Вечность

«Как же она прекрасна! Почему меня так тянет именно к ней? В чем тот секрет?» — раздумывал Антигон, глядя на прекрасное создание, застывшее по ту сторону стекла. Он плыл по воздуху, как и полагалось всем вампирам, всем проклятым. И душа его томилась от неразгаданного желания. Она же излучала невероятное очарование, и с каждым мигом Антигон понимал, что трепет неживого сердца не связан с вечной жаждой. Его существо затопляли иные чувства. Он с непривычной робостью любовался ускользающей красотой девушки, которая безмятежно сидела с книгой в своей комнате. Елена — так ее звали, так она представилась, когда два месяца назад Антигон отогнал от нее грабителей в темном переулке. Глупость, мелочь… Он и сам не знал, зачем так поступил. Хуже всего, что с тех пор Елена, похоже, считала его другом. И, конечно, она не знала, что обескровленные тела грабителей через пару дней были погребены под грудами мусора на городской свалке. — Позвольте помочь вам, — сказал тогда Антигон, подходя к обескураженной девушке и помогая ей подняться. И она покорно приняла протянутую руку. Разве мог он вызвать подозрения? Высокий черноволосый мужчина в твидовом пальто, он заставлял доверять себе. Но зачастую его «помощь» заканчивалась чьей-нибудь смертью. — Спасибо, — тихо проговорила девушка и посмотрела на него. Кажется, в тот миг что-то сломалось. Вампир забыл о своей проклятой природе, отступил и голод. — Как вас зовут? — спросил он, вздрогнув всем телом. На него нахлынуло странное чувство. Он знал ее! Он помнил это лицо! — Елена, — тихо ответила девушка, не смущаясь таких прямых вопросов. — Елена, с вами все будет хорошо, — горячо заверил вампир и действительно не притронулся к ней, не посмел обидеть. Лишь проводил до остановки трамвая, обещая, что грабители обязательно понесут заслуженное наказание. — Спасибо! Надеюсь, с вами тоже, — неловко улыбнулась Елена. И Антигон понял, насколько глупо выглядит, возможно, как немного сумасшедший. Но он не мог избавиться от пугающе-сладостного чувства упоения и радости, столь непривычного и далекого для созданий ночи. Елена… Ее звали Елена. У нее были узкие плечи, светлые волнистые волосы, изумительные глаза оттенка ясного неба и стройный стан плывущего лебедя — такую красоту хотелось запечатлеть навечно. Антигон понял, что желает подарить ей вечность, ведь у него была эта опасная сила. Но сохранение красоты требовало пищи, запретной пищи. Сперва Антигон решил, что именно теперь, прямо на остановке трамвая, пора под гипнозом заставить Елену запрокинуть голову, испить ее крови, а потом обратить в равную себе. И тогда бы уже никто их не разлучил. «Нет! Я дам ей выбор. Я хочу, чтобы она сама попросила эту вечность», — решил Антигон, и в тот день трамвай унес Елену вдоль заснеженных дорог большого города. Вампир же знал, что найдет ее по едва уловимому аромату крови. Или же чему-то еще… От нее словно исходила едва слышимая песня, слова которой не удавалось разобрать. Но по этой мелодии Антигон нашел ее и во второй раз. Тогда они уже мирно посидели в кофейне. Он старательно делал вид, будто греет руки о чашку кофе, но хлад, въевшийся в его тело, не изгнали бы даже самые горячие напитки. Он существовал как обманка, оболочка. Только Елена ни о чем не подозревала. — Мне кажется, мы давно знакомы, — подтвердила она странные догадки. — Мне тоже, хотя откуда бы, — удивился Антигон. — Может быть, вы приходили к нам на работу? Знаете, у нас фирма организует праздники, — предположила Елена. — О, нет-нет, от праздников я точно очень далек, — иронично отмахнулся Антигон. — Может быть, вы были на одном из наших мероприятий, — уточнила Елена. — Но ведь не в прошлой же жизни мы встречались. Хотя… Она погрустнела и задумчиво уставилась на медленно падающий снег по ту сторону окна кафе. Кажется, в тот миг их обоих пронзило болезненное предположение. Конечно, Антигон иногда посещал и шумные людские сборища, и конференции, и ночные клубы. Из последних он зачастую и похищал своих жертв, превращая любителей сомнительных тусовок в жаждущих тварей мрака. И они продолжали страшное дело Лорда Отчаяние, господина всех проклятых. Но вряд ли он видел Елену в одном из этих мест. «Она должна стать проклятой, чтобы не потерять свою красоту. Чтобы я не потерял ее! Елена… Елена, как ты прекрасна! Но почему мне кажется, что раньше тебя звали иначе? И жила ты не в этой бетонной коробке? Не в этом мире, не в этом времени. И кем был тогда я?» — все думал Антигон. Он предполагал, что и сам жил на Земле. Еще до того, как начал служить королю всех вампиров, древнему асуру Лорду Отчаяние, он был кем-то иным. Но у слуг Лорда стиралась память о бытии до превращения. А после — они питались лишь человеческой болью, бесплотные духи, страшные твари ночи. Антигону повезло, ведь он возвысился и обрел физическую оболочку, но для поддержания этой не-жизни требовалась особая пища — человеческая кровь. И теперь его измененная природа приказывала вонзить клыки в нежную шею, разорвать артерии и насладиться великолепным вкусом. А потом либо убить, либо сделать новым созданием ночи. И все же он не мог, что-то останавливало. — Она станет очень сильным Вороном. Удачно ты на нее вышел, — донесся страшный голос повелителя. Очертания Лорда Отчаяние проступили сквозь узоры вьюги, накрывшей город перед Новым годом. — Господин… — с содроганием пробормотал Антигон. В темном зимнем небе открылся портал, вьюга исчезла, сковывая ночь непроглядным мраком. Очевидно, подданного вызывали на важный разговор. Луна чужого мира засияла алой каймой, отразилась в металлических пряжках плаща Лорда Отчаяние. По ветру плыли его зеленые волосы, мерцали хищные глаза существа, что временами превращалось в гигантского змея с чертами насекомого. Антигон всегда боялся истинного обличия господина, боялся слиться и с черной рекой, которая огибала замок Лорда: в ней текла не вода, о нет, она состояла из проклятых душ тех, кто оказался слишком слаб, чтобы стать Вороном, но заключил с ними контракт при жизни. У вампиров, конечно, была иная стезя, иное назначение, они не торговали душами, но обрекали на долгое существование кровожадной тени. — И когда ты подаришь ей вечность? Поспеши, моей армии нужны такие солдаты. Или лучше сказать — агенты. Агенты Отчаяния. Столь невинное создание не будет вызывать подозрений. Она станет сильным Вороном или вампиром — здесь уж как распорядится магия, — строго спросил Лорд Отчаяние. — Насколько знаю, вы общаетесь уже два месяца. Все водишь ее по кафе, Антигон? Смешно! Мне рассказать тебе, где варят самый вкусный кофе, чтобы ты отвел ее туда, а потом приступил уже к делу? — Н-нет, господин, — замялся Антигон. — Я жду, чтобы она сама попросила о вечности. Так ведь действуют Вороны. — Да, только для начала доводят «клиента» до высшей степени отчаяния, чтобы он сам попросил. Что-то я не вижу в твоих действиях доведения до отчаяния, — фыркнул Лорд, недовольно щелкая длинными алыми когтями. Вновь проступили черты страшной рептилии с хитиновым панцирем, а потом вернулся образ элегантного мужчины. Все они умели скрываться за масками людей. Как и все, носили маски в этом мире. Впрочем, Антигон обычно превращался в облако тьмы, не более того. Елена наверняка уже не один раз наблюдала странную черную тучу, зависшую над ее домом. Догадывалась ли она о чем-то? Про какую прошлую жизнь могла говорить? Антигон ничего не помнил и внезапно понял, что обязан найти ключ к этой страшной загадке. Он стал слугой Отчаяния, значит, покинул свою человеческую жизнь на пике боли и опустошенности. Из-за чего и когда? Он с содроганием и ненавистью поглядел на самодовольного Лорда, который ждал ответов и отчетов, точно заправский делец. — Я найду способ подарить ей вечность, — мрачно пообещал Антигон, но подумал: «А для начала вспомню, что ты сделал со мной. И с Еленой… Или с той, кем была Елена. Сколько веков я уже на службе? Не помню… Я должен вернуть свою память! Кажется, Елена — ключ». — Ступай уже, напейся крови, вижу, что ты истощил себя этим дурным воздержанием, — благосклонно отозвался Лорд Отчаяние. — Ты вампир, тебе нужна кровь, как и мне. Или ты пытаешься отказаться от нашей силы? Борешься с голодом? Был один самодовольный мальчишка, который пытался… Может, и Елену мне придется обращать? Так я могу, конечно, все мне вечно самому приходится делать. — Нет-нет, господин, — подавленно отозвался Антигон, понимая, что два месяца и впрямь ни на кого не нападал. Казалось, чем меньше он вкушал людскую кровь, тем яснее собирались осколки его человеческой памяти. Порой яркими образами всплывали картины страшного пожара, иногда он видел людей в доспехах и с мечами. Они поджигали прекрасный великий город, и в хаосе человеческого моря кипела невыносимая боль. «Я был там, я жил в то время. И Елена, или кто-то похожий на нее, тоже была там», — понял Антигон, но его отвлек голос Лорда Отчаяние: — Если ты все еще мой верный слуга, будь любезен: выпей-ка кровь во-он того парня, кажется, он уж очень доволен жизнью и собой. Это ужасно раздражает, — насмешливо проговорил Лорд Отчаяние, указывая когтем на идущего по улице прохожего. У Антигона не было причин жалеть или оберегать незнакомца, но и подчинение приказам господина начинало постепенно тяготить. При этом Лорд Отчаяние даже одобрительно похлопал по плечу, но прошипел на ухо: — Докажи, что ты не превратился в тряпку, встретив какую-то девчонку. Да-да-а… Скоро вы оба станете моими слугами. Сильными слугами! Но знай, если ее обращу я, то она будет частью моего гарема, а если ты — так и быть, отдам ее тебе. А теперь твой добрый господин приказывает тебе напитаться новой кровью. Иди! Антигон вздрогнул, ощущая, как его память меркнет и путается вихрем осколков разбитого витража. — Возможно, мне не надо. Я не голоден, — уклончиво ответил он. — Нет-нет, Елена получит вечность! Я обещаю, господин. — Иди! — громогласно повторил Лорд Отчаяние, растворяясь во вьюге. «История ужасов становится историей ужасов только глазами жертвы, но если встать на позицию монстра, то это уже история охоты и сознательного запугивания. Вот только чьими глазами правильно смотреть? И кто здесь жертва?» — подумал Антигон, снижаясь и принимая человеческую форму. Он знал, что Лорд Отчаяние наблюдает за сомневающимся слугой, вернее, рабом. Они все существовали как тени, послушные воле тьмы. И после встречи с Еленой эта не-жизнь, обличенная страшной силой, начала тяготить. Антигон ощущал себя жертвой, загнанной в угол мышью, которой никогда не давали выбора. Но нет, нет-нет! Настоящая жертва шла по улице… «Я могу не подчиниться! Могу не… или не могу? — спросил себя Антигон и решил: — Посмотрим, что ты за человек. Любишь ли ты кого-то, ждет ли тебя кто-то. Надеюсь, ты убедишь меня не убивать тебя». Он мог проникать в мысли жертв, управлять их волей или же считывать намерения. И теперь впервые за долгие века Антигон сомневался. Он бы пошел наперекор воле Лорда, если бы нашел в душе указанной жертвы хоть что-то прекрасное и доброе. Но… * * * Ночь была великолепна, более чем великолепна: в эту ночь он получил то, чего так хотел — тело одной прекрасной особы, недотроги и скромницы. Но тогда же и потерял к ней интерес как к личности. Возможно, он стремился всегда только к превосходству, и сердце его было глухо для любви. Оно замирало и билось порывами адреналина, желания быть всегда первым, всегда соревноваться в достижении цели. А чтобы жизнь не потеряла смысл, приходилось каждый раз придумывать себе новую гонку. И вот очередная бессмысленная цель оказалась достигнута, а работал он над достижением без малого год: девушка не верила, убедить ее в искренности своих пылких чувств мужчина долго не мог, не знал, как привлечь к себе внимание, какие темы их объединят, потом обнаружил все ее слабости. И наконец непреклонность исчезла. Она с каждым днем все больше попадала под его влияние, становилась словно его частью, рабом, тенью. Теперь уж он оставался непреклонным и холодным, он ждал, что именно она первая попросит о близости. Он повелел любить его, раствориться в нем без остатка, и она покорно растворилась, считая все его приказы ее собственными мыслями и желаниями — самый верный способ управления. Он не прилагал особых усилий и не требовал подчинения — так утешала себя внешняя часть сознания. Внутри же спал и жадно улыбался страшный зверь, словно черная дыра, которая поглощала цель за целью. И вот в пасть монстра попали и чувства к девушке. Больше они ничего не значили, монстр требовал новых подношений. Теперь мужчина возвращался глубокой ночью к себе домой, зная, что уже никогда не придет к своей недавней пассии, даже никогда больше не позвонит ей. Исчезла сладкая иллюзия эфемерных чувств, а гонка продолжилась. Удовольствие смешивалось с пустотой, ведь пока он не придумал новой цели. Алая луна над головой, накрывавшая, точно мистический абажур, мешала мыслить и придумывать. Мужчина поднял глаза на эту луну, удивляясь, с чего бы улеглась вьюга и откуда в сумрачном небе луна. Красная? В городе? Зимой? Она точно наблюдала алым глазом древнего монстра, гигантского Змея. Стало страшно. Зеленые и обычно наглые, точно у избалованного кота, глаза мужчины расширились. Он судорожно обернулся — никого. Весь город опустел, иссякли все звуки. Только сейчас он осознал это. Возможно, просто все спали. И что ему мешало остаться до утра? Страх внезапно приукрасил отпавшую цель, девушку, сделал ее снова замечательной и недостижимой, нахлынуло все то, что уже казалось пережитым и испепеленным. Сытость и глухой покой всегда обесценивают. А теперь… Он бы отдал все, чтобы вернуться к жертве его глупых игр. Но никакая великая сила уже не перенесла бы его с заснеженной парковки в теплую комнату. Кто-то крался за ним. Мужчина снова нервно обернулся, ругая себя за глупые домыслы: никого не оказалось поблизости. Совсем никого, но именно это пугало. Он бы обрадовался любому человеческому существу, только человеческому, потому что животный страх навевало нечто нечеловеческое. Но он еще пытался выглядеть мужественным рационалистом, который не верит в сверхъестественный бред. Даже без публики он играл, поэтому старался не сутулиться и не клацать зубами. «Да чего я боюсь! Сейчас уберусь отсюда!..» — растерянно подумал мужчина. Стоило всего-то дойти пару метров до машины, но все движения были скованными, неловкими и деревянными. Ему казалось, будто сквозь тьму проступил чей-то оскал. Доносилось влажное дыхание, похожее на рык зверя. Мужчина застонал от страха, глухо, задушенно. Схватившись руками за голову, он добежал до машины и ввалился в салон, плотно закрыв все двери, нервно всовывая ключ зажигания. Наконец автомобиль тронулся. Никто не напал. Мужчина выдохнул: — Какая глупость… Померещилось! Но внезапно чья-то тень показалась на заднем сидении. Он поглядел в зеркало — никого и ничего, разве что мрак в промерзшем салоне стал более плотным. — Надо успокоиться, просто надо успокоиться… — Успокойся. И упокойся, — донесся леденящий душу мрачный ответ. Тело мужчины пронзила острая боль, шея свернулась набок, холод объял дрожью. Кто-то впился в шею клыками, кто-то пил кровь. Машина продолжала ехать, но уже без направления. * * * Прошло несколько секунд, не более — от человека ничего не осталось, только выпитая оболочка. Автомобиль, потеряв управление, несколько раз перевернулся, задев выступ стены, закружился и врезался в столб. И пока машина взвивалась в безумном танце смерти на фоне красной луны, от нее отлетела тень в твидовом пальто. Тень слизывала длинным языком кровь с клыков и подбородка. Дикий зверь, лишь немного человек, кровожадный мертвец. — Молодец, Антигон, — одобрительно промурлыкал Лорд Отчаяние, закрывая портал. — А теперь я жду Елену в своих рядах. Антигон устало привалился спиной к шахте лифта на крыше дома Елены. Он напитался кровью, но голова кружилась, и в руках не ощущалось привычной силы, точно он страдал от невыносимого голода. Внезапно на телефон, вполне обычное человеческое устройство, пришло сообщение со знакомого номера. «Привет, помнишь, ты говорил, что интересуешься историей Византии?» — спросила Елена. Да, он действительно так говорил в одну из встреч. Елена помнила его помыслы и желания лучше него самого. Почему только он интересовался Византией? Что связывало с павшей империей этого мира, ведь он уже давно служил Лорду Отчаяние, асурам из иного мира. «Да, действительно», — устало ответил Антигон, а в сердце билась невыносимая тревога за Елену. Он понимал, что полюбил ее, возможно, еще до ее рождения, в прошлом воплощении, если существовало переселение душ. Или, может, ради нее мироздание сделало исключение. Ради него, чтобы однажды он сбросил оковы Лорда Отчаяние, найдя настоящего себя. «Нашла очень интересную книгу. Хотела подарить тебе. Можем встретиться?» — предложила Елена. «Ох, это ведь я должен дарить тебе подарки», — смутился Антигон, хотя последнее время он и так приносил на каждую новую встречу розы или украшения. Некоторые слишком дорогие подношения Елена скромно отвергала. «Считай, что это благодарность за спасение от грабителей», — уверенно отозвалась она. «Хорошо, когда и где встретимся?» — спросил Антигон. Он балансировал на грани ликования и помешательства, казалось, лопались цепкие нити тьмы, удерживающие его разум во сне. Их обоих тянуло друг к другу с первой встречи, но одновременно они боялись сближения. Антигон любовался ей днями и ночами, Елена писала ему сообщения, но при личных встречах они зачастую неловко молчали, словно и так давно все друг о друге ведали. «Я знаю твою страшную тайну», — читалось в синих глазах Елены. «Я знаю, что ты знаешь, но давай сделаем вид, что не знаешь», — молча отвечал взглядом Антигон. И так проходили дни их знакомства, так все больше возвращалась его память. Пока не вмешался Лорд Отчаяние, пока не заставил снова убить. «Ты не спасешь Елену, а погрузишь в вечный кошмар», — шептал внутренний голос из подсознания, и Антигон хотел выть. Ему не оставили выбора! Либо он делал Елену вампиром, либо Лорд Отчаяние получал свой приз. Только так он и управлял своими слугами, все они влачили жалкое существование на дне ужаса. А стоило забрезжить призрачному свету, как он мерк и иссякал, точно бледный призрак, раздавленный когтями змея. «Давай в нашем кафе, как обычно», — предложила Елена, и Антигон согласился. Он смыл с лица кровь, скрыл и клыки. При свете дня он совсем не отличался от обычных людей, разве что чрезмерной бледностью. Но ведь зимой многие выглядели белыми тенями, если не могли позволить себе поездку на море. Впрочем, его бы не перекрасило даже самое жаркое солнце. Единственным его светилом стала Елена, его судьба, его душа, его жизнь. Он понимал, что связывает их уже не любование ее юной прелестью. Он видел ее везде: сквозь текст сообщений, в случайных подарках, в отзвуках ее смеха — все складывалось в единый чарующий образ. И постоянно преследовала мысль, что Антигон уже слышал этот смех, он видел ее улыбки и слезы. И огонь, стерший их навсегда. — Красивая книга, — улыбнулся Антигон на следующий день, когда они встретились в кафе. Город дремал после празднования Нового года, а им не хватало общества друг друга в ту ночь. Иначе они уже не ощущали духа праздника. Всего за два месяца, казалось, они прожили две жизни. — Да, и иллюстрации авторские, и фотографии. Полная история. Вот здесь про пожары в тринадцатом веке, — увлеченно начала рассказывать Елена. — Значит, тебя тоже интересует Византия? Не слишком ли далекая тема для организатора мероприятий? — рассмеялся Антигон. — Хм… Можно подумать, я ничего другого не могу знать. Коллега моя, Тая, вот интересуется кельтским фольклором, все про фейри читает. А я решила, что Византия — хорошая тема, — беззаботно щебетала Елена, деланно обижаясь и снова улыбаясь. Она радовалась их встрече. Ее ладони накрывали его, словно она пыталась отогреть его навечно замерзшие руки. В кафе больше никого не было, даже бариста, подав кофе, очевидно, ушел дремать в подсобку. Они оказались наедине друг с другом, их разделял только столик. А их души уже давно не разделяло ничего. — Это так красиво, — отозвался Антигон, листая книгу. — И выглядит… — …таким знакомым, — вторила Елена, перебирая страницы. Они сели рядом друг с другом на диванчик по одну сторону стола, совсем близко. Больше ничего их не разделяло. Вскоре Елена положила голову на плечо Антигона, и этот жест показался болезненно знакомым, как и образы Константинополя, восстановленные по старинным картинам. — Я помню этот вид на море с возвышенности, — как в трансе, проговорил Антигон. — А я — ипподром со статуями, — кивнула Елена, водя пальцем по картинке. Она теснее прижималась к Антигону, точно опасаясь вновь потерять. Она хотела согреть, и сердце его начинало биться все быстрее и быстрее. Елена посмотрела в глаза Антигона, он склонился к ней. Их губы едва соприкоснулись, но внезапно оба вздрогнули. В сознании вспыхнули яркие образы. И они обожгли, подкинули электрическим разрядом. — Ч-что это было?.. — в замешательстве выдохнула Елена. — Ты тоже помнишь? Ты видела? — воскликнул Антигон. — Какая-то вспышка! Я не… не знаю… Так страшно, — заплакала Елена, обнимая себя руками. Антигон погладил ее по волосам, но сам он находился как под гипнозом, не представляя, что произошло. Хотя нет, именно теперь он знал: его память полностью восстановилась. Он стал тем, кем был до превращения в вампира, Ворона Лорда Отчаяние. — В том воплощении тебя звали Феодора. Я потерял тебя в пожаре Константинополя в тринадцатом веке, — чужим скорбным голосом начал он, остекленевшими глазами смотря сквозь толщу времен. — Треклятые крестоносцы!.. Они грабили нас, переплавляли золотые оклады икон. И они жгли город, чтобы отступить под покровом дыма, укрыться от народного гнева. Нас убивали те, кто якобы пришел нас защищать. И ты… ты задохнулась в дыму. А до того мы жили в маленьком доме, я был скромным писарем. Ты разве не помнишь, душа моя, жизнь моя? — Ты… ты говоришь такие страшные вещи, — не веря, ответила Елена. — Но это правда… Порой во снах я видела огонь. И будто кто-то искал меня в дыму. — Я не успел! Не сумел спасти тебя! — простонал Антигон. — А потом я мстил! Мстил, пока мог, пока меня убивали, я даже разрывал глотки зубами, тогда я испробовал вкус человеческой крови. Я погиб на дне отчаяния. — А кто же ты теперь? Мы… мы вспомнили свою прошлую жизнь? — оцепенев, уточнила Елена. — Не прошлую. Ты возродилась, а я не умер. К сожалению. Моя душа унеслась к нему… к истинному вампиру, королю всех проклятых, Лорду Отчаяние. Я стал частью его армии отвергнутых. И многие века сеял зло по его указке. Но теперь все изменилось! — воскликнул Антигон, заключая Елену в объятия. — Я могу уйти, я сброшу эти цепи! Потому что снова встретил тебя. Разве это не чудо? Разве?.. — Но я ли это? Та ли, кто погибла в Константинополе? — строго спросила Елена. — Я ведь не Феодора. Или… — Может, и не совсем Феодора. Но ты — это ты. Та женщина, которую я любил в прошлом! И я люблю тебя здесь, в настоящем, — упоенно проговорил Антигон. — Значит… Ты вампир? И… хочешь, чтобы я тоже стала вампиром? — измученно вздохнула Елена. Обрушившиеся откровения не испугали ее, не сбили с ног. Казалось, она давно догадалась о его природе. — Я хочу подарить тебе вечность! Вечность! Чтобы больше никто не смог разлучить нас! — убеждал Антигон. — Но… Вечность на земле — это не вечность, а вечные мытарства, вечная суета без покоя и просветления, — непреклонно ответила Елена. — Я тоже люблю тебя, но… если ты вампир, если ты пьешь кровь, значит, ты творишь ужасные вещи. Грабители ведь не в тюрьме, а мертвы? Я права? — Они заслужили! Елена! Я не выдержу, если ты исчезнешь, перестанешь быть. Жизнь одна, она земная, а что дальше — не знает никто, да и есть ли оно… это дальше… — убеждал Антигон. — Ты не жив, но боишься смерти. Я не боюсь, — проговорила не Елена, а Феодора, гордо вставая из-за стола и сжимая кулаки. Но в ее ясных глазах плескались искры невыразимой муки. Их разделяли не века после смерти и расставания — теперь стеной вставали тяжкие преступления монстра. — Зачем тогда полюбила меня, зачем сделала зависимой от твоего существования? Зачем ты мне послала эту муку? — почти плакал Антигон. — Послушай же меня… Я буду приходить к тебе каждую ночь, я буду просить разрешения подарить вечность до тех пор, пока не замечу, что твоя красота начала меркнуть, тогда я перестану просить позволения. Я сохраню твой образ неизменным! Он уже угрожал, не в силах контролировать себя. Сущность монстра заставляла повелевать, с трудом сдерживался животный гнев, замешанный на желании спасти. Но человеческая сущность понимала, что спасение от проклятого — это новое проклятье. — Я боюсь тебя, — тяжело вздохнув, проговорила Елена, опуская голову. — Я не хочу, никогда не хотела, чтобы ты был зависим от меня. Ведь зависимость… Это не любовь. — Боишься… Вот ты и боишься меня. Заслуженно. Он съежился, укрываясь пальто, точно сломанным крылом, но тут же обнажил клыки, яростно выкрикнув: — Знай же! Ты не убежишь, я везде найду тебя. Я подарю тебе вечность вне зависимости от твоей воли. Я выбрал тебя, только тебя. Меня не станет без тебя! — Как я жестоко ошибалась в тебе, — отталкивая от себя, воскликнула Елена. Она отступала шаг за шагом, а Антигон метался в бреду. Его разум раздирали противоречия — научения Лорда Отчаяние и добрые помыслы писаря из Константинополя. — Елена, если не я, то тебя настигнет мой Лорд, и тогда он сделает своей… Нет, Елена, больше никто не сможет тебя защитить. Пожалуйста, пойдем со мной, — умолял он. — Лорд… — задумалась Елена. Строгая складочка меж ее бровей разгладилась, губы дрогнули. Похоже, она понимала, что ее возлюбленный — или преследователь — не волен в выборе. — Елена, я люблю тебя! Во всех жизнях! И не хочу потерять тебя! Это невозможно, — стенал Антигон. — И… и я люблю тебя. Но только любовь у нас разная. Ты так желаешь сохранить мою внешнюю оболочку, ты готов вечно любоваться моей красотой. А что дальше? И какой ценой? — горько и глухо отозвалась Елена. — Я давно знала, что ты не человек. Я видела тебя сквозь вьюгу, ты зря пытался скрыться в туче. Ты приходил ко мне, садился на подоконник, прилетая невидимой тенью, часами любовался. Мы любовались друг другом. Но неужели, если я постарею, а красота померкнет и исчезнет, ты возненавидишь меня? Станешь ты ко мне равнодушным? — Нет! Никогда! Но что случится, если ты умрешь? Что останется мне? — скорбно проговорил Антигон. — Рисовать на золе, вспоминая твой образ зачарованный, околдовавший… Что останется если… Но если ты станешь такой же, как я, ты уже станешь не ты, а иной, кем-то другим. И эти чистые глаза превратятся в бездонные пропасти одного лишь голода, жажды. — Да. Они все понимали, оба все понимали. Антигон неистово гнал от себя посулы Лорда Отчаяние, призывающие сорвать непокорный цветок, сделать своей, подарить вечность без спросу. Растоптать и уничтожить. Ведь вместе с тем умерла бы и любовь к ней, к его Феодоре. Остались бы только два вампира, два монстра. — Но выбора нет, Елена, пожалуйста, подумай еще! Подумай! — настаивал Антигон. — Ты в огромной опасности! — О чем думать? Если нам суждено, мы встретимся в новой жизни, когда будем оба иными. Когда не придется делать страшных выборов, — сурово ответила Елена. Нет, непреклонная Феодора. — Я должен уйти? — обреченно спросил Антигон. — Я не знаю. Если ты не можешь иначе, лучше уходи. Если любишь только внешнюю мою оболочку. — Я люблю твою душу! Поверь мне! Я… Я смогу защитить тебя от Лорда Отчаяние. Может быть, мы что-то придумаем, в этой жизни, сейчас. Уйдем ото всех! Сбежим! — Мне надо подумать, если еще есть время, — проговорила Елена и вышла из кафе. Грустно прозвенел колокольчик над дверью, отозвавшийся тревожным набатом, гулким сигналом тревоги. Антигон остался недвижим, он не посмел остановить, заставить стать вампиром. Он не имел права! Ему запрещал другой Антигон, скромный писарь из Константинополя, который до безумия любил свою жену Феодору. Нет-нет, не о такой вечности они оба мечтали в те годы. Елена обещала подумать, и все же показалось, что больше они уже никогда не встретятся… Не в этой жизни. * * * — Антигон! Да как ты мог?! Это ты подстроил?! — разнесся яростный вопль красной луны, сквозь которую проступил образ Лорда Отчаяние. На этот раз не он призвал к себе, а сам пожаловал на Землю. Антигон покорно поднялся ввысь, скрываясь в черноте раскинувшейся тучи. Лютовала метель, снег засыпал дороги и скрывал ледяные наросты на шоссе. Сотни машин заносило, они петляли смертельными кусками металла. Антигон видел с высоты множество аварий. И вот… Он почувствовал, он понял, чего не хватает: в мире вдруг перестал ощущаться аромат Елены, ее жизни, только острее обычного нахлынул запах ее крови. — Что… она… Елена! — возопил Антигон, рассматривая то, что происходило внизу. Лорд Отчаяние с нескрываемым негодованием указывал в одну точку посреди дороги. Антигон сперва ничего не понял, не мог осмыслить, почему множество людей суетятся там, внизу. Ведь они всегда суетились и опадали, точно листва. Чужие люди, много чужих людей. Но теперь все было иначе… Мир опустел, мир обезлюдел. Там, внизу, в хаосе улиц, на снегу распростерлось тело Елены, а вокруг сновали люди — врачи в халатах, полиция, испуганные досужие зеваки. Но Антигон видел их лишь очертаниями, не желая понимать, что произошло. Нет-нет, он уже отчетливо знал, что мир его снова рухнул, снова рассыпалась его душа. Он метнулся с крыши, склоняясь над телом, но его быстро оттеснили, отодвинули, заставили уйти. Он хотел убить всех этих безликих людей, но сила Лорда Отчаяние вырвала вновь на высоту крыш. — Елена! — твердил и бился Антигон. Он не успел! Снова не успел! Не успел со всей своей силой. Не уберегло и знакомство сквозь века. — Да уймись ты. Будто убитых не видел. Да, Елена. И машина. И сбила ее девица, которую соблазнил твой последний «клиент». Вот же совпадения. Ревела-ревела, так и не узнала, что он ее разлюбил. А теперь еще убила нашего будущего Ворона. Как обидно вышло! А ведь ты покинул свою Елену в смятенных чувствах, я уже предвкушал, — деловито прицыкивая, отозвался Лорд Отчаяние. — Вот так воля случая. Но ладно, пойдем уже, у нас полно работы. Для него чужая жизнь ничего не значила, он играл цивилизациями. Он насылал эпидемии и горести, он заставлял людей совершать самые мерзкие поступки. Возможно, по его научению крестоносцы и начали грабить Константинополь. Потому что Лорд захотел напитаться людским отчаянием и негодованием, а заодно получить множество новых слуг, погибших с проклятьем миру на устах. Так он забрал и его, скромного писаря. Потом желал сделать Вороном и Елену-Феодору, раз не получилось в тринадцатом веке. Но не удалось бы! Она обладала силой исцелять души, а не губить их. И теперь… Теперь ее больше не существовало в этом мире. — Прости меня! Я забыл о воле судьбы, я думал, что ты подвластна только мне. Прости меня! Где ты теперь? Где, жизнь моя? — твердил Антигон, мечась по крыше. Он одиноко упал на колени и закрыл лицо руками, а потом впервые поглядел на небо. Чистое, без снега и черных туч. Словно дух Елены погасил алую луну, портал в темный мир. Лорд Отчаяние тоже заметил, как померк его лаз мрака. — Будь ты проклят, это ты… ты сделал! — закричал Антигон. — Я?! Ты в своем уме? Я хотел получить нового Ворона, а не получил ничего, — отозвался Лорд Отчаяние. — И поделом! Теперь ее душа вне твоей власти! Я вне твоей власти! — радостно воскликнул Антигон, понимая, что наконец-то обрел свободу. Он больше не подчинялся Лорду, он больше не принадлежал к темной армии. Прошел голод монстра, больше он не нуждался в крови. Его память сложилась единой картиной, его любовь к Елене-Феодоре разрушала оковы проклятий. Он не собирался подчиняться, у Лорда не осталось возможности шантажировать его. — О, я вижу. Вижу, как ты свободен! — прорычал Лорд Отчаяние. И в следующий миг алые когти с силой врезались в грудину, рассеивая призрачную оболочку Антигона. Лорд Отчаяние не прощал бунтовщиков. Тело вампира рассыпалось черными перьями воронов, и он радовался, что не останется в мире без Елены, не потеряет ее во второй раз. Он обретал свободу. — Я больше не принадлежу тебе, — улыбнулся Антигон, переставая существовать. — Ты будешь слит с потоком отчаяния, станешь рекой вокруг моего замка, пищей для других Воронов, — прорычал Лорд, но голос его звучал далеким и малозначительным. — Нет. Ее душа не в твоей власти, — повторил Антигон. — Как и моя… Умирая, он торжествовал. Он обрел свободу! Слились воедино прошлое, настоящее и будущее. Мир завертелся бешеным хороводом, казалось, все смешалось, а сквозь яркий свет проступал прозрачный силуэт и простертые ввысь раскинутые просящим жестом руки. «Дай поверить в твое бессмертие! Я вижу тебя слишком отчетливо, чтобы не верить!» — немо воскликнул Антигон. Он рассыпался прахом, радуясь, что больше никто не найдет обескровленных жертв, больше никому он не причинит зла. И зачем он так цеплялся за эту не-жизнь? Зачем служил Лорду? Боялся смерти, не ведая, что только так обретет истинную жизнь. Во имя Елены он отказался от прошлого, он надеялся, что сможет искупить все грехи. И ради этого был готов прожить сотни жизней без нее, чтобы вернуться другим, чистым, к ней. К его Феодоре. — Я здесь, я буду ждать тебя снова. Найди меня, — донесся сквозь ничто чарующий успокаивающий голос. — Я вернусь к тебе. Я найду тебя, — ответил Антигон.