Мечты сбываются

— Напомни, зачем мы здесь? Я считаю про себя до десяти, еле сдерживаясь, чтобы не закатить скандал. Нет, скандалище. Потому что на улице блядски холодно, я голоден и устал, а Брайан и так прекрасно знает, зачем мы здесь, хотя всем своим видом вроде как выражает неподдельную заинтересованность. Но в этот момент мимо нас кто-то протискивается, Брайан делает едва заметный шажок ко мне, притягивает ближе, будто защищая, и мое раздражение улетучивается с дуновением холодного ветра. Вообще-то, Брайан считает разговоры пустой тратой времени, ну да ладно. Если так уж хочет — пожалуйста. — Каждый год в новогоднюю ночь мы смотрели «Шоу Дика Кларка»*, — начинаю я. В шуме толпы приходится орать, что чем-то напоминает мне о «Вавилоне» — минус горячие парни, хорошая музыка, алкоголь и тепло. — Мама разрешала выпить немного шампанского, мы делали карамельный попкорн и смотрели, как шар на Таймс-Сквер опускается вниз**. Тогда родители казались такими счастливыми… Конечно, воспоминания искажаются со временем. Я знаю это как никто другой. Но в тот момент они совершенно точно были счастливы. Когда обратный отсчет доходил до одного, мы хором кричали: «С Новым годом!», я подпрыгивал и взрывал хлопушку, а папа обнимал маму за плечи, наклонялся к ней и целовал. И только с возрастом я понял, что мое шампанское было щедро разбавлено газировкой, а все музыкальные фрагменты шоу записали еще в октябре, в одной из студий Лос-Анджелеса. — Я вёлся на эту глупую фальшивку, — Брайан кивает, уж с этим-то он точно с этим согласен. — Но в конечном итоге это не важно, потому что… — Потому что…? Я делаю неопределенный жест рукой в ответ на Брайанову вскинутую бровь и пытаюсь собраться с мыслями. — Тот миг был коротким, но бесконечно прекрасным. И все эти люди на Таймс-Сквер… они казались единым целым… и я воображал, что могу быть кем угодно, и у меня все на свете получится. Я никак не подберу нужных слов, от холода мозг словно парализовало. Мне дороги воспоминания не о событиях, а скорее… о шампанском, попкорне и остальном — о любви, мимолетном ощущении счастья, сознании собственной неуязвимости. О том, что я искал здесь, и надеялся найти. — И ты с детства мечтал увидеть падение шара своими глазами, — заключает Брайан. — Да. — И вот мы здесь. — Да. Интересно, сколько минут осталось до полуночи. Я бы взглянул на часы, но не хочу задирать рукав, дабы не подвергать кожу воздействию экстремально низких температур. Брайан осторожно вытаскивает сигарету из пачки и зажимает ее между губами. — Разве Дик Кларк не умер? — Он наверняка подписал договор с Сатаной о вечной жизни. — Хм. — Брайану все же удается зажечь сигарету, но почти сразу он понимает, что удержать ее сможет только если вытянет руку вверх. Он морщится, глядя на нее — будто она в чем-то виновата, а затем с сожалением бросает к нашим ногам. — Это ты зря, — качаю я головой. — Она могла бы нас согреть. Брайан ухмыляется и открывает было рот, чтобы остроумно ответить, но вглянув мне в глаза, чуть сгибает колени, берет мое лицо в ладони и принимается растирать щеки. Я устал, от холода у меня вот-вот отнимутся ноги, и я готов признать, что затея была дурацкой — уж лучше бы мы поехали в Питтсбург, на новогоднюю вечеринку в «Вавилон». Или остались бы дома и занялись сексом. И вдруг, по Бог знает какому волшебству, толпа оживляется, шар начинает падать, и я вместе со всеми начинаю обратный отсчет: десять, девять, восемь… мой голос срывается, я топаю ногой в такт… семь, шесть, пять, Брайан улыбается и считает вместе со мной… четыре, три… притягивает меня к себе… два, один! Гремит салют, и спустя мгновение мы оказываемся под разноцветным дождем конфетти. Брайан целует меня в губы, его руки сильные и теплые — даже сквозь куртку чувствуется. — Вот теперь ты можешь быть кем угодно, — шепчет он мне на ухо, а я обнимаю его крепче и чувствую себя счастливым. Неуязвимым и способным на все.