***
Больно. Быть трезвым всегда больно. А этим утром отчего-то особенно. В глазах двоится, а чуть ниже поясницы неприятно саднит. Хотя все, что Эйгон помнит о прошлой ночи - аромат фруктового вина и парня, что пялился на него сквозь густую завесу дыма от курительных смесей, так приятно расслабивших мозг и тело. Да, было восхитительно хорошо… Принц плыл на волнах дурмана, забыв кто он и где… Забыв про злое*учий Красный замок, который никогда не ощущал своим домом, хоть и родился и вырос под его сводами. А парень все прожигал его взглядом, и это тоже было приятно. Вот потом было неприятно… И неприятно до сих пор. В паху саднит точно после длительного воздержания или мощного нереализованного возбуждения. Какого черта он должен торчать тут? Ну, Большой совет, и что? Стягивая поутру с него простынь, матушка дико вопила раненой чайкой о том, что он опять опозорит семью, его должны видеть, уважать и так далее… Эйгон едва не блеванул на темно-зеленое платье под ее яростным напором. Хотя потом все равно блеванул, замарав постель и приготовленное по случаю выхода «на люди» платье. Принц старается смотреть в одну точку, чтобы меньше кружилась голова. Сегодня ему повезло скрыться за спиной брата, что замер монолитной скалой, сложив за спиной руки. Кажется, он способен стоять так часами. И теперь Эйгон отчаянно впился взглядом в окольцованное тонкими пальцами запястье… … Длинными такими пальцами… Эйгон даже вытягивает руку, чтобы сравнить со своими собственными. Его по длине ровно такие же как ладонь. Мягкие. Белые. Нежные. … А его грубые… Это видно невооруженным взглядом. Еще бы! Сутками напролет махать мечом точно умалишенный. Как это может нравиться? Или… Брат просто сливает запасы адреналина, изматывает тело, чтобы… не чувствовать? Чтобы отказаться от своей мужской сути? Говорят, если сильно устать физически, то ничего не хочется. Совсем ничего. Даже жить. Сам Эйгон никогда не испытывал подобного. Тело всегда чего-нибудь да хотело: еды, алкоголя, секса, прикосновений, тепла… Хоть чего-нибудь! А может не тело, а дыра в сердце размером примерно с отца, предпочитавшего им всем старшую дочь. Он всегда немного завидовал брату, на которого никто не возлагал особых надежд. Эймонд был свободен. Ну, уж точно более свободен, чем первый сын королевства. Идиот не ценит это! Из кожи вон лезет только бы показать, что он лучше. Достойнее. Эйгону по*уй. Пусть себе! Может, когда придет время, они все же предпочтут брата, а его оставят в покое… Взгляд ползет от прочно сцепленных рук брата выше. Путается в волосах… Чистое идеальное серебро. Прямые ровные пряди. Точь-в-точь лучи лунного света, что потоком вливались в окно спальни несколько дней назад. Половина двора считает, что брат как-то особенно ухаживает за волосами. Моет их чудодейственными иноземными средствами или отварами трав, а может часами мучает прислугу, заставляя выпрямлять их любыми возможными способами. Но Эйгон знает, что такими они стали считай за полгода. Брату было лет двенадцать, а может чуть больше, когда волнистые пряди распрямились волшебным образом, а, вместе с тем, потеряли едва заметный золотой оттенок, став совершенно холодными. И да, Эйгон завидовал. Его собственные волосы всегда сбивались неопрятным колтуном, и он обстриг их раз и навсегда, устав бороться с непослушным облаком. … Интересно какие они наощупь... Принц даже протягивает руку, чтобы коснуться. И… тут же одергивает, поймав вопросительный взгляд сестры-жены, что скучает подле него, оторванная от своих любимых жуков, вышивок и детей. … Блять! Да что это с ним?.. Это же всего-навсего Эймонд. Тот самый, которого совсем недавно он величал не иначе как придурком. … Тот. И не тот... Теперь он сильный. От брата за пару миль несет чудовищной силой. А Эйгону так этого не хватает. Силы. Неудержимой. Яростной. Всеобъемлющей. Может поэтому он все чаще выбирает мужчин по ночам? Подчиниться грубой жесткой силе. Почувствовать себя наконец-то нужным и защищенным. Хотя бы на пару мгновений. Иногда получается. Редко. Гораздо реже, чем хотелось бы. Вот и вчерашний парень разочаровал… Не дал ему даже кончить. Хотя выглядел так обнадеживающе… и абсолютно чудесно пах чем-то мускусно-древесным. Интересно, насколько хорошо пахнет брат? Наверняка, восхитительно. Эти волосы должны источать аромат лунного сияния. Эх, зарыться бы в них лицом. Утонуть в мерцающем серебре и никогда не выныривать. Взгляд теряет резкость, и Эйгона жестко ведет в сторону. Не хватало еще рухнуть на глазах у всех! Матушка точно спустит с него шкуру. Они все говорят и говорят. Что-то о Дорне, Ступенях… Чьем-то наследстве. О том, кому и чем может помочь корона в преддверии зимы. А принц вновь упирается взглядом в шелковые пряди… Пекло! Что ж такое? В голове гудит… и внизу распирает. … Да не может быть! Сука! Ну, не на брата же!.. Эйгон опускает взгляд, чтобы убедиться воочию в своем позоре. Да, так и есть. Вот же бля*ство! Надо найти вчерашнего ублюдка и втащить ему. Посильнее. От души.***
Наматывая на палец серебряный локон Хелейны, сонно сопящей у него на плече, Эйгон не мог отвести глаз от тонкой струйки лунного света, что несмело пробралась в спальню меж неплотно задернутых штор. Он помнил, что утром в его полупьяном мозгу бродили какие-то мутные мысли, связанные с серебром и лунным светом. Что-то размытое и приятное. Что-то запретное. О! Его всегда привлекало то, что нельзя. Жаль, но для наследного принца Семи королевств таких вещей было крайне мало, и все они располагались на самой границе разумного или же за ее пределами. Чаще, конечно, за. Что там запрещает матушка? Пить, прелюбодействовать, ночевать вне дворца, тискать служанок? Что-то еще? Он будет делать все в тройном объеме. Ничуть не скрываясь. Нагло и напоказ. Его судьба и без того предрешена, чтобы еще отказывать себе в малых радостях. Холодный свет не спеша подкрадывается к постели и нежно озаряет ледяным сиянием волосы сестры. Красиво… Но он видел лучше. Только вот не помнит где. Сегодня вообще половина дня прошла мимо него. Очухался принц только к обеду, где велись светские беседы, предмет которых в виде трудов валирийских философов лежал далеко за пределами его понимания. А вот брат был хорош. Цитировал выдержки из многотомных трудов на валирийском, гордо задирая подбородок и откидывая за спину волосы, назойливо норовившие залезть в тарелку, легким типично женским жестом, что совершенно не вязалось с его строгим видом. … Волосы… идеально ровные пряди… цвета серебра под луной… Мммм… Так вот о чем он грезил утром с перепоя. Запустить руку в серебряный поток. Ощутить его мягкость. И аромат. До чего только не допьешься! Но… теперь-то он трезв. Как стекло! Ну, почти. Почему же это не кажется бредом? Это наверняка зависть. Эйгон часто завидовал брату. Маменькиному любимчику. Бедному малышу, изуродованному подлой рукой. «Бери пример хотя бы с брата, раз сам не соображаешь! За что Семеро покарали меня, наградив такой бестолочью?!» сердито шипела мать. С утра до ночи каждый божий день Эйгон только и слышал, как брат замечательно учится, усердно тренируется, не прикасается к алкоголю, посещает септу вместе с матушкой и еще много чего. Сперва это бесило, а потом он научился пропускать пустой треп мимо ушей. Хоть иногда и поглядывал на Эймонда исподлобья холодным оценивающим взглядом. Даже внешне тот был другим. Эйгон часто задумывался от кого брату досталась столь яркая валирийская внешность. Уж точно не от отца и матери. Может от бабки? Говорят, дядюшка Деймон пошел в мать, а брат походит на него как две капли воды. Пожалуй, это был самый ранящий предмет зависти. До сих пор, глядя по утрам в зеркало, Эйгон находил там лишь искаженное отражение собственной матери. Такой милаш Хайтауэр с белыми волосами. Гадость. Ничего более отвратительного природа создать не могла. Вот и теперь в плотной ночной тьме Эйгону отчаянно хотелось, чтобы в нем было больше настоящего Таргариенского. Валирийского. Неважно чего. Духа. Силы воли. Да хотя бы резких черт лица… Он даже встал и долго рассматривал в дрожащем свете одинокой свечи собственное лицо, изможденное после попойки. Как обычно, ничего не было… Заснул он расстроенным и немного больным, чтобы и во сне видеть серебряный водопад на широких плечах и прочно сцепленные за спиной руки. Только теперь он мог их касаться…***
Он таскается за ним везде. Так Эйгон чувствует себя чище и правильнее. Лишь немного смущаясь под вопросительным взглядом брата, с которым они никогда не были особо близки. Да, порой они по мелочи прикрывали друг друга, но дружбой их отношения так и не стали. А как? Если Эймонд всегда соперничал… Не с братом. А скорее с его правами от рождения. … таскается почти везде. Пересилить себя и пойти на заседание Малого совета или часами торчать в библиотеке явно не для Эйгона. А вот заглядывать почаще на тренировочную площадку - вполне по нему. Когда-то ему это даже нравилось. Примерно до тех пор, пока брат не подрос и не стал побеждать едва ли не в каждом их поединке. Эйгон до сих пор помнит это горькое чувство. Поражение. Что горечью осталось на языке и до последних пор преследовало неприятным жжением в груди и горле. Теперь ему не привыкать. Он редко бывает первым. Да и не стремится к этому. Хватит и гребаного права первородства. Ха! Первый сын королевства! Смешно! Вот и сегодня Эйгон ни свет ни заря выполз во двор. Ради этих минут он даже стал меньше пить и таскаться по городу в поисках приключений. Даже матушка не нарадуется. Такая рань, а с брата уже сошло семь потов. Он тяжело дышит. Волосы, собранные зажимом на затылке, слиплись. И Эйгон бросает на него оценивающий завистливый взгляд, таящий в себе искру восхищения. Зависти в нем с каждым днем все меньше, а восхищения больше. Потому что… принц давно уж потерял покой. Серебро не дает ему спать. Мучает и днем, и ночью. Только подле брата его отпускает. Немного. Но неправильное иррациональное желание касаться не проходит… Становясь острее с каждым днем. - Я не стану с тобой в пару. – с ходу чеканит Эймонд вместо приветствия. … Неприятно… Но Эйгон знает, что для брата он и правда недостойный противник. Срать. - Ты же не хочешь, чтобы меня избил какой-нибудь безрукий гвардеец. – ухмыляется принц. – Лучше уж это будешь ты… Не так унизительно. - Коль составит тебе пару. – не сдается брат. - Только ты… Это повторяется регулярно, и каждый раз Эйгону приходится приложить некоторые усилия, чтобы голос звучал обыденно безразлично. Сегодня у него получается немного лучше обычного. Может оттого, что он трезв как стекло уже больше трех дней. Победить Эймонда ему, конечно, пока не светит, но заставить немного напрячься возможно. - Блять! – рычит брат, ловя затылком на развороте неловкий удар Эйгона. Зажим падает, и туго скрученные в жгут пряди не спеша раскручиваются, тут же прилипая к рубахе. Взгляд Эйгона стекленеет. Да, он пришел за этим. Смотреть. Прикасаться. Но теперь... Все это слишком. Перед ним ожившая фантазия. Не самая чистая. … Злой, покрытый пылью и потом брат… Агрессивно борющийся с водопадом серебряных волос… Эймонд пытается быстро собрать их в косу, но волосы тут же освобождаются. - Хе*а пялишься, ублюдок? – рычит он Эйгону. - Ты красивый. – отвечает тот, не думая, что вылетает изо рта. - Что? – брат подходит почти вплотную, и Эйгон чувствует жар, исходящий от его тела. – За кого ты меня принимаешь? Принц лишь тупо таращится на него, немного пугаясь и одновременно млея от яростной силы, что окутала их обоих. Должно быть, выражение его лица бесит брата еще сильнее, и через мгновение Эйгон обнаруживает себя сидящим в пыли с разбитой губой. Брат нависает над ним, раздувая ноздри. Серебряный водопад щекочет лицо Эйгона. Сознание заполняет счастье и абсолютный щенячий восторг. Он наконец-то чувствует! Брат пахнет горячей сталью, драконом и чем-то неуловимо легким… Что это? Мята? Мелисса? Неважно! Это просто невероятно. Глупо хихикая, Эйгон впечатывает брата в свою грудь резким толчком в затылок, и еще несколько раз быстро втягивает тонкий аромат серебра на его макушке, стараясь заполнить легкие до отказа. - Совсем е*анулся? – шипит, вырываясь, Эймонд. – Думаешь, я не понимаю зачем ты трешься вокруг меня? Я - не идиот. Только попробуй коснуться меня еще хотя бы раз, и мигом лишишься рук! Грязная тварь! Эйгон молчит, слизывая кровь. … Что он может понимать? Что?! Если Эйгон и сам толком ничего не понимает… - Принцы, матушка будет недовольна… - встревает ни к месту Коль. - Вы – братья. А драка… - Какая драка? Мы всего лишь разминались. Да, брат? – походя бросает Эймонд. – Эйгону надо немного передохнуть. … Да… Надо… Очень надо. … Что он сказал? «Попробуй коснуться»? Коснуться… Улыбаясь разбитыми губами, Эйгон следит как брат умело уворачивается от кистеня сира Кристона. … Да… Коснуться его было бы просто восхитительно… Что там матушка поет каждое утро? «Ты рожден быть королем, Эйгон!» или что-то типа того… Он бы обязательно запомнил, если бы башка не грозила разбиться на мириады осколков точно хрустальная ваза. Трон не для него, но Эйгон готов согласиться, если брат станет его защитником. Мастером над оружием или командиром городской стражи. Пекло, да кем пожелает… Воображение рисует чудесную картину: Эймонд, покрытый кровью врагов, поверженных ради своего короля, преклоняет колено у подножия Железного трона… склоняет серебряную голову с неопрятной косой… и он, Эйгон Таргариен, второй сего имени, снисходительно позволяет коснуться брату сухими губами тонкой кожи перчаток в знак наивысшей милости. И оба счастливы… - Отдохнули, мой принц? - голос Коля заставляет вздрогнуть и перевести взгляд с брата на взмокшего гвардейца. Все же годы дают о себе знать. - Желаете продолжить? - Всегда! - с готовностью выдыхает принц.***
- Эрик, не знаешь брат выходит в город? - почти равнодушно интересуется Эйгон, напустив на себя скучающий вид. Они трясутся в карете, что медленно тащится в сторону Драконьего логова. Сегодня принц намерен уделить немного времени дракону. Раньше они летали вместе с братом, но теперь тот воротит от него нос. - Конечно, ваше высочество. Принц Эймонд любит ярмарки. Особенно его прельщают ювелирные лавки. И… - Я не про это! - недовольно обрывает принц. - Я имел ввиду… ну… может у него есть женщина… или мужчина… - Эйгон доверительно подмигивает рыцарю, смущая его. - Или он предпочитает шлюшек из веселого дома… - Вам лучше поинтересоваться у принца Эймонда самостоятельно. Такое мне неизвестно. - покраснев точно рак, сухо рапортует сир Эрик. - Что совсем ничего не знаешь? - задумчиво тянет Эйгон. - Ну… Несколько раз я встречал принца в городе в довольно позднее время, и, мне показалось, что эти встречи не были для него желанны… - Ммм? И где это было? Помнишь?***
По расписанию. Долбанный педант даже трахается по расписанию. Раз в десять дней Эймонд Таргариен, озираясь, покидает Красный замок, чтобы отправиться в неприметный домик в тупике Шелковой улицы. Но даже в это глухое местечко брат пробирается с черного входа. Печется о репутации. Комнаты рядом с выходом, чтобы улизнуть в случае чего в любой момент. И девчонка. Всегда одна и та же. Темные вьющиеся волосы до задницы. Смуглая кожа. Глаза цвета крепкого чая. Алые пухлые губки. Миниатюрная. С крепкими ягодицами и аккуратной грудью. Другая. Совсем. Сперва Эйгон решил, что брат влюбился в шлюху. Ну, чего не бывает? Может тянет его именно к этой девице. Но от хозяйки заведения принц быстро узнал, что Эймонд просто брезгует пользоваться товаром после других и щедро платит за то, чтобы к его шлюхе больше никто не прикасался. Пришлось порядком раскошелиться, чтобы хозяйка разрешила взглянуть хоть краем глаза на любовные утехи брата. Давно сердце наследника Железного трона не билось так часто как в момент, когда он впервые оказался у смотрового оконца, услужливо проделанного специально для таких извращенцев, как он. Обычно брат позволял себе не спеша выпить два-три бокала вина, пока девчонка массировала ему голову, а иногда тело или ноги, что нестерпимо ныли после многочасовых тренировок. Он выглядел непривычно расслабленно и даже уютно. Иногда она подолгу расчесывала ему волосы частым серебряным гребнем. … Серебро в серебре… Отвести взгляд было практически невозможно. Почему шлюха касается их? Это должны быть его, Эйгона, руки. Это он должен чувствовать мягкость и изысканный аромат серебряных прядей. Принц знал, что брат пахнет просто восхитительно. Все внутри сжималось от тоски и… похоти. Спускаясь вниз горячим клубком. Это пришлось принять. Боги! Ему здесь ничего не светит! Единственное, что роднило его с девчонкой, исправно ублажающей брата, - шлюшечье нутро. Он тоже спал со всеми без разбора. Только вот обычно ему никто не платил. Чаще всего девка делала все сама. Эймонд, очевидно, полагал, что за те деньги, которые он здесь оставлял, можно не шевелить даже пальцами. Юноша лишь указывал как именно можно ему угодить сегодня и наслаждался покорностью шлюхи, работающей с неизменным рвением. Пару раз Эйгон весьма удивился, поняв, что девчонка сильно разогрелась сама, самозабвенно двигаясь на поджаром теле брата. Даже забывала исправно пошло постанывать, закусив губы. Что правда Хотя… если он единственный ее клиент почему нет… - Пожалуйста, мой принц… - жарко шептала она, умоляюще смотря на Эймонда, который с довольной ухмылкой переворачивал ее на спину, жадно вгрызаясь в распахнутый рот. Серебро скрывало лицо девушки, и Эйгон умирал от мысли как должно быть восхитительно оказаться там… в плену сверкающих прядей и тонких горячих губ. Про то, что происходило в нижней части их тел принц старался не думать, иначе разрядка мигом находила его. И он трясся, прижимаясь лбом к решетке, не меньше, чем шлюха, распятая под телом брата. Почему Семеро не одарили его таким вкусным женским телом, как у этой дряни? Плевать он хотел на то скольких пришлось бы обслужить, если бы был шанс привлечь его внимание. А так… Эймонд никогда не посмотрит на него так, как на эту шлюшку… Лишь холодно и сурово. Копируя манеру матери. Брат проводит с ней ровно два часа. Секунда в секунду. Чтобы никто не уличил его в прелюбодеянии. Все это забавляет. Кого он опасается? Матушку? Едва ли ее можно удивить подобным после выходок самого Эйгона… Смотреть на это тошно и… возбуждающе. Грязно. Благо, принц никогда не чурался грязи. Но, Боги, какое право эта дрянь имеет касаться его брата? Горячее злое чувство змеей ползало под кожей изо дня в день, а Эйгон не смел назвать его настоящим именем. … Ревность… За все свои двадцать с лишним лет он ни разу никого не ревновал, и теперь находился в смущенном подавленном состоянии. Но… не приходить не мог… Не моргая, принц жадно впитывал эмоции брата, всеми силами стараясь не отвлекаться на девчонку. Она – ничто. Пыль. И она может… а он…***
- Мой принц… - девчонка приседает в грациозном реверансе, и зрачок аметистового глаза мигом расширяется, жадно вбирая в себя ее полностью. Он спит с ней уже больше года, но пока еще шлюха ему не надоела. Тонкая изящная с правильными чертами лица она заводит с пол-оборота. А теперь, когда он дарит ей изысканные ткани и украшения, она даже похожа на леди. Конечно, принц не говорит этого. Он вообще практически не говорит с ней. К чему бы? Даже физическая близость привязывает, и он чувствует приятное тепло в груди каждый раз, когда девчонка касается его. Это пугает. Это совершенно не нужно. Возможно, еще несколько раз, и он прикажет заменить ее. От этого удерживает лишь отвратительная мысль, что после этого ее будут касаться другие. Бесчисленное множество отвратительных похотливых тварей. Она - рабыня. Вещь. И все же… Теперь отчасти и его вещь тоже. - Скажи… - уставившись немигающим взглядом на вино, что тонкой струйкой перетекает в кубок, холодно интересуется Эймонд. - Ты хотела бы стать свободной? Руки вздрагивают и проливают вино на ослепительно белую скатерть. Голова склоняется в смущении. Он никогда не говорит с ней. Только односложные приказы и сухие замечания. Ну, может еще редкое ласковое слово, когда ему слишком хорошо, чтобы сдержаться. - Не знаю, мой принц. Я никогда об этом не думала. Ведь думать и мечтать надо о реальных вещах. Да и хозяйка… - девчонка обрывает себя на полуслове. - Что? - Эймонд по-прежнему не смотрит на нее. - … говорит, что я слишком дорого стою… и даже если я буду… работать круглосуточно, это не окупит тех денег, что она на меня потратила и тратит ежедневно. - Хммм… - задумчиво тянет юноша, переводя взгляд на разрумянившееся личико. - Думаешь, дороже, чем сапфир? Она нервно сглатывает, толком не поняв, что он имеет ввиду. Странный. Сложный. Холодный. Но зрачок… Хоть юный принц и старается не трахать ее взглядом, получается плохо. От похоти единственный глаз стекленеет и все время возвращается к ее губам. - Не желаете попробовать сегодня кое-что новое? - с замиранием сердца шепчет девица. … Если он поймет, что происходит, ей конец... - Мммм? - Эймонд задумчиво мажет взглядом девичье тело. - Я думал сегодня мы можем… - он притягивает ее к себе на колени. - … поменяться ролями. Я побуду немного твоей шлюхой, а ты - моей госпожой… Брови девчонки удивленно ползут вверх, пока принц довольно ухмыляется ее растерянности. Губы нежно, но требовательно встречаются, и воспаленное воображение ярко рисует ей открывающиеся перспективы получить больше, чем обычно. Не только монетки. Это заводит, и шлюха даже тоненько мычит в поцелуй, такой же редкий, как снег летом. - …может позже, мой принц…? - заискивающе улыбается она, стараясь поглубже припрятать нарастающее возбуждение. - В смежной комнате нас ждет ванна и кое-что еще… - Если мне не понравится, в следующий раз меня обслужит другая… - едко ухмыляется он. - Как будет угодно, ваше высочество… - чайные глаза скромно прячутся. - Но думаю, вы будете приятно удивлены… Да… Горячая ванна восхитительна. Расслабляет. Не везде. Только там, где нужно. Настраивает на удовольствие. В голове приятно гудит. Должно быть от смеси благовоний, что тонким ароматным дымком курятся к кадильцах по углам комнаты. - Что это? - вяло интересуется Эймонд, пока девчонка ухаживает ласковыми ручками за его распаренным телом. Признаться, гораздо лучше, чем прислуга во дворце. Может от того, что можно не скрывать возбуждение, приятно пульсирующее внизу живота. Рассудок плавно покидает тело, и он изредка жадно засасывает ее, увлекаясь все больше. … Хорошо. Чертовски хорошо… - Что, мой принц? - девчонку тоже уже порядком развезло. Руки вяло движутся по мужскому телу, и хочется наплевать на все и забраться к нему… в горячую воду. Но сегодня все будет иначе. - Зачем ты одурманила меня? - Это чтобы вы могли лучше расслабиться… Совсем безобидная травка. Даже голова утром болеть не будет. Она неспешно вытирает слегка порозовевшую кожу мягкими полотенцами, а Эймонд только и думает, что ему необходимо ее тело. Срочно. Что за пытка такая? Он и без того терпел десять чертовых дней, смиряя плоть всеми возможными способами, как того требует церковь. Должно быть, священнослужители и не мужчины вовсе, если им удается обходиться исключительно ежедневными молитвами, чтобы унять зов плоти. Ему не хватает даже изматывающих многочасовых тренировок, которые к заветному дню становятся все интенсивнее. Ночами голову посещает сладкая мысль, что будь у него жена, то можно было бы не вылезать из постели сутками напролет, и никто не посмел бы даже рта открыть. Жена. Леди с оливковой кожей и темными волосами. Может дорнийка… Говорят, они горячее полуденного солнца. - Нет, мой принц… - лукаво улыбается девчонка, уворачиваясь от его рук, стремящихся направить ее куда нужно. - Мы же вроде бы хотели попробовать новое… Помните? - Только быстро. Мое терпение на исходе. - немного недовольно шепчет юноша, погружаясь в объятия дивана пошлого бордового цвета. - Закройте глаза… - ласково шепчет она, пробегаясь тонкими пальчиками по острой, точно лезвие, скуле. Эймонд подчиняется. - Какого хе*а? - мигом взвивается он, чувствуя, как шлюха надевает давно сброшенную повязку на здоровый глаз. - Тшшш… Тише, мой принц. Доверьтесь мне. Сегодня вы будете только чувствовать… Юноша замирает, пытаясь восстановить дыхание. Детский страх остаться полностью слепым обжигает нервы. Ему нужен хотя бы лучик света. Совсем немного. Или он рехнется под долбанной повязкой. Она целует его плотно сжавшиеся губы, лаская кончиком языка, и через несколько гулких ударов сердца принц подчиняется, успокаиваясь. Он же может в любой момент сорвать хренов лоскуток. Чего бояться? - Это игра? - почти бодро говорит Эймонд. - Какие правила? - Совсем простые. Такие же как обычно. Вы не трогаете меня, а я делаю вам приятно… Как пожелаю… Только в темноте. Согласны? Его тело давно, еще с ночи, согласно на все. Юноша совсем не уверен, что его хватит на все ее задумки. Какой будет позор, если он изольется до главного. Еще и проклятые благовония забирают остатки здравого смысла…***
Сердце бьется уже в горле, когда Эйгон делает шаг в затянутую ароматным смогом комнату и замирает, зачарованный открывшейся картиной. Обнаженный брат уютно расположился на диване, откинув голову на спинку, и медленно ласкает себя рукой, закусив губу. Здоровый глаз плотно прикрыт лоскутком кожи, так что на Эйгона из изуродованной глазницы немного осуждающе таращится сапфир глубокого ультрамаринового цвета. Шлюха сказала, брат не любит ждать… Но, блять, страшно! Ладони вспотели. И даже внизу живота все расслабилось и опасно холодеет от одной мысли, что Эймонду не понравится, он сорвет повязку и… Боги, страшно представить, что брат с ним сделает! В лучшем случае изобьет до полусмерти. Он столько раз при нем говорил ужасные слова о мужеложцах. Что-то насчет того, что их надо кастрировать дабы не несли грех на землю, а лучше вообще кормить ими драконов. Вхагар была бы счастлива таким подношениям. Эйгон шумно сглатывает, вспоминая зловещую морду древней ящерицы с огромными бесчувственными желтыми глазами, и озноб холодной волной пробивает все тело. Да чего уж там! Эймонд и сам спокойно сожрет его. Вон как хищно раздуваются ноздри на идеальном носу. Похож на дракона больше, чем сами драконы… Боги, защитите своего глупого сына! Во что он… - Долго мне ждать? Я пришел трахнуть тебя, а не свою руку! - недовольно говорит брат. Эйгон вздрагивает, понимая, что теперь, когда он один в этой комнате, эти слова обращены к нему. Суля девчонке увесистый мешочек с монетками, он мечтал о малом - просто дотронуться. Да, конечно, Эйгон волен был касаться брата. Хлопать по плечу или невзначай, в тему, пройтись рукой по пояснице, и никто ничего не заподозрил бы. Но хотелось, не скрываясь и не контролируя выражение лица, растянуть удовольствие. … Трогать. Гладить. Касаться. Только руками. Никак иначе… Пальцы зарываются в серебро, и Эйгон едва не стонет от переполняющих все его жалкое существо чувств. Это правильно. Даже если брат сейчас скинет долбанную повязку и прикончит его одним ударом, это правильно. И о*уительно приятно. Кожа на голове слегка влажная, и принц аккуратно массирует ее легкими круговыми движениями. Эймонд заметно расслабляется. Голова откидывается сильнее назад, открывая молочно-белую шею. Невозможно отвести взгляд от мерно пульсирующей венки под кожей, пока мозг заволакивает смог от легкого наркотика и тяжелого мужского аромата роскошных, спутанных его собственными руками прядей. Ноздри жадно втягивают запах, когда принц разрывается лицом в серебро, теряя связь с реальностью. Тяжело дышит, не переставая ласкать брата. Эймонд шумно сглатывает, и принц знает, чего тот ждёт. За месяцы своих наблюдений он отлично изучил их игры, и знает как сильно брата заводит, когда шлюха неспешно вылизывает его шею кончиком языка. Как неожиданно пошло постанывает, подставляясь. Да, это рискованно, но восхитительно желанно. Наверняка, брату, оглушенному вином и наркотиком, уже все равно кто с ним. Эйгон отлично знал, как это действует, - превращает в голодное животное, готовое на любую грязь только бы получить разрядку. Мгновенное колебание, и рот заполняет тонкий вкус кожи. Эйгон усердно выводит круги и спирали на жилистой шее от венки к уху и обратно. Дыхание брата становится все тяжелее и глубже. Член налился бордовым и, похоже, скоро разорвет. Эйгона и самого потряхивает от возбуждения. «Надо бежать! Надо…» - вопит здравый смысл. Брат поймет и будет плохо. Возможно, очень плохо. Принц отстраняется, восхищаясь поджарым расслабленным телом. Сейчас… сейчас он уйдет. Только вдохнет еще раз аромат серебра. Надышится им впрок… - Еще… - хрипло приказывает Эймонд, склоняя голову немного влево. В Эйгоне нет ничего, чтобы противиться силе. Он – раб. Рожден рабом. Создан, чтобы подчиняться… - Я уже скоро… Слишком долго хотел… - немного стыдясь, признается брат. - Ты же не позволишь этому пропасть? Правда? Рука дергается к члену, но Эйгон перехватывает ее, уже практически чувствуя, как кулак брата разбивает губы, ломает нос… К удивлению, это возбуждает еще больше. Риск. Безумный. Абсолютно неоправданный. Глупый. Он знает, что не получит ничего для себя… А при худшем раскладе - боль. Но… едва ли его безрассудства хватит еще на один раз. Спешно обойдя диван, он плюхается на колени меж бедер брата, пока чувство самосохранения стыдливо уползло на задворки разума. Точно безумный Эйгон ставит влажные печати на чужой груди, засасывает, покусывает, зализывает, гладит, спускаясь все ниже. Принц знает, что хорош в этом. По крайней мере, так ему говорили те, кому довелось удостоиться его ласки. Но никогда ему так сильно не хотелось доставить удовольствие. Тем более мужчине. Привыкнув только брать, Эйгон не часто задумывался о чужом удовольствии. Но разомлевшее от воды, вина, наркотика и ласк тело брата, казалось, создано для любви. Живое воплощение греха. Принимая член Эймонда, принц чувствовал, что может кончить и вовсе без контакта, просто любуясь минутной слабостью силы, заключенной в идеальном теле. Каждый выдох, каждый стон брата отдавали болезненным импульсом в паху. Отчаянно хотелось трогать себя, но Эйгон чувствовал каким-то шестым животным чувством, что разрядка здесь невозможна. По краю сознания скользили странные туманные мысли о том можно ли считать происходящее насилием. Да, брат не давал согласия, но ему же хорошо… Совсем не так, как служанкам, которым не повезло очутиться рядом с ним в неправильном месте в неправильное время. Приближаясь к пику, Эймонд неосознанно все сильнее впивался пальцами в собственные бедра и пытался толкнуться навстречу горячей влажности, так восхитительно сжимавшей его. Еще немного… чуть-чуть… Руки брата опускаются на затылок Эйгона и с силой вжимают в пах, заставляя задохнуться. От размера. А пару мгновений спустя от вязкой солоноватой жидкости, ударившей в заднюю стенку горла. Сглотнув и пытаясь восстановить дыхание, принц поднимает взгляд на брата и мигом холодеет сверху до низу. … Повязки нет… Должно быть сползла… Или… Нет. Иначе Эйгон уже бы ползал в луже крови с поломанными ребрами. Голова Эймонда по-прежнему запрокинута назад, здоровый глаз плотно смежен, ноздри дико раздуваются после тяжелого наслаждения. … Видел? Или нет?... По*уй! В приступе паники Эйгон отползает к дверям едва не на четвереньках и уже почти выпадает в коридор, когда в спину бьет чуть слышный шепот брата. - Какая же ты грязная шлюха… Принц испуганно оборачивается, но тот по-прежнему лежит лицом вверх, не открывая глаза, и лишь сапфир свидетельствует всю глубину его падения.***
На улице темнее, чем в жопе дракона, а Эйгон и без того ничерта не разбирает дорогу, улепетывая подальше от борделя. Эймонд сейчас очухается, и тогда всем не поздоровится. И ему, и девчонке, и хозяйке заведения. Принц знает насколько брат неуемен в гневе, и даже сами Боги не скажут во что может вылиться его гнев. За глаз Эймонд желал плату жизнью. Чем придется расплатиться за честь? Гордый честолюбивый ублюдок ни за что не простит подобного самоуправства. Наконец, немного успокоившись, Эйгон замирает, прижавшись спиной к стене в каком-то грязном проулке, провонявшем мочой и псиной. Пара глубоких вдохов, и в мозгу немного проясняется. Должно быть у него совсем съехала крыша, если он решился на такое… Трахнуть брата. Без согласия. Ртом. Накурив травой… Больший пиздец и представить сложно! А утром придется как-то смотреть ему в глаза… глаз… За что боги наказали его? Почему именно его влечет запретное? Недоступное. Сладкое. Чужое. Совершенно невозможное… Как вкус белой кожи на ключицах… Как тонкий аромат серебряных волос… Как сила, которой в нем самом никогда не было и не будет… Утихшее было возбуждение дает о себе знать болью в паху, и Эйгон бесстыже запускает руку в бриджи. И тонет в серебре, лаская себя… Ничуть не стыдясь чужих взглядов. Что ему до них? Он - почти Бог. Выше только сила, закованная в серебряные доспехи. Сила, которой он готов поклоняться… ползать пред ней на коленях… молить о прощении… каяться за то, что осквернил ее тело грязью прикосновений. В исступлении принц закусывает пересохший губы, хранящие привкус чужого семени… и тут же изливается сам, роняя бесценные жемчужные капли в омерзительную уличную грязь… В Красный замок Эйгон вползает через потайной ход ближе к обеду. Совершенно разбитый после ночных испытаний и попытки утопить позор и полученные ощущения на дне бокала. Есть хочется невероятно. Да что там есть! Жрать! Он согласился бы даже на приторные до тошноты лимонные пирожные, столь обожаемые Хелейной. В животе неприятно сосет. Позволив прислуге кое-как привести себя в порядок, принц все же рискует отправиться на обед. Смысла оттягивать конец нет. Лучше принять неизбежное с гордостью. Ну, или что там есть от нее в его гулко бьющемся перепуганном сердце. Затравленно озираясь, Эйгон покидает покои. Никогда еще он не чувствовал себя так отвратительно и одновременно счастливо. Ни один акт обладания не приносил юноше столь ярких адреналиновых эмоций. Страх, восхищение, похоть и еще что-то полумистическое подарили минуты абсолютного счастья, в погоне за которым он проводил ночь за ночью. Безуспешно. Все было пустым. Стеклянные глаза шлюх. Неразличимые тела. Искусственные эмоции. Пустое. Все пустое и безжизненное. Бессильное. Такое же, как он сам… Вдалеке серебро. Волной колышется на широких плечах. Восхитительное и желанное. - Принц Эйгон. - Коль склоняет голову в приветственном кивке так резко, что хрустят позвонки. Как только он до сих пор не свернул шею за годы службы? Эймонд медленно разворачивается на голос гвардейца. На лице ледяная маска высокомерия. Холодный аметистовый взгляд врезается в Эйгона. Ощупывает. Оценивает. - Хммм… - наконец выдавливает из себя брат, презрительно изгибая губы. Он уходит, оставляя Эйгона пылать от незнакомого чувства стыда, залившись краской. Стройная фигура скрывается за дверью, напоследок сверкнув на солнце самой желанной для юноши драгоценностью. Эйгон тяжело выдыхает застоявшийся в легких воздух, пока пальцы шевелятся в неосознанном жесте, будто перебирая шелковые пряди. Слаб. Слишком слаб. Даже для того, чтобы прямо посмотреть ему в лицо. А значит… серебряный дракон не будет принадлежать ему никогда.