, изо всех сил старясь игнорировать Мэнмо. — Просто любопытно. Лю Цингэ внимательно изучал Ло Бинхэ, и тот вздрогнул под понимающим взглядом Бога Войны, чувствуя себя скорее добычей, которую вот-вот убьют, чем кем-либо еще. — Это имеет какое-то отношение к Мин Фаню? — Нет! Ну, да, — неохотно признал Ло Бинхэ, печально опустив плечи. Какой смысл был лгать Лю-шишу, единственному человеку, который мог бы посочувствовать его бедственному положению? Мэнмо был слишком занят, борясь с приступом астмы после того, как слишком сильно посмеялся над Ло Бинхэ, и он содрогнулся, узнав, какой может быть реакцией Шэнь Цинцю, обнаружившего новообретенное восхищение Ло Бинхэ своим главным учеником. — По крайней мере, это не Нин Инъин, Шэнь Цинцю лично сбросил бы тебя в Бездну! К сожалению, вскоре Ло Бинхэ обнаружил, что между парами не существует секретов, и позже тем же вечером он попал в засаду, когда подавал чай после ужина. Ничего хорошего никогда не происходит, когда он разливает чай. — Это Мин Фань, — криво усмехнулся Шэнь Цинцю, и Ло Бинхэ застыл, как вкопанный, даже когда чай начал переливаться через край чашки. Он выругался, прежде чем вытереть воду тряпкой, намереваясь извиниться и сбежать через боковое окно. Он вдруг затосковал по старому деревянному сараю. — Этот мастер уже некоторое время знает о твоих чувствах, — добавил Шэнь Цинцю, осторожно забирая чашку из рук Ло Бинхэ. — Ло Бинхэ забыл, как рычал на Му Цинфана за то, что он пытался забрать Мин Фаня во время его проявления? Или как Ло Бинхэ смотрел на свое отражение в зеркале после драки с Мин Фанем? «Я же говорил, что это вернется, чтобы укусить тебя, — хихикнул Мэнмо.» Ло Бинхэ покраснел при этом воспоминании и больше всего на свете хотел, чтобы сейчас появилась дыра и поглотила его за раз. Возможно, если он будет достаточно усердно молиться, сможешь спрятаться в бездне до конца своей жизни. — Я не осуждаю, хотя Бинхэ придется постараться, — спокойно сказал Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ поднял глаза уставившись на своего учителя с выражением недоверия на лице. Учитель не осуждает? разве это не значит что Шицзунь одобряет? Тогда возможно просто возможно, У Ло Бинхэ есть шанс. — Шицзунь думает, что у меня есть шанс? — С тоской спросил Ло Бинхэ, его глаза наполнились надеждой. — Ни за что на свете, — твердо ответил Шэнь Цинцю и, увидев удрученное лицо Ло Бинхэ, откашлялся и добавил. — Однако, если Бинхэ сможет проявить себя на предстоящей конференции Бессмертных и заслужить имя, это будет шагом в правильном направлении. Ло Бинхэ просиял, и на секунду Шэнь Цинцю почти увидел радостно виляющий хвост позади него, мысль об этом вызвала улыбку на лице Шэнь Цинцю. — Этот мастер будет следить за твоим обучением, — сказал Шэнь Цинцю. Если бы ему рано или поздно пришлось отдать Мин Фаня этим животным, то он предпочел бы отдать своего старшего ученика маленькому зверьку, которого уже растил. Ло Бинхэ уже проявил лучшие манеры, спросив совета у своих шишу и шицзуня, в отличие от животных, которые сочли хорошим решением посыпать подарки афродизиаком. — Что касается Мин Фаня, накорми его своей стряпней. Это полезнее, чем ты думаешь, — вздохнул Шэнь Цинцю. Его главный ученик, хотя и прилежно выполнял свои обязанности, часто легко поддавался очаровательному личику, вкусному угощению или обещанию веселой ночи, и Ло Бинхэ уже выполнил два из трех требований.***
К сожалению, вместе с подарочками для Мин Фаня, в Бамбуковом домике начали появляться подарки, адресованные Шэнь Цинцю, поскольку ходили слухи, что на пике Цинцзин живет еще одна омега, с полностью сформировавшимся золотым ядром. От этих подарков избавлялись вместе с подарками Мин Фаня, пока один альфа не решил, что подарков недостаточно, и загнал Шэнь Цинцю в угол в бамбуковом лесу. Он был стереотипным альфой, которых Шэнь Цинцю видел много раз раньше. Высокий, с широкими плечами и красивым лицом. И по какой-то причине все они думают, что это делает их божьим даром на этой грешной земле. — Шэнь Цинцю, от тебя правда захватывает дух, как и говорят слухи, — сказал альфа с радостным смешком. — У этого мастера хватит смелости сказать, что он уже ждет ребенка, — сухо сказал Шэнь Цинцю. Его живот уже начал появляться, и теперь, когда это не было секретом, он перестал пытаться скрывать его. — Но нет метки спаривания, — сладко заметил альфа. — Есть простое средство от твоей маленькой… Проблемы. Я могу снова привести тебя в порядок. Глаза Шэнь Цинцю опасно сверкнули, когда он с громким хлопком раскрыл веер, осторожно обмахиваясь. — Только если этот господин обещает быть нежным, — сказал Шэнь Цинцю, и его голос сочился ядовитым сахаром. Драка закончилась через секунду, и альфа оказался на земле, сердито рыча больше всего на свете из-за раны, нанесенной его гордости. Работа веера Шэнь Цинцю была такой же элегантной и смертоносной, как и его мастерство владения мечом, и от этого зрелища захватывало дух, словно распитие прекрасного вина теплым вечером, а Лю Цингэ спокойно любовался зрелищем со стороны, сидя на дереве, как ястреб, если понадобится. — За этим мастером не нужно присматривать, как за ребенком, Лю-шиди, — раздраженно фыркнул Шэнь Цинцю, но в его словах не было недовольства. — Я просто восхищаюсь твоими навыками, Шисюн, — мягко сказал Лю Цингэ, спрыгивая с ветки дерева. Шэнь Цинцю поднес веер к лицу, чтобы скрыть растущий румянец на щеках. Альфа решил воспользоваться тем, что его отвлекли, и бросился на Шэнь Цинцю, который затем без слов вырубил его краем своего веера, пропитанного ци. Он сердито зашипел от боли и снова попытался броситься на Шэнь Цинцю, как безмозглый зверь, но был заблокирован Лю Цингэ. Альфа свирепо посмотрел на Лю Цингэ, который стоял как непоколебимая скала, прежде чем сорваться с места и исчезнуть в гуще бамбукового леса. Им придется устранить эту брешь в системе безопасности. Возможно, своенравного ученика подкупили, чтобы он поднялся на гору. Неважно, Юэ Цинъюань уже разрабатывал контрмеры. — Ничего себе, — фыркнул Лю Цингэ, не впечатленный проявлением трусости, и переключил свое внимание на Шэнь Цинцю. — Шисюн, я могу? Шэнь Цинцю безмолвно протянул руку, позволяя Лю Цингэ понюхать железы на своем запястье, когда Бог Войны нежно прижался к нему носом. Этот альфа распространял свои феромоны повсюду, пытаясь добиться расположения Шэнь Цинцю, и теперь они прилипли к воздуху как слизь. — Можно мне продолжить, шисюн? — Спросил Лю Цингэ, стараясь, чтобы в его голосе не слышалось нытья. И снова Шэнь Цинцю согласился, притягивая лицо Лю Цингэ вплотную к своему и позволяя своему альфе получить доступ к чувствительной коже затылка. Он вздрогнул, когда Лю Цингэ прикоснулся к нему, чувствуя, как тепло проникает под его кожу. Воздух теперь был наполнен запахом дождя и земли, а в основе всего этого лежал оттенок возбуждения. — Лю-шиди, — мягко упрекнул Шэнь Цинцю. — Какие странные желания могут возникнуть у тебя после того, как ты видишь, как омега расправляется с альфой. — Шисюн был таким хорошеньким, — сказал Лю Цингэ, морща нос пытаясь вспомнить стихотворение. — Облака напоминают мне о твоем одеянии, цветы напоминают о твоем лице, весенний ветерок обдувает перила, роса великолепно сочная. — Ли Бай, — сказал Шэнь Цинцю, слегка удивленный. — Лю-шиди начал изучать поэзию? — Иногда, — признался Лю Цингэ, вибрация проникла в чувствительную кожу Шэнь Цинцю, заставив омегу тихо ахнуть. — Надеясь произвести впечатление на Шисюна. Шэнь Цинцю промурлыкал в ответ, довольный этим жестом, когда воздух стал цветочным и сладким. Лю Цингэ притянул его ближе, и что-то твердое коснулось бедра Шэнь Цинцю. Омега, думая, что это рукоять Чэн Луаня упирается ему в бок, потерся об нее, надеясь переместить меч в менее раздражающее положение, когда Лю Цингэ внезапно застонал, заставив Шжнь Цинцю удивленно вытаращить глаза. — Я, это… Шисюн! — Лю Цингэ пролепетал, отстраняясь, лицо его было ярко-красным от смущения. Шэнь Цинцю внимательно изучал его, втайне наслаждаясь тем, как Бог Войны извивался под его горящим взглядом. Он вспомнил, как чувствовал руки Лю Цингэ на своей талии и какими теплыми они были, переплетенные с его собственными, во время его разговора с Юэ Цинъюанем. Он вспомнил, как Лю Цингэ отстранился при первых признаках того, что-то не так, и отвлек его напоминаниями о настоящем: видом Бамбукового домика с разбросанными повсюду его личными вещами, звуком покачивающихся на ветру стеблей бамбука и теплом ладони Лю Цингэ, прижатой к его собственной. Он не думал, что после Цю Цзяньло возможна какая-либо близость, поскольку этот монстр уничтожил всю мягкую и любящую часть Шэнь Цинцю и сохранил ее для своего жадного «я» даже спустя долгое время после его смерти. Прикосновение напугало Шэнь Цинцю, вернув его к тем ночам в поместье Цю, когда Цю Цзяньло сидел на кровати, как жалкий упырь. Воспоминание об этом вынудило Шэнь Цинцю на долгие годы замкнуться в себе, заставляя его набрасываться и ссориться со своими воинственными братьями и сестрами и видеть тени там, где сиял солнечный свет, но все же запах дождя и земли смыл монстра, очистив кровь, которая мучила Шэнь Цинцю в ночных кошмарах. А с Лю Цингэ все было хорошо, как обильный урожай после бури, а с А-Юанем в животе и Ло Бинхэ в его боковой комнате. Мин Фань становился лучшим старшим учеником, и Шэнь Цинцю снова разрешили видеться и проводить личное время с Нин Инъин. Ци Цинци опустила голову и извинилась, и, самое главное, они с Ци-гэ наконец-то помирились после целой жизни недопониманий. Шэнь Цинцю до сих пор не осознавал, как много Цю Цзяньло на самом деле отнял у него, и он не хотел давать этому ублюдку ничего другого. Три пожатия. Лю Цингэ посмотрел на него снизу вверх, разинув рот от удивления, как рыба, вытащенная из воды. Шэнь Цинцю рассмеялся бы, увидев, что Лю Цингэ выглядит так забавно, словно ребенок, которого застукивали за тем, что он тайком стащил с кухни лишнюю закуску, если бы не его собственная растущая потребность. — Не здесь, — сказал Шэнь Цинцю, кончики его ушей покраснели.