Подарок, который не принято дарить

Отмечать Новый год в Аду не было традицией — ровно как и не было традицией отмечать Рождество, день Святого Валентина или гребанный День благодарения, который спустя отмеченный шестидесятый раз ещё при жизни Хаска успел засесть у него в гландах. Рождество — бред, о каком Христе вообще может идет речь в загробной жизни? День Святого Валентина был чем-то из разряда розовых мечт Чарли, в которых в Аду бегают пони и все время светит солнце — черти и демоны здесь не верили в любовь, усмехаясь над ней и превращая её во что-то грязное, порочное и грешное. Благодарить в Аду было не за что, максимум — за то, что мозги не вышибли тут же, как ты из отеля вышел. Отмечать Новый год в Аду не было традицией, но один навязчивый радио-демон смог это изменить, превратив Ад в ещё большее месиво, чем оно было до этого. Хаск напрягся ещё тогда, когда услышал приглушенную мелодию с первого этажа отеля. Он не мог перепутать её ни с чем другим — навязчивый мотив, жизнерадостное звучание и раздражающий текст. Это был «Джингл беллс», черт бы его побрал, который достал Хаска даже в загробной жизни. Может быть это и было его наказанием за грехи, о котором все говорили. С ворчанием и кряхтением Хаск смог вытащить свое бренное тело из постели, появляясь в дверях первого этажа только для того, чтобы остановиться в них, как вкопанный. Носки, развешанные над камином отеля. Гирлянды, замысловатым узором повешенные под потолком. Наклейки снежинок, саней Санты и его подручных оленей на барной стойке. Костюм Чарли приобрёл галстук-бабочку в расцветку омелы, Вегги ходила с мишурой, которая слишком заботливо была обернута вокруг её шеи, а Энджел, развалившийся на диване с очередным журнальчиком с топом порнозвезд в Аду, грыз новогодний леденец с громким и непристойным чавканьем. Ощущение, будто его запихнули в новогоднюю сказку, пережевали, проглотили, а затем выблевали в засранный толчок нисшего бара, забыв смыть. — Что это, блять, такое? — Хаск ворчит, потирая глаза своей большой кошачьей лапой, стараясь избегать ногтей, которые очень часто грозились впиться ему в глаза или кожу. — Правильнее спросить не что это, а как это вышло, друг мой. Знакомый голос заставляет вздрогнуть, замереть и обернуться на его обладателя с недовольным фырканьем, даже если присутствие вышеупомянутого было способно в момент развеять любое раздражение или недовольство Хаска. Он совсем забыл об Аласторе. Радио-демон стоял рядом со своей привычной, уже успевшей стать любимой, широкой улыбкой, смотря на собеседника рядом с собой с необъяснимой теплотой во взгляде, заметной лишь самому Хаску. Другие бы едва нашли этот взгляд дружелюбным. Аластор коротко кивает в сторону гостиную отеля, вскидывая руку, и продолжает говорить с гордостью в голосе, слышную даже сквозь небольшие радиопомехи: — Все это было моей инициативой. Я подумал — а почему бы не привнести небольшой жизни в интерьер отеля? Он был скучным, с одинаковыми тонами в мебели, скукота. А вот приближение Нового года стало неожиданно приятным поводом для корректировок, которые я сделал на свой скромный вкус. Хаску бы никогда не пришло в голову, что Аластор мог быть фанатом Нового года. Хаск посмотрел на изменения в отеле другими глазами, чувствуя, как неумолимо смягчается сердце — вот теперь, если приглядеться, действительно заметен почерк демона. — И да, Хаск. — Уши Хаска напрягаются, когда он слышит тихий шепот на кончике, как будто бы Аластор специально наклонился не до конца, сохраняя дистанцию. — Вечером я жду тебя наверху. Надеюсь ты понимаешь, что я не могу оставить особенного для себя демона без внимания. Ох, блять. Чтобы вызвать мурашки хватило одно лишь его приближения, а вот тембр голоса, сами слова творили с Хаском вещи гораздо хуже, вызывая дрожь по телу. Аластор точно знал, что он делал, и делал это намеренно. Хотя Хаск и понятия не имел, как конкретно Аластор собирался проявлять своё «внимание» — демон, зная своего партнера, ожидает гору трупов, выложенные перед отелем в незамысловатое «С Новым годом, приятель!» и пост скриптум, с чуть меньшими по размеру чертами — «Надеюсь, тебе понравилось :)» Хаска передергивает то ли от удовлетворения, от ли от отвращения, и он поднимает голову к радио-демону: — Я приду. Будь уверен. Голос предательски дрогнул, и судя по тому, как медленно глаза Аластора сощурились, а улыбка стала на каких-то нескольких миллиметров шире, это не осталось без его внимания. — Отлично. Именно на такой ответ я и рассчитывал. Хаск наблюдает за тем, как гребанная любовь всей его загробной жизни элегантной походкой, чуть ли не от бедра, углубляется в гостиную отеля, а сам идет к барной стойке, привычно занимая место бармена этого дешевого места, с огромным разочарованием отмечая, что здесь пресловутый «Джингл беллс» играл громче остальных мест. Однако мысли Хаска метаются вовсе не вокруг работы. Ему не нравилось это признавать, но Аластор имел на него огромное влияние, даже если Хаск держится гораздо лучше какой-нибудь Чарли, которая ведётся на каждое слово демона и практически заглядывает ему в рот. И все-таки Аластор знает, на что давить, когда дело касалось Хаска. И знает он это с опасным, почти удивительным профессионализмом. Гребанные года знакомства, дружбы, пере-дружбы и отношений с радио-демоном. *** Чего не ожидает обнаружить Хаск наверху, так это небольшую коробку, оставленную на прикроватной тумбочке под общипанной веткой дерева, которая вроде как призвана служить новогодним деревом — чисто на взгляд Хаска. Ему хватает и этого, особенно после всех тех разов, когда ему пришлось выгребать хвойные иголки в квартире все оставшееся время перед следующим Новым годом. Хаск аккуратно присаживается рядом с Аластором на кровати, обхватывая лапами коробку и ставя ее на колени, краем глаза поглядывая на демона — как он отреагирует? Несмотря на будто вечно застывшее на лице самодовольство, сейчас Аластор выглядит нежным, расслабленным, почти что домашним. Совсем не та характеристика, что ты можешь дать демону, который снится ни одному грешнику в кошмарах — а для некоторых Аластор навсегда остался посмертным изображением перед глазами, последним, что они видели, позорно отдав свою жизнь Дьяволу, или кто там идет ниже Ада. Осознание этого факта каждый раз заставляет Хаска затаить дыхание — как вообще вышло, что все внимание такого грозного существа ушло ему? В Аду он был никем — низшим демоном, пешкой, тем, кто зарабатывал исключительно на казино и собственном везении. О таких не вспоминают, не скучают. Таких не оплакивают. Однако теперь он знал наверняка — если Хаск пропадет со всех радаров, один конкретный демон перевернет весь Ад, чтобы найти его. Это не могло не заставить желанию расплыться в нежности к Аластору всплыть на поверхность и нагло выставить себя на всеобщее обозрение. Когти поддевают ленту — Хаск почти уверен, что содержимое собирала Ниффти, но тем не менее он с трепетом и бережностью раскрывает подарок, не желая относиться к упаковке по-варварски. Лента падает на колени, Хаск поднимает крышку коробки и замирает. — Это… — Мгм. — Ты, блять, сумасшедший. — Улыбка Хаска расширяется почти до таких же размеров, чтобы соответствовать оскалу Аластора. — Откуда ты её достал? Хаск достаёт из коробки бутылку дорогого, если оценивать в демонических жизнях, настоянного коньяка шестидесятых годов, и с трепетом прокручивает её в руках, действительно чувствуя себя, как ребенок, получивший желанный подарок под рождественской елкой. Это именно та бутылка алкоголя, которой не хватало Хаску в его коллекцию. — Нужно знать, к кому обращаться. — Слышится самодовольный голос Аластора, пока он спокойно сидит рядом с прикрытыми веками и мягкой, уменьшенной ухмылкой. — И кого убить, но я не думаю, что тебе нужно знать эти подробности, дорогой. Хаску хочется схватить Аластора за лацканы пиджака и притянуть его к себе в поцелуй, сталкиваясь губами с зубами своего партнера, а затем слиться языками в страстный поцелуй, попытавшись через интимный жест слиться с партнёром в единое целое, со вздохами, жаром в теле и головокружением — но Хаск лишь протягивает Аластору руку, ожидая, когда демон примет её. Элегантная ладонь в перчатке идеально ложится в грубоватую, практически медвежью лапу Хаска. Хаск проводит по ней пальцем, продвигаясь вдоль подушек пальцев до её центра, повторяя свои движения кругами. Аластор позволял прикосновения к себе, и, более того — отвечал на них, кладя на пальцы Хаска большой палец в ответ. Это завораживало, выбивало воздух из лёгких, а из головы — все мысли, оставляя только чувства и нежные, бережные прикосновения. Это был их персональный способ сказать «я люблю тебя» без слов. — Кстати, посмотри в окно. Хаск сощуривается, склоняя голову набок и отслеживая взглядом путь от лица Аластора до окна, мысленно настораживаясь. Он аккуратно выпускает руку Аластора из своей, сжимая в другой бутылку коньяка, и встает с кровати, подходя к окну, чтобы раскрыть щель в жалюзи и взглянуть на задний двор. — Ух ты, блять, Боже. — Вырывается тихим шепотом у Хаска под нос. Под окнами растелилась гора трупов разных демонов и чертов, вырисовывающие своими телами «С Новым годом, приятель!» И пост скриптум, выложенный чуть меньшими по размеру чертами — «Надеюсь, тебе понравилось :)» Хаск оборачивается к Аластору, сталкиваясь с его хищным взглядом и дикой ухмылкой на лице, пока у самого Хаска кишки сворачиваются в узел, вызывая противную горечь, приближающуюся к глотке. Ладно. Блять. Может быть, у них было чуть больше, чем один способ сказать «я люблю тебя» без слов.