Рога и копыта

Чонгука называли вредным эльфом, хоть и сам он был в корне с этим утверждением не согласен. Он всего лишь был трудолюбивым, упорным и немного придирчивым. Чонгук — Главный эльф на производстве игрушек для детей всех возрастов: издавна от мала до велика волшебные сущности поздравляют человечков с ежегодными праздниками. Хоть многие взрослые люди и считают их вымышленными и несуществующими, им это никак не мешает давать надежду и веру в чудо маленьким, ещё не испорченным человеческим обществом душам. Тем не менее сами люди пишут и печатают многие книги, где рассказывается о всех отличных от людей существах — Чонгук иногда обращается к феям, чье огромное сообщество можно встретить во всех уголках мира, чтобы те передали его просьбу купить такую книгу лесным оборотням, наиболее приближенным к людям внешне. Им гораздо легче слиться с толпой мегаполиса, нежели Чонгуку остроконечными ушами и зелёным колпаком на макушке. И когда ему наконец присылают пару таких экземпляров, он, выполнив всю работу на день, с чистой совестью смеётся над тем, что смогли в этом году придумать люди про них. Никто, даже самый заядлый олень (а у Чонгука к ним особое отношение), не смог бы навешать столько сосулек на чужие уши, как это умудряются делать человечки. Нет, конечно порой на страницах с картинками и рисунками он встречает довольно правдивые факты: единороги — практически мифические существа, которые увидеть воочию дано лишь избранным, зубные феи никогда не приносят сладости в обмен на зубы, а Санта Клаус — далеко не бессмертен. Но вот настоящих приукрашенных сказок всё-таки больше: олени в упряжке Санты никогда не сменяются, рождественская фабрика по производству игрушек для детей и шоколадная фабрика, где создаются пасхальные яйца, — не одно и то же, а рождественские эльфы своим ростом еле-еле дотягивают до среднего человечка десяти лет. На последнем Чонгук обычно перестает смеяться: обидно вообще-то. Он Главный рождественский эльф и ростом, вместе с колпаком, не уступает молодому человеческому мужчине. Рождественские эльфы впринципе обычно выше, чем лесные, крепче и массивней, но людям то как до этого догадаться? И вообще... Чего это только об эльфах такие неприятные стереотипы? Нос крючком и с бородавками, острый подбородок торчком, суженные глаза, кривые сухие пальцы на руках... Чонгук захлопывает книгу, откладывая её на тумбочку, которую он не так давно сам смастерил, кстати. Будь у него кривые пальцы, ни за что бы так красиво её не смог расписать. Он мотает головой из стороны в сторону, отметая от себя эти гиблые мысли, и уже собирается залезть с головой под одеяло, как в деревянную дверь стучат. — Чонгук! — раздается слишком громкий для ночи голос Чимина за ней. Главный эльф закатывает глаза, тяжко вздыхая, но все равно надевает мягкие тапочки с острыми носами, которые с таким вдохновением описывал человек в книге, и шлёпает ко входу своего домика. — Это срочно, Чонгук! — Что случилось? — он распахивает дверь так резко, что Чимин отскакивает назад от неожиданности. — Чонгук, слава Рождеству, ты не спишь... — Главный эльф плечом упирается в косяк двери, складывая руки на груди и окидывая взглядом эльфа-помощника, чьи щеки раскраснелись, как от быстрого бега, ресницы трепещут, заставляя осевшие на них снежинки колыхаться, а грудная клетка ходит ходуном. Это не к добру. Чимин полузадушенно продолжает, пытаясь отдышаться. — Там!... Такое!... — Чимин, вдохни, — прерывает полусонный Чонгук, зябко ёжась от холода снаружи. Пак послушно затыкается, глубоко вдыхая. — А теперь выдохни. Говори чётко и потише, все спят уже. Эльф проделывает лёгкую дыхательную гимнастику ещё раз, а после с блестящими глазами наконец рассказывает: — Помнишь, неделю или две назад Санта на собрании говорил, что упряжка вновь поменяется? — Чонгук кивает. — Новый олень прибыл буквально полчаса назад, я не стал тебя будить. Но... Чимин опускает глаза в пол, нервно закусывая губу. Как провинившийся человеческий ребенок, ей богу. Чонгук закрывает глаза и рукой проводит по своим непривычно для эльфов коротким волосам, понимая намёк: если бы всё прошло спокойно, Чимин бы к нему не прибежал. Святое Рождество, как же Чонгук ненавидит оленей. Эти напыщенные, невыносимые гады, которые считают, что раз они попали в упряжку Санты, то им всё можно. Они нахальны и абсолютно невыносимы. Не будь на то запрета, Главный эльф бы лично повыдирал рога особо несносным. Дело в том, что рождественские олени — те же оборотни, только другого вида. У них немного другие привычки и постулаты, другие обычаи и традиции, но вот эта животная потребность соперничества буквально за любую мелочь неизменна. Она у них внутри, под кожей. Лесные оборотни всегда на первое место ставят стаю — свою семью. Олени же, особенно рождественские, росшие в холодах льдов и снегов, в группы объединяются только с целью продолжения рода. Только со второй половинкой. У них не принято иметь друзей или крепкие связи с родственниками дальше самых близких, и они конкурируют за любую, казалось бы, незначительную вещь: домик, как личная территория, место в упряжке, как статус, или даже банальный стул за общим столом. Они невыносимы в своей жажде превосходства и обладания, настойчивости и совершенно нетерпимой упёртости. Святое Рождество, Чонгука уже начинает трясти от предвкушения того, что именно ему придется разгребать всё то дерьмо, которое успели натворить эти напыщенные парнокопытные. — Что уже случилось, Чимин, не томи. — Новоприбывший олень подрался с Джуном, потому что тот что-то фыркнул в его сторону. Святое Рождество. Сегодня ведь был такой хороший день: Чонгук ни на кого даже не наорал, ведь в преддверии праздника все заняты делом и выкладываться стараются на все сто процентов. Похоже, поорать всё-таки придётся. Главный эльф захлопывает за собой деревянную тяжёлую дверь, уже не беспокоясь о громкости, и прямо в ночной белой сорочке спускается вниз по небольшим ступенькам крыльца, забыв надеть колпак. По его лицу Чимин отчётливо видит, что лучше промолчать. Он просто следует за ним без вопросов. Чонгук в прямом смысле этого слова пышит жаром, пока идёт прямо по снегу в своих теплых тапочках прямиком к домикам рождественских оленей. Те, как назло, всегда селятся как можно глубже в лес: видите ли, и воздух там чище, и холод там прожорливей, и тишина получше. Чимин всегда восхищался своим наставником, Главным эльфом — казалось, не придумали ещё таких ситуаций, из которых он бы не нашел выход. Чонгук был настоящим руководителем: если надо — он по колпаку даст, приструнит одним тяжёлым взглядом, если надо — по голове погладит и к плечу прижмет, своей спиной защитит ото всех. Да, у него сложный характер и постоянно несменяемое выражение лица «отойди от меня на три метра, иначе уши изогну в другую сторону», но Чонгук отнюдь не плохой. Порой занудный и вредный эльф — да, но жестокий и бездушный — нисколько. Он как сосулька: стоит только отогреть, так ластиться станет жаждущим внимания котёнком. Ну, это Чимин так думает. Не нашлось пока таких рук, способных растопить многолетний слой льда. Но... если бы они сами не верили в чудеса, то не смогли бы нести веру в них в сердца маленьких человечков, не так ли? Когда они наконец доходят до общего дома оленей, Чонгук немного остывает: кулаки сжаты не так крепко, как только он буквально вылетел из своего домика в холод зимы. Ну, или Чимину, всегда настроенному очень оптимистично, так показалось. Главный эльф резко отворяет дверь, входя в главный зал, где собрались виновники сегодняшнего недосыпа Чонгука: все представители парнокопытных, несколько фей из зимних лесов, Санта Клаус и три сонных эльфа с колпаками наперекосяк. — Что случилось? — Чонгук хмуро оглядывает смотрящих в ответ присутствующих и, не оттягивая, подходит к одному из своих главных помощников. — О, Чонгук, — подскакивает Юнги на ноги. Санта сидит поодаль, ближе к камину, и коротко улыбается эльфу. И вот ещё одна несостыковка с человеческими книжками: старик никогда не был особым командиром и никого из своих не строил в силу мягкого характера. В основном, на себя берут ответственность за руководящего всеми остальными либо высокопоставленные эльфы, либо ведущие в упряжке олени, но это большая редкость. Последние несколько лет вот Чонгук негласно занимает эту должность: к его мнению Санта прислушивается в первую очередь. Ему подчиняются и все остальные, даже если за спиной терпеть его не могут. Да, какой бы сказочной не была их жизнь, она не отменяет обязанностей и распределения власти. Иерархия есть даже там, где её, казалось, быть не может. — Что случилось, Юнги? — повторяет Главный эльф, останавливаясь рядом с креслом и поворачиваясь к остальным. Он бегло осматривает всех присутствующих, останавливая взгляд на двух оленях: один, судя по всему, новенький, второй уже знакомый и до жути противный. Особо неприятный Чонгуку. Эльф наклоняет голову в бок, показывая, что слушает. — Тэхен, только что прибывший в упряжку одним из ведущих, подрался с Намджуном, — тараторит Юнги, поправляя колпак. О, Намджуну Чонгук готов лично оторвать рога за всё хорошее. Заносчивее и противнее оленя эльф ещё не встречал. Он вечно огрызался, мерзко подшучивал над ростом и ушами Главного, никого не страшась, и власть над собой ничью, кроме Санты, не признавал. Пару раз даже рвался по лицу зарядить Чонгуку за то, что тот никогда не терпел, а резко отвечал и на место ставил невыносимое парнокопытное. — И? — устало спрашивает Чонгук. — Что? — тормозит Юнги. — Кто победил? — почти шипит Главный эльф. Ему чертовски неприятно, что его выдернули без колпака, почти полуголого на мороз, чтобы разбираться с тупыми оленями. — Тэхен. Чонгук смотрит в сторону Санты, откинувшего голову назад и прикрывшего глаза. Он всё слышит, просто ждёт вердикта Главного эльфа, — понимают все присутствующие. Чон кивает и быстрыми шагами подходит к новенькому, который опёрся плечами о деревянную стену поодаль ото всех. На нем только штаны, на широкой груди несколько порезов, под носом застыла кровь, а костяшки на крепко сжатых кулаках сильно стёрты. Названный Тэхеном смотрит так же холодно, даже дико в ответ на подошедшего Чонгука, который на голову, если не больше, ниже оборотня. На голове у него возвышаются массивные витиеватые рога, прекрасно подчёркивающие его статус сильного ведущего. Но Тэхен не захотел быть просто ведущим в упряжке. Одним из ведущих. Он захотел быть Главным, и поэтому подрался с нынешним за это место. По законам оборотней, он победил: это видно даже без утверждений Юнги. Намджун, сидящий напротив, выглядит куда более побитым и раненым. Его авторитет пошатнулся, и он почти готов броситься на борзого новенького снова. Но не в смену Чонгука, иначе Чонгук тут всем рога поотрывает. — Тэхен, — обращается к нему главный эльф, смотря снизу вверх. — Поздравляю с местом Главного в упряжке. И он совсем не обращает внимания на агрессивное фырчание Намджуна позади, наконец отрываясь от диких глаз Тэхена и уходя спать. Санта с ним молча соглашается.

***

На следующий день происходит что-то странное. По крайней мере, точно очень неожиданное. Тэхен — истинный олень, как Чонгук успел понять ещё вчера. Именно поэтому он не удивляется, когда Главный рогатый очень нагло отодвигает Чимина, сидящего напротив завтракающего эльфа, и устраивается на его законном месте. Чонгук уже хочет возмутиться, когда тот резко говорит: — Я хотел извиниться. Главный эльф молчит какое-то время, непонятливо смотря на ничего не говорящее ему лицо оборотня. Наверняка со стороны они выглядят комично: Чонгук дожевывает пряник, уставшими глазами смотря на Тэхена перед собой, загородившего своей тушей весь зал и потеснившего не только маленького Чимина. — И за что же? — всё-таки говорит эльф, поправляя волосы и заводя их за острое ухо. Тэхен неотрывно следит за этим действием. В его глазах ничего не разберёшь, и это пугает. Чонгуку всегда достаточно просто удавалось узнать что-то именно в них, но в раскосых красивых (он со скрипом старых колоколов это признает) глазах нет ничего очевидного. — За вчерашнее. Я не собирался так с кулака в лицо бить кого-то спустя полчаса с прибытия, но он вывел меня на драку, — спокойно говорит олень, держа невыносимо ровную осанку. Согнувшегося в три погибели Чонгука это смущает: у них не человеческий показ мод здесь, вообще-то. — Это может показаться тебе оправданием, не суть. Мне жаль, что из-за этого тебя выдернули с заслуженного отдыха. И всех остальных тоже. Святое Рождество, Чонгук давится какао. Это... Ему не показалось? — Повтори?.. — Извини, Чонгук. Не показалось. Перед ним извиняется олень. Понимаете, «олень» и «извиняется» в одной строчке что-то дикое. Такое же дикое, как и глаза этого Тэхена. Святое Рождество, перед Чонгуком только что извинилось самое наглое, невыносимое и высокомерное из всех ныне живущих существо. Он еле-еле откашливается от какао с помощью этого самого подскочившего к нему оленя. — Всё в порядке? — Тэхен непозволительно сильно приближается, смотря в глаза и приподнимая бровь. Чонгук дёргается от такой внезапной близости, но быстро берёт себя в руки. — Да, да, всё отлично... Не стоило извиняться за такие мелочи, — он легко отталкивает Тэхена в плечи, показывая, что всё нормально, и можно уже как-то и отойти, а не дышать стоять своим горячим дыханием на его чувствительные остроконечные уши. — Я знаю, что Намджун может учинить такое, поэтому все нормально. Главный эльф встаёт из-за стола, становясь рядом с всё никак не отходящим от него Тэхеном. В колпаке он хоть не кажется столь маленьким рядом с ним. — Что-то ещё? — Нет. Спасибо, что уделил внимание, — он наконец разворачивается и уходит, напоследок долго задержавшись взглядом на глазах. Чонгук закусывает губу в непонимании. Вокруг за столами завтракают эльфы, феи и олени, но Тэхен не присоединяется ни к кому из них. Он уходит. Чонгук думает, что он странный. Как и все олени. Он думает над всем, что произошло сейчас, и до сих пор поверить не может, уставляясь взглядом в дверь. — Чонгук! Святое Рождество. Он закатывает глаза, нехотя отрываясь от размышлений, и поворачивается к подошедшему Юнги. Тот мрачно смотрит туда же, куда наставник пару минут назад, а после говорит: — Что это было? — Тэхен извинился за вчерашнее, — кажется, что он до конца не верит в то, что сам говорит. — Я слышал, но... Олень и извинился? — дёргает бровями эльф. — Это странно... — Ты что-то хотел? — перебивает довольно резко Главный эльф. Нужно приступать к работе, раз завтрак подходит к концу, а не думать о странном олене. Олене, который чем-то его зацепил. — Я лишь хотел сказать, что... — он мнется пару секунд, но в итоге всё-таки говорит. — Недавно читал книгу с исследованием оборотней разных видов. В их мире большинством исследований занимались гномы, как самые неусидчивые и интересующиеся всем подряд. — Там было и про рождественских оленей. Не мне судить, верить или нет, но... — Юнги снова запинается так, словно сейчас выдаст мировую тайну. — Они существа очень гордые и любые извинения для них многое значат. — То есть?.. — подталкивает Чонгук. — То есть это значит, что, скорее всего, он считает вас кем-то значимым сейчас или в будущем для себя, поэтому переступает через гордость, скажем так. Ещё и перед всеми... Главный эльф на это лишь отмахивается, не желая глубоко копать, всё ещё шокированный таким поведением самого гордого и невыносимого существа, которое он только знает. Пока что он даже не подозревает, что позже отмахиваться не получится. Например тогда, когда Тэхен начнет проводить рядом с ним большую часть времени, подбираясь все ближе, ухаживать, таская вещи за него и помогая строить фыркающих оленей в упряжке. Или когда начнет оставаться у него ночевать, постепенно незаметно перетаскивая его вещи в свой домик ближе к лесу. Или когда перетащит самого Чонгука туда. Помните, Чимин утверждал, что Чонгук как сосулька, которая просто не нашла подходящие руки, способные отогреть? Он ошибся. В итоге Чонгук всё-таки не нашел руки. Он нашел рога и копыта.