***
Ледяной ветер обдувал щёки Обито, пока он шел по пустой дороге, ритмично хрустя снегом каждый раз, когда делал шаг. Крупные пушистые хлопья снега лениво падали с неба, укрывая все мягким белым покрывалом, создавая ощущение, что следы за спиной исчезают спустя секунду. Большинство из них действительно замело. Был поздний вечер, когда Обито не смог заснуть и понял, что после очередного долгого и тяжёлого дня ему нужно выйти на улицу и, что называется, проветриться, дабы наконец выпасть из мира на пару часов. Иным процесс сна для него не являлся. Второй час только хруст шагов составлял ему компанию в темноте — все остальные звуки заглушали завывания ветра, хорошо слышимые из-за отсутствия шапки. Будет счастьем, если он не заработает отит. Даже жёлтый свет, каким обладали фонари только в этом спальном районе на окраине, не доставал до причудливых дорожек между домами, где нормальные люди не ходят. Вообще-то, в снег его потянуло совсем недавно. Виноватым было желание полной изоляции, а свет совсем чу-чуть мешал этому. Его дыхание, вырывавшееся облачками, полностью игнорирующими плотную ткань шарфа, было единственным признаком жизни здесь, среди пустых недостроев-призраков. Это выражение честно на половину: дома только выглядели законченными, на самом деле внутри не было ни одной живой души. Даже животных. Обито не знал, как долго он шёл отпустив голову, но постоянное движение помогало ему забыться и рассматривать, пусть и предсказуемую, но непостоянную, картину под ногами. Через некоторое время он проходил уже мимо «живых» домов, светящихся цветными огнями. В окнах мелькали фигуры, которые привлекали внимание своими голосами, а после не позволяли оторвать взгляд от себя, завлекая в грёзы о таком же счастливом вечере. Смех и музыка, прорывающиеся сквозь ненадёжные стеклопакеты, свидетельствовали о том, что люди готовились к Новому году. Значит, он ещё не наступил. Мужчина остановился, поднял взгляд к небу и выдохнул вверх, оттягивая красный шарф. Кажется, он и вправду забыл, что сегодня главный праздник года. Комично. Впрочем, праздников в его календаре нет уже давно. Зато у семьи, на чьё окно его глаза прилипли совершенно случайно, с оранжевыми шторами и открытым окном, наверняка каждый день праздник. В то время как все остальные обнимались с друзьями и семьей, жаждая начала новой жизни, Обито остался наедине со своими мыслями в эту символическую ночь и ничего не чувствовал по этому поводу. Он считал себя отстраненным от всего этого, посторонним, наблюдателем, смотрящим в мир, который больше не включал его и был удовлетворён своей ролью. Но скоро его ботинки захрустели громче обычного, и шаг сделался быстрее в попытках заглушить окружающий гомон, становившийся громче по отдалению от нежилых помещений. То была бессознательная агрессия и нежелание наблюдать за чужой радостью. В глубине души он находил забавным то, что не выдержал именно когда женский силуэт закружил на руках мальчика, после передав ребёнка отцу. Впереди показался местный центр, где стояла ёлка и каток, служивший источником музыки для всего района. Обито задержался в арке между домов наблюдая, как пары на льду и земле, слившиеся в одно целое, покачиваются под музыку в дожде сверкающих снежинок. Всякий из них обладал своими желаниями, радостями и горем, но сейчас каждая душа была наполнена радостью предстоящего праздника, на фоне которого все проблемы казались пустяком. Он не знал, сколько так стоял. Только когда толпа, собиравшаяся в центре, начала кричать, отсчитывая последние десять секунд вслух, Учиха отвернулся и продолжил свой бессмысленный путь, поймав себя на том, что мысленно произнёс «десять» со всеми. Буквально через считанные секунды позади него раздались аплодисменты и взрывы фейерверков, ознаменовав новый год, полный надежд. Для него же только что начался ещё один обычный год. Так же, как прошлый, позапрошлый и дальше по цепочке. А снег, отражавший яркие вспышки, заставлял болезненно щурится человека, бродящего уже который час по темноте с прикрытыми глазами. — С Новым годом! — послышалось откуда-то сверху. Обито удивлённо поднял голову и кивнул какой-то широко улыбающейся девушке, стоящей на балконе с бенгальским огнём в совсем лёгкой одежде. Может быть, даже что-то сказал в ответ. Не помнил или не знал. Что Обито знал, так это то, что он сам избрал для себя такую судьбу. Когда отрёкся от клана, а через несколько лет вступил в преступную группировку. Этот мир затянул его в непроглядную бездну одиночества, и невозможности оставить кого-то рядом из-за признания этого «кого-то» удобным рычагом давления. Ярким примером был труп Рин, который преподнесли юному ученику в виде предупреждения мафиози. До невозможности жестокие, как раньше казалось. Тогда, держа на руках остывающее тело подруги... нет, возлюбленной, он поклялся что никогда не станет таким. Не стал. Если быть точным, не совсем. Учиха Обито возрастом двадцать восемь лет был чёрствым и серьёзным человеком, до души которого не мог достать никто из его двух наставников до многих подчинённых.***
Микро трещинки на губах, растянувшихся в тонкой полоске, привели его в чувства неприятным покалыванием. Микроволновка пищит и режет слух, потому Обито быстро разворачивается и открывает дверцы, про себя подмечая что зёрна попкорна хрустели уже с полминуты и надеется, что сгорели хотя бы не все. Не обжигаясь, строго по инструкции открывает упаковку и вытряхивает содержимое в миску, не удержавшись от вдоха и последующего выдоха наслаждения. Из гостиной слышен шум телевизора. Может быть, уже начался фильм. Допуская такое развитие событий Обито понимает, что ему наверняка от нескольких пропущенных минут слаще не станет и быстро перекладывает всё на поднос. По пути он цепляет кухонный выключатель, погружая квартиру во мрак. Пытаясь балансировать в зоне нулевой видимости — коридоре, Обито проходит в приоткрытую дверь спальни и не может не улыбнуться. Почти что отстранённое выражение лица замерло в улыбке, освещаемое синеватым светом телевизора. — Эй, — тихо зовёт мужчина, проходя внутрь и парень «оттаивает». — Ого, наконец пришёл? Чем я заслужил такую честь, господин Учиха? — с едким сарказмом спросил Дейдара, кладя руку на спинку дивана. — Смею предположить, твои закуски были гораздо важнее меня? Обито, не успев придумать ничего в свою защиту, вздрогнул, осознав, что миски в руках нет — Дейдара уже забрал её и поставил на чайный столик. — Прости, семпай. Я, наверно, слишком сильно задумался. Но я принёс тебе кое-что с кухни в знак извинения, — подмигнув, Обито улыбнулся и достал из-за пазухи бутылку рамунэ, протянув её парню. Тот оказался приятно удивлён, ведь думал, что напиток кончился и придётся тащиться за новой бутылкой завтра утром. Никому, несмотря на интенсивность отдыха, показатель которой у Дейдары был низок, не хочется идти куда-то утром первого января. Его зависимость от рамунэ была сравнима с алкогольной и имел он обе, поэтому он, разумеется, сразу простил непутёвого партнёра и взял бутылку к себе на колени. Затем похлопал по месту рядом, другой рукой вытаскивая из под себя одеяло. И Обито, словно верный пёс, юркнул на диван слева от Дейдары. Устроившись удобнее через несколько минут он обнял своего парня за плечи, пока тот, закатив глаза, запускал фильм с самого начала. Миска для попкорна стояла так, чтобы они оба могли легко дотянуться до пригоршни, не изменяя своего удобного положения. Время от времени их руки встречались над попкорном, что приводило к игривым толчкам или ласкам кончиков пальцев. В один из таких моментов они взялись за руки и просидели так пол фильма и если Дейдара задействовал вторую руку, то Учиха не взял ни крошки до конца прикосновения. Глаза Дейдары были прикованы к экрану, но Обито часто ловил себя на том, что смотрит вниз, на выражение лица своего парня, мягко улыбаясь тому, как мерцающий свет телевизора танцевал на чужом лице. Когда он смеялся над шуткой, Учиха чувствовал вибрацию у себя в груди и не мог понять смех это, или чувства. А если Дейдара делал то же самое — отвлекался, то непременно оказывался оцелован и с наигранным раздражением возвращался к просмотру, позволяя улыбке играть на своих губах. Но Обито понимал, что они вместе искренне наслаждались этими моментами и не хотели терять такие спокойные вечера, когда фильм становился лишь фоном для их, бьющихся в унисон, сердец. Вместе с этим его мысли возвращаются к прошлому, прокручивая тот невзрачный момент появления Дейдары в его грешной жизни, когда он перестал быть фотографией в досье и стал напарником. Это случилось сумбурно: Обито решил, что больше не может быть один и понял, что не терпит оставаться в тёмном кабинете со спёртым воздухом наедине со своими мыслями. Тогда он занял место умершего Сасори и мальчишка, ставший напарником, ему не совсем нравился. Даже подбешивал иногда. Отношение к нему было по настроению. Скорее, его общая характеристика Обито была «сойдёт», потому что главную функцию парень выполнял — заглушал душевную пустоту. Однако потом, не забывая об опасности, большей, чем у кого-либо из Акацуки, преследовавшей его, Обито обнаружил, что все глубже погружается в безумный внутренний мир террориста. В присутствии Дейдары его скучное существование оживлялось, хотел он этого или нет. Впрочем, чаще обычно именно его образ Тоби разбавлял тишину или чужое бормотание о красоте мгновения. Также было немало случаев, когда они раздвигали границы, которые на тот момент никто не хотел пересекать. Казалось, он никогда не забудет, с какой страстью впивался неопытный Тсукури в его шею, избавленную от горла водолазки. Тогда чужое искусство становилось понятным до дрожи в коленках, ведь Дейдара никогда не повторяется. С ним вообще каждый день — новая неизвестность. Теперь, когда артист беззаботно прижимался к нему, происходящее казалось сном. Конкретно не верилось в то, что Дейдара доверил своё сердце ему. Обито поцеловал его в лоб, переполненный любовью к тому риску, на который он пошёл ради него. Пусть и Дейдара говорил, что дополнительные проценты к шансу быть убитым в подворотне для него пустяк. Но эта тихая ночь вместе стоила любого риска. Дейдара с улыбкой поднял глаза, посчитав подозрительным долгое затишье, лтвлекая его от мрачных размышлений и Учиха улыбнулся в ответ, чувствуя себя благословённым госпожой Фортуной. В чужих объятиях он был именно тем, кем он являлся: почти обычными человеком, желавшим остаться со своей любовью навсегда, только с криминальными связями и всем остальным. — Прогуляемся? — неожиданно спрашивает Обито, не надеясь на положительный ответ своего парня. И оказывается приятно удивлён. — Давай, — неожиданно, без особого энтузиазма, но соглашается Тсукури, хрустит последним снеком, и начинается копошиться, уже через несколько секунд стянув с них обоих одеяло, и сидит с прямой спиной в ожидании ответных действий. И Обито понимает, насколько он заблуждался час назад, думая, что никогда не сможет быть с кем-то. Там, где он когда-то гулял один, сейчас протаптывал новые дороги за руку с любовью всей своей жизни. Снежинки теперь кружились не где-то на катке, а вокруг них, когда Дейдара внезапно прижался к нему и стал инициатором танца, перешедшего в катание по снегу и валяние друг друга в нём же. Пусть они не считали вместе удары буддийских колоколов, время, проведённое вместе их абсолютно устраивало. Особенно, с учётом их одинаково скверного отношения к празднику ввиду отсутствия семьи. Но не в этом году. Звуки людского счастья, беспорядочные и невнятные, как и подобает центральному району, вместе со всем шумом всей столицы сливались в одну музыку, единственная цель которой состояла в том, чтобы великолепно дополнять бодрую речь Дейдары о всяких пустяках. И Обито был уверен — пусть замолкнет всё, кроме голоса человека, чью руку он так крепко сжимает считанные мгновенья, он ничего не потеряет. Именно Дейдара был источником его счастья, изменившим приличное количество вещей в его жизни без разрешения. И Обито больше не смел жалеть о прошлом, когда Дейдара так настойчиво тянул его в будущее, обещая, что останется рядом до самой их смерти, которая обязательно случится в один день, один час и одну секунду.