Подглядывающий

      Саша Голицын был старше Великого князя Александра Павловича на четыре года и хоть, в сущности, это была незначительная разница в возрасте, в период забав и игр их юности она делала Александра Николаевича в глазах своего друга человеком значительным. Для Великих князей Голицын был не скучным наставником, а весёлым проводником в уже доступный ему мир взрослых, и был этот мир совсем не таким, каким его старательно рисовали придворные гувернёры. Это был мир удовольствий и развлечений, в которых Голицын, будучи по природе своей истинным гедонистом и вольнодумцем, знал толк, как никто другой. Баловень судьбы, волею случая с детства попавший в круг общения Великого князя, Саша был ещё и счастливым обладателем замечательных для придворного качеств: он был остроумен, прекрасно воспитан, находчив, всегда весел, подвижен, обладал талантами превосходного рассказчика, лицедея и музыканта, и добр по природе, а не по научению. К Александру он был привязан искренне, Константина со снисхождением терпел, вынося его шутки и издевательства вроде прозвища «Дунька», которое получил из-за того, что прекрасно пародировал женские образы, а парик и румяна с помадой украшали его миловидную внешность не меньше, чем у последней придворной кокетки. Голицын был чуть ли не единственным в окружении Великих князей человеком, которого все любили и чьё общество всегда находили приятным. Саша был в курсе всех новых мод, сплетен и шуток, мог дать одновременно дельный совет по выбору наряда для бала и какую прочитать нужно книжку или посмотреть пьесу, чтобы в светской беседе блеснуть эрудицией. Ещё одним замечательным качеством камер-юнкера Александра было умение, зная всё и обо всех, хранить надёжно секреты и не использовать информацию для достижения собственных целей или заведения интриг. Таким образом, помимо перечисленных выше достоинств молодой человек имел ещё и репутацию благородного кавалера. А ещё он был мастер устраивать игры. Часто по вечерам в Зимнем дворце, в его просторной и светлой гостиной собиралась компания: Великие князья с жёнами, молодые придворные дворяне, фрейлины, иногда заглядывал даже Платон Зубов или «желающий побыть с молодежью» граф Салтыков. В этот зимний вечер, 3 января 1796 года апартаменты Александра Николаевича, согласно гофкурьескому журналу, посетили: Великие князья Александр Павлович и Константин Павлович, супруга Александра Елизавета Алексеевна, Адам и Константин Чарторыйские, князь Волконский, Варвара Головина, фрейлины Торсукова и Шаховская. Гости, сидя на разбросанных на восточный манер атласных подушках, ели сладости, пили крымские вина, чай с чабрецом и играли в шарады. В шарадах Голицыну не было равных и обычная салонная игра превращалась с его участием в настоящее театральное представление. В этот раз все участники разделились на пары, каждая из которых должна была набирать очки — по одному начислялось за угаданное слово и одно очко так же отнималось, если никто из участников не мог угадать, что изображает команда. Слова не делились на слоги, что, однако, не упрощало задачу, так как подсказки давать предлагалось беззвучно, используя лишь жесты и мимику. В этот раз загадывали слова, обозначающие исторические события или известных личностей. Так Константину, который был в паре с княгиней Шаховской, выпало изображать «французскую революцию», и его Высочество повеселил всех, бегая по комнате, размахивая руками и завернувшись с головой в плед, а княгиня преследовала его с подсвечником в руке. — Так это что, Людовик Шестнадцатый? А я думал, это безголовая курица, которую ловит кухарка, чтобы сварить суп... — съехидничал Волконский, за что получил тумак от Константина и обещание «оторвать ему голову». Чарторыйский с Волконским изображали убийство Юлия Цезаря, а Елизавета и княгиня Торсукова казнь Жанны д'Арк. Александр был в дуэте с хозяином, и пока их команда обгоняла всех по очкам. — Следующее слово... Саша... — Александр вытащил карточку и, наклонившись к уху молодого человека, прошептал, — Уильям Шекспир... Вот чёрт, и как это показывать? Решено было разыграть сценки из пьес. И спустя несколько минут Александр лежал на полу, сложив на груди руки, а Голицын «рыдал» над его телом, в следующей пантомиме оба изображали дуэль, а следом за ней страстное объяснение влюбленных, поцелуй и удушение. Сопровождавший это театральное действие хохот собравшихся довершил вердикт великого князя Константина, который, запустив в брата отгрызанным яблоком, констатировал: — Это Содом и Гоморра. Вся компания, разгорячённая вином и смехом, была на подъёме, и после шарад кто-то предложил сыграть в жмурки. По жребию водой выпало быть Александру. Зная, что Великий князь имеет проблемы со слухом, завязывая другу глаза своим шёлковым шейным платком, Голицын шепнул: «Не свались только в камин, Дездемона. Я буду тебе помогать». На счёт три воду, как полагается, раскрутили и участники с визгами бросились по углам. Александр с завязанными глазами стоял, широко выставив руки, и улыбался. Он всегда улыбался, когда был растерян, и растерянность эта ему очень шла. — Саша, два шага вперёд и чуть левее... — скомандовал Голицын. — Ваше Высочество, вы знаете где право и лево? Куда вы пошли? Александр сделал несколько шагов по инструкции, а потом внезапно бросился в противоположную сторону, как раз где сбились в кучку девушки. Первым, тем не менее, попадется Костя, который одним своим присутствием создаёт столько шума, что его не трудно поймать, и Александр ловко хватает за рукав подошедшего, чтобы поддразнить его брата. По придуманным новым правилам хозяина вечера пойманный и угаданный игрок тоже становится водой. Игра продолжается до тех пор, пока не пойманным остаётся последний участник. Он же и выходит как победитель. Вторая повязка ложится на глаза Константина, который хмыкает и грозит в пустоту перед собой кулаком. — Костя, ты направо, а я налево... — командует Александр. Великие князья – братья. Сейчас Костя уши, а Александр тактика и быстрота. Они удивительно разные и в то же время, как и в игре, по жизни дополняют друг друга. Константин резок и вспыльчив, как их отец, насмешлив и груб, но Голицыну как никому другому известно, что за этим суровым фасадом бьётся преданное и нежное сердце. Костя с удовольствием дразнит и достает и своего старшего брата и сам Голицын в свое время от Великого князя не мало обид получил. Но если кто-то намеренно или случайно обидит того, кого князь Константин считает семьёй, он вступится и пересчитает рёбра обидчику. И Александр Николаевич гордится и знает, что для Великого князя он является этой семьёй и не обижается на Костю за «Дуньку». Возле двери, никуда особо не двигаясь, стоит Петя Волконский. Александр, ступая на ощупь, проходит мимо него и внезапно, ткнув рукой в угол, произносит: «А там кто-то есть...я это чувствую». Подпоручик Волконский. Очередной молодой представитель знатной семьи, которому в жизни дорогу уже проложила фамилия. Петя Волконский не выделяется в кругу своём ни достоинствами, ни недостатками и про таких говорят, что они себе на уме. В окружающих не вызывая ни любви и ни неприязни, он незаметным остаётся даже в игре. Александр делает шаг в сторону юноши, но потом, передумав, идёт в другой конец и, споткнувшись о валявшуюся на полу подушку, едва не падает. Вокруг слышен смех. — Ага!! — Костя поймал младшего Чарторыйского. Брата князя Адама по иронии, как и брата Александра, зовут Константином. Некрасивый, всегда с недовольным лицом и потерянным видом, он не обладает ни умом, ни манерами аристократа, которые присущи его старшему брату. Назначенный, как и Адам, к Великим князьям в свиту он для Кости выступает мальчиком для битья. Голицыну этого малого жалко. У него изначально как в игре, так и в жизни не было ни единого шанса победить. Возле большой фарфоровой напольной вазы притаились две прелести. Елизавета и её фрейлина Наташа Шаховская. Великая княгиня удивительно грациозно уворачивается от протянутых рук мужа и его брата, которые, услышав девичий смех, двинулись с двух сторон прямо на них. Александр остановился, прислушиваясь, в двух шагах от супруги, которой теперь некуда отступать. Громкий хлопок в ладоши. Александр резко повернулся на звук. Князь Адам принимает удар на себя и уводит воду от его загнанной в угол «жертвы». Адам Чарторыйский. Для Голицына он тёмная лошадка. Необычайная привязанность, которую к этому поляку выразил Александр, задевает многих из его молодых друзей при дворе. А ещё от Александра Николаевича не укрылось, как Чарторыйский во время игры смотрел на Елизавету. Между ними двумя постоянно как будто висит натянутая до предела струна. Как бы струне этой не оборваться и не ранить до крови... Александр делает несколько шагов, а потом вновь внезапно меняет свое направление и развернувшись, хватает в охапку пробегающую мимо со смехом Катю Торсукову. Глядя, как он прижимает к себе и очень вольно ощупывает хихикающую в его объятьях девушку, Голицын с усмешкой отводит глаза. Он не один такой. Другие участники тоже как будто смущены этой сценой. О том, что Торсукова спит с Александром, знает даже её собственный муж и, кажется, все в этой комнате, не считая, наверное, Великой княгини. Голицын наблюдает за лицом Елизаветы с некоторым любопытством. Конечно, она знает, что это только игра... ревнует ли? По чуть сдвинутым тонким бровям можно предположить, что ей эта сцена не очень приятна. Голицын, для которого Катя, будучи любимой племянницей его покровительницы Марии Саввишны Торсуковой, уже давно почти как сестра, в курсе всех интимных подробностей этой связи. Более того, он знает, что и сегодня, как только вечер подойдёт к концу, любовники по одиночке вернутся в его покои, где в их распоряжении на целый час будет его спальня. Никаких угрызений совести! У Кати с Александром, разумеется, не настоящий роман. Большая разница в возрасте позволяет Катюше исполнять роль только опытной учительницы в постельных делах. Не зря именно ей некогда было поручено лишить невинности Великого князя. В отличие от Александра, которому ещё в силу пола и возраста труднее отличать любовь от ощущения приливания крови в штанах, Катя к своей роли относилась очень практично и, став любовницей Великого князя, прилагала усилия, чтобы Александра со своей женой примирить. «Наш Саша ещё так юн и горяч, что по незнанию легко может дать себе окрутить какой-нибудь интриганке. Пусть уж лучше с тобой остужает свой пыл...» — говорил ей Голицын, выступая посредником этой связи. Три воды. Уворачиваться игрокам становится всё труднее. Костя поймал Варю Головину, но не смог угадать её, перепутав с Шаховской. Забавно наблюдать, как Головина, подобно тому, как Александра оберегает Голицын, заботится о его юной супруге. Александру Николаевичу хорошо знаком этот тревожный, ревностный взгляд. Так птица-наседка охраняет своего впервые вылетающего из гнезда птенчика. Пару лет назад они оба, страдая от скуки, завели в тайне от всех небольшую интрижку. Умная, ироничная, обаятельная и имеющая много талантов Варвара Николаевна была ему одновременно более всех здесь близка и в то же время единственная, оставалась опасной. Их взгляды, встретившись случайно в гостиной, всегда говорили друг другу: «мы хорошо знаем все правила и понимаем друг друга». «А знаете, Варенька, вы, пожалуй, единственная, на ком бы я готов был жениться...» — сказал он ей как-то. Головина со смехом тогда отвечала: «А вы правы, мы бы с вами составили самую блестящую пару...» Вот пойманы все игроки. Осталась только одна только Варя. Маленькая, резвая, графиня ловко проскакивала между ловцами и, наконец, спряталась за спиной Голицына, который встал, поднимая часы. — Осталась минута и у нас есть победитель... Варвара Николаевна снова хлопнула громко в ладоши. Ещё мгновение и руки Александра, идя на звук, обхватили друга за талию и, притянув к себе, стали ощупывать. Удивлённо приподнялись над шелковой лентой светлые брови. — Хм... это... не Варя... — Осторожно, Ваше Высочество, вы меня так ощупываете, что я возбуждаюсь... — лёгкий смешок. Александр улыбнулся и чуть-чуть покраснел. Ещё пара таких приятных секунд... и Великий князь отошёл в сторону. Короткий вскрик. Это зазевавшуюся графиню за юбку ухватила, повалив на пол, Елизавета. — Ну что... — Голицын захлопнул часы. — Всех поймали... воды могут снять с глаз повязки. Все стащили платки. — Меня не поймали. Так и стоявший в углу князь Волконский помахал рукой. Что ж, иногда, чтобы стать победителем надо научиться быть незаметным. Точно так же Александр незаметно пожал руку Голицыну в знак благодарности — без его помощи он бы едва ли кого-то поймал. Ведь тот, завязывая ему на глаза повязку, всё так подгадал, чтобы сквозь шёлк ткани можно было незаметно подглядывать.

***

«Тук-тук..» Одиннадцать вечера. Голицын открыл дверь, уверенный, что это пришел Александр или Катя. — Варвара Николаевна... вот это сюрприз! — он с притворным изумлением ахнул. — Что привело вас ко мне? Неужели любовь? Я знал, что поразил вас в самое сердце, но никак не ожидал, что вы так дерзко придёте ко мне среди ночи... — Все паясничаешь, Саша, — фыркнула женщина и, не дожидаясь приглашения, вошла. — Мне поговорить с тобой надо. Головина присела на пуф, и молодой человек нарочно устроился рядом, поближе. Нужно было срочно придумать, как её выставить, пока сюда не пришёл Александр. — Я хочу, чтобы ты поговорил с Александром о том, что происходит, — сходу заявила она. — О Чарторыйском. И Елизавете. — Так что же... между ними все же роман? — он приподнял бровь, довольный своей наблюдательностью. — Пока нет, слава Богу! Но если у тебя есть совесть, чёртов ты сводник, ты должен перестать подкладывать под Великого князя своих подруг и убедить его обратить внимание на жену! — Солнце моё, уж поверь мне, что Александр и без моей помощи может кого пожелает в постель уложить. Скорее это тебе стоит, пользуясь своим влиянием на княгиню, научить её приёмам обольщения мужа. Но кажется, совсем не это тебя беспокоит... И Варя, всегда такая спокойная и собранная, вдруг расплакалась у него на плече. Александр знал: чтобы довести до слёз эту женщину, должна быть действительно веская причина. Впрочем, он знал, что за причина и давно живущая в его сердце тихая грусть, заставила в эту минуту к графине испытать самое искреннее сострадание. Варя зашла далеко. А ведь он, единственный хранитель общей их тайны, предупреждал её. Хоть из своих предпочтений в любви Голицын никогда не делал секрета, он знал, каких границ ни в коем случае нельзя перейти. — Она влюблена в него. И это взаимно. Самое худшее, что князь Адам, желая в глазах своих же выглядеть благородным, ничем не провоцирует эту любовь. И вот это его благородство, естественно, распаляет её чувства сильнее... — с горечью сказала она. — Всё это может плохо закончится, потому что Александр, кажется, Елизавету сам поощряет к измене. — Сказав это, она тут же пихнула Александра в плечо. — Конечно, ведь он сам ей со всеми подряд изменяет! Твоя школа, развратник! — Почему же моя? Варя, уж мне ли учить его подвигам Дон Жуана... И почему вы считаете меня таким уж поборником семейных ценностей? Если бы я был женат, я бы жене своей с другими женщинами не изменял! — Да, ты изменял бы с мужчинами... — она тяжело вздохнула. — Бесстыдник... — Я приму твои слова за комплимент, — он поцеловал её в вырез платья. — Но тебе ли не проявить понимания? Мы оба заложники шутки природы. Это тебе полагается влюблённой быть в Великого князя, а мне в его жену... но получилось всё наоборот. Давай же простим и поможем друг другу... Когда спустя четверть часа в дверь покоев Голицына постучался Александр, то получил неожиданное извинение и отказ их с Катей сегодня у себя «принимать». — Простите, Ваше Высочество, но внезапные обстоятельства привели к тому, что мне самому сегодня нужна моя спальня... — Правда? — Александр с любопытством привстал на цыпочки, стараясь заглянуть в комнату. — Ой, а кто у тебя? — А вы не расскажете? Ну, хорошо... — он быстро прошептал ему на ухо имя. — Графиня?! — Александр вытащил глаза. — Ну ты мне потом ведь всё расскажешь в подробностях? — Расскажу. Если у вас будут силы, то можете заглянуть ко мне через... — он задумался. — Два часа. — Два часа? Что там два часа можно делать? — удивился молодой человек. — С такой женщиной, как графиня, будет мало и целой ночи, — многозначительно-философски заметил он. — Саша, ступай лучше к себе. Сегодня во время игры все обратили внимание на вас с Катей. По-моему, твоя жена немного обиделась... и приревновала. — А можно я расскажу ей про тебя с Варварой Николаевной? Это её удивит и отвлечёт. — Да, можно, — с усмешкой подумал Голицын. — Всё, ты отвлекаешь меня... — Ухожу ухожу... тогда, если меня будет искать Катя... — Я сам ей всё объясню. Закрыв дверь, Голицын вернулся в пустую гостиную, где ещё ощущался лёгкий аромат женских духов. На сегодня его роль вполне выполнена.

***

      Больше всего Александр Николаевич любил эти минуты ночной тишины и покоя, когда весь дворец засыпал и можно было спокойно снять свою маску придворного лицедея. Просто сидеть в темноте, вытянув ноги на подоконник, пить вино и смотреть, как падает снег за окном. Простое блаженство для молодого человека в его роли — быть собой хотя бы полчаса в день. Как удивились бы все те, кто сегодня приходил к нему в гости, узнав, какие серьёзные и грустные мысли передумывает, наблюдая метель за окном балагур и шутник Саша Голицын. Внезапно в дверь опять постучали. Час ночи... неужели?.. — Саша?.. — удивился Голицын. — А я уж думал, ты видишь десятый сон ... — Ты один уже? — вид у Александра был грустный. — Да. — Можно я у тебя сегодня переночую... Мы с Лизхен снова поссорились и я ушёл. Не хочу пока возвращаться. — О чём речь, заходи, — вздохнул друг, пропуская его в комнату. В детстве они часто ночевали вместе, и в спальне Великого князя поставили даже специально для его друга кровать. Они болтали, дурачились, играли в придуманные Голицыном игры, а иногда, завернувшись в одеяла, сидели на широком подоконнике, смотрели в окно и делились мечтами и своими секретами. Точнее, делился обычно Александр, а его старший друг внимательно слушал и всегда давал остроумный и очень дельный совет. С момента женитьбы Великого князя их ночные беседы ожидаемо прекратились. Кроме того Александр сблизился с Чарторыйским и почти всё время теперь проводил с ним, позабыв старого друга. Голицын не обижался, принимая и это как часть неизбежной судьбы. Александр привязывался горячо и всегда искренне, но век этой привязанность был не долог, увы. И пусть это так малодушно, но Голицыну было приятно думать, что однажды та же участь постигнет и князя Адама. Александр соорудил из подушек и одеял на полу себе постель и лёг, вытянув ноги. — Женщины... Саша не удержал свой смешок. Александр старался казаться сведущим и опытным в любовных делах кавалером, но делал это всё ещё довольно неловко отчасти от природной застенчивости, отчасти из-за того, что большая часть его познаний оставалась в теории. Например он, с гордостью заявляя, что у них с женой «свободные» дружеские отношения, страшно боялся открыто обнаружить перед Елизаветой измену. У Голицына сложилось забавное ощущение, что тот немного боится жены. Точнее, как будто боится в глазах её оказаться в чём-либо хуже. Как будто Елизавета имела для него особый авторитет, была эталоном, которым он мог перед другими гордится. Сам он, глядя на молодых супругов, не разделял всеобщее мнение о гармоничности этой пары. Елизавета была слишком «сложна» для Александра, который привык нравится и быть лучше других. Стойкое чувство, что жена превосходит его по уму, по стойкости характера и глубине, задевало его, заставляло принимать близко к сердцу любой её упрёк и искать восхищения в объятьях других женщин. — Так из-за чего же вы снова поссорились? — Голицын прилёг рядом с ним и услышал недовольное сопение. — Ты рассказал ей про наш великий союз с её подругой? — Нет. Не успел. А поссорились опять из-за Адама. Она не хочет, чтобы я его к нам приводил. Она говорит, что хочет провести со мной время, но вообще-то, когда мы ужинаем с ней вдвоём, она только и делает, что обо всём со мной спорит. Ей нужно подвергнуть сомнению всё, чтобы я не говорил! Если бы я рассказал ей про вас с Варей, бьюсь об заклад, она бы и это оспорила! Молодой человек слушал некоторое время эту полную возмущения речь, после чего произнес: — Саша, я всё же думаю, сегодня она была недовольна не этим. А тем, как ты во время игры обнимал при всех Катю. — Она ревнует меня к Адаму больше, ей Богу, чем к любой девушке при дворе! — А ты... ты её не ревнуешь? Александр удивлённо приподнялся на локтях и посмотрел на него. — Лизхен? К кому же? — К Чарторыйскому. Только не говори, что ты не замечаешь, как они друг на друга смотрят... — Смотрят? Они? — Александр рассмеялся, но неестественно громко. — Ты приводишь его к вам почти ежедневно. Он умён, хорош собой и умеет произвести впечатление. Александр замолчал и этом молчании молодому человеку почудилась безысходность. Как будто бы он только что озвучил то, что тот и так знал. — Ты правда бы не ревновал, если бы у твоей жены появился любовник? — Не знаю. Может быть и ревновал. — Тихо сказал Александр. — Мне кажется, что будь это серьёзно, я бы не хотел об этом знать. А тебе… тебе она нравится? Этот неожиданный вопрос заставил Голицына рассмеяться. Не удержавшись, он положил ему руку на лоб и погладил по мягким вьющимся волосам. — Она очень милая. Но мне нравится совсем другой типаж женщин. Знаешь, такие зрелые, умудрённые опытом дикие львицы... как твоя бабушка! Вот перед ней бы я не устоял! Александр расплылся в улыбке. Они обнялись, и Голицын коснулся губами его щеки. Забытое, нежное чувство... — Быть женатым ужасно. Тебе хорошо. С женщинами так сложно… — Вот поэтому я и никогда не женюсь,— усмехнулся Голицын. — Будь и у меня выбор, я бы тоже остался холостяком. Впрочем, невозможно же совсем без женщин… Мне с моим темпераментом было бы очень тяжело! Почему ты смеёшься? — Да будь у тебя темперамент, ты бы сейчас не у меня на ковре ночевал, а хотя бы в постели у Кати... — Ах вот оно что… ну, тогда я пошёл… — Александр начал подниматься, но друг удержал его и неожиданно произнёс очень серьезно: — Нет, Саша, останься. Нам ведь тут хорошо… Они лежали какое-то время, потом Александр поднялся и подошёл к буфету, заявив, что хочется чего-нибудь съесть. В буфете, на блюде, прикрытом салфеткой, как раз оставались ещё пирожки. Молодой человек принёс его, поставил на пол и с аппетитом принялся есть. — А ты не хочешь? Вот эти... с мясом самые вкусные... — он сунул ему под нос пирожок. — Ну ты же знаешь, я берегу свою фигуру. По ночам не ем пирогов, — Голицын улыбнулся, наблюдая, как друг ест за обе щёки и жалуется, что за весь день у него не было и маковой росинки во рту. — Раф-фкажи про Головину... — пробормотал он с набитым ртом, уронив несколько крошек, и Саша подумал, что в Александре ещё так много детского. Его вытолкнуть пытаются в жизнь, к которой он совсем не готов. Он не хочет быть мужем, отцом и наследником, он хочет вот так среди ночи сидеть на полу, есть пироги, подглядывать, как школьник, красоткам под юбки и с любопытством расспрашивать друга о пикантных подробностях его личной жизни. — Ну, что рассказать... — Голицын вздохнул. — Женщина она своеобразная. Исключительная... у неё, так сказать, ко всему особый подход... — Да нет, расскажи, давно ли ты с ней крутишь... — перебил его молодой человек. — А я и не знал... — Это ты крутишь и мнёшь... чьи-то булки. А у нас с Варварой Николаевной высокая, духовная связь... — заявил Голицын и получил от Александра подушкой. — Так вы тут два часа беседы вели? — Саша, ни одна женщина не займет в моём сердце твоего места! — засмеялся молодой человек. Александр доел свои пироги и устроился, положив подушку себе под живот. Саша подумал до чего тот может выглядеть милым, что вот его самого хочется схватить, стиснуть в объятьях и... и прямо съесть. Он почти не слушал сейчас, что говорил ему Александр, просто любуясь нежными, мягкими чертами лица. Он знал, что чувствовать ту любовь, которую он чувствует к Александру, считается стыдно, но ведь если подумать — как может быть стыдной любовь? Смешное воспоминание отрочества: он Александра учил целоваться. Придумывал о себе, что с какой-то девчонкой крутит роман и делился с ним важным опытом. Конечно, их полушутливая возня и прижимания под одеялом были невинны, не считая того, какое особенное уже тогда наслаждение они доставляли ему. И даже несмотря на женитьбу, все эти приключения с Катей и другими кокетками, которых Александр зажимал по углам и с которыми в кровати валялся, он в глазах друга оставался таким же, как тогда был - наивным и чистым. — Ты на меня так смотришь... — Александр зевнул. — Что такое? — Ничего. Думаю, как я тебя сильно люблю. И всегда буду любить. И буду тебе другом, — Голицын сказал это без привычной улыбки. ...даже когда ты совсем позабудешь меня. — Я тебя тоже очень люблю... — Александр потянулся к нему и на долю секунды Саше подумалось, что вот сейчас... он сам его поцелует. Но Александр шепнул ему на ухо, — ну, так ты мне расскажешь что-нибудь интересное про графиню Головину? А я тебе расскажу тоже про Катю... Александр Николаевич расхохотался. — Ты сплетничаешь, как девчонка... Тоже мне секрет... я про вас и так все подробности знаю... — Знаешь? Она тебе рассказала!? — Нет, просто это же я... — Голицын принял карикатурно важный вид, выставив грудь колесом, словно голубь. — Так это я её всему, что она знает, и научил ... Они некоторое время ещё так дразнили друг друга, а потом Великий князь, внезапно став очень серьёзным, сказал: — А знаешь, иногда я смотрю на всё это... думаю и про этот супружеский долг... и у меня перед глазами всплывает та сцена. Помнишь, у меня на конюшне? Лошадиная случка. Вот тут и вся любовь, о которой они говорят... Голицын не понял, кто «они», но не стал его спрашивать. Вместо этого он стряхнул с пледа крошки и заботливо укрыл друга покрывалом. Александр сонно ещё что-то под нос себе бормотал, а потом затих и заснул. Голицын смотрел на подрагивающие во сне длинные ресницы и слушал спокойное, ровное во сне дыхание, которое для него было самой лучшей музыкой на земле. Он думал, что неизбежная часть взросления — это принятие, что есть вещи, которые, как бы ты не хотел, ты не можешь никак получить. Но в словах Александра прозвучало, при всей этой ребячливости. совсем не детское уже разочарование... Да, в этой жизни всё не так, как о ней говорят.