Чудеса в подарок

      Зима в этом году выдалась морозной. Холод стоял такой, что даже глаза слезились, особенно на ветру. Неудивительно, что большинство людей предпочитало не задерживаться на улице дольше необходимого.       Стоик Хеддок прибавил скорость, чтобы поскорей добраться до двери подъезда. Рабочий день был очень тяжёлый в преддверии праздников, и в сочетании со зверской стужей это ни капельки не способствовало появлению рождественского настроения.       А ведь когда-то он так любил рождество. И мороза не боялся.       Мужчина вздрогнул и резко обернулся, услышав за спиной взрыв весёлого звонкого смеха. Во дворе дома, будто совсем маленькие дети, играли в снежки парни лет шестнадцати. Весёлые, раскрасневшиеся от холода, они бегали туда-сюда, хватали огромные пригоршни снега и, слепив ком, кидали так далеко, как только могли. И, когда снежок попадал в кого-то, никто не дулся, лишь звонче становился хохот что «стрелков», что «мишени». Вот мальчишки подготовили «снаряды» и, будто по заранее намеченному плану, швырнули в одного пацана. Тот ловко кинул свой снежок, но тут же получил комом прямо в лоб, да так, что потерял шапку. И снова засмеялся, отряхиваясь и забавно тряся головой. Глаза у мальчишки искрились, и каштановые волосы забавно топорщились во все стороны.       Так похож на Итана.       Нет! Не сейчас! Стоик резко отвернулся, распахнул дверь и зашёл в подъезд. Поднялся по лестнице, повернул ключ в замке. Квартира встретила его звенящей тишиной и холодом. Здесь, по ощущениям, было ненамного теплее, чем на улице. Мужчина снял куртку, не глядя, повесил на один из множества пустых крючков в стене (в конце концов, в доме не было никого, кто мог бы их занять своими вещами), зашёл на кухню и тяжело опустился на стул.       Мысли сорвались с поводка и помчались в ту сторону, о которой Хеддок давно уже старался не вспоминать. Он думал о сыне. Стоит признать, что подобные мысли появлялись у него нередко. Но Стоик всякий раз трусливо их отгонял, боялся позволять себе вспоминать и размышлять обо всем, что творилось в его семье. Только он забыл одну важную вещь: от себя не убежать. И вот, теперь сидел в холодной квартире, в которой и холодно-то было вовсе не в физическом смысле. Одиночество это, Стоик, признай.       Его дом уже давно был пуст. С самого отъезда сына. Раньше Хеддок как-то не замечал это, но Итан одним своим присутствием мог наполнить любое место теплотой и уютом, даже не особо осознавая и не прикладывая усилия. Пока он жил здесь, дом был иным. Даже после самых тяжёлых дней на работе или в те моменты, когда накатывала тоска, это место было убежищем. Здесь было тепло и пахло уютом, пусть и отдающим порой горькой ноткой ностальгии.       А Стоик этого не замечал. Перестал замечать. После смерти любимой жены закопался в свою тоску. На любую попытку заговорить сыну — восьмилетнему мальчику, который, черт подери, тоже её потерял! — отвечал «Потом». Дальше пошла работа, которая помогла зарыться в дела. А Итану осталовась лишь сухое «Я занят». Зато теперь-то у тебя время есть, верно?       А потом… Стоик поднял голову и вдруг увидел, что его сын стал взрослым. В кои-то веки в старшем Хеддоке проснулся отец. Захотелось помочь, дать совет, хоть как-то наверстать пропущенное время. Вот только Итану это было уже не нужно. Он вырос и не нуждался в том, чтобы его учили жизни. Стоик быстро это понял. Только смириться не смог. И с упорством, достойным лучшего применения пытался достучаться до родного, но такого далёкого сына. Достучался. — О, великий Тор, — протянул мужчина и с тоской посмотрел в окно, на прозрачно-серое небо, сыплющее снегом. Не удержался и поёжился — одиночество своим метафорическим холодом пробрало до костей. И винить в сложившейся ситуации ему оставалось лишь себя самого. Он очень долго делился с сыном лишь холодом и получил зеркальный ответ. Даже такое горячее и любящее сердце, как у Итана, не обладает безграничным запасом тепла.       Засвистел на плите закипевший чайник, и Стоик тяжело поднялся со стула, чтобы заверить чай (не то чтобы это особо его согреет, но всё же). Тут же вспомнились чудесные чаепития всей семьёй, когда ещё была жива Валка. Его жена обожала готовить и была в этом деле асом. Рождественское имбирное печенье было её любимым, так что появлялось на столе не только в декабре. У Итана оно тоже получалось превосходным… — Чёрт! — выругался Стоик, понимая, что в очередной раз ударяется в ностальгию. Но изменить ничего не мог. Ему было, что вспомнить про Рождество.       Праздник два года назад. Наверное, именно он был одной из тех «точек невозврата», которые довели его до такой жизни. Он до сих пор помнил в мельчайших подробностях всё: сияющие глаза сына, его сбивчивый рассказ о дне профориентации в школе, буклет об университете Беркли. И свои собственные сухие фразы: «Не глупи, сын», «Хватит витать в облаках», «Ты слишком взрослый, пора о будущем подумать». А потом были потухший взгляд сына, ссора, отчаянный крик «Пап, да послушай же ты меня!». Стоик тогда просто ушёл, хотя интуиция вопила: «Остановись, идиот! Вернись! Поговори с ним! Если уйдёшь сейчас, ничего уже не будет прежним!». Но он не послушал.       После рождества сын как-то незаметно изменился. Стал… Спокойней, что ли. А ещё всё время с кем-то переписывался и созванивался. Но в целом его учёба не ухудшилась, поведение было отличным, и Стоик почёл за благо не вмешиваться. Мало ли, какие дела у парня. После получения результатов экзаменов (лучших во всей школе, кто бы сомневался) Итан отправил документы в университет. На вопрос отца «Ты ведь поступаешь на юридический, как мы и договаривались?» он лишь пожал плечами и с невинным взглядом ответил: — Я всё сделал, как надо, папа. И Стоик ему поверил.       И верил до того дня, когда, придя с работы, вдруг не обнаружил, что в доме стало как-то слишком тихо. Бросились в глаза пустые крючки в прихожей, где обычно висели на всякий случай зонт и запасная куртка сына. Предчувствия что-то неладное, Стоик позвал Итана. Когда ответа не последовало, зашёл в его комнату. Комната была почти пуста. Исчезли книги с полок, кровать была аккуратно застелена пледом, на столе больше не лежали разные мелочи вроде блокнотов или карандашей. Там лежал лишь один лист бумаги с несколькими фразами. «Прости, пап. Я тебя правда люблю. Но я не могу жить по твоим правилам. Со мной всё будет хорошо. Пора жить своей жизнью».       Записка привела в бешенство. Что творит этот пацан? Неужели не понимает, что себе, в первую очередь, жизнь портит? Стоик схватил телефон и набрал номер сына. Ответили ему быстро. На эмоциях он почти ничего неё запомнил. Кажется, он что-то говорил, требовал, упрекал… И замолчал, услышав твёрдый, как сталь, голос сына, уже не робкого напуганного мальчишки, а молодого мужчины: — Я все решил, отец. Ты хочешь для меня лучшего, это правда. И, возможно, сейчас я действительно делаю ошибку. Но это моя жизнь и моя ошибка. Настало время мне самому решать, что делать. Я буду писать. Береги себя. И прости меня, пожалуйста. Я тебя люблю.       И Итан положил трубку.       Трель дверного звонка разорвала тишину, словно взрыв. Стоик вздрогнул, чуть не облив себя кипятком и, сдерживая лёгкое раздражение, направился открывать дверь. Там его ждал сюрприз. — Хорошего дня, офицер! — его лучший друг, Пол Гоббер, беспардонно хлопнул по плечу и зашёл в квартиру, стряхивая с куртки налипший снег. — И тебе привет, Плевака. По какому поводу зашёл? Друг только ухмыльнулся. — А что, для того, чтобы к другу зайти, уже повод обязателен? Стоик тоже не сдержал улыбку. Всё же друг мог поднимать настроение, когда хотел. Хеддок жестом пригласил гостя на кухню и налил вторую чашку чая. Пол отхлебнул, хохотнул непонятно от чего и посмотрел на друга. — Спасибо. Холодина такая, что Один и единственный глаз бы отморозил. И ладно, каюсь, не просто так зашёл. Вижу, ты тут вечеринок не устраиваешь. Рождество скоро, а у тебя прямо тоска. Стоик лишь нахмурился. Да, праздника в душе ни на грош. Какая вообще радость, когда даже дом тюрьмой кажется? Пол замолчал, несколько секунд просто молча смотрел на друга. Он прекрасно понимал, о чём тот думает. В конце концов, он и сам от этой семейной драмы в стороне не остался. — Дядя Пол! — раздался звонкий и взволнованный голос Итана в мастерской Гоббера. Мужчина оторвался от каких-то железок и взглянул на гостя. — Привет, малек. Заглянул-таки к старику. А я уж думал, совсем седым стану, пока ты вспомнишь. В непривычной для себя манере, парень не стал отвечать очередным острым словом, лишь кивнул и серьёзно сказал: — Я попрощаться зашёл. Мастер помрачнел. — Уже уезжаешь. — Да, у меня билет на шесть часов, — Итан сжал в ладони лямку рюкзака. — Отцу так и не сказал? — спросил Пол, но таким обречённый тоном, что, кажется, уже знал ответ и не особо был этому рад. Парень стиснул челюсти, прикрыл глаза и вздохнул. — Не сказал. И да, я знаю, что ты об этом думаешь. Я оставил записку. И телефон пока не отключил. Гоббер закатил глаза с видом мученика, и на лбу у него чуть ли не свеимлся вопрос «За что мне все это?». — Итан, серьёзно. Записку? Я, конечно, понимаю, что твой отец не подарок, но все же, — парень чуть отступил, будто напуганный резким тоном, и Пол, помолчал пару секунд, заговорил уже мягче. — Он всё-таки твой отец. Ты же сам знаешь, он не желает тебе зла. Заслуживает же он хотя бы лично от тебя услышать, что ты принял решение о поступлении сам, что твоя мечта сбылась. Как думаешь? Эта тирада произвела впечатление: парень отвернулся в сторону и несколько секунд смотрел пустым взглядом в стену. А потом поднял взгляд, и Гоббер в дрожь бросило от затопившей изумрудный глаза тоски. — Да, ты прав. И я знаю, что папа просто беспокоится и хочет для меня лучшего. Да, боже, я и сам хотел ему прямо в лицо сказать, что поступил в университет своей мечты! Хотя он и отговаривал. Но пойми, дядя Пол, я тоже папу люблю. И именно поэтому молчу: не хочу, чтобы последним нашим воспоминанием перед моим отъездом стала ссора.       Крыть мужчине было нечем. Он и сам понимал: в данном случае парнишка по-своему прав. Стоика очень сложно, а подчас и невозможно, в чём-то разубедить. Пол искренне любил Итана, как родного сына, и всегда желал этому чертовски умному мальцу счастья. И тот явно знал, что его сделает счастливым: учёба в Беркли. Которой его отец яро противился. Поэтому Гоббер и ничего не предпринял, когда узнал секретный план побега. Всё же младший Хеддок был на редкость здравомыслящим для своего возраста парнем и знал, что делал. Если уж он что решил, значит всё взвесил и просчитал все варианты. Так что Полу оставалось лишь поддержать Итана сейчас, когда даже родному отцу он довериться не мог. — Ладно, Тор с тобой, малёк. Удачи. Береги себя. И пиши мне, что ли. Не забывай старого калеку. Парень солнечно улыбнулся и ответил. — Я и звонить буду, если телефон не отключишь. Гоббер лишь рассмеялся и обнял его. Как ни крути, а он любил этого пацана. Но, провожая Итана взглядом, невольно думал, что же из этого всего выйдет.       И вот, теперь Пол сидел и смотрел на своего лучшего друга: спина сгорблена, плечи тяжело опущены, словно на них лежит весь мир, лицо растерянно, а взгляд, как у загнанного зверя. — Скучаешь по Итану — он даже не попытался придать этой фразе вопросительную интонацию. — А то ты не знаешь, — на выдохе протянул Хеддок, глядя в окно. Гоббер даже не знал, что сказать в данной ситуации. — Пол, — позвал Стоик, и мастер насторожился, — Почему ты отговорил меня ехать к нему? Почему он так и не приехал? Мужчина тяжело вздохнул. Да, было такое дело.       Стоик ворвался к нему в мастерскую вскоре после того, как обнаружил побег сына, и принялся в крайне экспрессивной форме расспрашивать обо всем, что его друг мог знать. Это было не удивительно. Этого следовало ожидать. — Ты знал, что он меня обманывает?! — чуть ли не прорычал Хеддок, глядя в глаза товарищу. — Знал, — спокойно признал тот, откладывая молот. Взглядом Стоик чуть ли не молнии метал. —И вот так спокойно признаешь это? Почему, во имя Одина, ты не сказал? Почему позволил ему уехать?! Пол тяжело вздохнул — разговор предстоял долгий. — А сам не догадываешься? Хеддока подобное спокойствие, кажется, выбило из колеи и заставило немного притихнуть. — Стоик, ты же не первый день своего сына знаешь. Думаешь, его хоть что-то переубедить может? — и про себя добавил «Как и тебя», — К тому же, Итан уже не ребёнок. Может, ты этого не заметил, но он уже взрослый парень. К тому же, он умный пацан. Раз уж решил, то точно не в порыве эмоций, он так не умеет. Его собеседник лишь хмыкнул, но Гоббер уже вошёл в раж и собирался договорить. — Пойми же ты, этот университет — его мечта. Вообще-то, тебе бы гордиться. В Беркли поступить безумно сложно, чтоб ты знал, а твой сын это смог. Его мечта сбылась. Он делает то, что приносит ему счастье. Разве не этого ты для него хочешь? Стоик совсем притих и, помолчал пару минут, прошептал: — Этого. Я хочу, чтобы он был счастлив. Но, великие Тор и Один, почему он не мог послушать меня? Я же хотел, как лучше! — Да потому что он истинный сын своих родителей, — отрубил Пол и с сожалением смотрел, как ещё больше поникла голова Стоика. Ему не хотелось напоминать другу о болезненной для него теме. Но и позволить Хеддоку наделать глупостей и испортить жизнь и себе, и сыну, он тоже не мог. — Вспомни себя в его возрасте, балбес. Да он ведь такой же упрямый баран, как и ты! Ты, когда чего-то хотел или был в чем-то уверен, хоть кого-нибудь слушал?       Стоику нечего было возразить. О его упёртости среди друзей и знакомых ходили легенды. И даже когда родители его любимой Валки всячески отваживали молодого полицейского от своей дочери, он не отступил, пока не добился их благосклонности. Кстати… — Да и Валка хороша. Вспомни, как она родителям говорила, что ни за кого, кроме тебя не выйдет. А они ведь неплохие аргументы против тебя подобрали. Она разве послушала? Да, все верно. Не слушала. Ей было всё равно. Она просто любила своего парня, и на этом точка. Ничто не могло изменить её мнение.       Кажется, Стоика действительно проняло. Он стоял посреди мастерской и выглядел реально растерянным. Кажется, убеждение все же возымело эффект. Пол решил сделать последний ход: — Пойми, Стоик. Итан уже вырос. Он сам решает, что делать и как жить. И ты его не переубедишь, просто требуя чего-то. Он уже не ребёнок. Дай ему шанс пожить самому и самому шишки набить. Хеддок поднял беззащитный взгляд и как-то неуверенно сказал: — Я отправлюсь в Беркли и поговорю с ним. Пора решить всё это все лично. Гоббер резко отрубил: — Нет. Стоик чуть не подпрыгнул от неожиданности. Пол смягчился: — Не надо тебе сейчас это делать. А то я тебя знаю. Опять сорвешься, наговоришь глупостей, начнёшь его в чём-то убеждать, и вот тогда шансов исправить всё это точно не будет. Дай парню время. И себе тоже. Когда будете готовы оба, тогда только и сможете это решить.       Да, тогда это решение казалось правильным, и оправдываться за него Пол не собирался. — Я же объяснил, почему не стоило тебе никогда ехать: это просто ничего бы не решило. Да и к тому же: Итана тогда вообще в Беркли не было. Он с другом путешествовал. Стоик поднял удивлённый взгляд. — Другом? Гоббер только усмехался. — Крис. Они на Рождество тогда познакомились. Классный парень, сообразительный. То-то они с сыном твоим поладили — два сапога пара. А ты думал, с кем Итан целыми днями переписывается? Хеддок ничего не ответил. Только во взгляде мелькнуло что-то странное. — Вот как. Хорошо, что хоть не один. А потом добавил: — Может, поэтому и не вернулся? У него теперь своя компания. Получше меня… Под заметил, что друг уже откровенно скатывается в депрессию, и вздохнул. — Ну и дурак ты всё-таки. Совсем забыл, что за сын у тебя? Не может он любимых людей вот так из жизни выкинуть. Его собеседник лишь покачал головой. — Почему тогда? Почему даже не приехал ни разу? Гоббер выдержал паузу, будто собираясь с духом, и ответил: — Да боится он. Удивлённое лицо Стоика было бы до жути уморительным, если бы не ситуация. — Боится? — в голосе чётко слышались недоверие. — Боится, — подтвердил Плевака и продолжил, — Боится он. Того, что, если приедет, ты его на порог не пустишь. А для него твоя злоба хуже ножа в сердце. Вы не особо-то смогли пооткровенничать, вот он и придумывает невесть что.       Стоик сидел, как пришибленный, и смотрел перед собой удивлённо. Будто такой простой и логичный вариант даже не приходил ему в голову. Действительно, они с сыном так и не обсудили всё, даже по телефону. Итан, как и обещал, присылал сообщения, писал, что с ним все хорошо, и учёба ему нравится. И даже о том же Крисе, своём друге, что-то упоминал. Раз в месяц звонил, чтобы точно подтвердить, что он в порядке. Но разговор не клеился. И отец, и сын, пытались заставить себя сказать что-то важное, но всякий раз отступали в последний момент. Прощались и бросали трубку (и Стоик с неохотой был готов признать, что чаще это делал он). А Пол, кажется, решил его добить сегодня. — Итан приезжал сюда. Летом. И даже хотел зайти к тебе, когда ты дома был. Полчаса под дверью стоял. Так и не решился. Слабые нервы у пацана всё же. Казалось, более шокирующие новостей быть уже не могло (спойлер: могло, и вы сейчас в этом убедитесь).       Внезапно зазвенел телефон, оповещая о пришедшем СМС, и оба мужчины даже вздрогнули от неожиданности. Хеддок устало нажал на уведомление, ожидая, что это очередная «важная» информация с работы или, на худой конец, спам. Но, увидев имя отправителя, застыл. Ему писал Итан.       Пол увидел, как резко друг поменялся в лице, и, кажется что-то спросил, но Хеддоку было всё рано. Он жадно вчитывался в строчки на экране и будто даже слышал где-то далеко голос сына. «Привет, пап. Со мной все хорош, можешь не переживать. Сессию я закрыл досрочно. Оценки отличные. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я знаю, каким странным могут тебе показаться мои слова, но… Может, приедешь в Беркли на пару дней? Пожить можешь у нас с Крисом. Я просто подумал… Может, нам пора поговорить. Но я пойму, если ты не хочешь. Я бы и сам приехал, но уже пообещал ребятам, что не оставлю их одних. Да и в целом у нас намечается семейный праздник, то есть, все семьями хотим собраться. В общем, я буду тебя очень ждать.» Стоик читал, перечитывал и не мог поверить. Это точно ему не мерещится? Может, он спит? Ну не бывает же такого! — Да что там такое, Хеддок! Тебе что, сам Тор написал? Чего сидишь, как молнией пришибленный? — кричал Плевака, не на шутку перепуганный состоянием друга. Стоик просто протянул старому товарищу телефон. Тот пробежался глазами по тексту сообщения, ухмыльнулся. — Вот, я же говорил, что Итан пацан умный. Созрел-таки, похоже. И чего в шок впадать? Радуйся! Хеддок лишь прошептал поражённо: — Но таких совпадений не бывает… Просто не бывает… Пол лишь отмахнулся. — Глупости. Ну, раз уж ты такой Фома неверующий, считай это рождественским чудом. Ну, чуть раньше срока.       Это было просто безумие. Самое настоящее. Стоик и сам не понял, как так вышло. Просто друг убедил его, что пора перестать заниматься самобичеванием и начать действовать. Просто он взял отпуск по семейным обстоятельствам. Просто купил билет. И вот, оказался здесь, в Беркли, в двух шагах от студенческого городка. Куда идти дальше, было непонятно. В конце концов, Итан мог быть где угодно — в общежитии, в магазине, в кафе с друзьями, например.       Мужчина достал телефон, чтобы написать сыну и вдруг заметил кое-что: он так и не ответил на приглашение. Эта мысль ударила, как молния: Итан столько времени ждал хоть какого-то ответа, но его не было. Значит, он, наверное и не ожидает, что его отец уже здесь.       Стоик уже хотел было позвонить, сказать, что приехал, и даже почти нажал на кнопку вызова, как вдруг услышал звонкий смех. Родной, который так и не смог забыть за столь долгое время. Он обернулся и увидел компанию ребят, расположившуюся на скамейке недалеко от него. Три девушки и трое парней, все на вид примерно одного возраста. Вот красавица с выбивающимися из-под шапки золотистыми волосами что-то сказала, насмешливо выгнув бровь. Вот парень чуть выше неё растрепал чёрную шевелюру, откинув капюшон куртки, и шутливо поклонился. А вот ещё одни парень приобнял его за плечи и откинул голову на плечо, улыбаясь и сияя глазами. Изумрудно-зелеными глазами. Итан… Стоик замер на месте и даже, кажется, задержал дыхание.       Его сын. Так вырос за эти полтора года. Теперь не горбится, не прячет глаза, смотрит вокруг уверенно, смело, ничего не боясь. И смеётся. Так чисто, искеренне. Стоик уже и забыл, когда видел своего мальчика таким счастливым. Поэтому сейчас любовался.       Вот его сын обнял и поцеловал в щёку милую пухленькую девочку с тёплыми карими глазами. А потом шутливо дал подзатыльник двум близнецам, пытавшимся натянуть ему капюшон на лицо.       Мужчина смотрел и смотрел, осознавая, что его сын за прошедшее время нашёл здесь настоящих друзей, можно сказать, даже семью. И невольно думал: а не окажется ли он лишним? Конечно, сын сам написал ему, сам пригласил, но всё же…       Итан поднял взгляд и заметил отца. Замер, распахнул глаза. Даже рот приоткрылся от удивления. Старший Хеддок еле сдержал смех — до того комично выглядел сын. Несколько секунд они так и стояли, глядя друг на друга и и, наверняка, выглядя до жути глупо. Стоик не знал, что делать. Наверное, подойти, заговорить. Но смелости не хватало.       Итан, похоже, тоже не знал, что делать. Вот только, похоже, решительности судьба ему отсыпала значительно больше, чем отцу. Он успокоил друзей, которые, заметив, что с их другом что-то не так, принялись его тормошить и спрашивать «Что случилось?», сказал им пару слов и направился к Стоику. На лице у него отчётливо читались волнение и неуверенность, но он шёл вперёд, может быть, даже через силу, но шёл. Десять метров, пять, два. Парень замер в паре шагов от отца и как-то неловко взглянул ему в лицо. Мужчина его понимал — ситуация была вообще из ряда вон. — Привет, пап, — наконец-то выдавил из себя Итан и кривовато улыбнулся. Стоик не смог не ответить ему тем же (хотя и был уверен, что улыбка получилась нервной). — Привет, сынок. Итан немного замялся. — Так… Ты всё-таки приехал. Класс! Я, было… Ну, в общем, я рад, что ты здесь. — Я не ответил на твоё сообщение. Поспешил. Признаю, надо было быть внимательней. На несколько секунд повисла неловкая тишина. — Сын, — начал старший Хеддок и выдохнул, старательно ища в себе мужество, — Мы можем поговорить? Итан как-то истерически хохотнул. — Разве мы сейчас не разговариваем? Стоик привычно закатил глаза. — Ты же понял, о чём я. В ответ ему лишь улыбнулись. — Да, извини. Это нервное. Тут в двух шагах кафе есть. Выпечка просто отменная. Давай зайдём. Там и поговорим. — А твои друзья не обидятся, что ты вот так бросаешь их? Тут только мужчина заметил, что к ним подошёл тот самый черноволосый парень. Итан тоже его заметил и аккуратно взял за руку. Пацан сжал ладонь в ответ и тепло улыбнулся, словно говоря: «Не бойся, я рядом. Всё будет хорошо». Итана это, кажется, успокоило, и он сказал: — Пап, это мой друг, Крис. Я тебе о нем говорил. Крис, — он повернулся к парню, — это мой папа. — Здравствуйте, мистер Хеддок. Рад знакомству, — вежливо отчеканил новоявленный друг и кивнул. Не ответить было невежливо. — Я тоже рад. — Крис, скажи пожалуйста ребятам, чтобы шли по домам без меня. У меня есть очень важное дело. Странно, но от этих слов на душе у Стоика потеплело. — Конечно, бро. До свидания, мистер Хеддок. Думаю, мы скоро снова увидимся. С этими словами он похлопал друга по плечу, развернулся и пошёл к друзьям. — Ну вот, — улыбнулся сын, — теперь они предупреждены и точно не обидятся. Так что насчёт кафе? — Ничуть не против.       Кафе было по-настоящему уютное, будто наполненное домашним теплом. Отец и сын заняли столик у ёлки и сделали заказ. Снова повисла неловкая тишина. Они оба понимали, что надо начать разговор, но ни одному из них не хватало решительности. Наконец, Итан решился. — Пап… Это было сказано тихо, почти шёпотом, но Стоик вздрогнул, как от выстрела. — Знаешь, я… Ты наверное, дико злился на меня. Ну, после моего… Отъезда. Да и сейчас наверняка зол. И, вообще говоря, имеешь право. — Итан. Парень замолк и поднял глаза. Стоик неловко потёр ладони. — Наверное, этот разговор всё же лучше начать мне. Он замолчал, вздохнул и снова продолжил. — Я и правда злился, сынок. На то, что ты сделал всё не так, как я надеялся. На то, что ты скрыл от меня всё это. На то, что… Ты решил все сам.       Странно, но от этой небольшой тирады уже стало легче. Сложно было начинать. Но сейчас становилось как-то проще это говорить. Отступала неловкость, ослабевал понемногу страх. — Думаю, я и правда имел право злиться. Хотя бы потому, что чертовски испугался. Но знаешь… Ты ведь тоже вполне имеешь право злиться на меня. Итан смешно распахнул глаза, и Стоик невольно усмехнулся. Сын порой был весьма забавным. — Пап, ты серьёзно? — Не перебивай, пожалуйста, — слава Тору, сын послушался. — Да, я сказал именно это. Раньше я бы ни за что не признал это, но… Я был не лучшим отцом. Мысленно старший Хеддок себе поапплодировал. Он нашёл в себе силы сказать то, что мучило его уже давно. — Пап… — Прошу, дай договорить. Я во многом виноват перед тобой. Когда умерла твоя мама, — тут голос невольно дрогнул, — я не справился с собой. Закрылся в свою боль и забыл, что у меня есть ты. А потом слишком увлёкся своей работой. И в итоге меня не было рядом тогда, когда я был тебе нужен. А когда до меня дошло, что пора бы реально стать нормальным отцом, ты уже вырос. А я не смог это признать. Стоик мог бы продолжить, но запнулся, увидев, с какой тоской взглянул на него сын. — Пап, пожалуйста, не говори так. — А как, Итан? — с горечью проговорил отец, сжимая руки в кулаки. — Я захотел доказать себе, что всё ещё могу быть хорошим отцом. А в итоге это свелось к тому, что я махнул рукой на то, чего ты хотел. Не думал о том, что сделает тебя счастливым. Чуть не лишил тебя мечты. Знаешь, хорошо, что ты оказался упрямей меня, — губы невольно изогнулись в улыбке, — Я вижу, что ты счастлив здесь, и я рад этому, правда. Стоик перевёл дух и сказал то главное, что должен был, сказать уже давно: — Сынок… Прости меня.       Замолчав, он спокойно посмотрел в лицо сына. Он сказал то, что хотел. Теперь осталось лишь ждать, что будет дальше. Но, в любом случае, ему стало намного легче — будто гора с плеч упала и это уже можно было считать рождественским чудом. Итан молчал. Молчал и смотрел на отца со слезами в глазах. А потом вдруг вскочил, присел на диванчик рядом с отцом и обнял его так крепко, словно боялся, что тот раствориться в любую секунду. Плевать ему на свидетелей и шепотки за спиной! Плевать! Он наконец-то рядом с отцом! И важнее этого ничего нет. Стоик опешил от такого жеста, но потихоньку пришёл в себя и аккуратно обнял сына в ответ. И вдруг почувствовал, как холод, сковавший ему сердце и душу, отступил, просто исчез, будто его и не было. И так ему стало хорошо и тепло, что он не смог сдержать слёзы. Сын аккуратно отдалился от него, но на своё место возвращаться не стал. И на этот раз заговорил сам, пряча взгляд. — Пап. Знаешь, может быть, ты просишь прощения за дело. Но в таком случае мне надо извиниться перед тобой раз пять, а то и больше. Стоик недоуменно посмотрел на сына и собирался что-то сказать, но тот поднял ладонь. — Пожалуйста, дай договорить. Так вот. Может, ты и не идеальный отец. А кто идеален? Вот только и я отнюдь не идеальный сын. И знаешь… Мне правда стыдно за то, что я обманул тебя. Тут он замолчал и робко поднял на отца глаза. — Я правда знал, что ты хотел, как лучше. Но я просто не мог заставить себя играть по твоим правилам. Этот университет был моей мечтой. Но я знал, что ты не одобришь, а переубедить тебя не выйдет. И то, что я вот так сбежал… Это, честно, совсем не делает мне чести. Но я знал, что ты меня не отпустишь, а так не хотелось начинать студенческую жизнь со ссоры. Это было трусостью, признаю. И я… — в голосе парня зазвенели слезы, — Я правда хотел вернуться, пап. Хотел не просто писать и звонить. Хотел приехать, поговорить, объяснить. Но мне было так страшно. Я так боялся, что ты прогонишь меня, а то и вовсе скажешь, что я тебе не сын. Этого Стоик терпеть уже не мог. Аккуратно прижал сына к себе, давая спрятать лицо на крепко плече и поглаживая по спине. — Я знаю, сынок. Плевака рассказал. И я понимаю. Наверное, в какой-то момент я был так зол, что мог сорваться и сказать что-то глупое, как раз в этом духе. Спина под его ладонью напряглась. Мужчина лишь улыбнулся у бороду. — Но не теперь, сынок. Итан, слегка успокоившись, отодвинулся от отца и слабо, но искренне улыбнулся. — Похоже, пап, мы с тобой оба были упрямыми баранами и и наворотили неслабо. Сток лишь усмехнулся. — Я бы лучше не сказал.       После этого разговор пошёл легко. Так, будто и не было всех этих недомолвок и долгих лет молчания. Отец и сын говорили и говорили. Обо всём, что в голову придёт. О работе Стоика (Господи, сынок, эти младшие офицеры скоро меня с ума ведут, балбесы безграмотные!), об успехах Итана в учёбе (Да, пап, мы с Крисом оба курсовые будем писать у профессора Роджерс. Она сказала, что с половиной преподавателей передралась, чтобы никто нас к себе не переманивал). За столиком то и дело звенел смех, звучали шутки, пусть и всё ещё немного неловкие и смущенные. Но было хорошо. Стоик даже представить не мог, что всё может сложиться вот так. Ещё неделю назад это казалось невозможным. Он даже представить не мог, что такое может быть. Итан улыбнулся и вдруг позвал: — Пап. Стоик приподнял бровь. — Что? — Я тебе писал тебе в сообщении. У родителей Криса дом неподалёку. И они пригласили нас. И сказали, что родителей тоже можно пригласить, у кого нет планов. И, раз уж ты здесь, то, может, присоединишься? В кои-то веки отметим рождество вместе.       И посмотрел на отца с такой надеждой во взгляде, что стал похож на милого маленького щеночка, просящего доброго прохожего забрать его с холодной улицы домой. И Стоик, хоть и был по натуре весьма суров, не мог не поддаться этому взгляду. Тем более, что праздновать одному совсем не хотелось. А что с незнакомыми людьми… Что, познакомиться сложно? — С радостью, Итан. Улыбка сына стала для него самым ценным подарком на это Рождество.       На следующий день, как раз в канун Рождества, Стоик приехал по данному Итаном адресу. Хотя он и не сомневался в своём решении, несколько минут он простоял за воротами, рассматривая большое здание, сверкающее огнями гирлянд, прислушивался к звучащему смеху и просто… Не спешил. За эти дни всё так резко изменилось, что он не успевал полностью осознать происходящее. И только теперь у него был шанс прочувствовать все и, что уж отрицать, насладиться происходящим. — Пап! — радостно позвал его сын, подходя и открывая калитку. — Что, думал, я не приду? — усмехнулся мужчина, проходя во двор, и хлопая сына по плечу. Тот притворно возмутился. — Как можно, сэр?! Как вы смели обо мне такое подумать?! Стоик лишь расхохотался на всю улицу. — Ничего такого я о вас не думал, молодой человек. Итан только подхватил смех. — Я рад, что ты здесь, пап. Идём, нас ждут. Развернулся и пошёл в дом. Отец последовал за ним.       В большом зале горел камин, сияли всеми огнями гирлянды. Живая елка наполняла воздух неповторимым хвойным ароматом. А ещё восхитительно пахло имбирным печеньем. — Добрый вечер. Рады вас видеть, — Стоик обернулся и оказался лицом к лицу с красивой женщиной с восхитительными чёрными волосами и серыми глазами. Почему-то она показалась знакомой. — Добрый вечер. Спасибо за приглашение… — Рейна, — собеседница улыбнулась и протянула руку, — Рейна Барнс, хозяйка и мама Криса. Хеддок пожал ладонь и немного удивлённо наклонил голову. — Барнс? Знаете, ваша фамилия кажется мне знакомой. И лицо тоже. Мы нигде не встречались с вами? Хозяйка усмехнулась и, кажется, собиралась что-то сказать, но тут со стороны послышался голос: — Кто бы мог подумать. Стоик развернулся и увидел мужчину, брюнета, как его собеседница, но с зелёными глазами. — Хеддок? Вот это чудо. Может, не только с моей женой, но и со мной поздороваешься? Мужчина присмотрелся, застыл на пару секунд и изумлённо распахнул глаза. — Ричард? Вот надо же было такому случиться, что тут он встретил своего товарища по академии! Смех сдержать не получилось. — Барнс, чёрт тебя возьми! Надо же такому совпадению случиться. И как я твою обожаемую Рейну не узнал, учитывая, сколько раз ты мне её фото показывал! Мужчина усмехнулся и улыбнулся шутливо нахмурившейся жене. Затем подошёл ближе и подал руку давнему знакомому. — Не ожидал, Стоик. Не ожидал. Впрочем, не стоило удивляться. Твой сын упрямством весь в тебя, так что стоило раньше догадаться, особенно учитывая фамилию. — Фамилию не выбирают, — язвительно ответил Стоик, — Мне тоже стоило догадаться. Твой-то сын — ну просто копия тебя. И как я не заметил? Рейна улыбнулась, подошла поближе и сказала: — Так, мужчины, я, конечно, очень рада вашей встрече, но еда сама себя на стол не перенесёт. — Милая, ну детей же полон дом. — А нечего всё на детей сваливать. Они и так всё готовят. А у Итана вообще сверхважная миссия — он за печеньем следит. Хочешь праздник без сладостей встречать? Потом повернулась к Стоику и добавила: — Твой сын готовит лучшие печенья в целом мире. Так что не удивляйся, если в определённый момент его кто-нибудь из друзей украдёт и заставит готовить для себя. Хеддок лишь рассмеялся. Видимо, Итан унаследовал кулинарный талант от мамы. — Спасибо, что предупредила. Только, если украдёте вы или ваш сын, хоть предупредите заранее. Я попрошу сладостей с запасом приготовить. Все трое рассмеялась, а затем Рейна подхватила мужчин под руки и повела в сторону кухни.       И тут закрутилось-завертелось. Стоик помогал на кухне, носил и расставлял тарелки, помогал носить стулья. И впервые за многие годы чувствовал, что такое предпраздничная суета в лучшем смысле этого слова. Затем, когда были завершены основные приготовления, все гости разошлись по залу в свои компании, и Хеддок стал знакомиться с радителями однокурсников своего сына. Беседовал с Ричардом и Рейной, узнавая, что у них произошло за все те годы, что они не виделись. Стоик то и дело посматривал на сына, и с каждым разом на сердце всё больше и больше теплело. Итан болтал с ребятами, постоянно обнимая кого-нибудь, в шутку переругивался и сыпал сарказмом с одним из ребят, имя которого Стоик так до сих пор и не запомнил. В какой-то момент Крис вскочил на ноги, схватил Итана за руки, обхватил за пояс и закружился в том, что изначально должно было вальсом (этот перфоманс был встречен волной дружного хохота).       Спустя час все расселись за стол и принялись за вкусняшки, приготовленные в основном трудами студентов (имбирное печенье оценили особенно высоко).       За пару минут до полуночи воцарилась тишина, приятная и уютная, наполненная ожиданием чудес. Все подняли бокалы (студенты в едином порыве налили себе лимонад, чтобы доказать, что могут без алкоголя). Стоик обвёл взглядом комнату и понял, что в его жизни и правда произошло настоящее чудо. Направляясь в этот городок, он не особо-то верил, что у него есть шансы снова наладить отношения с сыном и почувствовать, что он не один. А теперь сидел в уютной комнате среди новых друзей и понимал: рождественское волшебство всё же существует. Он — живой пример. Пробила полночь, и все присутствующие хором закричали «С рождеством!». Стоик поддержал и чокнулся бокалами с Ричардом и его супругой. Поднял взгляд и отсалютовал бокалом сыну. Итан улыбнулся и тоже поднял бокал. И в этот момент отцу и сыну не нужно было ничего больше. Только эта ночь и эта компания.       Минут через двадцать Стоик вышел во двор, чтобы немного подышать свежим воздухом и проветриться. — У меня для тебя подарок, папа. Стоик посмотрел на подошедшего сына и улыбнулся. — Когда приготовить успел? — Если честно, думал приехать к тебе на этих зимних каникулах. Только ребята попросили не бросать их, да так жалобно, что отказать не смог. Да и идея эта с семейным праздником. Поэтому и написал тебе. Стоик не смог не усмехнуться. Сын был, как всегда, многословен на нервах. — Спасибо, сынок. Он взял из рук Итана пакет и аккуратно раскрыл. Там оказался очень красивый чёрный шарф. Словно оправдываясь, парень пробормотал: — Я же помню, что ты не любишь, когда в шею дует. Вот и сделал. Все пальцы исколол спицами, пока разобрался. Боже, его сын сам сделал ему подарок. Видать, стареет Стоик. Совсем сентиментальный стал. Поэтому приобнял сына за плечи и тихонько сказал: — Спасибо, сынок. А я, если честно, так переполошился от твоего сообщения, что о подарке даже не подумал. Итан промолчал. Только уткнулся лбом в плечо отца — Пап. Не говори глупости. Ты здесь. Других подарков мне не надо. Стоик улыбнулся и положил ладонь на лохматую макушку. Так они и стояли — отец и сын, наконец-то нашедшие дорогу друг к другу и объединённые одним рождественский чудом.       Так что не верьте тем, кто говорит, будто рождественское чудо — выдумка. Эти люди просто ещё не успели с ним повстречаться. Когда-нибудь и они поверят, что в ночь на Рождество в каждый дом приходит волшебство.