Помоги…
— Едем! — скомандовал он, оборвав, одним словом, все пересуды, споры, шутки и гомон. — Куда? В дом для душевнобольных или на кладбище? — всё же нашёлся пошутить скоморох даже в такой ситуации. — В Чернолесье, — ответил разбойник, даже не заметив, как трясущимися пальцами сжимает металлический шлем, словно святую реликвию… — За ним, верно? — тихо прошептала, словно сакральное знание Юния, осторожно коснувшись трясущейся мужской руки и получив больше неуверенный, чем растерянный кивок, добавила, — я с тобой. — Двоих безумцев с явной демономанией отпускать одних ни в коем случае нельзя! — ответственно заявила доктор, — я еду с вами! — Гениально, — вздохнула незнакомца, прикрыв ладонью лицо, — и с вот этим мне придётся вернуть миру былую жизнь… — А ты вообще кто такая? — огрызнулся Дисмас, — каким дьяволом тебя сюда занесло? — Саар де Шалон, из академии Дуэлло, — та отвесила витиеватый поклон, как пояслина после Орди, реверанс, взмахнув перед собой рапирой. — Да, тут кто-то говорил о голосах; меня привело пламя горящего в ночи фонаря надежды на перекрёстке. — Если дело пойдёт швах, можно перерезать глотку, — прогнусавил в шарф разбойник. — Или отравить, например… — в тон собеседнику прогундосила в клюв маски доктор. — О чём вы там бормочите?! — вознегодовала Саар. — О моём убийстве?! — Как можно? — охнула Юния. — Об убийстве, безусловно! — ухмыльнулся разбойник, — об убийстве чокнутого библиотекаря — ожоги-то его не берут… Поджав губы дуэлянтка приняла такой ответ, не приняв его близко к сердцу. Или лишь сделав вид, что приняла… Пока дилижанс полз по растёкшейся от дождей, серости и марша бесчисленных кадавров дороге он всё крутил эту проклятую монету между пальцев, ловя её гранями блики пляшущих свечей. На одной из них барышня, на другой — скелет или сама смерть, но ему кажется, что это лишь временная трудность перехода из одного состояния в другое. За это время их колымага попала в парочку засад и их новоявленной знакомой довелось продемонстрировать всю прыть и все свои возможности и толика, самая капля уважения закралась в сердце старого джентльмена удачи; особенно когда та после всех своих пируэтов и выпадов незатейливо выхватила дерринджер и застрелила навязчиво прибившуюся за ними антикварку… А потом дилижанс упёрся не в обыкновенную баррикаду, а в массивные створки усеянных шипами ворот. — Это что ещё за хреновина? — нахмурился Дисмас, взводя курок очередного своего пистоля и глядя на незнакомых ему солдат. — Я когда из тюрьмы сбегал, таких не видел… — А интересно, берёт ли их кислота?.. — кожаная перчатка задумчиво погладила нос плотной кожаной маски, — или фосфор?.. — Всё можно убить, если оно кровоточит, — фыркнула Саар, взмахивая перед собой рапирой. Эта парочка не доставила особых хлопот без учёта их мерзкой тактики прятаться за баррикадами, но для них это была действенная стратегия; за одной из которых нашлась вещь, от которой у разбойника кольнуло там, у левого кармана пальто. Изорванный, измятый, потрёпанный временим, дорогой и смятением алый стяг с сияющим факелом. Пусть сгинет тьма! Он вспомнил, как его обладатель развеял страх, сомнения, тьму и стресс, упавший на разбойничьи плечи не один раз… — Я забираю свои слова о галлюцинациях, — заявила Парацельс, осторожно коснувшись ветхой ткани. — Кто понесёт это бремя? — Я, — отозвалась весталка, — мне вполне сподручно, я булавой редко пользуюсь. Джентльмен удачи хотел было возразить, но согласился — ему да этой новенькой несподручно, оно будет их сковывать, да и доктор вечно в своей сумке занята… Дуэлятнка не хотела делиться с незнакомыми ею людьми своим прошлым, но сама суть новоявленного мироздания разверзлась перед ними, словно пасть изголодавшейся по страданиям твари. Как она самозабвенно тренировалась, игнорируя сокурсников академии дуэльного искусства и их дешёвые забавы; а потом повстречала человека, предопределившего её судьбу. С которым у Саар, безусловно, был секс, однако во главе угла стоял спортивный азарт, хлёсткие дуэли. И его мёртвое тело, распластавшееся в луже крови… — Ну хоть кого-то не интересует перепихон, — рассмеялся Дисмас и стрельнул взглядом в сторону вжавшейся в кресло Юнии, — да, моя непорочная святость? Та вздрогнула, словно разбуженная дремавшая птица на ветке, не скрывая обиды скривилась и постаралась спрятать повлажневшие глаза в мутном стекле грязного окна. — Любовь убивает, не так ли? — буркнула она в ответ, и её слова оказались больнее, чем ему ожидалось. — Или заставляет нас превзойти грани возможного, выйти за пределы разумного, — поддакнула поникшая Парацельс. Она была горда и заносчива, рассекая клинком плоть и до хруста вминая сапог в омертвевшую плоть, в проржавевшие доспехи, в саму суть кадавров и их Спящего Генерала. Особенное упоение ей доставило втаптывать физиономию спящего владыки Башни… Её напыщенная надменность разлетелась, словно листва под дуновением ветра, когда рассвирепевший не на шутку епископ, едва заметивший стяг, объял её плетением шипованных корней. — Закройте все рты! — рявкнула Саар, трясясь от злобы и ужаса. Обшаривая трупы доктор обнаружила закрытый реликварий — тайный церковный ларец, такой вверяли каждому сотому крестоносцев, на котором был выведен священный текст, а внутри содержались важнейшие предметы для культа. Замок, впрочем, покрылся ржавчиной, позолота облупилась. — Давай сюда, — Дисмас не стал долго думать и искать отмычки, а просто взвёл курок. — Ты что! — одёрнула его Юния, — а вдруг ты повредишь то, что внутри? Нам не ведомо, как на внутренностях этого ларца… Разбойник тяжело вздохнул в шарф, понимая всю правоту непорочной девы… Мне не ведом страх… Он вспомнил, с какой готовностью и самоотверженностью их общий друг был готов пострадать за общее дело… Мерная качка дилижанса прервалась грохотом, креном и падением транспортного средства на бок. Браня всех, кого он мог вспомнить, кто бы мог умастить свою криворукую задницу на место возницы мужчина выбрался, перебирая в голове мысли о возможном ремонте и повреждениях старой развалины, и застыл, как в копаный, не веря глазам своим — его смутил даже не залитый осенними красками лес, слишком яркими и сочными для той угрюмой реальности, что он жил, а кто-то, облачённый латы с табардом да закрытый шлем… — Рейнольд? — охнул непонимающий Дисмас. — А ты кого ожидал тут видеть — Господа-бога нашего? — усмехнулся крестоносец в ответ, — давай, поторопимся — Смотритель, руки бы ему оторвать, мало того, что дилижанс угробил, так и нас бросил. До Деревушки недалеко, пешком дойдём… Он помнил этот разговор, эти фразы так, словно это было вчера, когда они повстречались на Старой Дороге. Разбойник помнил, как шёл вслед за ревнителем веры через чащу, через брошенный лагерь, мимо разрытой могилы; как вдвоём они сражались с парочкой разбойников — здоровяком с хлыстом и карликом с мушкетом… и как ему едва не оторвало палец при попытке открыть сундучок, который эта парочка прохвостов где-то умыкнула. Как они всё же добрались до Деревушки, перевели дух в покосившемся трактире, повстречали там Юнию да Парацельс и отправились в Руины. Вот только когда его мозолистая рука толкнула от себя плесневелую дверь, за ней оказалась не грязная полузаброшенная деревня, а фантасмагоричный вид Пустоты, где под сводом пульсирующих звёзд в такт агонии мира билось оно — Сердце Тьмы, раскинув свои когтистые руки-лапы и требовало: — Приди к своему создателю! И закованный в латы крестоносец, его друг, его соратник, ей отвечал: — Изыди, нечестивая гнусь! Оставь их и выйди со мной, один-на-один! — Нет! Не иди туда, не смей! — разбойник сорвался с места, но мог лишь беспомощно наблюдать, болтая в воздухе ногами, словно его за ниточки как марионетку подняли, как обвивают латника пламенеющее щупальца, — не забирай его у меня! Нет! Чья-то крепка хватка сжала плечо, вырвав из ужасающего сновидения и в порыве Дисмас машинально выхватил спрятанный под подушкой пистоль, взведя курок, чьё готовое изрыгнуть пулю дуло уткнулось в покрытый бинтами лоб. На мгновение лицо монахини сковала маска испуга, однако моментально исчезла, когда мужчина, задыхаясь и заливаясь потом, неспеша разрядил пистоль и отложил его в сторону. — Опять тот кошмар? — поинтересовалась весталка. — Не опять, а снова, — выдохнул разбойник. — Столько времени прошло, а я всё задаюсь вопросом — могли ли мы это всё предотвратить?.. — Конец света, как мы его знаем? — продолжила задавать наводящие вопросы женщина, — или не дать ему уйти? — И то и другое… Немного поколдовав над замком с помощью инструментов и такой-то матери мастер смог его разобрать; и сама форма собравшихся, в общем-то, за исключением священослужительницы мало волновало, в отличие от содержимого — хорошо сохранившегося пергамента с печатями чистоты и испещрённым святым текстом:Кредо крестоносца — вдохновить
страждущих и отчаявшихся.
Распространите его среди
крестьян — их заступники выстоят.
Да свершится правосудие! Его разум коснулось воспоминание, как пылал свиток в руках его обладателя, опаляя всех тех, кто встречался им на пути… — Ищем ораву плебеев? — нахмурилась Саар. — Не стоит так о них! — возмутилась Юния, — нет их вины в том, что мир погрузился в пучину хаоса! — Ну да, могли бы просто лечь и издохнуть, не так ли? — усмехнулась Парацельс. -…и оставить всё добро нам, — поддакнул Дисмас. — Вы — самые настоящее сборище!.. Разбойник не любил Морготье за его мерзкую погоду, вечный туман, сырость, и промозглый солёный ветер, и каждый раз, когда колесо дилижанса въезжало и скрипело на промокшем деревянном мостике и подмостке ему казалось, что однажды оно соскользнёт и деревянный гроб на четверых потянет их в пучину морской тьмы, аккурат в пасть левиафана… Однако именно там по пути повстречалась им целая толпа страждущих. — Я ищу друга, здоровяка в доспехах. Не видели его? Толпа зароптала, ожидая явно не этого, но один из бедолаг протянул нарисованную наспех карту, ведущую к давно утерянным тайникам с награбленным в военное время добром, представляющая из себя ныне ценность лишь для торговцев, скряг и простолюдинов. Крестоносцы нередко оставляли в тайниках свои трофеи в желании поделиться добром с бедняками. За веру и народ! Он сбился со счёту сколько раз латник стоял в ночном бдении, не смыкая глаз в своём праведном дозоре, отгоняя всех тех, кто желал причинить им вряд… — Я знаю только одного скрягу на ближайшие мили; уверен, этот пройдоха или нашёл или знает где искать то, что нужно, — заверил Дисмас. А иначе и быть не могло; иначе кто-то стал бы фаршированным свинцом стариком… Удивительно, что в прошлом смотритель Деревушки, а ныне барахольщик со своим непомерным мешком обнаружился аккурат за несколько лиг после этих бедолаг. — Здравы будьте, бедолаги, — захихикал тот, оскалившись пожелтевшей улыбкой, — что-то изволите посмотреть? — Хватит трепаться, — в нескрываемом раздражении оборвал его разбойник, — я ищу своего друга, здоровяка в доспехах. Не видел его? — Нет, извините, головы в мешках я не ношу! — снова захихикал старик и поправил съехавшие на нос очки, — зато я знаю, что вам нужно! Он покопался в мешке и извлёк оттуда настоящее сокровище — благословенный клинок, Деловитый кузнец небольшим ремонтом и подобающим уходом смог бы вернуть ему подобающее величие… и убийственную остроту. — А я вот вижу, у вас тут интересная штучка есть, — костлявый палец указал на карту в кожаной перчатке, — а давайте меняться? — А давай я тебе сделаю предложение, от которого невозможно отказаться? — зарычал Дисмас, ввезя курок и уткнув дуло пистоля в наморщившийся от негодования лоб, — давай сюда меч! — Ты что? — охнула Юния и ухватилась за руку разбойника, — оставь его! Пусть возьмёт свою карту, награбленное больше никому не к чему! — Не стоит с ним портить отношения, — добавила Парацельс, — мало ли, может он нам ещё сгодится… — Отдай этот чёртов меч сюда! — взревел разбойник, чьё тело бросило в припадочную дрожь, от которой обе барышни отшатнулись, — мы здесь стоим, языками чешем, пока наш друг невесть где! Мы тут разглагольствуем, а ему, я уверен, нужна помощь! Отдай его сюда!!! Саар осталась безучастна в этом споре. — Да забирайте! — как-то по искреннему обидевшись насупился скряга, отдавая завёрнутое в ткань изделие уникального мастерства, хотя весьма изношенный от времени и запятнанный, — и не приходите больше! И не поделюсь я с вами своими игрушками! И пожрёт вас тьма! Он долго сыпал ещё вслед укатывающемуся за горизонт дилижансу проклятья, топал по подмостку ногами и тряс грязной бородой. — Грубо, хотя и весьма эффективно, — хмыкнула дуэлятнка. — Тебя не спросил, — огрызнулся работник ножа и пистоля. Смерть неверным! Кровь на этом мече не только врагов Крестового Похода, но и прочей погани, встречавшейся им не единожды за все их долгие походы в окрестности Темнейшего Подземелья… Дисмас был весь как на иголках, как только их раскоряка доползла до трактира. Будучи не религиозным человеком от слова «совсем», разбойник с трепетом паломника у Гроба господня собрал все реликвии вместе, даже пить не стал с троицей и места себе не находил, пока мастер не обработал клинок. И когда тот оказался напротив шлема, загудел и развернулся в воздухе, описав дугу, едва не отрезав джентльмену удачи нос, указав на отблеск на горизонте. — Вперёд! — скомандовал он, — и поторопитесь! Доктор прикусила себе язык, едва не выпалив: — Да погоди, ничего не случится с ним… Да пребудет с нами свет. Чернолесье вновь встретило их сыростью и хмуростью, однако разбойник в этот раз полностью не обращал внимания на такие мелочи, даже полы пальто не одёрнул по привычке, съежившись за меховым воротником. — Держись дружище, я мигом! Он подгонял всех — дилижанс, возницу, лошадей, своих спутников, требуя как можно скорее прибыть старому другу на выручку. И каждый раз, на каждой остановке, будь то оплот омерзения, тайник, оазис, лаборатория, страждущие или даже лазарет негодовал и злился. В неумелой попытке скрыть свой практически животный страх. Что он не успеет и не сможет спасти. Снова… И в конце концов, их колымага довезла их до возвышенности из груды мёртвых тел, на котором стояла окованная железом запертая клетка, рядом виселица, какие-то незнакомые стяги, дыбы, баррикады. А во главе этой бойни, окружённый толпой уже ранее встреченных ими солдат возвышался настоящий великан в доспехах, с черепами на поясе и ожерельем из ушей. — Это у него плюмаж такой чудной или швабра на башке? — хихикнула Парацельс. В другой раз Дисмас бы шутку оценил, а сейчас ему было не до смеха. — А ну-ка подвинься! — дуэльным выпадом он подрезал одного из солдат и оказался лицом к лицу с воеводой, — здорова, образина! Из-под тяжелого шлема донёсся лишь, который, впрочем, выдержал прямой выстрел упор, отбросивший разбойника назад, заставивший его противника лишь топнуть от злости и досады. Послышался звук шипения белого фосфора, разъедающего доспехи, крики солдат, падающих сражёнными заумными и хитрыми финтами, а с небес на них лился тёплый, яркий свет, порождённый молитвой. Его тяжелый, заляпанный кровью зазубренный тесак оставил на груди тяжелую рану, разорвав свисающую ткань платка, жилет и даже кусок пальто, за что заострённое лезвие вошло меж пластин словно нож в масло. — Ха-ха! Следующий удар пришёлся в подмышку и тут же ответный наотмашь отбросил работника ножа и пистоля на траву. Рука в жёлтой перчатке потянулась за выпавшим оружием, пальнуть бы ещё разок, да только тяжелый окованный металлом сапог до хруста наступил на протянутую руку, что не вырвать, кинжал даже краску с сабатона не слупил. — Никто не станет выручать разбойника… Наблюдая как громадина замахивается своим орудием он закрыл глаза, до боли от обиды закусив губу, что не успел спасти своего старого друга. Или не успеет посмотреть на его спасение — уж в чём-чём, а в своих подруженьках он был уверен; даже в этой напыщенной щеголке… Звон метала о металл вырвал его из прострации — перехватив удар на всю свою булаву Юния сдержала лезвие тесака, отвела его в сторону и наотмашь, что было духу, вложив в удар весь свой воль приложила воеводу по голове. Тот охнул, а затем и вовсе взвыл, когда брошенная метко Парацельс склянка с желчью и забористым ядом разбилась о шлем и добрая её часть затекла под округлое отверстие. А затем вскочившая по согнутому колену на плечо Саар вогнала клинок под наплечник, в шею, перекрутилась на лезвие и толчком обеих ног отправила громадину поодаль на колени. Тот опустился, стукнул от злости кулаком по мягкой, податливой почве, с рёвом опёрся на своё орудие и тяжело поднялся, готовый к последнему, яростному прыжку, рывку в сторону врагов. Уж если он и собрался в могилу, то заберёт туда с собой всех, до кого дотянется. А затем он дёрнулся, когда скрежет металла о металл разорвал тишину и из груди его появился окровавленный кончик меча… — Только ещё больший разбойник и клептоман… — Раздалась приглушённая речь за спиной воеводы. С хлюпаньем и скрежетом клинок покинул рану, чтобы через мгновение пройти аккурат под массивными наплечниками и мохнатой накидкой, да так, что голова отделилась от фонтанирующей кровью туши, описав дугу шлёпнулась на пожухлую листву. И когда массивное тело грузно упало вниз, перед ним стоял он, залитый кровью, своей и чужой, в бригантине, шлеме, в могучей руке, полной смирения и сострадания сиял его меч. Последний из своего полка… — Р-рейнольд? — не веря своим глазам прошептал Дисмас, пока весталка и доктор колдовали над его рукой. — А ты кого ожидал тут увидеть — Господа-бога нашего? — рассмеялся гулко крестоносец и протянул ему руку, опустившись перед повершенным товарищем на колено, — правда, Рейнольдом я был раньше; теперь зови меня Рено… это на французский манер… Как утопающий разбойник ухватился за крепкую хватку Рено и рывком оказался на ногах, всё ещё не веря в действительность происходящего, словно это какое-то наваждение, игра воспалённого разума. Замерев на мгновение, он ринулся, впился в массивное тело спасённого обеими руками, заключил в объятья и принялся браниться по чём свет стоял, и вскоре все его слова утонули и слились в один сплошной вой. Не стесняясь и не скрываясь, он рыдал в потрёпанный табард как ребёнок. Из-под шлема доносилось лишь приглушённое тяжелое дыхание. — Я знала, что свет тебя не оставит, — выдохнула облегчённо Юния, — я молилась за тебя… — Покуда жива вера, даже в одном сердце, жив Крестовый Поход и праведные души! — ответил крестоносец, освобождая одну руку для объятий. — Хорошо выглядишь, здоровяк, — призналась Парацельс, — условия твоего содержания меньше, чем антисанитарными назвать нельзя. Хотя… я не знаю, что там под доспехом. — Пока крепка вера и надежда, ни один клинок, ни одна болезнь, и одна погань не сломит это тело! — заявил Рено в ответ. Юркая доктор вполне свободно протиснулась между весталкой и всё ещё продолжающим рыдать разбойником в круг объятий. Саар почувствовала лёгкий укол в груди, какой оставлял ей её покойный наставник тренировочной рапирой, чувствуя себя брошенной и одинокой, никому не нужной, чьи заслуги принялись отрицать. — Я благодарю тебя, неизвестная мне воительница, — будто бы прочитав её слова окликнул её крестоносец, — ты храбро и умело сражалась и я прошу тебя присоединиться к нашим объятьям, дабы разделить с нами торжество и радость встречи, как сын Господа-бога нашего разделил со своими апостолами трапезу… От этого ей стало почему-то ещё противнее, но отказываться от чужих приглашений было не в чести для дуэлятнки и она кое-как втиснулась в широкий охват, не чувствуя, впрочем, настоящего искреннего тепла и радости. Лишь его маленькую толику, словно тлеющий под пепелищем уголёк надежды, что всё не напрасно… — А теперь нам надо вернуться и как минимум, как минимум, осмотреть твою руку, — заявила доктор, — если будет перелом — без разговоров остаёшься с Орди, я как доктор запрещаю покидать Особняк до выздоровления! А потом тебя — как я уже сказала, условия содержания твои не блистали… — Покорно отдамся в твои бородавочные руки, — смиренно ответил Рено. — Да-да, вы все так говорите; а потом хромые, кривые, косые прётесь и дохните… Наконец-то одолев истерику и утерев покрасневшие от слёз глаза платком Дисмас почувствовал, как с его изорванной в лоскуты, поеденной, истлевшей души упал камень, словно замок, как на том огромном мозгу. Старый друг не приложил к этому ни каких толком усилий, лишь своим фактом возвращения выполнив всю грязную, тяжелую работу. Вернув ему то, о чём так постоянно твердил старый профессор: Надежду на возможное светлое будущее…