Эдди

У Эдди уже даже воздух — причина для астмы. Он кашляет кровью и матом на каждый вдох, Он мечется от поликлиники и до паствы, От членов которой давно б застрелиться мог. Эдди уверовал в маменьку больше, чем в Бога, Знал евхаристию — сотни таблеток глотать, Не отходить и на толику дальше порога… «Эддичка» глушит абсент, вспоминая мать, Плавает в прошлом, невыразимо убогом, И выбирает, к кому бы запрыгнуть в кровать. Эдди был мальчиком-зайчиком, пусть и с приветом, Лузер — любовник, «детка» — ребенок без сил. А тут вдруг мудак-Балабом с нулевым интеллектом, Который какого-то черта совсем не бесил. («Не смей говорить, что ты чем-то меня заразил!») Когда в этих мутных глазах подрывались кометы, Сердце стучало, как ржавый гружёный ЗИЛ. Эдди наотмашь кидает стаканом в стену, Бармена шлёт, а в итоге уходит сам. Вот бы узнать, где цветут синяки за измену, Где распускается боль от любовных травм. Его променяли на смех в онемевшую вену Стендап-монологи и старый ненужный хлам, Который хранит ещё запах чужого тела, И стекла дурацких очков толщиную в фак. Лето свалило, сердце оттарахтело, Шутки про мать пригласили любовь в кабак. Эдди до черных кудрей — никакого дела. Эдди плюет на асфальт, открывая коньяк.