***
Спустя полтора часа, уже начинает казаться, что водяная зараза просто испытывает его на прочность. Специально мучает, надавливая на слабое место. Да, именно слабое. Содомайзер с роду не имеет ни капли терпения, и на данный момент просто сходит с ума от ожидания. Даже сейчас руки непослушно ноют о любимой гитаре. Но что-то внутри притаилось, прикинулось белым и пушистым. В этот раз низкорослый действительно собирается быть более тихим для своего соседа по комнате. Испытанный временем, на выносливость совершенно разными способами, Рейн долго терпел скверный характер и бескрайнюю энергию огненного гуля. И со спокойной душой, Дью наконец может заявить, что его «нянька» заслужила маленький отдых. Но это лишь разовая акция, не более. Наконец заветная дверь открывается. Повеяло банной духотой, пар еле заметными клубами повалил из ванной комнаты, в нос ударила благоухающая чистота. И вот показалась кудрявая голова, обеспокоенный чем-то взгляд, хвост хаотично мечущийся. ― Идешь в душ? ― выдыхая спросил Рейн. Не подавая виду, что был в очередной раз заворожен таким домашним, после банным видом басиста, низкорослый молча схватил новое полотенце и захлопнул за собой белую дверь. В свою очередь ничуть не удивленный такого рода резким поведением взрывной полторашки, Рейн проходит к кровати, рассматривая окончательно мятую постель. И чем только он тут занимался? Катался, как бешеный? Это также не было бы чем-то удивительным для Дью. И все же, на улице уже было достаточно темно, пора осветить темную комнату светильником или лампой. Однако, распаренному горячем душем, сил хватило только дойти и плюхнуться на спальное место. Веки моментально тяжелеют. Пусть эта подушка поглотит беспокойный разум, а мятая простынь — тело. Пусть мгла заберет все эмоции. Пусть…это время отдыха. И не пройдет и получаса, как вновь распахнется дверь ванной комнаты. На ее пороге покажется Содомайзер, показушно откидывая длинные патлы, с голым торсом и в одном полотенце. Он окидывает взглядом комнату, в поиске в край смущенного соседа, однако.находит лишь его мирное сопение. Разочарованный «недождавшимся», лид-гитаристу ничего не оставалось, кроме как одеться и улечься поудобнее рядом, с мурлычащим от комфорта гулем. Как он впрочем и поступает. Кудрявые пряди, небрежно упавшие на лицо басиста, привлекли чужое внимание. Рука огонька неконтролируемо тянется, и с особой филигранностью убирает за уши сопящего. И только спустя пару минут осознание, что украдкой наблюдает за чужой вздымающейся грудью, производит настоящий переполох в его голове. Низкорослый тут же фыркает, также прокручивая в голове, как с особой заботой убрал за уши непослушные прядки. Раздраженный необъяснимыми, как ему казалось, совершенно глупыми действиями, он в конце концов разворачивается спиной к Рейну.***
Было где-то 3 часа ночи, когда Содомайзер проснулся от нехватки воздуха. С трудом разомкнув веки, он не сразу привыкает к кромешной тьме, и не сразу осознает, что его хрупкое тело находится в настоящем «захвате».
Сильные руки явно в наглую нарушают его личное пространство: в объятиях одна крепко сжимает талию, вторая в области шеи. Голова рогатого прижата к широкой груди, да так, что не двинешься. Но попробовать все равно стоит.
Дью производит малейшие колебания в попытке развернуть хотя бы голову. Однако, хватка будто бы наоборот усилилась. Серо-голубые глаза в легкой панике забегали по видимому из-за плеча участку комнаты. В голове кроме полусонной пустоты один вопрос: Как выбраться? Наконец упыря посещает светлая мысль. Казалось бы настолько светлая, что способна уничтожить всю тьму, что принесла луна в этот номер. Огненный гуль свободной рукой аккуратно тянется за спину обнимающего, в попытке нащупать хвост. И у него выходит. Однако основная цель — чувствительная пластина на кончике, и чтобы до нее добраться не производя особых движений, придется согнуть хвост. Опасно. Сердце учащенно забилось. Может ли быть, что сейчас он рискует быть раздавленным собственным другом? И все же, кто не рискует — тот не пьет, время действовать. Огненный почти невесомо обвивает пальцами бархатистый на ощупь хвост, и словно настоящий ювелир проводит вверх, сгибая в своем направлении. Не известно как Рейн еще не проснулся от неудобного положения крайне чувствительного места. Наконец кончик в зоне досягаемости. ― Прости, Рейни. ― еле слышно шепнул прижатый, прежде чем надавить на пластину. И гуль не прогадал о излишней чувствительности, основываясь на собственном опыте. Послышался вдох сквозь зубы, даже какое-то рычание, и руки наконец освободили заложника. Наконец Содо жадно глотает воздух, не сводя глаз с вскочившего упыря. Но еще рано праздновать блестящий триумф. В скором времени басист пошатнувшись, медленно начинает приближаться. Все ближе и ближе. Во тьме такая картина на самом деле выглядит отчасти пугающе. Содо весь замирает, вместе с дыханием. Наконец лицо высокого останавливается, настолько близко, что позволяет огоньку ощутить щекочущее дыхание и разглядеть веки сокомандника. Погодите. Его глаза закрыты? Это что, лунатизм? ― Эй, постой, приятель..ты..― начал уж было с наигранной любезностью соло-гитарист. Начал, но не закончил, поскольку чужие губы накрыли собственные. Кроткий поцелуй, обозначающий начало большого дела. Рейн спускается к открытой шее, вцепляется словно пиявка, окрашивая участки кожи в фиолетово-бордовый. Когтистая «лапа» скользит под футболку, многократно следует самим острием по подтянутой спине, что пробирает до гусиных мурашек. Явно играется с чувствами огненного, дыхание которого давно перестало быть ровным, а щеки — быть естественного оттенка. Все это луна поспешно укроет одеялом тьмы. Никто не увидит, что происходит в комнате 503. Сам низкорослый, растаявший в подобных ласках и прикосновениях, уже скоро совсем перестал сопротивляться. Наоборот подобное в удовольствие. Из недр души чувствуется еле уловимая вибрация. Состояние похоти ненасытно просит больше. Однако все это в новизну от самого тихого и невинного гуля в группе. Сейчас, возможно, трудно дать ему такую же характеристику. Особенно ощущая, как шершавый язык щекотно проходится по ключице, следует вверх по шее, и в конце концов вступает в контакт с чужим органом осязания. Дью становится слишком жадным, хоть и начал совсем не он. Огненному безумно нравятся эти мурашки, эти ощущения внутри. Словно дергаются какие-то струнки, заставляющие рвано выдыхать в перерывах. Он больше не обращает внимание на чужой лунатизм, наоборот использует его для осуществления сокрытых давных желаний такой близости. Содо в очередной раз тянется к губам басиста, сдерживая желание укусить. Становится жарко. Где-то внутри и где-то внизу. Побежденный физической потребностью дышать, вскоре соло-гитарист с трудом отстраняется, протягивая ниточку слюны. Рейн, как оказалось, просто мастерски целуется, что порождает какую-то зависимость. Заставляет не до конца отдышавшегося устроиться на коленях водяного, жадно украсть еще один поцелуй.один? Нет, два.да все пять. Ладонь зарывается в кудрявые пряди, когда чужая рука прижимает к себе сильнее, впиваясь когтями, царапая спину. Вторая с силой сжимает бедро. Как безжалостно, Рейн. Но это безумно нравится первому. Обстановка взращивает в некоторой степени дикое вожделение. В штанах до дискомфорта тесно. Дью, жаждущий особых прикосновений нетерпеливо зафырчал. И вот наконец рука, что только что до будущих синяков сдавливала бедро, двинулась ниже. И тут же окончательно перестала касаться чужого тела. Туша бесчувственно свалилась на кровать, заставляя Содо невольно ретироваться, остановиться поодаль водного гуля. Вот кудрявый открывает глаза. Он проснулся. ― Содо?.. Ты что не спишь? ― сонно спросил Рейн. ― И что ты такой растрепанный? Опять бесишься? ― Я..просто.. ― растерялся огонек, залившись краской. ― Я иду в душ, ложись спать. Басист лишь молча последовал указаниям сокомандника, отметая все возможные возникающие вопросы, что в данной ситуации были бы очень кстати. В то время как Дьюдроп хлопнул дверью, мгновенно преодолев расстояние между кроватью и ванной комнатой. Теперь только огненный гуль знает что происходило между ними этой ночью. Или..нет?