Я убью (люблю) тебя

Турбо дома старается не появляться, но ночевать где-то нужно, отец как и обычно бухает, а следом белку ловит, с кулаками лезет, думая, что Валера не сможет ответить, сможет, ему теперь не пять лет. Он уйти решает, в кроссовки запрыгивает быстро на кухню взгляд стараясь не кидать, папаша своим помутненным взглядом завидев копошение в коридоре, конечно же, не остается молчаливым и к нему идет. — Куда собрался?! Небось опять по городу шароебиться, разгильдяй! — он замахивается, ударить собирается, но Турбо понимает — ничего сильного этот пьяный кусок мяса сейчас выдать не сможет, он отвечает ему быстро, злость выплескивая, по носу ударяет, тот отшатывается, за больное место хватаясь, с трудом, но не падает, а Турбо усмехается, хоть в чем то алкоголь бате помог, с ним боль не так сильно ощущается, он как обезболивающее. Перед тем, как отец сможет выдать что-то в ответ, Валера за дверью скрывается, куртку захватив. — Ублюдок… — Цедит сквозь зубы, пока по ступенькам сбегает, раздражение чувствует, что пятнами яркими мелькает. Очень часто отец вызывал в нем желание убить его, да такое сильное, что трясло не по-детски, он иногда срывался и забивал того сильно, но на последних порах останавливался, понимая, что если на тот свет отправит, то сядет далеко и надолго, а будь его воля давно б прибил эту суку, да с таким удовольствием, что от самого себя жутко, это ведь из-за этого урода мать в окно выйти решила, все бросив. Он по сторонам оглядывается, на улицу снегом покрытую смотрит, сигарету прикуривает, пальцами слегка подрагивающими, воздух холодный вдыхает, что горло режет. Теперь единственное место куда можно пойти — качалка, хотя, там наверняка старшие бухают. Дверь со скрипом открывается, привлекая их внимание, они в каморке сидят, что единственная тут свет излучает. — Опа, какие люди — Кащей на диване как и обычно, он стопку ко рту подносит, глазами хитрыми мелькает. — Кащей, я тут побуду ладно? — Турбо на старших с опаской смотрит, знает, что прогнать могут, уши лишние не нужны. — Ну конечно, малой, все свои — Автор взгляд разрешающий на него пускает, в глаза заглядывает с ухмылкой нетрезвой, Демид на старшего возмущенно смотрит, возразить хочет, но одного только предупреждающего взгляда кащеевского из-под ресниц хватает, чтобы тот затнкулся незамедлительно. А Кащей по дивану рядом с собой хлопает, приглашает, Турбо шапку снимает, садится, чувствует как тело понемногу отогреваться начинает. Старшие продолжают обсуждать то, на чем остановились, Кащей полностью вовлечен и отвечает пылко, а рука его на плечи ему ложится, в жесте поддерживающем, ведет он медленно, по шее проходит рукой теплой, совсем на это внимания не обращая, будто не его рука вовсе. Турбо приятно становится, но он не лыком шитый и все понимает — Кащей издевается так, он любит это, власть ощущать, видеть как глаза чужие в страхе бегают, как руки дрожат, но Валера давно его расколол и даже сам подыгрывает, под прикосновение льнет. Через некоторое время его в сон клонить начинает, он руку на подлокотник облокачивает, а на нее голову, взглядом уставшим старших обводит, те настолько в зюзю, что непонятно смогут ли вообще отсюда уйти, а Кащей на удивление пьян не на столько, по голосу слышно. Он, похоже заметив, что все уже конкретно в мяско, решает, что пора вечер заканчивать. — Ладно, пацаны, давайте расход, засиделись мы что-то — Старшие, прикинув, что еще одну бутылку водяры они не осилят, ретируются вон, хоть и с замедлением. А Кащей смотрит на Турбо и понимает — заебал кто-то пацана конкретно, сюда просто так не приходят, тем более такие как этот, он ровный, хоть и вспыльчивый, но это его всегда привлекало, смотреть, как в его глазах вспыхивает ярость звериная — одно удовольствие. — Хочешь расслабиться? — Старший выдыхает, ищет что-то в тумбе старой, вещами шумит — Не отказывай, неспроста же ты сюда пришел, не из радости по-любому, — Турбо голос его слышит, хриплый, тот медленно говорит, лыбу давит хитрую, взглядом смотрит зазывающим своим, шприцы достает, рукав рубашки закатывает, а Валера понимает — правдивы были слухи. Он долго не думает, он вообще в последнее время похоже не думает, потому что соглашаться уколоться в вену с Кащеем — это пиздец. Турбо олимпийку снимает, руку оголяет, в глаза автору смотрит решительно. — Молодец, мой мальчик — Тот смотрит одобрительно, вену ищет. Укол делает профессионально, что ему — что себе, видно, он в этом деле на ты. Приход быстро наступает, наркотик по венам растекается, по всему телу расползается, везде залазит, во все места. В голову дает, и все становится приятным, все проблемы на второй план двигаются, будто есть только он и комната эта, или его вовсе не существует, тревога вся такой пустой сейчас кажется, сейчас он так далеко от нее себя чувствует, впервые так, сейчас есть только он и Кащей, что в такой же прострации находится, тот выдыхает медленно, а слышно так громко, что кажется будто только звук дыхания его во всем мире существует, старший руку в волосы свои запускает, на спинку откидывается, голову кладет на нее, сглатывает. Валера так же делает, глаза лампу ловят на потолке, что светит ярко-ярко, она звезду напоминает, красивую, далекую, до нее долететь можно, если захочется, можно вообще много чего сделать, так ощущается, что море по колено ему сейчас, он во времени теряется, в ощущении этом растворяется. Голову вниз опускает неспешно, ему вообще сейчас все тело таким легким ощущается, и он уверенным становится в том, что летать умеет, высоко и далеко, он на коленях тепло чувствует, взгляд опускает и Кащея замечает, что на них обосновался, глаза его открыты совсем немного, зрачки с отражением света меж ресниц длинных виднеются, красивые, дышит старший плавно, будто течение реки — размеренно грудь его вздымается. Он не удивляется почему-то, он вообще сейчас считает, что удивления нет, будто знает он это все, будто научен, и чувствовал давно. Тепло ему становится, оно по ногам течет, вверх поднимается, сердце обволакивает. Следующие минуты они в таком же невменозе проводят, время медленным ощущается, тягучим, будто его вовсе нет. Валера по волосам чужим ведет, почувствовать хоть что-то хочет, завитки трогает, как у него, такие же, эти приятнее только, мягче. Старший не реагирует особо, лишь взгляд застланный на него переводит, смотрит. Кащей вдруг смешок спускает, губы его в ухмылке мелкой растягиваются, нетрезвой, он рукой к себе за шею тянет, сам приподнимается, в губы впивается, они мягкими чувствуются, приятными, а внутри хорошо становится, летишь будто, так, высоко, хорошо, медленно. Все тело в этом чувстве растворяется, времени не ощущает, мгновением живет. Турбо просыпается под звуки смеха, они похоже из качалки доносятся, рядом нет и следа от Кащея, и Валера вопросом задается, а был ли он тут вообще? Может ночь эта сном оказалась? Что это вообще было, блять? Он мысли решает на потом отложить, выходит шатаясь, от сна отходит, пацанов видит, те вовсю уже своими делами занимаются, кто-то штангу тягает, а кто-то просто курит, он здоровается со всеми и ощущает себя слишком странно. На сборах пацаны все потрепанные после прошедшего набега на Хади Такташ, Вова так вообще, на костылях своих еле передвигается, говорит, что Кащею предъявить собирается, настрой его полон решимости, он в глазах виднеется. Пальто убежал звать старших, а Турбо не знает, что чувствовать. Кащей как и обычно приходит не один, в развальной походке, полной уверенности. — Мы с пацанами пообщались, мы тебя не поддерживаем — Адидас в глаза его смотрит, голову наклоняет, на костыли опирается. А Кащей все догоняет, конечно, он ведь старший — понимающий, умный, заебался он, вот что, в последнее время в его жизни не было ничего приятного кроме шприца да очередной бутылки водки, они его в другой мир уносили, новое почувствовать давали, раньше обходился и без этого, но годы в тюрьме и после, совсем жуткими выдались, соки все из него выжали, не видит он радости больше, не сдалась ему нахуй жизнь воровская, живым себя ощутить хочется. — А кто конкретно? Ты? — Кащей к нему обращается, взгляд ловит, усмехается, смотрит понимающе так, так, будто все помнит и знает, а в Турбо ярость по жилам растекается, ебло старшему разбить охото за то, что ночью с ним он сделал, по улыбке этой блядской заехать, за то, что все представления разрушил о том, что ласка приятной лишь от девочки бывает, что нельзя с пацанами, мерзко будет, а вон как оказалось, не мерзко нихуя. А Кащей гнев этот в глазах ловит, и он цепляет его где-то, он чувствует, что злость эта скоро через край польется, знает ведь, что понравилось Турбо, тот так страстно за волосы его цеплялся, что дыхание сбивалось, а то, что он сам этому подставлялся с таким же рвением, лишь бы сильнее, он принимать не собирается. Но как же приятно эмоции его эти понимать, злость его всем нутром ощущать, он на себе ее почувствовать жаждет. Так что он провоцирует, кричит, голос надрывая, и толпа срывается незамедлительно, замес быстро начинается, все кидаются, как собак стая, а Валера в особенности, он желание сильное ощущает побить его, по лицу самоуверенному вдарить. Он сильно бьет и в ответ получает, и ему даже нравится, что на смех пробивает. Все расходятся, он взгляд последний на Кащея кидает, тот весь в крови залит, и не понимает он, приятно ему от этого или нет. Он затягивается, держит, легкие травя, перестать не может думать о нем, не сдохнет тот там, под морозом окочурившись? Не хочет оставлять, хоть и понимает, Кащей сам виноват, нехуй было балаган этот устраивать, понимает, что не по-пацански это, а целоваться по-пацански было? Он вспоминает и отвращения не чувствует, страшно ему от этого вдруг становится, он на пацанов смотрит, что радость разделяют, и понимает, не тут он хочет быть. Он решает не думать, делает просто, приходит туда же, а Кащей даже в сознании полном, не ушел еще, сидит, курит, сигарету кровью своей пачкая. Он руку тянет, а автор не отвечает, принимать не хочет, что получилось все так, гордый сын сучий, он вдаль куда-то смотрит, моргает медленно, а у Турбо нетерпение по венам течет. — Пошли — Он на своем стоит. По дороге Кащей не говорит ничего, хотя всегда был болтлив, а Валера вид делает будто не замечает, на тело свое опереться позволяет и сам поддерживает. Дома у старшего они с пацанами были раза два, квартира как у всех, без какой-либо роскоши, хотя, оно и понятно, все деньги с общака Кащей, похоже, сливал на наркоту. Кащей на кровать смиренно садится, взгляд утомленный в точке одной держит. Турбо по квартире проходится, хоть что-то ищет, дабы раны эти все подлатать, а везде как шаром покати — нет нихрена. — Может у тебя есть хотя-бы водка? Или все выбухал? — Старший ему головой на кухню кивает, Турбо еле находит, немного, но хватит. Он вату не жалея смачивает, обрабатывает, сильнее давит, нежничать не собирается, не девочка голубых кровей перед ним сидит, а тот и не просит, он вообще будто в другой прострации находится. — Готов, иди помойся — Турбо выдыхая в глаза смотрит. — Есть хочется, приготовишь? — Ага, может мне еще мыть тебя пойти? — Турбо вспыхивает, он тут ему значит все раны зализал, а тот его еще и кухаркой назначает. — Пошли — А Кащей похоже из своего состояния возвращаться не собирается, раз такие вещи просит. Он взглядом своим темным так смотрит, в краску вгоняет, что у Валеры усмешка с лица сразу стирается, тот встает и уходит, ковыляя. Валера не думает долго, он понимает, что думать надо было еще ночью в качалке, когда дозу принять решил, когда с автором зажимался и не оттолкнул, вот он и попал в сети кащеевские, всё. Кащей под воду горячую залезает, вниз смотрит на то, как она стремительно в красный окрашивается, ранки щипать начинают, и он хмурится, боль отбрасывая нежеланную. Турбо спереди встает, в глаза смотрит, а Кащей моргает медленно, вода льется, все движения сглаживая, Валера кровь последнюю с головы его смывает, плавно рукой по волосам проводит, а Кащей глаза закрывает, в ощущении теряется. Валера к себе прижимает, старший голову на плечо ему кладет, выдыхает шумно, льнет с неуверенностью, а Турбо сильнее в объятиях своих стискивает, рукой от загривка до шеи ведет, автор впервые так тепло чужое чувствует, растворяется в ощущении этом, дышит умиротворенно. Он руками вдоль спины цепляется, ладонями прикасается, прижимает плотнее, голову уводит, лижет между шеей и плечом, у Валеры сердце вниз уходит, он вдыхает резко. Кащей на постель спиной ложится, смотрит устало и зазывающе, пока Валера белье натягивает, он между ног его устраивается, своей грудью с чужой соприкасается, выдыхает робко. Автор руки на чужие плечи кладет, к себе тянет, Валера к нему примыкает сразу, целует, сильнее жмется, кровь чужую чувствует из губы разбитой, ею насыщается, распробовать пытается, впервые желание такое ощущает, сердце сильно стучит, а в паху тянет негой сладкой, ближе требует. Старший сам тянется, боль слепую вдоль губ чувствует, пульсация возбуждения по телу проходит, жаром обдает, он ноги раздвигает шире аки шлюха портовая, а тот лишь сильнее требует, нетерпеливее становится. Валера дыхание сбитое слышит, слаще ему делается, он шею обнаженную облизывает, кусает. Кащей под ним себя нагим чувствует, силу его ощущает, чего не чувствовал никогда, руками по телу настойчивому водит, по волосам проходится. Валера бедрами двигает медленно, по чужому паху плотнее проходится, стон слышит первый, тот его до дрожи пробирает, он все больше к срыву становится, зверя дикого напоминать скоро начнет, сам звуков сдержать не может, сильнее притирается, приятнее хочет. — Ебаный… рот… — Кащей ноги вместе на спине его сводит, удержать хочет, ласку животную во всей красе ощутить, целует глубже, языком с чужим соприкасается, чувствует, как течет уже, развратнее делается. Валера двигается, не контролируя, на ухо дышит часто, шею лижет, скулит удовлетворенно, и Кащея волной удовольствия прошибает, он бедрами вверх тянется, до конца почувствовать хочет, продлить негу приятную, вздрагивает пару раз, это Турбо доставляет, он так же тащится, выдыхает последний раз громко, кончает, звука не сдержав. Позже, когда сзади его обнимает Валера, греет теплом своим, он понимает — совсем скоро начнется ломка, и он не знает что делать, он думает о другом, о том, что, наконец, он почувствовал то, чего хотел, а остальное таким неважным вмиг становится, и засыпает он впервые спокойно.