***
Лето 2022 года, казалось, сломало все мечты ребёнка, которым Боян оставался в душе. Мартин, что всегда был его причиной двигаться вперёд, продолжать следовать за мечтой, а не сдаться, поверив в слова родителей и учителей, сообщил, что уходит из группы. Да, Юркович обещает, что всегда будет рядом, но Цветичанину кажется, что мир вокруг него разрушается и не даёт возможности наконец-то быть счастливым. Анонс концерта в Стожице заставлял улыбаться, но мысли не прекращались. Как же так, они будут выступать на самой большой сцене в Словении, и Мартина не будет рядом? Все годы с самого их знакомства он был константой в жизни Бояна, всегда оставался рядом, поддерживал и просто искренне любил его. Последний концерт с Юрковичем, прошедший в Крижанке, стал моментом, разделившим жизнь Цветичанина на до и после. Да, они всё ещё живут вместе, это не меняется, но на сцене Бояну ужасно одиноко. И он рад тому, что на сцене теперь Наце, он был хорошим другом группы ещё раньше, но… Это не то. Хочется срываться на крик, выпускать все эмоции, пытаясь дать всем понять – он не в порядке, когда остаётся один. И, что удивительно, он словно забывал про своё желание расплакаться от каждой песни именно тогда, когда Мартин снова оказывался рядом. Если в обычное время Цветичанин был готов упасть на сцену и кричать из-за строчек, которые он написал про Юрковича, то одна его улыбка перед выступлением становилась успокоительным, и действовала до того, как Боян падал в чужие тёплые и крепкие объятия, повторяя, насколько страшно и насколько одиноко быть на сцене без Мартина. Казалось, с заявкой на Евровидение мысли об одиночестве прекратились, но нет. Просто стало меньше времени думать. Каждый день был наполнен интервью, репетициями и попытками написать что-то новое, чтобы выпустить летом. Это заставляло Цветичанина мгновенно засыпать, как только он ложился на кровать или диван и чувствовал, что Юркович рядом с ним. Иногда, когда Боян внезапно вспоминал, что Мартин ушёл из группы, становилось безумно больно. Он продолжал извиняться за свою слабость, за то, что предпочёл бы чтобы в группе было два басиста, за то, что не хотел отпускать Юрковича, несмотря на то, что он выбрал путь, на котором он счастлив. И он знает, друзья его поймут, но чувство вины продолжает давить, запрещая радоваться своим достижениям, пока он не смог задавить все лишние чувства внутри. Мартин постоянно спрашивал Бояна, в порядке ли он, и всегда получал только один ответ: "Всё хорошо, не волнуйся". Это заставляло волноваться ещё сильнее, и причина таких слов стала понятна только в конце апреля, за пару дней до последнего словенского концерта перед Евровидением. — Мне страшно, Мартинчек, — прошептал Боян, лбом прижимаясь к чужому плечу. — Я не хочу всех подвести, я не хочу стать разочарованием на глазах у всей страны… — Бойчи, ты же веришь мне? — Мартин быстро поправил прядь волос, упавшую его парню на лицо. — Я верю в парней, верю в тебя. Это же была твоя мечта, помнишь? — Это была наша мечта, — его голос дрогнул так, словно он сейчас расплачется. — И я хотел исполнить её именно с тобой. — Может быть, меня и не будет на сцене, но я буду рядом, обещаю тебе, — тёплая улыбка, крепкие объятия, и на секунду можно забыть про весь последний год, в который у них было куда меньше времени вместе. Мартин сдержал своё обещание и вечером 11 мая сидел перед экраном, ожидая результаты полуфинала, но был не в Любляне, а в Ливерпуле. Он никому не сказал о том, что сорвался и полетел через тысячи километров в абсолютно другую страну только для того, чтобы поддержать группу, которая всё ещё считала его своим шестым участником. Он искренне верил, что они попадут в финал, но когда назвали девять стран и на экране показывали его друзей, что-то внутри сжалось от волнения за них, и в особенности за Бояна, который выглядел полностью разбитым, хотя так и не объявили последнего участника. Громкое “Словения” заставило подпрыгнуть на месте и закричать от радости. Отчаяние на лице Цветичанина сменилось на искреннее счастье, хотя слёзы всё ещё оставались видны. Юркович быстро написал сообщение с поздравлением, не говоря слишком много про то, где он смотрел прямую трансляцию, и в ответ получил привычное красное сердечко. Остаётся только ждать, пока участники начнут расходиться по отелям, чтобы выспаться после изматывающего дня. — И я думал, мы не пройдём! Нас наверняка должны были назвать одними из первых, но мы были последними, и я успел подумать, что… — Боян говорил так громко, что его было слышно издали, и замолчать его заставил только слишком знакомый силуэт, заметный в любой ситуации. — Мартин! Он побежал вперёд, прыгая на Мартина, который счастливо улыбался, прижимая парня к себе и целуя его в щёку. Получилось. У них получилось. У Бояна получилось. — Я продолжал надеяться только потому, что ты попросил, понимаешь? — Цветичанин шептал ему прямо на ухо, и звучал счастливым. — Я знал, ты в меня веришь, и это было моей последней надеждой. И мы прошли, представляешь? Я поверить не могу. Да, Юркович видел всё на экране и знал каждую эмоцию на лице его парня, но куда лучше было увидеть его после двух недель, в которые они не могли быть рядом друг с другом. Снова обнять, и не отпускать никуда, и повторять ему какой он молодец. Это Мартин и делал, пока они сидели за столом все вшестером, и Боян прижимался лбом к его плечу. Финал, казалось, вымотал чуть меньше, но когда Цветичанин пришёл разбитый после празднования с финской делегацией, тихо повторяя, что всех разочаровал и подвёл, Юркович понял, что это только кажется. Да, он старается улыбаться, дарить всем счастье, но ему самому всегда нужен кто-то, кто не оставит его наедине с мыслями. Боян старался не показывать своё лицо, но Мартин прекрасно понимал, что он не выдерживает казаться спокойным. — Бойчи, всё хорошо. Я рядом. — Спасибо, — тихий всхлип заставляет Юрковича аккуратно поцеловать парня в лоб, перебирая его волосы.***
Лето после Евровидения ожидалось загруженным, но то, что было в реальности, превзошло все ожидания. Выходные были единственной возможностью наконец-то выспаться, но это не обязательно значило отдых. Полтора месяца уже полностью вымотали всех, и концерт в Птуе стал моментом, когда стало понятно: надо отдохнуть. Когда Боян весь дрожащий зашёл в квартиру и сразу же упал в объятия Мартина, не в силах даже рассказать что случилось, Юркович не отходил от него ни на шаг, и успокаивал его, пока даже не зная деталей происходящего. Он и стал тем, кто убедил, что перерыв между концертами необходим для группы. В первые несколько дней Цветичанин почти не отходил от него, и по ночам просыпался с кошмарами, где он оставался один. Без друзей, без родителей, без сестры и, самое страшное, без Мартина. Да, он всегда убеждался в том, что это сон, но мысль продолжала разрывать его изнутри. А если он останется один, именно тогда, когда ему нужно находиться с кем-то? И рассказать Юрковичу о кошмарах он боялся, ведь он будет волноваться, а волнения им обоим хватило на несколько месяцев вперёд. — Что ты скажешь, если я буду на вашем следующем концерте? — спросил Мартин спустя полторы недели после рокового концерта в Птуе. — Я могу тебя довезти туда и обратно. — Мартинчек, ты не должен… — Боян не хочет быть причиной проблем, и не хочет, чтобы его парень чувствовал словно он должен быть там. — Я хочу быть рядом. Бойчи, лучше я буду там, чем с тобой что-то случится. Тем более, я соскучился по концертам, — он тепло улыбается, прижимая Цветичанина к себе и прикрывает глаза, чувствуя его кивок. Всё-таки от такой идеи отказаться невозможно. Место концерта даже нельзя назвать городом, это совсем маленький посёлок в горах Словении, и наименее ожидаемое место для появления Мартина. Все могли ожидать его на концерте в Копере, если вообще ожидали, но не тут, вдали от больших скоплений людей. Друзья приятно удивлены, хотя понимают, что Юрковичу важно убедиться в том, что концерт пройдёт нормально. В этот день Боян казался куда спокойнее, чем обычно, и фанатам казалось, что так сказался трёхнедельный отдых, но нет: главной причиной было то, что на этот раз наконец-то есть кто-то, кто поможет даже в самой ужасной ситуации. Новость про семестр за границей у Мартина не стала шоком, но всё равно было страшно от мысли, что полгода придётся провести в их квартире в полном одиночестве. Бесконечные концерты, запланированные на это время, стали тем, что заставляло Бояна думать, что всё не так плохо, но всё равно, те несколько недель дома будут давить на него, и это слишком хорошо понятно. Идея позвать его выступать в Стожице была внезапной. Цветичанин даже не думал, когда выпалил свою мысль, и только потом его укололо осознание, что Юркович счастлив с тем, что делает сейчас. Учёба была для него важнее группы, и, если подумать, о покорении стадионов мечтал только Боян. Мартин же мечтал быть рядом с ним, и это сбылось: все общие друзья вспоминали их, если речь заходила о вопросе “существуют ли соулмейты в реальной жизни”. — Я с радостью буду там. Уверен, Матиц тоже согласится, — сказал он, и Цветичанин на секунду застыл, уже успев обдумать реакцию на все возможные варианты отказов. — Это же была наша общая мечта, и я не могу окончательно отдать своё место Наце, пока не исполню это. — Правда? — удивление в его голосе было искренним, ведь мысль о том, что Юркович не уходил только чтобы не расстроить его, преследовала уже больше года. — В любом случае, я прилетел бы поддержать. И я соскучился по большой сцене, соскучился по парням, я даже соскучился по тому, как мы могли засмотреться друг на друга даже с разных концов Крижанке, — они оба засмеялись, и Бояну стало куда теплее. Они исполнят их мечту.***
Не только Боян был рад видеть Мартина в их гримёрке перед финальной репетицией. Наце первый подошёл поприветствовать его, а Боян остался сидеть на диване, лениво протягивая руки вперёд, и улыбался, когда Юркович быстро поцеловал его в щёку, не обращая внимание на камеру в углу комнаты. У них было время и на несколько часов раньше, когда они вместе лежали на диване, обнимались и пересматривали случайный фильм. И всё равно, они продолжали постоянно влюблённо смотреть друг на друга, смеяться вместе, сидеть в обнимку и петь песни из их детства. Они не обращали внимания на всё вокруг, настолько, что Крис подошёл к ним и сказал, что ещё несколько минут и он сам прогонит их, чтобы не надоедали. Финальная репетиция прошла идеально, и довольны были даже перфекционист Гуштин и безумно нервничающий Цветичанин. Всё равно Мартин продолжал шёпотом успокаивать Бояна перед сном, заметив, как он упорно скрывает страх. Что если на нормальном выступлении что-то пойдёт не так? Что если он забудет слова, ноты, или ещё что-нибудь важное? В крайнем случае, что если на самом деле всё не так, как кажется, и фанаты будут разочарованы концертом, который должен быть исполнением мечты маленьких Бойчи и Мартинчека? — Всё будет хорошо, Бойчи. Я верю в тебя, — шепчет Мартин уже перед самым выходом группы на сцену. Он выйдет всего на одну песню, самую первую, которую они писали в этой группе, но вместе с этим такую важную. Матиц тоже стоит недалеко, но выглядит так, будто уже отпустил детскую мечту, но не удивительно — он не так сильно любил внимание к себе, и не был настолько увлечен самой идеей группы, и осуждать его за это нельзя. Просто их пути в итоге оказались разными, хотя он всё ещё остаётся другом и самого Мартина, и группы, даже Наце и Юре, которые пришли позже. Голос Бояна, усиленный в сотни раз, слышно и в гримёрке, и, тем более, за сценой. Три песни, две, одна, и Юркович на секунду понимает страх самого Цветичанина, пока не слышит собственное имя, произнесённое с такой знакомой и родной интонацией. Он бежит на сцену, и знает, что его встретят тёплыми объятиями все участники группы, и тем более его родной Бойчи. Тот самый Бойчи, который десять лет назад счастливо улыбался ему, повторяя, что всё у них получится. Бас Наце кажется чуть тяжелее его собственного, но это не важно. Важно то, что он смотрит на двенадцать тысяч человек, и понимает, что хоть немного, но он тоже помог с этим. Боян поворачивается на Мартина, словно читая его мысли, и они снова быстро обнимают друг друга, и оба понимают: они не были бы тут, если бы не та случайность восемнадцать лет назад. Они не были бы на самой большой сцене Словении, если бы они, когда им было по одиннадцать, не сидели в подвале дома Юрковичей с гитарами, и если бы не создали Апокалипсу вместе. Такие маленькие случайности, и всё равно они привели к тому, что всё те же дети с мечтой доказали всему миру, что они могут всё. Объятия после песни были такие, что им казалось, словно они снова в группе вместе, просто перестали скрывать как сильно любят друг друга. Да, на остаток концерта Мартина не было на сцене, но Боян продолжал смотреть и в сторону, куда он ушёл, и на сектор, который оставили под места для друзей и родственников. Он не мог увидеть Юрковича с такого расстояния, но в груди становилось тепло от осознания, что он никуда не ушёл, что он рядом, и они будут просыпаться вместе в следующие несколько дней до того, как группа улетит в отпуск, а Мартин вернётся на учёбу. — Ты был великолепен, Бойчи, — он говорит искренне, и притягивает Цветичанина, чтобы поцеловать его в лоб. — Ты смог покорить мир. — Мы смогли, — Боян поправляет его и улыбается, прижимаясь к чужой груди. — Я бы сдался без тебя. Да, я целеустремлённый, но я мог бы оказаться тут без этого, но не без тебя. — Я рад, что ты когда-то постучал в мою дверь. И тот маленький Бойчи гордился бы тобой сейчас, — тёплая улыбка и крепкие объятия могли бы сказать то же самое, и они оба счастливы именно в этот момент.***
Хотя они привыкли просыпаться вместе, спустя две недели разлуки это снова бесконечная причина целовать друг друга с хорошим настроением с самого утра. У них всего несколько дней, но на утро, когда Бояну надо бежать в аэропорт для запланированного отпуска в Таиланде, он продолжает лежать, обнимая всё ещё спящего Мартина. Загоревшийся экран телефона, оповещающий о звонке от Криса, только надоедает. — Бойчи, тебе надо вставать, — Юркович звучит сонным, и от этого становится только сложнее даже протянуть руку за телефоном. — Подождут, — Цветичанин тянется за поцелуем, и ему приходит гениальная идея. — Мартинчек, ты же улетаешь завтра, да? — Да, а что? — он не понимает, хотя знает, что идеи Бояна не заканчиваются спокойно. Он быстро взял телефон с тумбочки, открыл чат группы и напечатал несколько слов, после этого снова поцеловал Мартина. — Я сказал, что я полечу с тобой в Ирландию завтра. Они и без меня разберутся, а с тобой у меня меньше времени. Тем более, мои родители предлагали поехать в Италию с ними… — Цветичанин улыбнулся так, словно он готов был взорваться от радости и гениальности своей идеи. — Я люблю тебя, Мартинчек. — Я тоже люблю тебя. Хотя, кажется, Крис будет совсем не согласен с этим, — Юркович улыбнулся, когда экран телефона снова загорелся. — У него будет всё время этого мира, чтобы сказать мне про это после того, как я проведу отпуск с тобой.