Хорошая примета

Прага. Герман долго и нудно выбирал на рождественской ярмарке яблоки и апельсины. Он мог бы, конечно, управиться и быстрее, а лучше — заехать в супермаркет и купить не глядя две сетки с заранее расфасованными фруктами, но ему хотелось порадовать Барб. В обычное время непривередливая, когда дело касалось продуктов, раз в год она неизменно переключалась на режим «предновогоднее ворчание», и тогда с ней лучше было не спорить. Герман мало понимал, в чем разница между красными и желтыми яблоками, если их всё равно очистят от кожуры и отправят в шарлотку; а апельсины в мгновение ока пойдут на глинтвейн, так что никто не успеет оценить их внешний вид, но если Барб велела выбирать лучшее, он выберет ради нее лучшее. Если бы он еще понимал, что это значит… Рождественская ярмарка, как и каждый год, раскинулась на Кампе у схода с Карлового моста. Туристы, опираясь на каменный парапет, пялились с высоты на палатки, фотографировались, чему-то смеялись. Внизу, заполняя всё пространство меж деревянных палаток и декоративных телег, пестрела веселая шумная толпа, перемешивая туристов и местных жителей, которые наконец вырвались из круговорота рабочей суеты и после рождественской паузы ворвались в суету предновогоднюю. Со всех сторон звучала музыка: старые и новые мелодии смешивались и рождали что-то залихватски веселое, но неразборчивое. И Герману всё происходящее, пожалуй, нравилось. Когда он был маленьким, в родительском доме ни Рождество, ни Новый год не отмечали: ни празднично накрытого стола, ни подарков под елкой, так что теперь Герман не без улыбки поглядывал на разодетых в яркие курточки и комбинезончики малышей, что с любопытством засматривались на развешенные повсюду елочные украшения и горящие, несмотря на солнечный полдень, гирлянды; пока их родители, нагруженные пакетами, пытались не выпускать юрких отпрысков из виду. В кармане завибрировал сотовый. Герман, одной рукой расплачиваясь за фрукты, другой попытался ответить на звонок. На экране горела фотография бывшей жены. Герман скачал изображение на сайте издательства, недавно выпустившего очередную книгу Кристин: фотография была сделана специально для новогодней рубрики, так что, нахлобучив на голову бело-красный колпак Санта-Клауса, Кристин красовалась в свитере с оленями и даже улыбалась, хотя обычно на фотографиях получалась серьезной донельзя. Герман влюбился в снимок с первого взгляда и в тот же день заказал с ним кружку, чтобы подарить бывшей жене. — Ты куда запропастился? — прошептала Кристин, и голос ее прозвучал так, будто она потерпела кораблекрушение и провела несколько часов в холодной воде без всякой надежды спастись. — Барб отправила меня за фруктами, — пробурчал Герман, удерживая телефон плечом, пока пытался распределить пакеты. Их почему-то оказалось больше, чем ожидалось. — Везет, — хмыкнула Кристин и, судя по звукам, что-то уронила. — А меня Барб заставила месить тесто. Я ненавижу месить тесто! Герман, не сдерживая себя, рассмеялся. Кристин — последняя, кого он мог бы представить с руками по локоть в муке. — Не бойся, крольчонок, ты справишься. — Спасибо за веру в меня, конечно, но вообще-то у меня другой план, — прошептала Кристин заговорщицки, и Герман вновь не удержался от смеха. — Можешь не объяснять, зайка. Я заскочу в пекарню. Что взять? — Рогалики, — ответила Кристин после долгой паузы, и Герману пришлось прикусить язык. С рождественскими рогаликами мог бы справиться, пожалуй, даже ребенок, но тыкать в это и портить настроение бывшей жене Герман точно не собирался. В конечном счете ее нелюбовь к готовке не помешала им прожить под одной крышей более десяти лет, так почему должна была помешать сегодняшней вечеринке? Подумаешь, дурацкие рогалики. — Ва́ночку тоже можешь прихватить. Лишним не будет. — Ну уж нет! — Герман наконец вновь смог дать волю смеху. — Это традиция! Нарядимся в белые фартуки, повяжем платки и будем скакать вокруг стола. Это же весело! — Может и весело, но в итоге ваночка всегда пригорает. А это, между прочим, сулит болезни и неприятности. — С каких пор ты стала верить в приметы? — удивился Герман, выбираясь из толпы на Кампе только лишь для того, чтобы, поднявшись по каменным ступеням, попасть в еще более плотную толпу на Карловом мосту. — Ну пригорает и пригорает, мы ее всё равно подчистую съедаем, с похмелья самое то. Кристин не ответила: крикнула что-то неразборчивое мимо трубки (видимо, Барб) и, не прощаясь, отключилась. Ник и Барб жили на другом берегу Влтавы неподалеку от Староместской площади, с Нове-Место добираться туда быстрее и удобнее было на метро, но Герман решил пройтись по наряженным к праздникам извилистым улочкам с их подмигивающими вывесками и яркими витринами. Конец декабря выдался теплым и солнечным. Под ногами шуршали рассыпанные по булыжникам конфетти да похрустывали кем-то оброненные орешки в цветной глазури; над головой покачивались бумажные фонарики и переплетенные лентами композиции из цветов и еловых веток. Герман засмотрелся на большой рождественский венок, украшавший вход в сувенирную лавку, когда мимо, чуть его не задев, пронеслась златовласая девица в развевающемся за спиной красном плаще. Герману не было нужды оборачиваться, чтобы понять: фея. В праздничные дни фей вокруг всегда становилось непростительно много, будто кто-то вытряхнул их на улицу, как нарядные марципановые фигурки из мешка Санта-Клауса. Герман марципан не любил — мало того, что приторно сладкий, так еще и зубы сломаешь. Но сегодня никакая феечка не могла бы испортить Герману настроение: с тех пор, как Ник женился на Барб, зимние праздники действительно стали праздниками, а не просто числами в календаре, так что Герман ждал каждый из них с радостным предвкушением. Ему нравилось покупать подарки; нравилось составлять вместе с Барб меню и добавлять к традицонным блюдам что-то необычное, но по итогу не особо съедобное; нравилось выбираться вместе с Ником за елкой — аккурат к закрытию елочных базаров, когда можно воображать, что не просто покупаешь рождественское дерево, но и спасаешь его, бедняжку, от участи встретить праздники срубленным, но так и не нашедшим дом. И всё же, положа руку на сердце, елки в горшках, которые после праздников можно вернуть в питомник, нравились Герману куда больше, и именно их он заказывал, украшая свои магазины. А еще ему нравилось собираться в гостиной Ника и Барб: игнорируя празднично накрытый стол, усаживаться вчетвером на полу, разливать по бокалам глинтвейн и смотреть глупые рождественские комедии, перекидываясь еще более глупыми шутками. Ближе к полуночи Кристин, как всегда, сдавшись первой, начинала дремать, положив голову на его плечо; Ник рисовал веселые скетчи, изображая друзей в виде героев только что просмотренного фильма, а Барб, как всегда, забывала вовремя вытащить из духовки ваночку, но это не мешало утром всем собраться на кухне и уплетать немного пригоревшую сдобу, отламывая кусочки вилками и запивая оставшимся с ночи глинтвейном. Так что Кристин была не права: подгоревшая ваночка — хорошая примета.