Мартовский ветер

      Одиночество раздирало твое сердце слишком долго. Даже находясь рядом с другими, ты не чувствовал, что они понимают тебя и твою боль, и все эти годы ты жил в алкогольном забытьи, затмившем твой разум.       Но на смену самой темной ночи всегда приходит утро. После трескучих морозов одним утром тебя обязательно разбудит щебет птицы, проснувшейся раньше обычного, чтобы встретить первую майскую зарю.       Теперь ты знаешь, что сможешь прийти домой и оказаться действительно дома. Пусть многое будет трудно и непонятно, но ты хочешь, чтобы и Куно почувствовал, что он наконец-то среди любящих его людей. У себя дома.       Придя в квартиру, ты наводишь порядок, пока ждешь Куно и Кима. Лейтенант позвал Куно с собой в магазин, и тот к твоему удивлению согласился. Тебе кажется, у тебя мальчик стал бы выпрашивать сладкое, а с Кимом такие вольности он себе вряд ли позволит.       Ты расставляешь на столе чашки и тарелки, пока в духовке греется запеченная курица, которую вы с Кимом приготовили с утра. Это было уже третье воскресенье, когда вы вставали раньше обычного и вместе пробовали рецепты из джемрокских газет. Очень часто они предлагали сделать с продуктами то, после чего на них было бы больно смотреть, и как-то раз Ким съежился от инструкции по варке пельменей настолько, что вы решили ради шутки попробовать приготовить так, как писали в этих газетах.       Пельмени не получились. Вместо них у вас из кастрюли вывалился цилиндрический блок из мяса и теста, на который даже голодные чайки смотрели с презрением. Через пару дней лежания на снегу он превратился в бесформенный ком и в какой-то момент исчез. Вы молча согласились друг с другом, что его поглотила Серость.       На следующей неделе Трент принес в участок целую стопку газет, и вы с Кимом в перерывах между работой выискивали там самые поехавшие рецепты. Отобрав с десяток страниц, вы решили по воскресеньям пытаться приготовить их по-человечески, и с тех пор каждое утро вашего единственного выходного стало уморительным.       Часто Куно просыпался раньше, чем вы заканчивали, и успевал присоединиться к готовке. Вы все еще боялись подпускать его к плите, поэтому обычно поручали что-то резать или мыть. Когда Куно занимался последним, то вся кухня была залита водой и на паре тарелок обязательно появлялись новые сколы, однако ты всегда рад его помощи и участию. И то, что ты ему доверяешь, несомненно значит для Куно куда больше, чем ты можешь себе представить.       Ты успешно прошел испытательный срок приемного родителя, и за это время Куно успел освоится у вас дома. Ким все чаще приходит в гости, а ты чувствуешь себя полноценно. Будто то, зачем ты гнался всю жизнь безуспешно, само пришло тебе в руки степенно и незаметно. Ты обрел счастье, когда встретил этих двоих, и заботиться о них — все, о чем ты мог бы мечтать.       Два месяца прошли тяжело. Ты еле успевал появляться и на работе, и на тренингах для опекунов, и дома, и если бы не Ким, ты бы не справился. Он часто приезжал к тебе и утром, и днем, и ночью и готовил или убирался, когда ты был совсем измотанным. Видя, что он — не просто страшный коп, Куно по-своему прикипел к лейтенанту и зауважал его, хоть и все равно побаивался.       В коридоре раздается дребезжащий звонок, ты бросаешь кухонное полотенце и идешь открывать дверь. Ты уже машинально протягиваешь к Киму руки, чтобы взять тяжелые пакеты, но он ничего не держит, и просто обнимает тебя, приветствуя. Из-за спины лейтенанта ковыляет Куно, таща на себе три пакета, набитых покупками. — Ты как его уломал? — шепчешь ты на ухо Киму. — Он сам выхватил у меня пакеты. — Да ну? — ты смотришь вслед мальчику. Он удалился на кухню, небрежно сбросив ботинки в прихожей. Куно открыл холодильник и уже раскладывает продукты. — Мгм, — Ким отстраняется, чтобы снять куртку, а потом, приложив руку ко рту, вполголоса добавляет, — правда только перед тем, как мы зашли.       Вы неслышно посмеиваетесь и проходите в кухню. Куно уже сидит за столом, уставившись на вас. — Мы жрать будем? — Есть, — поправляет его Ким. — Будем! — ты достаешь из духовки курицу. Кухню наполняет пряный аромат горячего мяса. — А че пить есть? — Чай с молоком! — ты уже добавил молоко во все три кружки, забыв спросить, кому с чем. Ты знаешь, что лейтенант будет пить, что угодно, и Куно хорошо бы взять с него пример. — Куно не пьет с молоком чай, — ну вот, тебе придется уговорить его. — Это полезно. И ты же хочешь быть сильным, как я? — ты показательно выставляешь руку. Под свободными рукавами растянутой домашней футболке твои бицепсы едва видны.       Куно окидывает тебя взглядом, полным сомнения, но кружку берет. Резко глотнув чай, вскрикивает: — Ай! Какого… — Куно, не матерись, пожалуйста, — прерывает его Ким, — пей медленно. Чай горячий.                   ***       После ужина ты и Ким ложитесь в зале, который ты переоборудовал под свою комнату и рабочий кабинет, потому что там, где ты сидел раньше, теперь живет Куно. Ким помогает ему готовиться к школе, куда он пойдет в следующем году — пока что его отказались принимать по очевидным причинам: проблемы с поведением и успеваемостью в предыдущей школе в Мартинезе.       Ты долго лежишь, всматриваясь в темноту, чувствуя, как подрагивают ресницы Кима: он спит, прижавшись щекой к твоему плечу. Ты поглаживаешь его мягкие короткие волосы, еще сырые после душа. Он устал сегодня, поэтому заснул сразу же, как лег в кровать. Ты безмерно рад тому, что можешь сейчас вот так обнимать его и слышать его спокойное дыхание, приносящее умиротворение и тебе. Ты думаешь, что вас объединило многое: город, случайность, работа. И Куно.       Ты вновь вспоминаешь тот день, когда мальчик, которого ты теперь с любовью называешь сыном, впервые оказался в своем новом доме. Ким тогда забрал вас с участка, и вам с Куно пришлось ютиться на заднем сидении Купри, но он даже не жаловался. Все время мальчик был на удивление молчалив, и ты начал переживать, что он может замкнуться в себе — тебя предупреждали об отчужденности приемных детей.       Из-за хорошей рекомендации ты убедил опекунский совет отдать тебе Куно, не помещая его в детдом. Не будь ты полицейским, тебе бы отказали: обычно приемный родитель должен пройти особые тренировки перед тем, как принять ребенка в семью. Ты проходил их параллельно.             два месяца назад       Ким не зря тебя мучил эти три дня, потому что благодаря твоей оперативности с документами усыновление прошло куда быстрее, чем вы думали.       К вечеру Куно был уже у тебя дома. Днем ты даже немного прибрался, чтобы произвести хорошее впечатление на мальчика. «И на Кима», добавляешь ты мысленно.       Было уже поздно, и Куно заснул по дороге, оперевшись тебе на плечо. Ким мягко останавливает мотокарету и помогает тебе выйти. Ты будишь Куно, но он не обращает на тебя внимания, слепо отмахиваясь и бормоча что-то во сне, и тогда ты решаешь взять его на руки.       Вы подходите к двери, и ты шепчешь Киму, боясь разбудить мальчика: — Ким, возьми ключи в левом кармане.       Он тянется к твоему пиджаку и, порывшись в кармане, достает тускло поблескивающую связку ключей. Открывает дверь и придерживает ее, пока ты заносишь Куно. — Погоди, Гарри, — слышится шепот за спиной.       Ты останавливаешься посреди темного коридора, и к тебе подходит Ким. Лейтенант, на ощупь развязав шнурки, снимает с Куно ботинки и мягко ставит их на пол. — Точно. Спасибо.       Ты несешь мальчика в спальню и укладываешь на кровать, накрывая мягким одеялом, и на цыпочках выходишь в коридор. Ким до сих пор стоит там, не разувшись и не сняв куртки. Когда ты подходишь, он тянется к тебе, будто хочет обнять, и ты почти напрыгиваешь на него, прижимая к себе. Он сдавленно смеется: — Мы же еще завтра увидимся! Я зайду после работы. — Ким, — шепчешь ты в его воротник, — а не хочешь остаться? — Гарри, правда, я не хочу стеснять тебя, так что тебе не стоит, — — Ты уже оставался, так что теперь? Ты так мне помог, — ты отодвигаешься, чтобы взглянуть в его глаза, — переночуй у меня, — твой голос смущенно стихает, и ты отводишь взгляд.       Ким кладет руку на твою щеку, мягко притягивая к себе. Оставив невесомый поцелуй, тихо говорит в ответ: — Как скажешь. Спасибо, Гарри.       Чтобы не разбудить Куно, вы решаете сразу идти спать. Как гостю, ты даешь Киму первому сходить в душ, а сам расправляешь диван в гостиной и берешь запасное одеяло. Кажется, вам придется спать под одним, но оно довольно большое, так что никто не должен замерзнуть.       Закончив, ты проверяешь спальню, где мирно спит Куно. Во сне он перевернулся и теперь нелепо лежит поперек кровати, подушка валяется у него между коленей, а одеяло — белым комом на полу. Пытаясь не смеяться, ты поднимаешь его и снова накрываешь Куно, а потом идешь в гостиную, где тебя дожидается Ким. Он уже переоделся, и по острым скулам с мокрых после душа волос стекают капли, поблескивая в лунном свете. Их мерцание отражается в глубине темных глаз. Он подходит к тебе и протягивает халат: — Держи.       Ты идешь в ванную и моешься гораздо дольше обычного, задумавшись о чем-то. Ты устал. За день произошло чересчур много всего, но ты рад, как он закончился, и от утомленности ты бы заснул, стоя под душем, если бы не закончилась горячая вода в бойлере. Резко окатив твою спину, холодный поток выгоняет тебя из ванны, и ты набрасываешь на плечи халат.       Ты давал его надеть Киму, и в его мягкой ткани еще таится теплый запах каштановой «Астры». Завязывая пояс халата, ты чувствуешь, как в груди что-то приятно трепещет.       Ким сидит на кровати, подобрав ноги. Он смотрит на тебя, когда ты заходишь в комнату, промокая волосы полотенцем. — Ты бы видел, как Куно спит, — шепчет лейтенант, заговорщически улыбаясь одними только уголками губ. — Видел, — ты отвечаешь, еле сдерживая смех, — хорошо, что у меня кровать широкая. — Да уж.       Вы оказываетесь в полной тишине, нарушаемой только тихим жужжанием электрической будки во дворе. В ночном сумраке тускнеет настольная лампа, мягко очерчивая ваши лица. — Он, видно, совсем утомился, — ты садишься рядом с лейтенантом. На его руках покоится голубой блокнот, — А ты не устал от дел, Ким? — ты киваешь, указывая на синюю обложку. — Это прошлогодний, — тот самый, думаешь ты и берешь блокнот. Ким за него не хватается, легко позволяя тебе его взять.       На страницах все еще теснятся рисунки между строчками ровных букв. Ты и изредка — вы вместе. — И все-таки ты чудесно рисуешь, Ким, мне даже как-то неловко, — улыбаясь, ты пролистываешь страницу за страницей. — Спасибо, — Ким явно смущен не меньше твоего. Он дает тебе досмотреть до последнего рисунка и медленно забирает блокнот. Откинувшись на спинку дивана, берет в руку карандаш, — посиди-ка пять минут. — Как скажешь.       Спустя минуту у тебя сводит руку — поза, в которой ты замер, оказалась не самой удобной, но ты боишься двигаться, не желая мешать Киму. Его взгляд изучающе гуляет по тебе, и ты замечаешь, как румянец подбирается к его ушам и шее. Не сразу понимая, почему Ким смущен, ты с нежностью наблюдаешь за ним: рука лейтенанта мягко и уверенно двигается по листу, и тебе приятно ловить его взгляд. Исследуя твою позу, он то и дело на короткие мгновения возвращается к твоим глазам. Всякий раз твое сердце пропускает удар от его пронзительного темного взгляда.       Только случайно пошевелив плечом, ты чувствуешь дуновение прохладного ветра — халат с тебя вот-вот сползет, но ты не смеешь дернуть рукой, чтобы его поправить, и только сидишь безмолвно и провожаешь его краем глаза. Ким наблюдает за тобой, теперь совсем избегая твоего лица. Его взгляд бегает от тебя к блокноту, и карандаш двигается все быстрее.       Шуршание грифеля сперва успокаивало тебя, а теперь ты боишься представить, что Ким решает закончить побыстрее, потому что ему больше не нравится то, что он видит. Забеспокоившись, ты прикладываешь все усилия, чтобы просто не соскочить и не спрятаться под диваном.       Когда халат падает на колени окончательно, ты все же дергаешься и накидываешь его, завязывая пояс покрепче. — Прости, Ким, — ты трешь затылок, пытаясь сгладить напряжение, — надо было его получше надеть, я тебе только работу испортил, наверное, и, — он не дает тебе договорить. — Гарри, — прижимая блокнот к постели, Ким протягивает его тебе. Ты невольно опускаешь взгляд, пытаясь в полутьме разобрать рисунок. На бумаге свободные штрихи дышат, и все живут своей жизнью, друг за другом соединяясь в твою фигуру. Халат лишь немного ниже твоего плеча. Ты улыбаешься на рисунке. И в жизни ты тоже улыбаешься. Твое лицо сейчас заболит от того, насколько широко ты улыбаешься. Ты надеешься, что это не похоже на страшный оскал. — Это я… — Как всегда, детективные навыки Вас не подводят.       Ты смеешься и, придерживая воротник, слегка толкаешь Кима в бедро. Он падает на диван, цепляясь за халат в последний момент и увлекая тебя за собой. Ты свешиваешь ноги с края дивана и поворачиваешься к нему. Ким легко улыбается, прикрыв глаза и сложив руки на груди, и на его лице разливается приятная усталая расслабленность, что передается тебе, и ты мягко выдыхаешь все переживания, скопившиеся за день.       Ты справился на допросе и в опекунском совете, а Ким помог на суде. Куно не сбежал от вас и спит сейчас. Он в безопасности. Тебе больше не о чем волноваться, и ему тоже.       И Ким, кажется, рад за мальчика не меньше твоего, но ему придется уехать завтра на работу, а потом домой, и ты больше не сможешь смотреть на него перед сном — вот так близко, без его привычно сдержанного лица, за которым едва ли можно что-то различить. Ты не замечаешь, как невольно произносишь то, о чем неосознанно думал все эти дни: — Ким, переезжай ко мне.       Он резко открывает глаза, и румянец на ушах густеет, переползая к щекам. Ким отворачивается, высматривая что-то на потолке.       Ты понимаешь, что ты сказал. Ты думаешь, что это предложение глупо: не так уж много у тебя места, и Киму будет неудобно менять привычный уклад жизни так внезапно, и вообще, если вы разок целовались, это вообще ничего не должно значить, и ты принимаешь все слишком близко к сердцу и — голоса в голове прерывает мягкий вопрос: — А что Куно скажет?       Ты серьезно задумываешься над этим, но Ким успевает сам ответить: — Хотя, кажется, он не против моего общества. Но тебе стоит поговорить с ним о его манерах. — Ким, что ты хочешь от мальчишки после таких доз скорости? Скажи спасибо, что он вообще не убежал из дома. — Просто у тебя хорошо, — он вздыхает, — даже слишком. Не верится, что ты за порядком начал следить, — Ким смотрит прямо тебе в глаза, закидывая руки тебе на шею. — Перестань, — ты отмахиваешься. Сарказм Кима никуда не пропадет. Но у тебя и правда стало чище с тех пор, как ты перестал пропадать в недельных запоях. — Так что скажешь? — Я подумаю, — его пальцы медленно перебирают твои влажные волосы. — Подумаешь? Но Ким— — Нужно будет забрать кое-какие вещи, — начинает он, явно собираясь назвать каждый пункт в длиннющем списке для переезда. — Я помогу тебе. — Хорошо, — Ким с легким смешком приподнимается и целует тебя тебя в висок, ты смотришь в его темные глаза. Он смущенно отводит взгляд.       Ты медлишь. Ты помнишь куда больше решительности в своих действиях, а теперь тебя сковывает неловкость, и ты застываешь с глупой полуулыбкой. Ким закрывает глаза и тянется вперед. Ты подаешься навстречу его поцелую. Мягкие губы Кима на вкус как мята— он совсем недавно чистил зубы. Твоей пастой. Внутри тебя просыпается приятное теплое чувство, наполняющее нутро с каждым малейшим движением лейтенанта.       Поцелуй длится всего мгновение, но ты будто становишься другим человеком, когда Ким отстраняется. Продолжая смотреть тебе в глаза, он размыкает губы, и несказанные слова замирают между вами. Ты видишь его. Чувствуешь. Понимаешь. И не можешь не ответить. — Я влюбился в тебя, Ким Кицураги.       От смешной официальности тебе сводит скулы. Его уши мгновенно рдеют, и ты тоже, кажется, заливаешься краской. Ким не скрывает улыбки. Он прижимается лбом к твоему и вкрадчиво шепчет: — Я влюбился в тебя, Гарри Дюбуа.