Почти

У них не было будущего, и сейчас это факт уже не ранит. Почти. Кориолан изменился, приспособился, адаптировался. Почти. Он почти избавился от этого «почти». Так он думает. Хочет думать. Кажется, всё хорошо: директор Хайботтом ему больше не помеха, доктор Галл поддерживает его, мистер Плинт благоволит ему, Мадам Бабушка гордится им, имя отца работает на него… и только Тигрис беспощадно рвёт ему сердце своим взглядом — пронизывающим, знающим. «Ты выглядишь совсем как твой отец, Кориолан». Не Корио, как она звала его раньше — ласково, тепло. Изо дня в день он успешно держит лицо. В университете, в Цитадели, дома. Но каждую ночь вскакивает в холодном поту, готовый закричать. От страха, от боли, от злости, а иногда от всего сразу. Порой ему снится Сеян. Приветливый и дружелюбный, шокированный и взбешённый, потерянный и напуганный. Он всегда зовёт Кориолана по имени. Зовёт радостно, зовёт с надеждой, зовёт в отчаянии. Всуе. Кориолан всегда уходит. Он пытался спасти Сеяна, однако тот не желал быть спасённым. Не слушал, поступал безрассудно, всё делал наперекор. Сеян сам был причиной своих бед. И всё-таки он считал Кориолана другом. Не видел (а может, отказывался видеть), что тот просто терпел, выкручивался, боролся за место под солнцем. Почему же тогда так больно? Почему так трудно дышать по ночам? Почему глаза щиплют слёзы? Почему не отпускает сердце невидимая рука? Почему ледяной, безапелляционный голос в голове не смолкает? Набатом звучит вердикт: виновен, виновен, виновен. Предатель. За предательство ему воздалось предательством. Ударом в висок, пинком под дых, ножом в спину. Поэтому к нему во снах часто приходит она. У неё лёгкая походка. Воздушные радужные оборки на юбке подпрыгивают в такт её шагу. Люси Грей Бэйрд останавливается, плавно перекатываясь с пятки на носок и слегка подаваясь вперёд. «Корио», — зовёт его игриво, нараспев, и Кориолан чувствует, как самообладание, которым он так гордился, рассыпается в пыль. В голове — пение птиц, в животе — порхание крыльев, на сердце — цепкая хватка когтистых лапок. И сопротивляться нет ни сил, ни желания. Люси Грей берёт его за руку и тянет к себе. Он послушно шагает ей навстречу и закрывает глаза, позволяя её тонким пальцам играть с его золотисто-белыми кудрями. Руки сами собой смыкаются вокруг узкой девичьей талии, притягивая ближе. Сладкие песни заливаются ему в уши, ноздри наполняются ароматом одуванчиков, а от летнего зноя течение мысли замедляется и начинает клонить в сон. Сон во сне. Кориолан слабо усмехается. Признаться, этого ему и не хватает в реальности — паузы, передышки. Он всё делает с умыслом, и время от времени ему так хочется немного бессмыслицы. Покоя, безмятежности, безделья. Тогда, в Дистрикте 12, у него были такие мгновения. Кориолан знает: таких радикальных перемен, как несколько месяцев назад, в нём уже не произойдёт. Он влюбился и разочаровался. Был победителем, а стал проигравшим. Запятнал себя кровью, зато вернул утраченные позиции, даже более того — достиг новых вершин. Тем не менее в его жизни всегда будет это «почти», мешающее насладиться успехом в полной мере. Ложка дёгтя в бочке мёда. Старая рана, ноющая на погоду. Мучительно-сладкое воспоминание. Хлёсткое напоминание. О содеянном, допущенном, пережитом. О полученном и отнятом. О том, как весёлая, тёплая искра может вмиг превратиться в смертоносное пламя — было бы чему гореть. Кориолан вышел из огня холодный и твёрдый, как сталь. Разящий клинок. Карающий меч. Будущее Панема.