О запахах

После успешного окончания очередного дела мы с моим другом Шерлоком Холмсом решили выпить вместе вина. Спустя полчаса, когда в бутылке почти не оставалось жидкости, а по нашим телам струилось приятное тепло, я взял в руки трубку и принялся раскуривать ее. Боковым зрением я заметил, что Холмс обратил свое внимание на мои действия и отставил свой пустой стакан на стол. — У вас такие примечательные руки, Уотсон, — негромко сказал он, поерзав на кровати, на которой мы расположились. — Такие элегантные. Нужно отметить, что я всегда находил комнату моего друга, как и его компанию как таковую весьма располагающими. В окружении вещей столь дорогих ему я чувствовал себя максимально комфортно и уютно; я знал, что пуская меня в свое персональное пространство он показывает свое доверие. Я был рад каждой секунде, проведенной рядом с ним, за исключением, разумеется, моментов, когда он безрассудно шел навстречу опасности, охваченный адреналином. Любые комплименты, которые Холмс отпускал в мою сторону, всегда радовали меня и давали легкую надежду, что он так же заинтересован в моей персоне, как я тяготею к его. Втянув ртом дым, я обратил взор на свою свободную руку, подняв ее на уровень глаз. — Вы так считаете? Мне всегда говорили, что пластика моих рук делает меня менее мужественным, манерным даже, — сказал я, повернув голову к Холмсу и позволив табачному дыму лениво покинуть мой рот и раствориться в воздухе. — Люди безмерно глупы, Уотсон, раз позволяют себе быть ведомыми идиотскими стереотипами поведения, основанных на мнимой полярности полов, — он перенес взгляд на мои пальцы, прослеживая глазами линии вен. — Я же вижу руки хирурга, мастера своего дела. Руки человека, точно мыслящего, при этом творческого и неравнодушного к людским страданиям. Руки Джона Уотсона, моего верного друга, расположением которого я неизмеримо дорожу. Я затянулся еще раз, не найдя подходящих слов в ответ на откровенность холмса, редко выражающего признательность словами. Он задумчиво перевел взгляд на пол. После таких искренних слов мне захотелось крепко обнять его, но я побоялся отпугнуть его непривычную к проявлениям нежности натуру и перейти незримую границу между нами. Он поднял на меня глаза. — И все же, Уотсон, у вас так приятно пахнет из трубки, — прошептал Холмс, не просто глядя на меня из-под полуопущенных ресниц, но смотря в самую мою суть. Выпитое вино сделало его пластику тела мягче, он выглядел словно тигр, лениво крадущийся к своей добыче. От одного этого сравнения жар поднялся по моей шее, а дыхание перехватило. — Могу я? — Да, Холмс, — не разрывая зрительный контакт прошептал я, невольно наклоняясь в его сторону. Дым заструился по моим губам, и я с наслаждением наблюдал, как грудь Холмса начала вздыматься и опускаться чаще. Он взял в руки мою трубку, на мгновение задержавшись пальцами на моих. Мне показалось, что воздух в комнате стал гуще, когда он обхватил губами мундштук и вдохнул. Подстегнутое бушующими гормонами воображение услужливо показало мне яркую картину того, как восхитительно эти губы смотрелись бы вокруг моего члена. Я резко сглотнул. Холмс, заметив это, посмотрел на меня одним из своих всезнающих взглядов и выдохнул дым, сложив губы буквой "О". Медленно, будто играясь, он приблизился к моему уху, опираясь на матрас рукой, которая начала стрястись от напряжения, при этом нисколько не умаляя его соблазнительности. — Действительно очень вкусно, — сказал он мне на ухо. Его голова спустилась ниже. Я слушал, как он втягивает носом воздух возле моей шеи, не в силах пошевелиться. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он прикоснулся ко мне, перестал дразнить. Пока его голова поднималась, он почти касался носом моей шеи. Я всеми силами старался не задрожать от возбуждения, переполнявшего все мое естество. — Но ваш собственный запах в сто раз вкуснее, — я услышал, как его пальцы крепко сжали покрывало, он сам едва сдерживался. Он уронил голову на мое плечо — Я не могу понять, что со мной происходит, Уотсон. Меня так тянет к вам, все тело будто горит. Простите меня, простите, друг мой, это все треклятое вино, обычно мне проще сохранять самообладание. Если вам неприятны мои действия, прошу, скажите, я все пойму, и мы никогда к этому не вернемся, — протараторил Холмс, не поднимая головы, словно я был магнитом, а он — тонкой швейной булавкой. — В-все в порядке, Холмс, продолжайте, — произнес я, забирая из его подрагивающих пальцев догоревшую трубку и откладывая ее на стол. — Господи Боже, Уотсон, я так хочу прикоснуться к вам, можно? — его голос звучал надломленно. — Да, пожалуйста, да, — ответил я, не задумываясь. В ту же секунду я почувствовал, как руки Холмса крепко сжали мою ткань жилета на моей спине. Он всем корпусом подался вперед, прижимаясь открытым ртом к моей шее в поцелуях и заходясь стонами отчаянного желания. — Уотсон, ах, Уотсон, я так хочу вас, позвольте, — бессвязно бормотал он, беспорядочно проводя носом по линии моей челюсти. Его волосы на лице щекотали меня, вызывая мурашки по всему телу. Я отклонился назад и лег на спину, позволяя ему оседлать меня. — Уотсон, вы как наркотик, мне чертовски тяжело думать сейчас, — он потерся своей эрекцией о мой вставший член и застонал мне в шею, оставляя влажные поцелуи на ней. Я обхватил его стройный торс обеими руками, толкаясь в ответ. Он незамедлительно отреагировал громким стоном, запрокидывая голову назад и цепляясь пальцами за покрывало. Продолжая тереться об него, я стал целовать шею Холмса и лепетать: — Холмс, вы так нетерпеливы, я обожаю вас, — он застонал, целуя меня в губы и толкаясь мне навстречу. — И я вас, Уотсон, — прошептал он надломленным голосом. Дрожащими пальцами я наспех расстегнул наши брюки, обхватил члены и принялся быстро двигать рукой. Холмс, доведенный до исступления, несдержанно стонал мне в рот, зарывшись пальцами в мои волосы. — Ах, Джон! — Шерлок, вы невероятны, кончите для меня, прошу! — после этих слов и нескольких сильных движений моей руки Шерлок излился в мой кулак со стоном. Я последовал за ним, крепко целуя его в губы. Несколько минут мы лежали разомлевшие, покрывая лица друг друга ленивыми поцелуями. — Вы так расслаблены, Холмс, надо почаще курить возле вас трубку, — насмешливо произнес я, улыбнувшись уголком губ. — Да идите вы, Уотсон. И справедливости ради, нам стоит переодеться, — пошатнувшись, он встал, подавая мне руку. Выходя из комнаты, мы коротко поцеловались еще раз. Какой же завораживающий человек Шерлок Холмс. Мой сосед по квартире, друг, человек, которому я доверяю всего себя, и, судя по всему, мой любовник.